главная страница / библиотека / обновления библиотеки

Панорама искусств. 8. М.: «Советский художник». 1985. Л.Т. Яблонский

Уникальный образец звериного стиля
из древнего кургана в Северной Туркмении.

// Панорама искусств. 8. М.: «Советский художник». 1985. С. 238-244.

 

Само словосочетание «скифский звериный стиль» немедленно вызывает в нашем воображении гордых золотых оленей, пантер в статичных или подвижных позах, сказочных грифонов или фантастических животных. Гораздо реже неспециалисту удаётся познакомиться с вещами, которые не поражают нас массивностью и блеском золота, но которые подкупают своей простой изысканностью, мастерством исполнения. Эти вещи представляют собой не только научную, но и большую художественную ценность. Об одной из таких находок и пойдёт речь. Забегая вперёд, хочется отметить её уникальность, проявляющуюся, во-первых, в её выразительности и неповторимости, а во-вторых, в том, что она представляет первый образец звериного стиля с территории Северной Туркмении.

 

Предметы материальной культуры, выполненные в зверином стиле, достаточно популярны. Они по праву составляют ядро археологических экспозиций крупнейших музеев нашей страны. Блистательные находки, сделанные археологами в царских курганах скифов, всемирно известны и неоднократно публиковались в богато иллюстрированных научных и популярных изданиях. Исследования звериного стиля традиционны в русской и советской археологии и искусствознании, им посвящены сотни статей и десятки монографий.

 

В раннем железном веке многочисленные племена, населявшие степную и лесостепную полосу СССР, переживали период становления классового общества. В жизни этих племён, несмотря на локальные особенности, прослеживаются и общие черты. Это неудивительно, если учесть единую среду обитания, сходство социально-экономических тенденций развития и, что немаловажно, — динамичный образ жизни, который способствовал контактам между людьми, населявшими довольно отдалённые географические регионы. В результате на огромной территории возникает и единый стиль изобразительного искусства, характерной особенностью которого была его анималистическая направленность — предметы вооружения и быта украшались изображениями животных и птиц, реально существовавших в природе или фантастических. В специальной археологической литературе этот стиль получил название скифо-сибирского.

 

Каждый год, с открытием полевого сезона, снаряжаются в путь сотни больших и маленьких археологических экспедиций. Отправляются экспедиционные отряды и в пустынные области Средней Азии. Не только геоморфологические, но и археологические изыскания с достоверностью доказывают, что области, ныне пустынные, обезвоженные, в своё время являлись цветущими долинами, служившими ареной перемещения многочисленных и разноэтнических племён. Сухая теперь Присарыкамышская дельта Амударьи в I тыс. до н.э. была полноводной и орошала значительные площади. Тогда здесь жили люди. От пасли стада, передвигаясь с одного пастбища на другое, они жили своей многотрудной, полной опасностей жизнью, умирали, чаще всего не дожив до зрелого возраста, и хоронили своих умерших в местах знакомых кочёвок, на вершинах возвышенностей, выделяющихся своим рельефом на окружающей равнине. Там могилам предков не угрожали капризные, постоянно меняющие свои направления русла и протоки.

(238/239)

 

Над погребённым насыпали полусферическую земляную насыпь — курган. Проходили века. Амударья в очередной раз резко изменила русло, и вода из Присарыкамышья ушла. Вслед за ней пришлось уйти и людям, оставившим привычные кочевья для того, чтобы найти, а подчас в жестоких схватках завоевать новые угодья для выпаса скота. Но насыпи курганов, хоть и разрушенные частично временем и природой, и до сих пор хорошо заметны глазу специалиста на аэрофотографиях или при наземной разведке.

 

Одна из таких курганных групп стала объектом изучения археологического отряда Хорезмской археолого-этнографической экспедиции Института этнографии АН СССР. Курганы были обнаружены на возвышенности Сакар-Чага, одной из многих, расположенных на территории современной Ташаузской области Туркменской ССР.

