|
И.П. Засецкая
Рис. 2. Золотые украшения из погребения у г. Ленинска.(Открыть Рис. 2 в новом окне) |
Рис. 3. Китайское зеркало IV-V вв. н.э.(Открыть Рис. 3 в новом окне) |
На шейных позвонках погребённой, у левой ключицы, найдены два обломка от золотого изделия,украшенного вставками сердолика, янтаря и орнаментом из зерни (рис. 2, 4, 5). Между рёбрами и позвоночником были разбросаны бляшки-подвески, вырезанные из тонкого золотого листка с припаянной петелькой — одиннадцать овальной формы и одна трапециевидная (рис. 2, 3). На последней прослеживается орнамент, аналогичный рисунку на диадеме. Вероятно, диадема и подвеска вырезаны из одного листа золота. На крестце обнаружена железная пряжка округлой формы с подвижным язычком (рис. 1, 7). Обломки такой же пряжки оказались и на тазовых костях. На кисти левой руки — серебряный проволочный браслет с несомкнутыми концами, из которых один расплющен и имеет просверленное отверстие (рис. 1, 3). На среднем пальце левой руки находился перстень, сделанный из золотого листа (рис. 1, 6). С наружной стороны перстень украшен двумя треугольными гнёздами со вставками пластинок красного стекла и треугольниками из зерни. Гнёзда — из тонкой полоски, напаянной на ребро, вокруг них ободок из зерни.
На концах перстня имеется по одному отверстию для продевания завязки. Перстень не имел бронзовой основы. Около левой стопы лежал овальный медальон из синего стекла в золотой оправе, украшенный по краю зернью (рис. 2, 2).
Оба погребения по характеру инвентаря, типичного для гуннского времени, относятся к группе могил конца IV — первой половины V в. н.э. [11]
Как в этих двух погребениях, так и в других, выше перечисленных захоронениях Нижнего Поволжья обнаружены ювелирные изделия полихромного стиля, представленные дорогими украшениями костюма — диадемами, кулонами, перстнями, серьгами, поясными наконечниками и пряжками, а также предметами конской упряжи. Часть из них украшена цветными вставками в напаянных гнёздах, некоторые же исполнены в технике перегородчатой инкрустации (пряжка и фигурная пластина из погребения у колхоза «Восход»). [12]
В данной работе характеризуется группа украшений, орнаментированных вставками в гнёздах.
Диадемы. ^
В Нижнем Поволжье встречено только четыре диадемы — налобные повязки (в погребениях у г. Ленинска, у с. Верхне-Погромного Волгоградской области, у с. Берёзовки Саратовской области, у станции Шипово Оренбургской области).
Кроме диадемы из погребения у г. Ленинска — гладкой золотой ленты, — остальные три исполнены в полихромном стиле, что связывает их с аналогичными диадемами эпохи переселения народов, обнаруженными в погребениях на обширной территории от Казахстана до Венгрии. [13] В настоящее время всех диадем известно более 20.
Объединённые общим художественным стилем, они различаются по форме, орнаменту и технике изготовления.
По форме диадемы можно разделить на четыре группы: 1) в виде сплошной полоски прямоугольной формы с фигурным фризом; 2) в виде узкой ленты, сужающейся к концам; 3) лжетрёхчастные; 4) трёхчастные. Первая группа диадем представлена четырьмя экземплярами, обнаруженными в разрушенных погребениях у х. Верхне-Яблочного, ст. Верхне-Курмоярская Ростовской области [14] (рис. 4, 1), в урочище Кизлярская балка близ г. Мелитополя, [15] у с. Старая Игрень Днепропетровской области; [16] на берегу р. Корушина в б. Бердянском уезде Таврической губернии. [17]
Диадемы этой группы изготовлены из бронзовой пластины, покрытой золотым листом, края которого загнуты внутрь и плотно обхватывают бронзовую основу. Лицевая поверхность украшена одним горизонтальным рядом вставок альмандина, граната или сердолика, в гнёздах разнообразной формы — овальной, круглой, миндалевидной, треугольной, сегментовидной и прямоугольной. Гнёзда сделаны из узкой золотой полоски, напаянной ребром на поверхность диадемы. По краям — накладной орнамент — «плетёнка», а промежутки между гнёздами заполнены треугольниками из зерни. Вокруг гнёзд — ободками из зерни. Фигурный фриз, расположенный по верхнему краю диадем, вырезался вместе с прямоугольным основанием из одной пластины и также украшался вставками в напаянных гнёздах и треугольниками из зерни.
Ко второй группе относятся пять диадем, происходящих из погребений и случайных находок: из каменной гробницы у д. Марфовки близ Керчи [18] (рис. 10, 1), из случайной находки на Тилигульском лимане, [19] из погребения у д. Антоновка Березовского района Одесской области. [20] И две диадемы происходят из погребений, обнаруженных на территории Румынии у с. Бухэени близ г. Яссы [21] и у села Герошень
Рис. 4. Украшения полихромного стиля (конец IV — первая половина V в. н.э.).1, 3-4 — Диадема и колт (лиц. и об. стороны) из разрушенного погребения у х. Верхне-Яблочного; 2 — диадема из погребения у с. Верхне-Погромного; 5-6 — колт из собрания П. Строганова (лиц. и об. стороны).
(Открыть Рис. 4 в новом окне)
Рис. 5. Диадемы — налобные повязки.
1 — диадема из погребения у с. Берёзовки (по Т.М. Минаевой); 2 — диадема из кургана 2 у станции Шипово (по Т.М. Минаевой); 3 — реконструкция шиповской диадемы (с рисунка, находящегося в экспозиции Астраханского краеведческого музея).
(Открыть Рис. 5 в новом окне)
в окрестностях Плоешти. [22] Диадемы этой группы представляют собой сплошную ленту, изготовленную из золота или электра на бронзовой основе. Поверхность их украшена тремя или четырьмя горизонтальными рядами вставок цветных камней в напаянных гнёздах. Кроме марфовской диадемы, украшенной накладным орнаментом в виде плетёнки и треугольников из зерни, остальные имеют по краям простой штампованный орнамент, имитирующий «плетёнку» или «верёвочку».
В третью группу входят только две диадемы из погребений у с. Берёзовка Саратовской области [23] (рис. 5, 1) и у г. Чорна в Венгрии. [24] Они представляют собой сплошную ленту, сужающуюся к концам и разделённую штампованным орнаментом на три части — центральную и боковые; украшены вставками в напаянных гнёздах и также, как предыдущие диадемы, имеют бронзовую основу.
