главная страница / библиотека / обновления библиотеки
Ю.А. ЗуевЮечжи и кушаны в свете китайских источников.// Центральная Азия в кушанскую эпоху. Том I. М.: ГРВЛ. 1974. С. 198-201.
Среди вопросов, относящихся к кушанской проблеме, совершенно особое место по важности и интересу занимает вопрос о происхождении кушан и их ранней истории. Придаваемое ему значение совершенно оправданно и потому, что разгадка происхождения кушан и Кушанского царства помогла бы пролить свет на столь неясные по сей день проблемы раннего этногенеза других народов Средней Азии.
При рассмотрении этого вопроса обычно (и в первую очередь) обращаются к тексту китайской летописи «Хоу Хань-шу», редактирование которой было закончено в V в. В 118-й главе летописи говорится буквально следующее: «Некогда Великие юечжи, разгромленные сюнну, переселились в Дася. Они разделили страну между пятью сихоу (ябгу)... Через сто с небольшим лет гуйшуанский ябгу Цю-цзю-цзюй (Куджула Кадфиз) покорил других четырёх ябгу и объявил себя государем под наименованием гуйшуанского...».
Из этого текста можно сделать два вывода — первостепенной, на наш взгляд, важности. Во-первых, своим происхождением кушаны обязаны племени юечжей, обитавшему в провинции Ганьсу, между Цилянь и Дуньхуаном, поскольку единственное из известных столкновений юечжей с коалицией сюнну произошло именно здесь. Во-вторых (и это особенно важно), китайский текст предполагает непосредственную последовательность событий и связь между поражением юечжей и их миграцией в Бактрию. По словам Страбона и Трога, Бактрия была завоевана кочевыми племенами примерно в 140 г. до н. э. На этом основании все исследователи, связывая юечжей с одним или другим из упомянутых Страбоном и Трогом племён, датируют вторжение юечжей в Бактрию этим временем. Такое заключение представляется вполне оправданным и сомнений не вызывает.
Первое затруднение, которое появляется при анализе этих фактов, заключается в том, что, как уже сказано, единственное из известных нам военное столкновение сюнну с юечжами, закончившееся поражением последних и их перемещением на запад, произошло в 177 г. до н. э. Сообщение о нём хорошо документировано, поскольку оно содержится в известном письме сюннуского шаньюя Маодуня китайской императрице. Оно скомпилировано в тексте «Шицзи» и «Цянь Хань-шу», и редакции его в обеих хрониках абсолютно идентичны. Приведём краткий фрагмент из этого письма:
«По милости Неба воины были здоровы, а кони в силе. Они уничтожили и усмирили юечжей. Предав острию меча и приведя в покорность, утвердили [спокойствие]. Лоулань, Усунь, Хуцзе и пограничные с ними 26 княжеств стали сюннускими...».
Нет абсолютно никаких причин усомниться в авторитетности этих слов, тем более что они подкрепляются и последующим изложением событий. Но поскольку это так, разгром юечжей в Чжанъе в 177 г. до н.э. и якобы вторичное их поражение от сюнну в 140 г. или несколько раньше являются разными событиями, хронологически отделёнными одно от другого дистанцией в 30-40 лет. Это первое обстоятельство, на которое мне хотелось обратить ваше внимание.
Однако значительно более важен другой момент. Рассказывая о своих победах, предводитель сюнну и вслед за ним китайские хронисты, как это нетрудно видеть, раскрывают и пространственное расположение названных объединений. Попытаемся его проанализировать. Сопоставляя разные редакции обеих хроник, все без исключения китайские комментаторы прошлых столетий единодушно и согласно друг с другом отмечают, что речь идёт не о 26 княжествах, а о 36. Специальные работы по этой теме были опубликованы и в наши дни. Современные исследователи также не видят иной возможности восприятия этого факта. Имея в виду сказанное, можно определённо утверждать, что регион, попавший в сферу зависимости от Маодуня — скорее, разумеется, номинальную, нежели фактическую, — охватывал всю территорию Средней Азии, поскольку 36 княжеств — неизменный символ всей Средней Азии, или Западного края. Можно, правда, вообще усомниться в честности заявления гордого победителя, так как до потрясающих побед гуннов на Западе оставалось ещё не одно столетие. Возможно, шаньюй сделал такое сообщение, выдавая желаемое за действительное, но в конечном счёте для нас важно совсем другое, а именно то, что в документе имеется указание на область Средней Азии как самую крайнюю часть тогда ещё не родившейся гуннской державы.
