А.А. Вигасин
Древняя Индия. От источника к истории.
// М.: «Восточная литература». 2007. 392 с. ISBN 978-5-02-018554-8
[ аннотация: ]
В книгу избранных трудов известного российского индолога А.А. Вигасина вошли работы по источниковедению и истории Древней Индии, тематически разделённые на три раздела: «Эдикты Ашоки и государство Маурьев»; «Историческая география Индии в свете античных источников»; «Шастры и социальная действительность». Собранные вместе, эти работы позволяют составить цельное представление о социальной жизни древних индийцев, индийско-греческих отношениях в эллинистическую эпоху, знаниях греков и римлян о географии Древней Индии.
Оглавление
I. Эдикты Ашоки и государство Маурьев.
Эдикты Ашоки. — 11
Царь Пиядаси devānaṃpiya. — 37
Правление и праведность. — 47
«Охрана природы» в Древней Индии. — 57
Время в эдиктах Ашоки. — 65
К интерпретации надписей Ашоки: agabhutisusūsā. — 71
Раскаяние царя. — 87
Великое посольство на Запад и хронология династии Маурьев. — 95
Греко-индийский диалог в середине III в. до н.э. — 104
К интерпретации эдиктов Ашоки: pariṣad. — 111
Дхармамахаматры в надписях Ашоки. — 126
Царские слуги. — 133
Ашока — царь Магадан и правитель Вселенной. — 138
«Здесь Будда родился Шакьямуни». — 149
II. Историческая география Индии в свете античных источников.
Царь горных индийцев. — 163
Карта Индии в «Естественной истории» Плиния Старшего. — 171
Плиний Старший. «Естественная история». — 203
«Перипл Эритрейского моря» и политическая карта Индии. — 216
Индия в «Географии» Клавдия Птолемея. — 234
III. Шастры и социальная действительность.
Дхармашастра Нарады и средневековые комментарии. — 261
«Смешанные касты» в «Законах Ману». — 273
Античные авторы об индийских кастах. — 293
«Устав о рабах» в «Артхашастре Каутильи». — 305
«Устав о рабах» («Артхашастра» III. 13. 1-25). — 321
О понятиях «свободный» и «раб». — 326
Общество и государство по данным «Артхашастры». — 332
«Артхашастра» и ритуалистика (две главы из «Трактата о политике»). — 354
Диалог со смертью. — 378
Светлане
Предисловие. ^
Хорошо известно, что специалисты по истории Древней Индии располагают весьма своеобразным набором источников. Археологические находки относительно немногочисленны, значительная часть эпиграфики относится ко времени правления одного лишь царя Ашоки из династии Маурьев, частноправовой документации не сохранилось вовсе. Обширная литература представлена главным образом религиозными гимнами и заклинаниями, эпическими поэмами и сборниками назидательных изречений. Все они отличаются «неисторическим» содержанием и плохо поддаются попыткам определить время и место их создания.
Специфика материала, находящегося в распоряжении историка, требует особого внимания к источниковедению. Под «источниковедением» нередко понимается главным образом определение авторства, времени и места создания памятника, а также выявление в нём интерполяций и т.п. Но по отношению к литературным источникам Древней Индии такие вопросы теряют актуальность. Как правило, речь идёт о легендарных или мифических авторах, датировка колеблется в пределах нескольких столетий, текст памятника нередко имеет «текучий», неустойчивый характер. Зато особую значимость приобретает установление истоков и характера той литературной традиции, которой принадлежит произведение. Выясняя цели создания текста, анализируя особенности терминологии и логику повествования, исследователь стремится понять, что хотел и что мог сообщить его автор. Именно это позволяет подойти к главной проблеме источниковедения: как в источнике отражается историческая действительность?
Многие работы по истории Древней Индии характеризуются утилитарным подходом к источникам: из них заимствуется та информация, которая автору представляется полезной для его концепции. Действительный смысл сказанного ускользает от современного учёного, если составитель источника не кажется ему интересным собеседником. Для правильного понимания источника, очевидно, необходимо освоение его языка — и не только в чисто лингвистическом плане.