Наиболее многочисленную группу составляют трёхчастные диадемы (9 экземпляров) . Часть из них происходит из погребений, открытых у с. Верхне-Погромного Волгоградской области [25] (рис. 4, 2), у станции Шипово Оренбургской области [26] (рис. 5, 2, 3), у аула Канаттас Карагандинской области, [27] у поселка Чулук-Тау в Центральном Казахстане, [28] у с. Пролейского Цурюпинского района Херсонской области. [29] Одна диадема происходит из случайной находки в Керчи. [30] Возможно, к этой же группе относятся прямоугольные пластины из «погребения с сожжением» у с. Новогригорьевка Днепропетровской области [31] и «происходящая с юга России». [32] Точное место находки последней не установлено.
Трёхчастные диадемы состоят из трёх отдельных пластин — центральной, прямоугольной формы, и двух боковых, сужающихся к концам. Иногда центральная часть по верхнему краю украшалась фризом или выступом (керченская, шиповская, новогригорьевская). Изготовлялись они из золотой или электровой пластины, покрывающей бронзовую основу. Затем их украшали рядами цветных каменных вставок (альмандина, граната, сердолика и янтаря) в напаянных гнёздах и штампованными, уже упомянутыми, простейшими орнаментами. Только пластина из собрания Ганса и канаттасская диадема украшены накладным орнаментом «плетёнкой» и треугольниками из зерни. По углам центральной и боковых пластин имеются небольшие отверстия, с помощью которых части диадемы соединялись между собой. Но, возможно, отверстия служили для пришивания пластин к мягкой матерчатой или кожаной основе, как это
можно было наблюдать на шиповской диадеме. П.С. Рыков, автор раскопок шиповских курганов, отмечает, что «на голове покойницы находилась бронзовая, крытая тонким золочёным листком диадема, в виде трёх пластинок, нашитых на кожаную ленту». [33] Конкретно же о способе крепления пластин можно говорить лишь на примере верхне-погромненской диадемы, на которой в центральной части сохранились остатки шарнирных втулок и соединительных стерженьков, а отверстия имеются только на концах боковых пластин.
Интересно отметить и технику изготовления верхне-погромненской диадемы, которая, кроме электрового покрытия и гладкой бронзовой основы, имеет ещё промежуточную бронзовую пластину с рельефным рубчатым орнаментом, аналогичным штампованному на электровой обкладке.
В той же самой технике, что и верхнепогромненская диадема, выполнен целый ряд ювелирных украшений гуннского времени (конские украшения и накладки на ремень из случайных находок у с. Нижняя Добринка [34] и у г. Марксштадт [35] Саратовской области, накладки и пряжки из шиповских погребений, [36] фибулы и бляшки из находок у с. Верхняя Рутха на Северном Кавказе [37]). Т.М. Минаева отмечала такой же способ изготовления и для вещей из «погребений с сожжением» у с. Новогригорьевка. [38] Она предполагала, что орнамент штамповался одновременно на золотой обкладке и бронзовой пластине, после того как последняя была покрыта золотым листом. Этой же точки зрения придерживаются Т.Н. Высотская и Е.Н. Черепанова. [39] Однако подобный способ нанесения орнамента невозможен, так как бронза и золото обладают различной твёрдостью, и в таком случае золотая тонкая обкладка, представляющая собой не пластину, а лишь фольгу, оказалась бы повреждённой. Вероятно, первоначально орнамент наносился на бронзовую основу, с которой он оттискивался на обкладку. Кроме того, бронзовая промежуточная пластина служила также для предохранения рельефа на покрытии от помятости. Иногда вместо промежуточной пластины между бронзовой основой и золотым покрытием, непосредственно под полосками штампованного рубчатого орнамента, помещались бронзовые проволочки с подобным рельефным рубчатым орнаментом. Эти проволочки играли ту же роль, что и вышеописанные промежуточные бронзовые пластины. Так изготовлена трапециевидная пластина из богатого погребения на р. Прут у с. Концешты в Молдавии, которую Л.А. Мацулевич датировал временем около 400 г. н.э. [40] Она состояла из бронзовой основы, обтянутой золотым листом, украшенным вставками альмандинов, дуговидными полосками и рубчатыми поясками. Аналогичные бронзовые проволочки — «валики» — прослеживаются и на ряде предметов из двух разрушенных погребений в Крыму. [41] Авторы публикации совершенно правильно отмечают, что эти «валики» служили «матрицами, при помощи которых на покрывавшем их золоте оттискивался рельефный узор». [42] Сами же проволочки напаивались на бронзовую гладкую основу.
Возможно, что не только верхне-погромненская, но и некоторые другие диадемы со штампованным орнаментом могли быть изготовлены одним из описанных выше способов. Однако проследить это на всех диадемах не представляется возможным, во-первых, потому, что бронзовая основа, как правило, бывает очень плохой сохранности и часто о её наличии можно лишь догадываться по остаткам окислов, а, во-вторых, из-за отсутствия в литературе подробного описания техники изготовления диадем. Вероятно, таким же способом, как верхнепогромненская диадема, изготовлена и шиповская налобная повязка, в которой чётко видны две бронзовые основы — гладкая нижняя и средняя с рельефным рубчатым орнаментом. Покрывающая их золотая или электровая обкладка, возможно не сохранилась. В отличие от всех перечисленных диадем,
Рис. 6. Диадемы полихромного стиля эпохи эллинизма. 1 — диадема из Артюховского кургана; 2 — диадема из Фессалии.
(Открыть Рис. 6 в новом окне)
украшенных вставками полудрагоценных камней в напаянных гнёздах, шиповская орнаментирована вставками цветного стекла, помещённого в вырезанных в верхней бронзовой пластине круглых отверстиях — гнёздах. Как пишет П.С. Рыков, «накладная пластинка, сохранившая следы позолоты», представляет собой «как бы решётку на пластинках, составляющих диадему, где отверстия такой решётки являются гнёздами для стекла». [43] Так же устроены гнёзда на уже упомянутых накладках от поясов из случайной находки у г. Марксштадта, которые состоят из двух бронзовых пластин, обтянутых электровой обкладкой. Гнёзда вырезаны в верхней и промежуточной пластинах. [44]
Описанные выше диадемы, различаясь техническими приёмами, орнаментацией и формой, тем не менее представляют единую группу ювелирных изделий полихромного стиля, бытовавших с конца IV в. до середины V в. н.э. на обширной территории Евразии.
Они являлись украшением головного убора, преимущественно женского, так как большинство из них найдено в женских погребениях. Все диадемы, за исключением тилигульской, по длине не превышают 30 см. Вероятно, они служили налобными повязками.