 

Работа археологов в пустыне сопряжена с многочисленными трудностями. Жаркий климат, острый недостаток питьевой воды, которую приходится привозить издалека, отсутствие вспомогательной техники. Насыпи курганов, достигающие иногда 15-20 м в диаметре, раскапываются вручную, лопатами небольшой группой участников экспедиции. Большой отряд в пустыню направить нельзя — не напоить водой.

 

При первом прикосновении лопаты к не тронутой ещё насыпи кажется, что именно этот курган таит в себе нечто необыкновенное, исключительное. Как часто приходится разочаровываться! Вот и на этот раз после многодневной изматывающей работы выяснилось, что мы не первые, кто нарушил насыпь. Захоронение ограблено. Сопровождающий инвентарь унесён, останки погребённого бесцеремонно разбросаны, сдвинуты. Грабители действовали со знанием дела и наверняка. Они точно знали месторасположение захоронения в кургане — насыпь почти не потревожена узким лазом. Он попадает точно в центр погребения.

 

Археологическая практика показывает, что чаще всего грабили не все курганы подряд, а выборочно. Знали точно, в каком погребении добыча может быть богаче. Есть основания утверждать, что в ограблении могилы могли принимать участие люди, наблюдавшие похороны, во всяком случае — современники умершего.

 

Нам остаётся лишь зафиксировать следы этого жуткого преступления, совершенного без малого две тысячи лет назад. Каждый археолог хорошо знает, что, исследуя памятник, особенно если речь идёт о погребении, он разрушает его безвозвратно. Поэтому учёный не имеет права упустить ни одной мелочи. Каждая деталь погребения должна быть выявлена и точно зафиксирована. Наши чертежи и описания становятся отныне единственным документом о памятнике, а ведь каждый курган по сути уникален. Но вот проделан необходимый цикл работ: цветное и чёрно-белое фото, чертежи — планы, разрезы, стратиграфические профили, описания деталей, которые могут ускользнуть от глаза объектива. Теперь на очереди новый курган, и новые надежды, с ним связанные, и новые кубометры грунта...

 

После вскрытия очередной насыпи чуть выше древней дневной поверхности [1] показались кости человеческого скелета. Скелет как будто не потревожен — кости лежат строго в анатомическом порядке. По мере детализации расчистки выявлялись всё новые и новые человеческие кости. Для одного погребённого их было явно многовато. К концу кропотливой работы выяснилось, что в кургане было захоронено четыре человека. Двое погребённых располагались в вытянутом положении на спине, два других — на боку, с полусогнутыми руками и ногами. Головы захороненных были направлены в разные стороны. Сложившийся погребальный обряд всегда строго регламентирует положение захороненного в могиле, ориентировку головы. В нашем случае обряд группы, оставившей могильник, по-видимому, ещё не сформировался в окончательном виде. Погребения были совершены не одновременно. Кости первоначально захороненных сдвинуты при последующих трупоположениях. С первого взгляда вся картина представляла собой сплошной развал человеческих костей, и лишь тщательная расчистка, при которой каждая кость строго фиксировалась в своём исходном положении, позволила восстановить особенности погребального ритуала. Было большой удачей среди этого нагромождения человеческих костей обнаружить близ левого локтя скелета №2 небольшой костяной предмет с выгравированным на его поверхности рисун-

(239/240)

План погребения в кургане группы Сакар-Чага.

(Открыть в новом окне)

 

ком. Помимо этого предмета при погребённых были обнаружены два маловыразительных лепных сосуда и зернотёрка — небольшой камень, на который насыпали зерно для растирания его в муку. Сосуды подобного типа и зернотёрки существовали у различных народов на протяжении значительного периода времени. Поэтому они ничего почти не могли рассказать об этнической принадлежности погребённых и даже о времени, когда был сооружён курган. Но, может быть, эту информацию содержит странный предмет из кости?

 

По форме он приближается к цилиндру высотой 43-44 мм. Для его изготовления был использован зпифизарный [2] фрагмент трубчатой кости животного. При этом сам эпифиз срезан. Изнутри кости было удалено губчатое вещество и оставлена лишь часть его, ближе к эпифизарному концу кости. Таким образом была сделана втулка, в которую, вероятно, вставлялся какой-то не сохранившийся до нашего времени деревянный предмет (жезл?). Вещь функционально должна была служить навершием. [3] Поверхность цилиндра была тщательно зашлифована, а затем на ней были вырезаны два животных, обращённых мордами друг к другу.