Юечжи, первая жертва сюннуского меча, были ближайшими соседями сюнну. Доказывать это, по-видимому, нет нужды. Всё, что известно об этой части юечжей, относится к территории Ганьсу, и все источники, какую бы конкрецию они ни сообщали, проецируют её только на этот район. Кстати, как раз здесь, в области Чжанъе, и происходила увлекательная военная кампания Маодуня.
Помещаемое далее к западу княжество Лоулань, или Крорайна, как известно, находилось на Лобноре, равно как Хуцзе; и комментаторами, и современными учёными оно локализуется на Алтае. Приходится сделать заключение, что усуни располагались восточнее Средней Азии и западнее Алтая, т.е. в районе Юго-Восточного Казахстана и Киргизии. Запомним пока, что речь идёт о 177 г. до н.э., дате конкретной и несомненной. В 177 г. до н.э. юечжи были в Ганьсу; Крорайна находилась на Лобноре, Хуцзе на Алтае, а усуни на территории Семиречья, в качестве восточных соседей среднеазиатских княжеств.
Следующее сообщение об усунях заставило себя ждать около сорока лет. В 139 г. до н.э. в Западный край был направлен дипломат и путешественник Чжан Цянь. Вернувшись после многочисленных приключений на родину, он доставил информацию и о странах Запада. На его показаниях основаны все современные исследования по истории усуней.
Чжан Цянь был первым и единственным, кто не почёл за труд запомнить, а потом записать любопытную историю о происхождении усуней, историю, которая доставляет немало хлопот тем, кто за неё берётся. Рассказывая о виденном и слышанном, он говорит, в частности, что предком усуней был некий куньмо по имени Лецзяоми, который воспитывался в ставке сюннуского шаньюя. Возмужав, он получил право на отцовский престол, что было, имея в виду вассальные отношения усуней с сюнну, утверждено шаньюем. Первым актом, предпринятым усуньским владетелем, была, по словам Чжан Цяня, экспедиция против юечжей, сопровождавшаяся массовой миграцией ряда кочевых племён на Запад. Схема, предложенная им, такова. Первоначально Семиречье было землями сэ (саков). «Большие юечжи на западе разбили и изгнали сэского князя. Сэский князь на юге перешел Сяньду (Гиндукуш), а Большие юечжи стали проживать на его землях. Впоследствии усуньский куньмо ударил и разбил Больших юечжей. Большие юечжи переселились на запад и покорили Дася (Бактрию), а усуньский куньмо стал жить здесь».
Поверив в эти слова, мы расположим данные племена в такой последовательности с востока на запад: усуни — юечжи — саки. Попробуем также установить, когда это было. Судя по данным Сыма Цяня и Баньг Гу, усуньский куньмо родился примерно в 179 г. до н.э. Вступление его на престол могло произойти не раньше, чем в двадцатилетнем возрасте, т.е. примерно в 160 г. Лишь после этого он смог предпринять поход на запад для подчинения юечжей; значит, и миграция должна ориентироваться нами на эти годы. После 160 г. до н.э. усуни стали обладателями земель Семиречья, на землях которого раньше они не проживали. Заметим, что Чжан Цянь не был очевидцем описанных им событий и пользовался расспросными данными лет через двадцать-сорок после миграции. Иными словами, его сообщение не может квалифицироваться в качестве документа, хотя только он говорит о переселении усуней в Семиречье примерно в 160 г. или позже. Поскольку слова Чжан Цяня уникальны, мы вынуждены пользоваться ими как единственным свидетельством и верить им. При этом, однако, мы всегда забываем, что есть другое, более надёжное известие о местожительстве усуней на якобы занятых ими территориях, и оно твёрдо датируется реальным документом 177 г. до н.э.