Диадемы были широко распространены в Северном Причерноморье ещё в античную эпоху и встречались как в богатых погребениях жителей Боспорского царства, так и в могилах скифской и меотской знати. Формы их были очень разнообразны — от узких золотых налобных повязок до высоких калафов, украшенных богатым чеканным орнаментом. С тех пор они не выходили из употребления, изменяясь в зависимости от моды и вкусов потребителя. С появлением в эллинистическое время в ювелирном искусстве Боспора полихромии, диадемы стали украшаться цветными вставками из камня или стекла (артюховская диадема II в. до н.э.) [45] (рис. 6, 1). Примером таких украшений более позднего римского времени (I в. н.э.) является трёхчастная диадема из кургана Хохлач (Новочеркасского клада), положенная в могилу знатной женщины сарматского племени [46] (рис. 7)
Новочеркасская диадема состоит из трёх золотых частей, соединённых с помощью шарниров. Поверхность её орнаментирована цветными вставками граната, красного и зелёного стекла в напаянных гнёздах и женской головкой из аметистового кварца, работы греческого мастера более раннего эллинистического времени. (Здесь она использована вторично). По верхнему краю диадема украшена фризом, изображающим «древо жизни» и идущих к нему козлов и оленя. Правители Боспорского царства также носили золотые венцы с оттиснутым изображением боспорской царской монеты или каменной вставкой в центре. [47]
В диадемах конца IV — первой половины V в. н.э., исполненных в пышном полихромном стиле своего времени, прослеживаются традиции боспорского ювелирного искусства предшествующего времени, что выразилось в их формах (в виде сплошной узкой ленты, трёхчастные), в стилистических особенностях (манера украшения поверхности цветными вставками из камня или стекла) и в некоторых технических приёмах (размещение вставок в напаянных гнёздах, способ соединения составных пластин трёхчастных диадем с помощью шарниров, техника зерни). На это же указывает И. Вернер, отмечая, что описанные выше диадемы «по стилю и технике следуют традициям боспорских вещей раннеримского времени». [48]
Таким образом, в налобных повязках гуннского времени, богато украшенных цветными вставками, можно видеть дальнейшее развитие диадем, бытовавших в Северном Причерноморье в более ранний период.
Кулоны. ^
В погребении у г. Ленинска на шейных позвонках женского скелета был найден золотой предмет, возможно кулон (рис. 2, 4, 5). Верхняя часть его полая внутри, спаяна из двух изогнутых в виде рога изобилия пластин. Швы закрыты напаянной узкой полоской, к которой в свою очередь припаяны
пирамидки из зерни и проволочные петельки. Лицевая сторона украшена четырьмя прямоугольными и двумя круглыми гнёздами со вставками сердолика и янтаря, а также треугольниками из зерни. По краям верхней части кулона и вокруг гнёзд — ободки из зерни. Каждое гнездо состоит из узкой золотой полоски, напаянной ребром на поверхность кулона. С оборотной стороны верхняя часть кулона украшена треугольниками из зерни. Нижняя квадратная часть кулона изготовлена из согнутого в виде призмы золотого листа. С лицевой стороны она украшена двумя прямоугольными гнёздами со вставками сердолика и треугольниками из зерни. Гнёзда окружены ободками зерни. Сверху и снизу призмы напаяны овальные пластинки. Края верхней — украшены ободками из зерни, нижняя же — имеет прорезь, в которую вставлена перламутровая трапециевидная пластинка с округлыми нижними углами. С оборотной стороны поверхность квадратной части кулона — желобчатая. Сбоку, слева, к овальным пластинкам, выступающим за пределы нижней части, припаян рельефный стерженёк. Верхняя и нижняя части кулона спаяны между собой. Для сохранения формы к внутренней стенке верхней части припаяны три золотые скобочки, образующие как бы каркас, а полое пространство заполнено зелёной глиной. Длина кулона — 8,5 см, ширина верхней части — 4,2 см, размеры нижней части — 2,1×2,2 см.
Аналогичны кулону из г. Ленинска две пары подобных украшений, одна из которых приобретена в Варне (Болгария) коллекционером Диргардтом в первую мировую войну [49] (рис. 8, 1), другая происходит из каменной гробницы у д. Марфовки близ Керчи [50] (рис. 8, 2), а также обломок нижней части кулона, обнаруженный в слу-
|
|
Рис. 7. Диадема из кургана Хохлач (Новочеркасский клад).(Открыть Рис. 7 в новом окне) |
Рис. 8. Золотые кулоны. 1 — пара кулонов, приобретенных в Варне; 2-3 — пара кулонов из гробницы у д. Марфовки (лиц. и об. стороны).(Открыть Рис. 8 в новом окне) |
чайно открытом погребении в 1948 г. у д. Балтени в Румынии [51] (рис. 10, 11). Он был найден вместе с другими золотыми изделиями, которые в настоящее время утрачены.
Пара кулонов из Марфовки происходит из женского захоронения, найденного местным жителем С. Нешевым в конце 1925 г. в гробнице, сложенной из каменных плит под курганной насыпью (рис. 9, 1). В 1926 г. Ю.Ю. Марти, директор Керченского археологического музея, доследовал открытую С. Нешевым гробницу. В отчёте он сообщает, что курган был сильно распахан, высота его к моменту доследования достигала 1 м, а диаметр 12,80 м. В центре кургана имелась глубокая впадина.