 

Левое изображение — контурное, прорезанное чёткими и точными линиями, правое — только намечено сильно заострённым предметом, возможно — иглой. При внимательном рассмотрении оказывается, что композиция состоит из двух фигур кабанов, расположенных «геральдически», то есть симметрично, как бы в зеркальном противопоставлении. Они соприкасаются лишь в одной точке — остриями ушей. Изображения весьма реалистично подчёркивают основные отличительные признаки кабана. Кабан находится в характерной и естественной именно для этого животного позе — морда опущена так, что притупленная её часть почти достаёт до воображаемой поверхности земли. Всё тело наклонено вперёд с явно выраженным упором на передние конечности, гораздо более тонкие, чем задние — мощные, с хорошо подчёркнутыми бедренными частями. Передняя половина туловища значительно мощнее задней, которая завершается коротким и острым опущенным хвостом. Шея практически отсутствует, так что передняя часть непосредственно переходит в голову. Линия верхней части спины срезана, но всё же зрительно реконструируется мощный загривок. Голова небольшая, с вытянутым, притуплённым на конце рылом. Отчётливо просматривается острый клык. Хорошо различимы глаз треугольной формы и овальное ухо.

 

В литературе неоднократно высказывалось мнение о том, что в случае с «геральдическими» изображениями в зверином стиле дано одно животное, показанное в плоскостном изображении, но одновременно с двух сторон. Мастер как бы вырисовывает разные поверхности одной и той же фигуры, словно обойдя её по окружности. Г.А. Фёдоров-Давыдов [4] вслед за Л.Ф. Жегиным [5] считает, что подобные изображения зверей можно рассматривать как деформации, получающиеся от «расщепления» точки зрения, что наблюдается в древнем искусстве постоянно. «Геральдическое» изображение художник, а вслед за ним и зритель могли рассматривать как объёмное.

 

Почему же осталась незавершённой правая часть нашей композиции? Если внимательно при-

(240/241)

Навершие. Вверху: развёрнутое изображение фигур и общий вид. Прорисовки. (Открыть в новом окне)

Внизу: общий вид навершия с различных точек зрения. (Открыть в новом окне)

(241/242)

Фигурка кабана из Чиликтинского кургана.

Золотая фольга. Прорисовка.

(Открыть в новом окне)

 

глядеться, то видно, что намеченная мастером задняя часть правой фигуры выполнена асимметрично по отношению к левой. Художнику не удалось добиться здесь идентичности изображений, что было крайне важно для него, и он вынужден был бросить работу. Бракованная вещь была, таким образом, положена в могилу умершего соплеменника. [6]

 

Возвращаясь к нашим рассуждениям, отметим, что стилистический изобразительный приём, основанный на симметричном противопоставлении двух частей одного животного, характерен именно для ранних этапов формирования скифо-сибирского звериного стиля и сохраняется не позднее V века до н.э. в широком географическом регионе. Здесь мы вплотную подходим к вопросу о датировке навершия и всего погребального комплекса в целом.

 

В археологической практике датирование той или иной вещи осуществляется чаще всего по принципу аналогий. Найти полную аналогию нашей композиции представляется делом по меньшей мере затруднительным. Тому есть ряд причин. Главное, на мой взгляд, заключается в «демократичности» материала, из которого сделано навершие, — кость. Действительно, для отливки предмета из золота или бронзы нужна элементарная, но всё же мастерская, снабжённая необходимым для обработки металла оборудованием. Формовка металла позволяет, во-первых, осуществить более или менее массовое производство данного экземпляра, а во-вторых — невольно способствует унификации типа изделия. Даже в одной, не повторённой более форме можно отлить ряд аналогичных предметов, каждый из которых при желании можно вновь сформовать. Другое дело дерево или кость. Эти материалы предоставляют мастеру значительно большую свободу как в замысле, так и в исполнении произведения. Здесь каждая вещь оригинальна и неповторима в каждом отдельном случае. В археологической науке подобная точка зрения уже высказывалась. [7] Помимо этого кость, в отличие от металла, более подвержена разрушению от времени, сохранность её в большей мере зависит от условий хранения. Можно с высокой долей вероятности утверждать, что многие костяные поделки скифского времени до нас попросту не дошли.