(3/4)
Бесконечный разбор терминов, контекстов и ассоциаций может показаться мелочным и утомительным. Однако он призван подвести нас к тем общим выводам, которые могут быть проверены. И для того чтобы эти выводы опровергнуть, придётся проделать аналогичную работу заново и доказать ошибочность интерпретации источников.
Статьи, представленные в настоящем издании, распределены по основным разделам в соответствии с кругом рассматриваемых источников. В первом разделе речь идёт о маурийской эпиграфике. Несмотря на обширную научную литературу о надписях Ашоки, [1] в них остаются ещё тёмные места, которые заслуживают анализа и новых попыток интерпретации. Период правления Ашоки занимает важнейшее место в работах по истории Древней Индии. Наиболее известным сочинением по данной теме остаётся монография индийской исследовательницы Р. Тхапар «Ашока и упадок Маурьев», выдержавшая несколько изданий. [2] Державу Маурьев в историографии чаще всего определяли как централизованную империю со сложной системой бюрократического управления. В эдиктах Ашоки усматривали определённую политику, направленную на распространение буддизма или близкого буддизму вероучения. Неоднократно также делались попытки представить надписи как свидетельство душевного состояния царя и его личных переживаний, связанных с обращением к буддизму.
Последовательный анализ всей серии Больших наскальных эдиктов приводит нас к выводу о том, что надписи были созданы прежде всего с целью легитимации царской власти и сама концепция дхармы являлась средством такой легитимации. В эдиктах Ашоки можно видеть новое осмысление традиционного кшатрийского идеала, а распространение дхармы связано с концепцией «вселенской победы» (digvijaya) царя. В таком контексте получают совершенно новое освещение привычные для индологии темы связей Индии с эллинистическим миром и отказа Ашоки от кровопролитных войн.
Второй раздел составляют статьи по античным источникам, посвящённые преимущественно проблемам исторической географии Древней Индии. Внимание специалистов до сих пор сосредоточивалось на сохранившихся фрагментах труда Мегасфена и спутников Александра Македонского. Труды географов римского времени изучены недоста-
(4/5)
точно. Очерк об Индии в «Естественной истории» Плиния Старшего принято считать хаотической компиляцией. Карта Клавдия Птолемея так сильно деформирует контуры Южной Азии, что представленная на ней географическая информация кажется безнадёжно испорченной и почти бесполезной для исторического исследования. Между тем основная часть приводимых Плинием этнических и географических наименований может быть надёжно идентифицирована с помощью источников на санскрите и среднеиндийских языках. В изложении обнаруживается определённая логика. Автор греческого текста, которым пользовался римский энциклопедист, имел чёткое представление о народах и государствах Индии. Плиний помогает реконструировать карту Индостана III в. до н.э.
Решению аналогичной задачи для более позднего времени способствует анализ «Географического руководства» Клавдия Птолемея. Сведения, сохранившиеся у Птолемея, а также в анонимном «Перипле Эритрейского моря», дают возможность установить основные вехи политической истории Южной Азии во второй половине I и начале II в. н.э. Тем самым сочинения античных авторов восполняют недостатки индийских источников в том, что касается исторических событий, обстоятельств места и времени.
В третьем разделе помещены работы, посвящённые анализу так называемых шастр. Эти санскритские памятники, часто определяемые как «трактаты», являются основными источниками при изучении социальных отношений и государственного устройства Древней Индии. Так как речь идёт о литературных произведениях, прежде всего приходится решать текстологические проблемы, связанные с наличием разных версий одного и того же текста, с формированием и развитием жанров, к которым шастры принадлежат. Для интерпретации шастр первостепенное значение имеет проблема соотношения древнего текста и средневековой комментаторской традиции. К сожалению, до настоящего времени практически не изучены цели и методы работы комментаторов, разновидности комментариев и происхождение сохранившихся в их составе цитат из утерянных древних текстов. Между тем очевидно, что без подобного анализа использование средневековых комментариев как для интерпретации шастр, так и для реконструкции несохранившихся памятников лишено надёжного основания.
При анализе содержания шастр наиболее существенным является вопрос об отражении исторической действительности. Так, в «Артхашастре» обычно видят план построения империи, в которой все насе-
(5/6)
ление находится под тотальным контролем чиновничества. [3] Модель бюрократического государства, будто бы содержащаяся в «Артхашастре», часто используется для реконструкции структуры Маурийской державы. Анализ терминологии и предписаний «Артхашастры» заставляет усомниться в достоверности данной модели. Памятник дает ясное представление о мироустроительной функции царя, но от этой космологической идеи очень далеко до конституционного устройства или политических преобразований конкретного государства.