В шагах тридцати к востоку находился другой курган меньших размеров, а шагах в 120 к северу, по направлению к д. Бикеч, располагался ещё один курган, также сильно распаханный. Вероятно, здесь размещалось древнее кладбище. Ю.Ю. Марти сделал замеры гробницы: длина её оказалась — 2 м, ширина — 1,15 м, глубина — 1,42 м. Рядом с ней находился каменный склеп с небольшим коридором, который также отмечал ещё С. Нешев (рис. 9). Склеп был полностью ограблен, но по отдельным оставшимся предметам — фрагментам чернолаковых сосудов — удалось установить, что захоронение в склепе более
Рис. 9. План кургана у д. Марфовки.(Открыть Рис. 9 в новом окне) |
Рис. 10. Украшения полихромного стиля (конец IV — первая половина V в. н.э.). 1-8 — вещи из гробницы у д. Марфовки (по фотографии архива ЛОИА); 9 — колт из Феодосии (по A. Götze); 10 — серьга из погребения в урочище Кара-Агач (по А. Козыреву); 11 — часть кулона из погребения в Балтеми (по I.Т. Dragomir); 12 — серьга из погребения 2, кургана 36 близ г. Энгельса (по И.В. Синицыну).(Открыть Рис. 10 в новом окне) |
раннее, чем в каменной гробнице. Женский костяк, обнаруженный в гробнице, лежал головой на запад и, по словам Нешева, «череп погребённой был нормальный», т.е. не деформированный. За головой находился «золотой венец» — диадема (рис. 10, 1). Здесь же лежала стеклянная чаша округлой формы со слегка отогнутым краем и орнаментом в виде синих овальных выпуклостей (рис. 11, 2). Подобные чаши и стаканы широко представлены в Керченских склепах конца IV — первой половины V в. н.э., которые хорошо датируются индикациями монет императоров Валентиниана I (364-375) и Валентиниана II (375-392) (склепы: 145, 154, 165, два склепа 24/VI-1904 г. и др.). [52] У ног погребённой нашли небольшую золотую массивную пряжку (рис. 10, 7) и разбитое бронзовое круглое зеркало. Последнее не было доставлено в музей. В выбросе могилы были найдены две золотые височные подвески-колты с двадцатью лучами и двенадцатью гнездами со вставками (рис. 10, 2-3). Кроме того, С. Нешевым и крестьянами д. Марфовки в Керченский музей переданы вещи из этой же могилы, о точном месте нахождения которых в архивном деле никаких сведений не имеется. Однако, если судить по характеру этих находок, они, безусловно, принадлежат вышеописанному погребению. К ним относятся круглое золотое навершие с альмандином в центре (рис. 10, 4), прямоугольная золотая пластинка с двумя сердоликовыми вставками
(рис. 10, 5), обломок золотой пластинки с тремя гнёздами без камней, ещё одна золотая массивная пряжка (рис. 10, 8), золотая пластинка с тремя сердоликами (рис. 10, 6), 18 тонких золотых пластинок-бляшек полуовальной и прямоугольной формы (рис. 11, 1). Кроме того, в архивном деле есть упоминание, что С. Нешевым была доставлена в музей «ещё одна крупная вещь из этого же погребения не вполне ясного назначения». Судя по изображению на фотографии, хранящейся в фотоархиве Ленинградского отделения Института Археологии, под «крупной вещью» подразумеваются уже знакомые нам кулоны. Кулоны из Марфовки имели такую же форму, как и вышеописанный кулон из Волгоградской области, но были орнаментированы семнадцатью вставками камня в напаянных гнёздах, треугольниками и пирамидками из зерни и трапециевидной пластинкой со вставками по краям. Марфовские кулоны кажутся более изящными и тонкими. Они богаче орнаментированы каменными вставками и зернью. Это сближает их с кулоном из Варны. В варненских образцах отсутствует трапециевидная нижняя пластинка, но сохранилось несколько пластинчатых колокольчиков, которые подвешивались к проволочным петелькам, расположенным по краю верхней части кулона. И. Вернер полагает, что эти изделия являются украшениями головного убора. [53] Однако кулон в погребении у г. Ленинска, найденный in situ, на шейных позвонках, скорее указывает на то, что они служили нагрудным украшением. [54] Эти сложные по форме и технике ювелирные изделия не имеют аналогий в более ранних памятниках Северного Причерноморья и представляют собой своеобразное шейное украшение гуннского времени.
Кулоны из погребения у г. Ленинска и из гробницы у д. Марфовки происходят из женских захоронений и в обоих случаях встречены вместе с диадемами. В марфовском комплексе, кроме диадемы и кулонов, найдены ещё колты — височные подвески. Все вместе они составляли набор драгоценностей знатных женщин времени Аттилы.
Колты. ^
Этот вид украшений и по стилю и по технике близок вышеописанным кулонам. В настоящее время известно семь мест нахождения колтов: случайная находка у х. Верхне-Яблочного Ростовской области [55] (рис. 4, 3-4), погребение у с. Задвиженское Ставропольской области [56] (рис. 12, 1-2), гробница у д. Марфовки [57] (рис. 10, 2-3), случайная находка в Феодосии в Крыму [58] (рис. 10, 9), разрушенное погребение у г. Алёшки Херсонской области [59] (рис. 12, 3-4), пара колтов меньшего размера из Торкенского могильника в центральном Тянь-Шане [60] и один колт, место находки которого не известно, происходит из собрания П. Строганова [61] (рис. 4, 5-6).
Имеется упоминание ещё об одном колте, обнаруженном вместе с диадемой и другими вещами в разрушенном погребении на берегу р. Корушана. Однако слишком
|
|
Рис. 11. Золотые бляшки и стеклянная чаша из гробницы у д. Марфовки.(Открыть Рис. 11 в новом окне) |
Рис. 12. Колты — височные подвески (конец IV — первая половина V в. н.э.).
|
краткие сведения о нём, а также о найденных вещах не позволяют с полной уверенностью утверждать, что числящийся в рукописном каталоге Екатеринославского музея предмет под названием «колт» в действительности являлся таковым. [62]
Колты представляют собой плоский золотой щиток в форме неправильного овала с напаянной вдоль ребра узкой лентой, образующей с лицевой и оборотной сторон прямые закраины. К ленте, по всей длине, припаяны цилиндрические трубочки (от 18 до 26) с желобчатой поверхностью и с круглой шаровидной головкой на конце. Головки украшены пирамидками из зерни. Внешняя сторона щитка ярко разукрашена гранатовыми, альмандиновыми, сердоликовыми или янтарными вставками в напаянных гнёздах числом от десяти до тринадцати. Промежутки между вставками и края щитка орнаментированы треугольниками и ободками из зерни или накладным узором — «плетёнкой». Оборотная сторона также покрывалась зернью и гнёздами со вставками, но в меньшем количестве — от трёх до пяти. На двух колтах встречаются изображения животных, исполненные в технике зерни. Наиболее интересными в этом отношении являются экземпляры из случайной находки у х. Верхне-Яблочного, на оборотной стороне которых изображена следующая сцена: в центре щитка — дерево с сидящей на вершине его птицей, с каждой стороны дерева две фигурки козлов, размещённые друг над другом и повёрнутые мордами к дереву (рис. 4, 4).
Изображение «древа жизни» со стоящими по сторонам его животными встречено на изделиях более раннего времени, в могилах сарматской знати Подонья и Прикубанья. Одна из таких находок происходит из кургана 46 Усть-Лабинского могильника в Прикубанье. [63] Она представлена четырьмя предметами: стилизованным деревом с птицей на вершине (две верхних пары ветвей заканчиваются также фигурками птиц, а нижняя пара — головами козлов) и отдельными фигурками оленя, козла и зайца. Все они вырезаны из бронзовой пластины, обтянуты золотым листком и представляют собой единую композицию — «древо жизни» и священные животные. Такое же сочетание деревьев и животных имеется на верхнем фризе новочеркасской диадемы [64] (рис. 7). Венчающий её фриз имел не только декоративное значение, но и культово-магическое. [65] «Древо жизни» связано с культом плодородия, а священные животные олицетворяют добрые силы природы. Изображение оленя и горного козла характерно для искусства различных племён и народов на протяжении древней истории. В искусстве скифов Северного Причерноморья, кочевых племён Сибири и Алтая и народов Передней Азии эти сюжеты занимали главное место среди других. Не чужды они и кочевникам эпохи переселения народов. Сцена на колте из х. Верхне-Яблочного, несомненно, имела культово-магическое значение, связанное с космическими силами природы. Да и сама форма колтов (диск, окруженный лучами) символизирует солнце. В этой связи интересно изображение на оборотной стороне строгановского колта в виде восьми расходящихся от центра лучей из зерни, заканчивающихся вставками гранатов в напаянных гнёздах. Между лучами размещены фигурки козлов и треугольники, также исполненные в технике зерни (рис. 4, 6). В центре щитка, вероятно, помещалось овальное гнездо с камнем, от которого и расходились в разные стороны лучи. В настоящее время оно отсутствует, но сохранились следы припоя. Это изображение ещё больше подчёркивает символическое значение предмета.