 

С учётом этих обстоятельств становится понятным, что при датировании найденного нами навершия для нас имеет большое значение не столько поиск типологических аналогий ему, сколько анализ стиля, материала, из которого оно сделано, и техники исполнения изображения.

 

Специалисты различают две основные стадии развития скифо-сибирского звериного стиля. Временна́я граница между ними проходит где-то в VI-V веках до н.э. Первый, ранний этап (VII-V вв. до н.э.) характеризуется стилистически прямой реалистичностью и в этом смысле строгостью изображений. Главный акцент художник делает на описании животного; стремление к орнаментике, синкретичности изображений отсутствует. В качестве используемого материала металл применялся редко и, по-видимому, в исключительных случаях. Наиболее распространённым материалом являлась кость и, вероятно, дерево, которое в абсолютно подавляющем большинстве случаев до нашего времени не доходит, но его образ-

(242/243)

цы хорошо нам известны по раскопкам, например, Пазырыкского кургана. [8]

 

На втором этапе (IV-V вв. до н.э.) картина меняется. Золото и бронза служат основным материалом. Изделия из кости постепенно отходят на второй план, стиль изображения самих животных в это время становится схематичнее, зато сплошь и рядом чуть ли не главное место в композиции отводится орнаментике. [9]

 

Все признаки нашего навершия говорят за то, что оно должно быть датировано первым, ранним этапом.

 

Для уточнения датировки попытаемся всё же найти типологические аналогии фигуркам наших кабанов. В первую очередь по степени сходства обращают на себя внимание изображения кабанов на оленном камне из кургана Аржан в Туве. Аржанский оленный камень представляет собой правильную цилиндрическую стелу. В правом нижнем углу опубликованной М.П. Грязновым развёртки стелы помещаются две фигуры кабанов, обращённые мордами друг к другу. [10] Сходство этих фигур с нашими неоспоримо. Характерна поза животных — уже знакомый нам низкий наклон головы, упор туловища на передние конечности. Аналогично воспроизведение силуэта фигуры с подчёркнуто сильной холкой, развитыми бедренными частями задних конечностей, коротким свисающим хвостом, острыми, направленными вниз копытами. Последняя деталь изображений особенно характерна — кабан как бы поставлен «на цыпочки». Автор публикации датирует находку VIII-VII веками до н.э.

 

Интересны также изображения кабанов, известные по раскопкам Чиликтинского кургана в Восточном Казахстане. Фигурка вырезана из золотой фольги и датируется автором раскопок рубежом VIII-VII веков до н.э. [11] Стилистическое сходство изображения с нашими не вызывает сомнений. Опять же характерны острые, опущенные вниз копыта.

 

Резное изображение кабана, выполненное на кабаньем же клыке, происходит из кургана, исследованного в Поволжье. Комплексом вещей курган датируется VI — началом V века до н.э. [12] Здесь прослеживаются те же особенности в построении фигуры кабана и отдельных её частей.

 

Фигурка кабана из Поволжья. Кабаний клык. Прорисовка.

(Открыть в новом окне)

 

В то же время присутствует деталь, которую нельзя не отметить, — в фигуру кабана, в качестве одной из её частей, вписано изображение птицы. Это обстоятельство свидетельствует о том, что найденное нами навершие является относительно более ранним, ведь синкретичные изображения появляются уже во втором этапе звериного стиля.

 

Близкую стилистически фигурку кабана можно обнаружить и в более позднее время. В качестве примера приведём гравировку на серебряном зеркале из Келермесского кургана в Причерноморье. [13]

 

Совершенно очевидно, что датировка типологически сходных изображений не противоречит сделанному ранее выводу, а скорее подтверждает его — найденное нами навершие должно быть датировано временем не позднее начала VI века до н.э.