Шастры не содержат законов как установленных государством юридических норм. Тем не менее мы вправе искать в них отражение представлений о социальной действительности. В частности, заслуживает внимания то обстоятельство, что каждый свободный индиец воспринимался как член тех или иных общинных коллективов, основанных на родственных, соседских и профессиональных узах. Среди подобных корпораций уже в ранних шастрах встречается и каста (джати). Социальная структура Древней Индии может быть охарактеризована как общинная в самом широком и всеобъемлющем смысле слова.
В современной историографии неоднократно обсуждалась проблема рабства в Древней Индии. Наиболее обширный источник, посвящённый этой теме, сохранился в «Артхашастре». Именно он даёт возможность всестороннего обсуждения данной проблемы. Выясняется, что древние индийцы рассматривали в качестве рабов (даса) людей, находившихся в собственности [4] хозяина. Однако порою термин «даса» распространялся и на тех, кто принадлежал хозяину на правах владения, а не собственности. [5] По всей видимости, большинство тех, кто «рабствовал», составляли кабальные должники. Сама тема рабcкой зависимости, вопреки мнению скептиков, для Индии была так же актуальна, как и для других стран древнего мира, хотя имеющиеся в на-
(6/7)
щем распоряжении источники не дают оснований для того, чтобы cчитать рабовладение основой древнеиндийской экономики.
Нетрудно заметить перекличку между статьями из разных разделов книги — либо по тематике, либо по используемым материалам. Так, «Охрана природы» могла быть помещена в раздел о шастрах, а заметка о «царе горных индийцев» оказаться в разделе о Маурийской державе. Темы посольства Ашоки к эллинистическим правителям и греко-индийского диалога тесно связаны с вопросом о миссии Дионисия в проблемой источников индийской главы «Естественной истории» Плиния Старшего. Есть некое единство выводов, сделанных на разном материале. Так, в главе об «Артхашастре» содержится заключение о том, что древнеиндийское государство было аморфной структурой, основу которой составляла власть местной знати, а отношения царя с его «слугами» осмыслялись в категориях личной зависимости и личной преданности. Надписи Ашоки показывают, что города (и соответственно, области) державы Маурьев имели местное самоуправление («советы» — паришады). Греческий источник, положенный Плинием Старшим в основу описания Индии, позволяет говорить скорее о гегемонии Магадхи, нежели об общеиндийской империи. Но главное, что объединяет работы, помещённые в данном издании, не тематическая или идейная близость. Общим стержнем книги является отношение к источникам и их месту в историческом исследовании.
Заключительная статья «Диалог со смертью» на первый взгляд и по материалу (сюжет из эпоса), и по тематике выбивается из общего ряда. Тем не менее связь с предшествующими очерками есть — и не только потому, что речь идёт о тех же самых народностях Индии (малавы, шалвы), которых упоминал Плиний, а в речи бога Ямы встречается фразеология, помогающая понять один из наскальных эдиктов Ашоки. Связь кажется более глубокой. Рассматриваемая в этой статье проблема — одна из центральных во всей книге: о характере текста и нашем отношении к нему, которое должно проявиться в переводе. Если в репликах Савитри мы находим заклинание, то его действительный смысл будет искажён дословным переводом. Звучание слов и возникающие при этом ассоциации оказываются важнее словарных значений. Но те же вопросы встают и при чтении шастр с их бесконечными повторами и перечнями, которые приводят в отчаяние своей кажущейся бессмысленностью. В качестве общего принципа можно утверждать, что интерпретация (а стало быть, и перевод) источника невозможна до тех пор, пока не будет определено его функциональное назначение. А для этого нужен анализ памятника в историческом и культурном контексте.