Колты IV-V вв. н.э. служили височными подвесками, которые с помощью двух боковых пластинчатых петелек подвешивались к головному убору «а уровне висков. Как отмечает И. Вернер, ни их форма, ни вес не могут служить доказательством, что они явились серьгами. [66] К тому же для гуннского времени известны другие формы серёг, в виде «калачика», кольца с четырнадцатигранной бусиной на одном конце и лунницы. На последних, со вставками в напаянных гнёздах, мы остановимся несколько подробнее.
Серьги. ^
Пара подобных серёг происходит из погребения 2, кургана 36 близ г. Энгельса Саратовской области [67] (рис. 10, 12). Фигурное серебряное основание в виде лунницы состоит из двух спаянных половинок и имеет высокую бронзовую дужку. Внутри серьги заполнены сероватой массой — мастикой, которая предохраняет их от помятости. На внешней стороне четыре напаянных гнёзда со вставками альмандина или граната, вокруг которых ободки из зерни. Края также украшены зернью. Аналогичные по форме и стилю серьги происходят из погребения в урочище Кара-Агач в Центральном Казахстане, [68] сделанные из золота или электра. Каждая серьга состояла из двух спаянных половинок, заполненных, как указывал автор раскопок А. Козырев, «глиной». Одна сторона серьги плоская, другая выпуклая и украшены, каждая, тремя напаянными гнёздами со вставками альмандина. Между гнёздами расположены треугольники из зерни. Вокруг гнёзд ободки из зерни. Сохранились остатки бронзовой дужки (рис. 10, 10). В основе формы караагаченских и покровских серёг можно видеть видоизменённую лунницу. Серьги в виде лунницы с проволочной дужкой и украшенные вставками в напаянных гнёздах встречены в позднесарматских погребениях III в. н.э. у слободы Котово и у с. Усатово Саратовской области, [69] которые сближаются с вышеописанными не только по форме, но и по
технике изготовления и художественному стилю. Форма серёг в виде лунницы в Северном Причерноморье известна с древнейших времён, она восходит ещё к античному ювелирному искусству VI-IV вв. до н.э. [70]
Рассмотренные нами украшения конца IV в. — первой половины V в. н.э. по своим художественным признакам представляют единую группу ювелирных изделий полихромного стиля эпохи переселения народов. В этой связи возникает ряд вопросов: где и когда зародился подобный стиль, вкусы какого народа он отражает и где изготовлялись подобные изделия? Ряд авторов склонен считать полихромные изделия эпохи переселения народов гуннскими и появление их в Восточной Европе связывать с приходом сюда гуннских племен (А.Н. Бернштам, [71] А. Альфольди, [72] В.В. Гольмстен [73]). Французский ученый Де Бай высказал мнение о готском происхождении изделий полихромного стиля. [74] Э. фон Штерн, возражая Де Байю, убедительно доказал, что пришедшие в Северное Причерноморье готы не могли быть носителями такого развитого ювелирного искусства, требующего большого мастерства и многолетнего опыта. [75] Он прямо указывал, что полихромные изделия изготовлялись в боспорских мастерских. Н. Фетих также считал подобные предметы, обнаруженные в Венгрии и Германии, северочерноморского происхождения, [76] Л.А. Мацулевич [77] и К.М. Скалон [78] относят вещи полихромного стиля к искусству сармато-аланских племён, полагая, что одним из центров производства их был Боспор. И. Вернер, отмечая в полихромных изделиях гуннского времени традиции боспорских мастеров римской эпохи, полагает, что на западе они появились с приходом гуннов и включившихся в гуннский племенной союз аланов и сарматов. [79] Различая среди вещей полихромного стиля группу украшений, не имеющих орнамента из зерни, он предполагает их западное происхождение. М.А. Тиханова также придерживается мнения, что часть изделий без зерни, возможно, изготовлялась в Придунавье. [80] М.К. Кадырбаев, признавая главным центром производства полихромных украшений «юг России», отмечает «создание на территории Казахстана местных очагов ювелирного искусства». [81]
М.И. Ростовцев видел в произведениях полихромного стиля гуннской эпохи дальнейшее развитие ювелирного искусства, господствовавшего в Прикубанье, на Боспоре и в степях юга России в эпоху позднего эллинизма и ранней римской империи. [82]
Из приведённых высказываний очевидно, что в вопросе о полихромном стиле ювелирных изделий гуннского времени надо различать два момента: во-первых, происхождение полихромного стиля как определенного художественного направления в ювелирном искусстве, а во-вторых, определение центров производства подобных украшений. В нашей работе мы остановимся на первом моменте.
Главный признак всякого полихромного стиля — многоцветность. Но один он не даёт полного представления о стиле в целом, который складывается из совокупности ряда художественных особенностей: формы произведения и его деталей (рисунка, расположения отдельных частей, орнаментации и другие).
Полихромия — приём украшения предмета — может проявляться по-разному, как в техническом, так и в художественном отношениях. Различны материал, посредством которого художник или мастер создаёт многоцветность изделия (краски, камень, эмаль), техника передачи её (расположение вставок в напаянных гнёздах, в углубле-
ниях, роспись красками по гладкой поверхности или заполнение краской резного орнамента и т.д.), сочетание цветов, интенсивность полихромии, сочетание полихромии с орнаментами. Разнообразные комбинации перечисленных признаков и создают тот или иной полихромный стиль.
В древнем искусстве многих кочевых племён и народов господствовал звериный стиль, главным мотивом которого было изображение животных. Однако манера передачи их была различной, что и позволило выделить отдельные стилистические группы, известные в археологической литературе под названием «скифского», «сарматского», «сибирского» и «переднеазиатского» звериного стиля.
Что же касается полихромных изделий, то в этом отношении в археологической науке пока еще очень мало сделано.