Получается, однако, парадокс: в 177 г. до н.э. юечжи находились далеко на востоке от усуней и непосредственно с ними даже не граничили, а через 17-20 лет усуни напали на юечжей с востока и вынудили их переселиться в Бактрию. Было ли это именно так, как говорит Чжан Цянь? Можно ли исключить также предположение о том. что мы имеем здесь дело не со словами самого Чжан Цяня, а с попыткой летописца объяснить факты, которые по той или иной причине показались ему несовместимыми ?
Размышляя над этим, я всё больше склоняюсь к убеждению, что в этом случае мы столкнулись с магическим действием сходства разных фактов и попыткой осмыслить их (причём попыткой неудавшейся), а не с регистрацией самого явления. Собственно, регистрации здесь нет всё равно, поскольку очевидцев события не было и они не оставили ровно никаких известий.
Возможно, разрешение загадки находится в тех же анналах. Китай ничего не знал о Средней Азии до путешествия Чжан Цяня. Следовательно, летописцы совершенно не представляли себе этническую карту этой огромной области до этого времени. Лишь в последней четверти II в. до н. э. стало известно, что в Западном крае обитает племя Больших юечжей, которое, кстати, на мой взгляд не без основания, связывается с массагетами, обитавшими здесь по крайней мере с V-IV вв. до н.э. Вместе с тем достаточно хорошо известно, что другая часть юечжей, получившая в источниках обозначение Малые юечжи, проживала на востоке, «между Цилянь-шанем и Дуньхуаном», а впоследствии под нажимом сюнну переместилась к Алтын-тагу и хребту Рихтхофена. Конечно, нельзя совершенно исключить возможность того, что обе эти группировки не были родственны. Но вместе с тем возможно также, что обозначение тех и других именем «юечжи» было навеяно сходством их реальных этнонимов, но не больше.
Складывается впечатление, что именно это обстоятельство поставило в тупик гениального путешественника, а глухие сообщения о происходивших некогда событиях побудили его взять на себя роль историка, причём историка далеко не гениального, поскольку его исторические сентенции породили массу путаницы в летописях, порой очень трудно преодолимых. Представляется, что часть их может быть устранена, если мы взглянем на картину с предложенной позиции.
Сказанное позволяет вернуться к главному предмету выступления. Известие 118-й главы «Хоу Хань-шу» о происхождении кушан от центральноазиатских, ганьсуйских юечжей нуждается в коррекции, так как оно не отражает, по-видимому, действительной последовательности событий ни во времени, ни в пространстве. В сущности, данный вывод не так уж нов. Ещё Кувабара, а за ним Ханэда Тору, Стен Конов, Поль Пелльо и другие отмечали, что известие, содержащееся в данной главе, является плодом недоразумения и нуждается в поправках.
Не отвергая полностью факта этнической преемственности кушан от юечжей, мы можем предположить, что она существовала лишь между юечжами среднеазиатскими и кушанами, но не имела отношения к юечжам Ганьсу.
Но если принять сказанное, нужно также сделать заключение о том, что данной миграции или не было вообще, или она протекала в ином варианте.
Summary. ^
One of the most challenging problems in the field of Kushan studies is that of the origin of the Kushans.
A critical scrutiny of Chapter 118 of the Hou Han shu has led the author to doubt whether the Kushans did indeed stem from the Central Asian or Kansu Yüeh-chih. The account it presents is marred by quite a few contradictions of both spatial and temporal context. Like Kuwabara, Haneda Toru and Paul Pelliot, the author holds that the information in Chapter 118 of the Hou Han shu needs correcting.
A relationship between the Central Asian Yüeh-chih and the Kushans is plausible enough, but any ethnic tie between the Kushans and the Kansu Yüeh-chih is quite out of the question.
наверх |