(7/8)
В помещаемых здесь работах делается попытка показать, что содержание источника часто совсем не таково, каким оно кажется на первый взгляд. «Политика колонизации» (в «Артхашастре») имеет не политический, а космологический смысл, «наказание преступников» осмысляется как подготовка площадки для жертвоприношения. Слова Ашоки о «раскаянии» призваны обеспечить завоевание мира. «Категории рабов» содержат вовсе не классификацию, а определение самого института рабства. В перечне «каст» в шастрах обнаруживаются не касты, а ритуальные ранги уже ушедшей ведийской эпохи вкупе с названиями иноземных народов. Оказывается, средневековые комментарии могли создаваться отнюдь не с целью разъяснения комментируемых текстов, а содержащиеся в них цитаты заимствованы не из тех памятников, на которые даются ссылки. Лев на знаменитых колоннах Ашоки символизирует не имперскую власть, а бесстрастие отшельника-муни.
Естественно, что у любого исследователя, когда он только приступает к работе над темой, есть некая гипотеза о возможном выводе. Но я должен признаться, что многие выводы, содержащиеся в этой книге, стали для меня такой же неожиданностью, как для возможных читателей. Источники столь же непредсказуемы, как сама история.
Статьи, написанные в разные годы, подверглись редакционной правке. Проведя сокращение авторского текста, я предпочёл воспроизвести фрагменты наиболее важных источников в переводе и в оригинале, чтобы дать читателю возможность проверить свои утверждения.
Многие наблюдения были сделаны на занятиях со студентами и аспирантами истфака МГУ и ИСАА: В. Романовым и А. Самозванцевым, И. Власовой и Н. Беляевой, Н. Александровой и Е. Тюлиной, Н. Волынской и М. Горбушиной, Н. Нестеренко и Д. Лелюхиным, М. Бухариным и А. Кружковым, Н. Корнеевой и К. Никольской. Всем моим юным (иногда, увы, лишь в моей памяти!) слушателям и собеседникам — сердечная благодарность.
[1] Достаточно назвать труды таких крупных санскритологов, как Э. Сенар и Г. Бюлер, Г. Людерс и Е. Хульцш, Ж. Блок и Л. Альсдорф, Д.Ч. Сиркар, У. Шнайдер, K.P. Норман.
[3] В наиболее крайней форме эта идея выражена в фундаментальной монографии Б. Брелера (Breloer B. Kauṭalīya-Studien. Bd. I-III. Bonn-Leipzig, 1927-1934). Б. Брелер писал: «Народ составлял единую массу, находившуюся под строго централизованной властью царской бюрократии» (Zum Kauṭalīya-Problem, ZII, 1929, Bd. 7, Heft 2, S. 210). Несмотря на оговорки, сходные оценки встречаются и в работах современных индологов, вплоть до Р.Ш. Шармы и Р. Тхапар.
[4] Вопреки Б. Брелеру (там же) этому отнюдь не противоречит то, что индийский «даса» и сам может располагать собственностью. Санскритские источники не дают никаких оснований, вслед за Б. Брелером, полагать, что положение «даса» характеризуется договором типа римского locatio conductio operarum.
[5] Но это вовсе не значит, что «древние индийцы не видели принципиальной разницы между отдельными категориями „даса” — рабами и не являющимися рабами» (Ильин Г.Ф. Особенности рабства в Древней Индии. ВДИ. 1951, №1, с. 99-100).
Список сокращений. ^
БНЭ — Большой наскальный эдикт
ВДИ — Вестник древней истории
КА — «Артхашастра Каутильи»
МНЭ — Малый наскальный эдикт
ОНЭ — Особый наскальный эдикт
ABORI — Annals of the Bhandarkar Oriental Research Institute
ANRW — Aufstieg und Niedergang der Römischen Welt
BEFEO — Bulletin de l’École Française d’Extrême-Orient
BEI — Bulletin des Études Indiennes
CII — Corpus Inscriptionum Indicarum
CRAIBL — Comptes rendus de l’Académie des Inscriptions et Belles-Lettres
DPPN — Dictionary of Pali Proper Names
EW — East and West
JA — Journal Asiatique
JAOS — Journal of American Oriental Society
JESHO — Journal of the Economic and Social History of the Orient
JRAS — Journal of the Royal Asiatic Society
PWRE — Pauly-Wissowa Realencyclopädie der classischen Altertumswissenschaft
ZDMG — Zeitschrift der Deutschen Morgenländischen Gesellschaft
наверх
|