М. Ростовцев, говоря, что в эллинистическое время в Пантикапее ювелирное искусство начинает развиваться в новом направлении, т.е. создаётся так называемый полихромный стиль, в котором главным становится сочетание «золота с разнообразием цветов драгоценных камней, стекла, пасты, эмали», [83] объединяет по сути дела вещи различных художественных стилей с одним лишь общим признаком — полихромией. Выделение же определённых стилистических групп во многом поможет решению вопросов, связанных с датировкой, происхождением и этнической принадлежностью памятников искусства.
Главные особенности полихромного стиля изделий гуннского времени — это сочетание золота или бледно-жёлтого электра с яркими красными или оранжевыми вставками полудрагоценных камней — граната, альмандина, сердолика, реже янтаря и стекла (вставки помещались в напаянных гнёздах), расположение гнёзд горизонтальными или вертикальными рядами, интенсивное покрытие поверхности цветными вставками, наличие орнаментов из зерни, а также накладных и штампованных поясков в виде «плетёнки», «верёвочки», «рубчика». Именно эти черты позволяют узнать и выделить украшения времени переселения народов (конца IV — первой половины V в. н.э.) из многочисленных изделий ювелирного искусства предшествующих и последующих исторических эпох.
Однако этот стиль не является абсолютно новым, внезапно появившимся на территории Северного Причерноморья. В нём можно видеть дальнейшее развитие существовавшего здесь ранее определённого художественного стиля. Ещё в эпоху эллинизма в ювелирном искусстве античных городов Северного Причерноморья, и в частности на Боспоре, складывается своеобразный «полихромный стиль», для которого характерно сочетание золота с красными камнями и античными орнаментами. Мы уже неоднократно указывали на классический образец раннего полихромного стиля — артюховскую диадему, где золото и гранаты сочетаются с пышным ажурным орнаментом, исполненным в тончайшей и сложнейшей технике скани и филиграни, господствующей в ту эпоху [84] (рис. 6, 1).
Подобные изделия были распространены не только в Северном Причерноморье, но и на территории самой Греции. Аналогично артюховской диадеме золотое украшение головного убора из Фессалии, богато орнаментированное причудливыми античными узорами и красными вставками камней [85] (рис. 6, 2).
Образцы раннего полихромного стиля отличаются изяществом форм, тонкостью работы, умеренной полихромией, гармоничным сочетанием древних античных орнаментов с цветными вставками. В артюховской и фессальской диадемах нет ничего варварского. Это — замечательные произведения греческого ювелирного искусства эпохи эллинизма.
С этого времени полихромный стиль на долгие годы становится господствующим в ювелирном искусстве Северного Причерноморья и развивается в сторону усиления полихромии. Об этом свидетельствуют многочисленные украшения римской эпохи (серьги, кольца, ожерелья, амулеты, медальоны), обнаруженные в греческих некрополях и в курганах местной знати.
Полихромия, как приём украшения, появилась в греческом ювелирном искусстве под влиянием Переднего Востока, где существовала многие века. М.И. Ростовцев
Рис. 13. Бляха и браслет из Аму-Дарьинского клада. IV в. до н.э.(Открыть Рис. 13 в новом окне) |
Рис. 14. Украшения сарматского звериного стиля.
|
считает, что новое направление в ювелирном искусстве Боспорского царства было вызвано «требованиями, исходившими от новых заказчиков, принесших с собой свой вкус к полихромии из Ирана, где он процветал искони и где он особенно пышно развился в эпоху эллинизма, как показывает Аму-Дарьинский клад и находки де-Моргана в Сусах». [86] Но если мы обратимся к упомянутым предметам искусства, то увидим, что они представляют совершенно иной художественный стиль, в котором определяющим является не полихромия, а изображение животных. Полихромия же в данном случае лишь подчёркивает отдельные детали изображения (рис. 13, 1, 2). В стилистическом отношении ближе всего к предметам Аму-Дарьинского клада стоит другая группа ювелирных изделий Северного Причерноморья, отражающая сарматское искусство, т.е. сарматский звериный стиль. Цветные вставки бирюзы или прозрачного голубого и жёлтого стекла заполняли углубления, имитирующие глаза, уши, шерсть, лопатки и мышцы животных. Примером этого могут быть широко известные золотые изделия — гривны, браслеты, бляшки, флакончики и украшения конской сбруи из погребений сарматской знати Подонья, Кубани и Нижнего Поволжья (рис. 14, 1-2).
Эти произведения резко отличаются от ювелирных изделий греческого полихромного стиля своим цветовым решением, а также своеобразной техникой вставок не в напаянных гнёздах, а в различной формы углублениях, отлитых или оттиснутых одновременно с предметом. В этой связи интересна Новочеркасская диадема, в которой прослеживаются два направления, господствующие в ювелирном искусстве Северного Причерноморья. Фигурки оленей и козла на венчающем диадему фризе исполнены в сарматском зверином стиле, в то время как в украшении поверхности диадемы крупными вставками граната, зелёного и красного стекла в напаянных гнёздах прослеживаются традиции греческого полихромного стиля эпохи эллинизма. Сравнивая аму-дарьинские находки, изображения в Сузах и предметы сарматского искусства с ювелирными изделиями греческого полихромного стиля, можно говорить лишь о заимствовании греками у иранских мастеров полихромии как приёма украшения вещи. Но греческие мастера создали свой оригинальный полихромный стиль, умело сочетая каменные вставки с изящными античными орнаментами.
В полихромных украшениях гуннского времени, имеющих ряд специфических осо-
бенностей, совершенно отчётливо прослеживаются черты, которые указывают на их связь с ювелирными изделиями греческого полихромного стиля предшествующего времени. Преемственность полихромных украшений гуннского времени от изделий эллинистического и римского периодов сказалась в общих стилистических признаках, как: в сочетании золота с красными вставками и геометрическими орнаментами, в ряде технических приёмов (вставки в напаянных гнёздах, заполнение полого пространства предмета зелёной массой, техника зерни и накладного и штампованного орнамента, наличие бронзовой основы), в использовании древних античных узоров (треугольники и ободки из зерни, пояски в виде «плетёнки», «верёвочки», «ёлочки» и «рубчика») и сюжетов римского времени («древо жизни» со стоящими перед ним священными животными), а также в возрождении некоторых форм ювелирных украшений (серьги-лунницы, диадемы).
Однако, говоря о сложении полихромного стиля эпохи переселения народов, нельзя не учитывать влияние культуры варварских племён. Яркие многоцветные украшения были по вкусу варварской знати. Их стремление к блеску и пышности стимулировало развитие греческого полихромного искусства Северного Причерноморья в направлении усиления полихромии. Большое влияние на формирование этого стиля, вероятно, оказали сарматы и аланы, искусству которых также не чужда многоцветность. Не надо забывать и того, что уже в римское время греческое население северочерноморских городов в значительной степени было смешано с местными племенами, и это не могло не отразиться как на развитии культуры в целом, так и, в частности, на ювелирном искусстве Боспора.
Полихромные украшения гуннского времени нельзя рассматривать как произведения искусства какого-то одного народа, принесшего его в Северное Причерноморье в уже сложившемся виде. Они являются дальнейшим развитием греческого ювелирного искусства на Боспоре, которое постоянно испытывало на себе влияние вкусов различных варварских племён (сарматов, аланов, гуннов).
Нахождение же аналогичных полихромных украшений в гуннское время на обширной территории от Венгрии до Алтая в захоронениях с совершенно различными обрядами погребения (в каменных гробницах, в склепах, в могилах с сожжением, в погребениях, сопровождаемых шкурой лошади, в могилах с деформированными черепами, в каменных курганах с «усиками», характерных для Казахстана) свидетельствует о бытовании полихромных ювелирных изделий у различных в этническом отношении племён и народов.
Что же касается центров производства подобных украшений, то пока с уверенностью можно говорить лишь о Пантикапее, который, как и многие другие греческие города Северного Причерноморья, с момента возникновения являлся культурным и ремесленным центром, объединившим вокруг себя местные кочевые и земледельческие племена. С этих пор культура греков и местного населения, сначала скифов, меотов, затем сарматов, аланов и других племён, развивалась в постоянной взаимосвязи. Греческие мастера, создавая такие великолепные произведения, как Солохский гребень, Чертомлыкская ваза, Новочеркасская диадема и другие шедевры, всегда учитывали запросы и вкусы своих заказчиков. С вторжением в 371 г. в степи Северного Причерноморья гуннских орд жизнь во многих греческих городах замерла. Однако Пантикапей, который в этот период стал называться Боспором, а также ряд других городов по-прежнему оставались крупными ремесленными и торговыми центрами. И, вероятно, многие полихромные украшения гуннского времени, в которых прослеживаются традиции греческого ювелирного искусства предшествующих эпох, были изготовлены на Боспоре.
Дальнейшее изучение полихромных изделий эпохи переселения народов, выделение более дробных групп, отличающихся специфическими чертами технических и стилистических приемов, возможно, позволит выявить и другие центры их производства.
[1] И.П. Берхин (Засецкая). Нижнее Поволжье в эпоху переселения народов. Тезисы докладов на юбилейной научной сессии Эрмитажа (секционные заседания). Л., 1964, стр. 17-19; Она же. О хронологии погребений «эпохи переселения народов» Нижнего Поволжья. СА, 1968, 2, стр. 52-62.
[2] Там же.
[3] Т.М. Минаева. Погребения с сожжением близ г. Покровска. УЗСГУ, т. IV, вып. 3. Саратов, 1927, стр. 103, 104, табл. VI.
[4] И.В. Синицын. Позднесарматское погребение Нижнего Поволжья. ИСНВИК, т. VII, 1936, стр. 73-80.
[5] Там же, стр. 82.
[6] Т.М. Мinajeva. Zwei Kurgane aus der Völkerwanderungsreit bei der Station Sipovo, ESA. IV, Helsinki, 1929, стр. 206, 207.
[7] И.В. Синицын. Ук.соч., стр. 82.
[8] Материал из верхне-погромненского погребения хранится в Государственном Эрмитаже, материал из погребения у г. Ленинска в Волгоградском краеведческом музее.
[9] Т.М. Minajeva. Zwei Kurgane.., стр. 194, 195.
[10] Лян Шан-чунь. Яньгу цзян-цзин, т, IV. Пекин, 1941, лист 26, верх.
[11] И.П. Засецкая. О хронологии погребений.
[12] И.В. Синицын. Ук.соч., стр. 77-79, рис. 6, 1, 2, 7.
[13] Перечень всех существующих в настоящее время диадем дан в подготовленной к печати статье М.А. Тихановой и П.Т. Чеpнякова. «Новая находка погребения с диадемой в Северо-Западном Причерноморье». Приношу глубокую благодарность М.А. Тихановой за сведения о ряде находок диадем.
[14] ОАК за 1902 г., стр. 126, 127, рис. 211; J. Werner. Beitrage zur Archäologie des Attila-Reiches. München, 1956, табл. 30, 4.
[15] В.П. Пешанов. Мелитопольская диадема. КСИА, вып. II, Киев, 1961, стр. 70-74, рис. 1.
[16] И.Ф. Ковалёва. Погребение IV в. у с. Старая Игрень. СА, 1962, 4, стр. 233-238, рис. 1.
[17] Там же.
[18] Ю.Ю. Марти. Сто лет Керченского музея. Исторический очерк. Керчь, 1926, стр. 48, рис. 25.
[19] A. Alföldi. Funde aus der Hunnenzeit und ihre ethnische Sonderung. AH, IX, Budapest, 1932, табл. VII.
[20] М.А. Тиханова, П.Т. Черняков. Ук.соч..
[21] Адриан К. Флоpесу. Диадема из золотой пластинки эпохи переселения народов, найденная в Бухэени. Dacia, IV, Бухарест, 1960, стр. 561-568, рис. 1, 2.
[22] М.А. Тиханова, П.Т. Черняков. Ук.соч.
[23] Т.М. Minajeva. Zwei Kurgane.., стр. 206, 207, рис. 32.
[24] A. Alföldi. Ук. соч., табл. VIII; J. Werner. Ук. соч., табл. 65, 1.
[25] И.П. Засецкая. Электровая диадема из погребения у с. Верхне-Погромное в Нижнем Поволжье. СГЭ, XXVII, 1966, стр. 54-59, рисунок (изображение неправильное).
[26] Т.М. Minajeva. Zwei Kurgane.., стр. 196, рис. 2.
[27] М.К. Кадырбаев. Памятники ранних кочевников Центрального Казахстана. ТИИАЭ, т. 7, Алма-Ата, 1959, стр. 193-196; рис. 24.
[28] М.К. Кадырбаев. Исследование кургана с каменными грядами в Джамбульской области. Вестник АН Казахской ССР, вып. 7. Алма-Ата, 1959, стр. 91, 92, рис. 27.
[29] М.А. Тиханова, П.Т. Черняков. Ук.соч.
[30] A. Alföldi. Ук.соч., табл. VII; J. Werner. Ук.соч., табл. 29, 9.
[31] Т.М. Минаева. Погребения с сожжением.., табл. V, 35.
[32] J. Werner. Ук. соч., табл. 29, 7.
[33] П.С. Pыков. Археологические раскопки и разведки в Нижнем Поволжье и Уральском крае летом 1925 г. Саратов, 1926, стр. 13.
[34] Т.М. Минаева. Погребения с сожжением.., табл. VI, 44, 46, 47, 50.
[35] И.В. Синицын. Ук. соч., рис. 11 (слева).
[36] Т.М. Мinajeva. Zwei Kurgane.., стр. 198-203, рис. 13, 14, 25-28.
[37] П.С. Уварова. Могильники Северного Кавказа. МАК, VIII, .1900, стр. 237-241, табл. CI-СII.
[38] Т.М. Минаева. Погребения с сожжением. ., стр. 101.
[39] Т.Н. Высотская, E.H. Черепанова. Находки из погребений IV-V вв. в Крыму. СА, 1966, 3, стр. 196.
[40] L. Mazuleviсh. Byzantinische Antike. Berlin und Leipzig, 1929, стр. 130, рис. 34.
[41] T.H. Высотская, E.H. Черепанова. Ук.соч., стр. 195, 196.
[42] Там же.
[43] П.С. Pыков. Ук.соч., стр. 13.
[44] И.В. Синицын. Ук.соч., стр. 82, рис. 11.
[45] ОАК за 1879 г. Атлас, табл, I, II.
[46] И. Толстой и Н. Кондаков. Русские древности в памятниках искусства, вып. III, СПб., 1890, стр. 134, 135, рис. 152, 153; К.М. Скалон. Диадема из кургана Хохлач у Новочеркасска. В кн. «Эрмитаж», Л., 1964, табл. 30.
[47] В.Ф. Гайдукевич. Боспорское царство, М.-Л., 1949, стр. 394.
[48] J. Wernеr. Ук.соч., стр. 61-68.
[49] J. Werner. Ук.соч., стр. 64, 65, табл. 30 (изображение перевёрнуто).
[50] Ю.Ю. Марти. Ук.соч., стр. 48, рис. 25; Архив ЛОИА, д. 170/1927. Все сведения, касающиеся погребения в гробнице у д. Марфовкн, взяты из архивных материалов.
[51] I.T. Dragomir. Descoperiri hunice la Bărteni în Nord-Estulcîmpiei Romane. SCIV; t. 17. 1966, 1, стр. 181-188, рис. l, 2.
[52] В.В. Шкpопил [Шкорпил]. Отчёты о раскопках в г. Керчи в 1904 г. ИАК, вып. 25, 1907, стр. 32-36, 41-44, 47-50; ОАК за 1904 г., стр. 78-83; Н.П. Сорокина. Позднеантичное и раннесредневековое стекло древней Тмутаракани. М., 1963, стр. 158.
[53] J. Werner. Ук.соч., стр. 64.
[54] Архив ИА АН СССР.
[55] ОАК за 1902 г., стр. 126, 127, рис. 212, 213.
[56] ОАК за 1890 г., стр. 121, рисунок.
[57] Ю.Ю. Марти. Ук.соч., стр. 48, рис. 25.
[58] J. Werner. Ук.соч., стр. 64; Amtliche Berichte aus den Königl. Kunstsammlungen. Berlin, 1907, стр. 66, рис. 47 (A. Götze).
[59] ОАК за 1902 г., стр. 132, 133, рис. 228.
[60] Материал не опубликован, автор раскопок И. Кожомбердиев.
[61] ГЭ. Инв. №2136/1.
[62] И.Ф. Ковалёва. Ук.соч., стр. 235.
[63] ОАК за 1902 г., стр. 85, рис. 190-192.
[64] И. Толстой и Н. Кондаков. Ук.соч., рис. 152, 153.
[65] К.М. Скалон. Ук.соч., текст к табл. 30.
[66] J. Wernеr. Ук.соч., стр. 64.
[67] И.В. Синицын. Ук.соч., стр. 82, рис. 10.
[68] А. Козырев. Раскопки кургана в урочище Кара-Агач Акмолинского уезда. ИАК, вып. 16, 1905, стр. 34, 35, рис. 3, а, б.
[69] И.В. Синицын. Археологические раскопки на территории Нижнего Поволжья. УЗСГУ, вып. XVII, Саратов, 1947, стр. 54, рис. 28; И.П. Берхин (Засецкая). О трёх находках позднесарматского времени в Нижнем Поволжье. АС, 2, 1961, стр. 143, рис. 3, 4.
[70] Berta Segal. Katalog der Goldschmide Arbeiten. Athen, 1938, табл. 4, 5; 5, 5; ОАК за 1892 г., стр. 11, рис. 6; ОАК за 1909-1910 гг., стр. 94, рис. 116-117.
[71] А.Н. Бернштам. Находки у оз. Борового в Казахстане. Сб. МАЭ, т. XIII, 1951, стр. 223-229.
[72] А. Аlföldi. Ук.соч., стр. 12-64.
[73] В.В. Гольмстен. Археологические памятники Самарской губернии. ТСА РАНИОН, т. IV, М., 1928, стр. 125-137.
[74] J. De Вауе. La bÿonterie des Goths en Russia. Paris, 1892.
[75] Э. фон-Штерн. К вопросу о происхождении «готского стиля» ювелирного искусства. ЗООИД, т. XX, 1897, стр. 1-15.
[76] N. Fettiсh. La trouvaille de tombe princiere Hunnique a Szeged-Nagyszeksos. AH, .XXXII, Budapest, 1953, стр. 186.
[77] Л.А. Мацулевич. Погребения варварского князя в Восточной Европе. ИГАИМК, вып. 112, М.-Л., 1934.
[78] К.М. Скалон. Изображение дракона в искусстве IV-V вв. н.э. СГЭ, XXII, 1965, стр. 40-43.
[79] J. Wеrnеr. Ук.соч., стр. 64.
[80] М.А. Тиханова, П.Т. Черняков. Ук.соч.
[81] М.К. Кадырбаев. Исследование кургана..., стр. 93, 94.
[82] М.И. Ростовцев. Скифия и Боспор. Л., 1924, стр. 616, 617.
[83] М.И. Ростовцев. Ук.соч., стр. 577.
[84] ОАК за 1879 г., атлас, табл. I, II; И.П. Беpхин (Засецкая). О трёх находках.., стр. 144, 145.
[85] G. Веccatti. Oreficerie Antiche. Rorna, 1955, табл. CXX, 436, 437; H. Hoffmann, P. Davidson. Greek gold. Mainz, 1966, стр. 51-64, рис. 1а, b, f; 2a-d; табл. II.
[86] М.И. Ростовцев. Ук.соч., стр. 577; О.М. Dalton. The treasure of the Oxus. London, MCMXXVI, рис. 46, 60; табл. 1; A. Pope. A. Survey of persian Art. London and New-York, 1938, табл. 77.