 

У учёных нет пока единого мнения по поводу абсолютных датировок памятников раннескифского, или, как их ещё называют, предскифского времени. Само равноправное сосуществование в науке двух этих терминов свидетельствует о том. что и к вопросу об этнической принадлежности памятников этого круга исследователи подходят

(243/244)

с разных позиций. Не имея возможности в рамках этой заметки даже осветить ход дискуссии, хочется все же заметить, что находка из могильника раннего железного века Сакар-Чага подтверждает мысль о том, что звериный стиль зародился в недрах раннекочевнических объединений, населявших степную зону нашей страны. При этом находки последних лет убедительно доказывают, что культуру ранних кочевников Азии, и в том числе Средней Азии, нельзя рассматривать как периферию скифского мира с центром в Причерноморье. С самых древних времён культура азиатских кочевников на огромных территориях отличалась самобытностью, проявляющейся, в частности, в высокохудожественных первых образцах звериного стиля.

 

Значение сакар-чагинской находки ещё и в том, что она заполнила до некоторой степени лакуну, которая существовала в изучении скифо-сибирского звериного стиля ранних кочевников Средней Азии. В раскопанном комплексе навершие оказалось единственной вещью, которая позволила датировать этот памятник. Так произведение искусства древнего мастера пришло на помощь археологии.

 

В результате усилий многих поколений археологов необычайно расширились наши представления о материальной и духовной культуре бесписьменных народов. И всё же каждый экспедиционный полевой сезон приносит новые открытия, каждое из которых ложится ещё одной строкой в грандиозную летопись истории человечества.

 

 

[1] Дневная поверхность — термин, обозначающий уровень почвы, на котором проходит жизнедеятельность человека. Уровни современной и древней дневной поверхности не совпадают, чаще всего — древняя находится ниже. Это явление обусловлено постепенным накоплением геологических и культурных напластований на уровень древнего горизонта.

[2] Эпифиз — суставная часть трубчатой кости.

[3] Навершие — деталь, крепившаяся в верхней части предмета, как правило — украшенная. Например, навершие рукояти меча, посоха, жезла и т.д.

[4] Фёдоров-Давыдов Г.А. Искусство кочевников и Золотой Орды. М., 1976, с. 31.

[5] Жегин Л.Ф. Язык живописного произведения. Условность древнего искусства. М., 1970.

[6] Надо сказать, что случаи, когда в могилу рядового члена коллектива в качестве сопровождающего инвентаря подкладывали вещи сломанные или негодные к употреблению, в среде древнего скотоводческого населения, нередки. Этот факт можно объяснить не слишком высокой требовательностью к отправлению погребальных ритуалов на ранних стадиях развития общества. Однако возможно и другое объяснение — специально сломанная или недоделанная вещь могла олицетворять прерванный путь жизни своего хозяина. Нельзя не отметить в связи с этим особое отношение к умершим детям. Набор погребального инвентаря в детских могилах почти всегда отличается высоким качеством и специальным подбором предметов. Часто в детских могилах находят целенаправленно изготовленные игрушки или уменьшенные предметы — модели домашней утвари.

[7] Шкурко А.И. О локальных различиях в искусстве лесостепной Скифии. — В кн.: Скифо-сибирский звериный стиль в искусстве народов Евразии. М., 1976.

[8] Руденко С.И. Культура населения Центрального Алтая в скифское время. М.-Л., 1960.

[9] Шкурко А.И. Ук.соч., с. 48.

[10] Грязнов М.П. Аржан. Л., 1980. с. 43.

[11] Черников С.С. Загадка Золотого кургана. М., 1965.

[12] Максимов Е.К. Новые находки савроматского звериного стиля. — В кн.: Скифо-сибирский звериный стиль в искусстве народов Евразии. М., 1976.

[13] Максимова М.И. Серебряное зеркало из Келермеса. — Советская археология, XXI, М.-Л., 1954.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки