А.С. Вдовин, М.А. Дэвлет, С.В. Кузьминых
Коллекционирование древностей Енисея
как социально-культурный феномен.
Ключевые слова: археологические коллекции, частное собирательство, кладоискательство, музеи
[ аннотация: ]
Статья посвящена проблемам коллекционирования археологических артефактов в XVIII-XX вв. и влиянию этого явления на историю археологической науки, деятельность отдельных ученых, культурную жизнь российской провинции.
В XVIII-XIX вв. частное коллекционирование древностей в России приобрело широкие масштабы. На волне повышенного интереса к истории после Отечественной войны 1812 г. собирательством стали увлекаться русские учёные, особенно историки. В связи с развитием античной и славяно-русской археологии возник интерес к коллекционированию, прежде всего, этих древностей. Но параллельно ещё одним полюсом притяжения стали древности сибирские, главным образом минусинские. Они привлекали внимание не только учёных из Петербурга, Москвы, Казани и Гельсингфорса, но и представителей местной сибирской администрации, чиновничества, золотопромышленников, купцов и иных сословий. Последние, составляя частные коллекции, смотрели на памятники археологии как на диковинки и курьёзы. Собирались в первую очередь эффектные металлические предметы, вызывавшие удивление и украшавшие кабинеты любителей древностей. Не понимая научной ценности собранных коллекций, владельцы дарили, продавали, передавали их по наследству. Постепенно предметы расходились по рукам, терялись, окончательно пропадая для науки. В частности, о коллекциях известных собирателей XIX в. — енисейского губернатора А. Степанова, минусинского окружного начальника князя Н. Кострова, чиновника Л. Титова и управляющего отделом банка И. Александрова — мы знаем лишь по воспоминаниям современников. После смерти владельцев следы собранных ими коллекций теряются уже в третьей четверти XIX в.
(64/65)
Одним из крупнейших собраний древностей, в первую очередь русских, обладал М.П. Погодин — известный историк и публицист, профессор Московского университета. Его археологический музей («Древлехранилище») приобрел известность по всей России. Сама личность Погодина интересна для нас с двух позиций. Во-первых, он был издателем журнала «Москвитянин», в котором печатались материалы по археологии и этнографии Сибири. Здесь поместил первые свои работы известный сибирский этнограф и археолог князь Н.А. Костров. Во-вторых, именно Погодин приобрёл и сохранил для науки ценную коллекцию сибирских древностей Г.И. Спасского, которая поступила первоначально в Румянцевский музей, а затем была передана в Исторический музей (Марсадолов, 1996. С. 11). Тем самым Погодин уберег её от участи многих подобных же собраний первой половины XIX в., впоследствии безвестно канувших в лету (Овсянникова, 1961. С. 66-144).
В первой половине XIX в. наибольшую известность среди собраний древностей приобрела коллекция первого енисейского губернатора А.П. Степанова (рис. 1). Используя служебное положение, вельможа производил раскопки курганов близ Красноярска. По его же указанию местные чиновники приобретали древности, находимые в Минусинском округе, и отсылали их в Красноярск. В книге «Енисейская губерния» Степанов упоминает, что одних только бронзовых зеркал в его коллекции было свыше двадцати (Степанов, 1835). По описанию А. Эрмана (Erman, 1850), она представляла значительный интерес для науки (рис. 3). Ещё одно весьма примечательное свидетельство о коллекции Степанова оставил норвежский профессор К. Ханстен, участник экспедиции А. Гумбольдта в Западную Сибирь: «Мы проводили всё своё свободное время у этого достойного человека в обществе молодых писателей, которые были привлечены к сотрудничеству в альманахе. [1] В его кабинете находилась коллекция местных минералов, а во всех ящиках и на полках — гравюры и рисунки, изображающие обитателей севера, предметы естественной истории, виды, книги, антикварные редкости» (цит. по: Окладников, 1950. С. 28). В число последних входили, вероятно, и археологические предметы.
Коллекция древностей А.П. Степанова, судя по свидетельству современников, была значительной и уникальной. Упоминавшимся выше зеркалам владелец дал такую характеристику: «Эти металличе-
(65/66)
ские зеркала, сделанные из меди, имеющие всегда форму круглую и так гладко полированные с одной стороны, что иные из них, лежащие несколько веков в могилах, сохранили ясность. С задней стороны имеют они ушки и различные рельефные изображения: решетки, цветы, деревья, животных, фигурки человеческие, группы людей и даже NB буквы» (Степанов, 1997. С. 28). Примечательно, что в этой коллекции имелись также кремнёвые наконечники стрел, каменные кирки, молотки и долота, собранные на пашнях в Минусинском крае. По мнению А.А. Формозова, это «первые по времени сообщения о коллекции каменных орудий у частного лица» (Формозов, 1961. С. 9). После смерти губернатора его собрание древностей бесследно исчезло.
Среди научных академических экспедиций первой половины XIX в. выделялись исследования М.А. Кастрена [2] (рис. 2). В ходе его работ в Западной Сибири, Саянах и Забайкалье в 1845-1849 гг. были собраны значительные археологические материалы (равно как и лингвистические, фольклорные и этнографические). В 1847 г. на среднем Енисее и в Саянах Кастрен раскопал 30 курганов различных эпох, зарисовал изваяния, скопировал с высокой точностью наскальные рисунки и надписи (у горы Оглахты, деревень Абакано-Перевозная, Тесь, Улазы, Красный камень, Майдаши, на реках Сисим и Бирюса). Им сделаны интересные наблюдения о детских захоронениях, их расположении относительно взрослых, впервые определена особая категория погребений (впускные могилы). М.А. Кастрен известен как создатель теории происхождения тюркских, монгольских и тунгусо-манчжурских языков (алтайская теория), гипотез о южных истоках предков финно-угров и самодийцев, о родстве уральских и алтайских языков, общую прародину которых он помещал на Алтае-Саянском нагорье. Археологические исследования в Минусинской котловине и Туве привели его к заключению, что прародину протофиннов надо искать не на Алтае-Саянском нагорье и в прилегающих к нему степях, а гораздо южнее. Путешествия подорвали здоровье Кастрена, что привело к его ранней кончине от туберкулёза (Памяти..., 1927). Преждевременная смерть исследователя повлекла за собой гибель значительной части собранных им ценнейших материалов.
Во второй половине XIX в. меняется состав коллекционеров. В.В. Стасов писал по этому поводу: «Начался новый период. Барство стало сходить со сцены и замолкло, на место его выдвинулись новые
(66/67)
сословия, которые поселились в старых барских домах, у которых явилась охота жить среди картин, статуй и редкостей, как прежде князья и графы» (Стасов, 1893. С. 585).
В окрестностях Красноярска в 1866-1871 гг. проводил раскопки И. Александров — управляющий отделом Государственного банка, который имел одно из первых разрешений от Императорской археологической комиссии на проведение раскопок на территории Енисейской губернии и посылал в ИАК свои «отчёты» (Белова, Васильева, 1992. С. 34). Занимаясь на досуге раскопками курганов, финансист-чиновник составил значительную коллекцию древностей. Работы проводились им без всякой научной цели, на низком методическом уровне. Не случайно эти «исследования» вызвали у современников негативные отзывы. А.В. Адрианов писал: «Этот вандал, обладая средствами, перепортил несколько больших курганов и тем увековечил, подобно Герострату, своё имя в археологической литературе Сибири» (Адрианов, 1884. С. 2). И.Т. Савенков сокрушался, что «коллекция Александрова — археолога-психопата, разрывшего почти все курганы в окрестностях Красноярска, бывшая в беспорядке при жизни владельца, распродана и растеряна после его смерти и так же бесследно исчезла» (цит. по: Мартынов, 1973. С. 83). В своё время он пытался отыскать следы этой коллекции, но нашёл лишь череп с печатью полицейского участка (Ядринцев, 1887. С. 16).
О судьбе этой коллекции Археологическая комиссия в 1889 г. пыталась навести справки через енисейского губернатора, направив письмо следующего содержания: «В течение 1867-1870 годов И. Александров производил археологические раскопки в окрестностях г. Красноярска и других местах Енисейской губернии и успел составить довольно значительную коллекцию бронзовых, железных и глиняных изделий, найденных им при этих раскопках... считаем должным обратиться... с покорнейшей просьбой приказать собрать сведения о том, куда поступила означенная коллекция после смерти Александрова» (ГАКК. Ф. 595. Оп. 1. Д. 3280. Л. 63-64). Распоряжение к исполнению «спустили» красноярскому полицмейстеру, который провёл дознание. Из его рапорта следует, что оставшееся движимое имущество чиновника, включая незначительную и малоценную коллекцию древностей, продавалось в Енисейском губернском правлении в 1873 или 1874 г. с аукционного торга. Несколько вещей, по словам служителя банка Шепетовского, были отправлены Александровым в Академию наук (ГАКК. Ф. 595. Оп. 1. Д. 3280. Л. 74). К счастью, В.В. Радлову удалось зарисовать часть этой коллекции и таким
(67/68)
образом сохранить для науки информацию о нескольких бронзовых предметах тагарской культуры: кельте, двух миниатюрных кинжальчиках, миниатюрном чекане, 12 бронзовых ножах, проколке и других находках. Все они происходят из окрестностей Красноярска (Торгашино, Ладейское, Березовка) (Мартынов, 1973. С. 83).
Проблему частных археологических коллекций попытался поднять А.В. Адрианов (рис. 4), который в 1881 г. обратился к собирателям древностей через «Сибирскую газету», призывая их присылать свои коллекции в Российский Исторический музей, где с них делали бы рисунки, описание и отмечали место находки. Адрианов выступил, кроме того, против продажи коллекций, так как это, по его мнению, лишит сибирский (Томский — авт.) университет и музеи «драгоценных памятников» (Дэвлет, 1996. С. 10). В заключение подвижник сибирской археологии отмечал: «Позволю себе надеяться, что обладатели таких коллекций не оставят без внимания моего предложения и, в интересах отечественной истории, постараются сделать общеизвестными свои находки, сохраняя за собой право собственности на них» (цит. по: Дэвлет, 1996. С. 10).
Московское археологическое общество к каждому Всероссийскому археологическому съезду стремилось организовать выставку древностей и обращалось за содействием в губернские, уездные и университетские музеи, реже к частным лицам. В 1889 г. МАО при подготовке к VIII АС обратилось в Енисейское губернское управление с тем, чтобы пригласить к участию в выставке частных владельцев древних предметов. 26 августа обращение МАО было опубликовано в «Енисейских губернских ведомостях» (ГАКК. Ф. 595. Оп. 1. Д. 3280. Л. 125).
В 1886 г. с некоторыми большими частными коллекциями познакомился во время своей поездки по Сибири Н.М. Ядринцев (рис. 5). Среди них были собрания князя Н.А. Кострова, чиновника Л.Ф. Титова, губернатора А.П. Степанова, происходящие с территории Енисейской губернии. К сожалению, о судьбе этих коллекций ныне ничего не известно. Годом позже П.С. Уварова наводила справки о частных коллекциях в Сибири через Д.А. Клеменца (рис. 6), который сообщил графине следующее: «Из местных частных коллекций мне известны, кроме Адриановской, — небольшая коллекция И.П. Кузнецова [Красноярского — авт.], в которой есть экземпляра три ножей интересной формы, коллекция священника в селе Абаканское, отца Степана, и довольно полная, известная мне по рисункам коллекция г[осподина] Боилинга из Енисейска <...>. Рисунки с вещей в коллекции Кузнецова и описание их владельцы охотно позволят сделать, я
(68/69)
готов взять на себя пересмотр и составление описания, а также рисунков с наиболее интересных вещей в коллекции абаканского священника. Сделать то же относительно коллекции г. Боилинга я могу не ранее 1888 года, так как раньше этого времени у меня не будет возможности попасть в Енисейск. Рисунки вещей этой коллекции есть» (ОПИ ГИМ. Ф. 17. Д. 555. Л. 233-234).
Коллекция англичанина П.А. Бойленга, [3] по свидетельству Н.М. Ядринцева, состояла из 799 медных, каменных, железных, костяных и чугунных предметов, а по сведениям Д.А. Клеменца в ней было более 500 предметов. Судьба этого собрания волновала сибиряков. Клеменц писал графине П.С. Уваровой: «Проезжавшие через Томск английские путешественники Виггинс и Сюливан заявили мне, что Боилинг продаёт им свою коллекцию за 3000 р. И спрашивали — можно ли дать за неё такую цену? Я не дал определённого ответа в расчёте, что может быть удастся найти покупателя в России и таким образом не отдать хорошего материала в чужие руки. Коллекция эта недурная, подбор вещей хорош, но редких экземпляров в ней мало. Если Боилинг считает каждую железную штуку за отдельный № и причисляет сюда же казацкую кольчугу, никакого интереса не имеющую, то он просит несколько дорого. Может быть отдельное лицо или учреждение заинтересуется этой коллекцией, тогда я бы предложил обратиться для ведения переговоров к Н.М. Мартьянову, лично знакомому Боилингу, или к Иннокентию Александровичу Лопатину. Последний знает цену сибирских древностей на месте лучше [чем] кто либо, и как енисейский золотопромышленник часто бывает в Сибири, в Енисейске. Было бы жаль упустить ценную коллекцию древностей и отдать в руки иностранцев» (ОПИ ГИМ. Ф. 17. Д. 555. Л. 237 об.-238). В следующем письме Клеменц сообщает: «О коллекции Боилинга я писал и в Археологическую комиссию в надежде, что может быть и она найдёт путь какой-нибудь приобрести её, но должно быть придётся ограничиться одним описанием и изданием существующих с этой коллекции рисунков» (ОПИ ГИМ. Ф. 17. Д. 555. Л. 242 об.).
Императорская археологическая комиссия в 1888 г. обратилась к Н.М. Мартьянову (рис. 7) за сведениями об этой коллекции. Примечателен ответ Николая Михайловича (11.04.1888), касающийся не только коллекции Боилинга, но и оценки собирательства древностей в Минусинском округе. Приведем его полностью.
(69/70)
«В полученном мною письме от 8 марта с[его] г[ода] Императорская археологическая комиссия обращается ко мне с просьбой сообщить о составе и стоимости коллекции сибирских древностей живущего в Енисейске англичанина г[осподина] Бойлинга. Считая своим долгом исполнить желание Императорской археологической комиссии, прежде всего, позволю себе высказать несколько соображений об оценке местных археологических предметов вообще. Не считая себя компетентным в этом последнем, я могу только заметить, что обыкновенный способ собирания древностей, к которому прибегают посещающие наш и соседние округа учёные и любители древностей, состоит в личных разъездах по округам для скупки предметов у разных лиц. При разбросанности и сравнительной немногочисленности лиц, в руки которых каким-либо образом попали археологические предметы, учёному или любителю-коллектору, обыкновенно приходится потратить немало времени и средств на эти разъезды. Поэтому мне кажется, труд и средства, затраченные на разъезды, по справедливости должны быть приняты во внимание при определении стоимости собранных древностей наряду с суммой денег, употреблённых на их покупку. И если приобретение за ничтожную плату вещей, в сущности очень ценных, является делом счастливого случая, то, с другой стороны, такая счастливая случайность уравновешивается прежними тратами, часто неизбежными ни для частного лица, ни для нашего Музея при одном из обыкновенно практикуемых ими способов собирания археологических предметов, — именно через посредство случайных, часто неопытных и незнакомых с археологической наукой лиц, которые по своей неопытности или незнанию покупают по дорогой цене вещи или совершенно негодные, или такие, стоимость которых ничтожна. В виду всего этого, я не могу не разделять вполне мнения И.А. Лопатина, к которому я не раз обращался за советами и мнением, и который оценивает все предметы медного века в составе коллекции не менее чем при 100 отдельных номеров — по пяти рублей за номер, а предметы железного века по 2-3 р[убля] за номер, не считая между последними наконечников стрел, стоимость которых ничтожна.
Переходя теперь к коллекции г[осподина] Бойлинга, я спешу уведомить, что в целом этой коллекции я не видел; мне пришлось видеть только некоторые предметы и слышать о других. Г[осподин] Бойлинг, в бытность свою по личным делам в Минусинском округе в 1879 г. и 1880 г., предпринял две поездки по нему с целью собирания древностей. Относительно результатов его поездки я имею некоторые
(70/71)
сведения. Именно, г[осподином] Бойлингом собрано было каменных вещей — 12 (жернова, точильные камни), медных вещей — 90 (из них кинжалов — 7, ножей — 30, серпов — 3, топоров — 8, долот — 6, удил — 8 и мн[ого] др[угих]) железных вещей — 52. Многие из предметов этой первой коллекции были срисованы; рисунки эти были посланы мною на время в прошлом году графине П.С. Уваровой. Из первой коллекции я видел некоторые предметы, как, напр[имер], (из числа) медных: медный снаружи кинжал, с железным внутренним стрежнем, присутствие которого было обнаружено только благодаря отверстию, образовавшемуся от повреждения верхнего медного слоя; затем бляхи поясные, изображения оленей. Знаю также, что в числе медных вещей встречаются китайские монеты и зеркала, это вещи, не принадлежащие медному веку. Что касается качественного и количественного состава коллекции г[осподина] Бойлинга, собранной им во вторую поездку по Минусинскому округу, то я теперь не могу дать каких-либо определённых сведений. Я видел только некоторые предметы из этой коллекции, как напр[имер], серебряные подвески, медные долота, ножики, застёжки, некоторые каменные орудия, из последних выдаётся по своему интересу палица в аршин длины, представляющая из себя в сущности отпечатки ствола дерева кноррии каменноугольной формации (knorria imbricate), находимые в Минусинском и Ачинском округах и в соседней Монголии. Вообще же, сравнивая состав археологических коллекций г[осподина] Бойлинга и нашего Музея, я прихожу к тому выводу, что за исключением двух-трёх каменных вещей все остальные повторяются и в нашем Музее.
Искренно сожалею, что я теперь не имею возможности дать Императорской археологической комиссии более обстоятельных сведений об археологических коллекциях г[осподина] Бойлинга, прошу принять уверения в моём глубоком почтении и полной готовности к услугам. Николай Мартьянов» (РО НА ИИМК. Ф. 1. 1883. Д. 46. Л. 180-182 об.).
В газете «Сибирский вестник» сохранилось описание того, как два иностранца, Боулинг (Бойленг/Бойлинг — авт.) и Сюливан, торговались об окончательной цене собрания сибирских древностей (Б.п., 1888. С. 2). К счастью, оно осталось в России. Владелец снизил цену до 2500 р., а в итоге продал коллекцию за 2050 р. известному красноярскому купцу И.Г. Гадалову. Последний передал основную часть собрания в дар археологическому музею Томского университета (Ядринцев, 1887. С. XIII-XVI), а некоторые материалы — в Минусинский музей (Кон, 1902. С. 224).
(71/72)
Известным коллекционером был археолог-любитель, историк, золотопромышленник И.П. Кузнецов-Красноярский (рис. 8). Собиранием древностей начал заниматься его отец П.И. Кузнецов. В 1877 г. от него поступила в Иркутский музей ВСОРГО большая коллекция «местных древностей», положившая начало археологическому собранию музея. Сын в конце 1880-х гг. передал собранные им коллекции в археологический музей Томского университета, а также в Минусинский и Российский Исторический музеи. Затем он вновь стал коллекционировать археологические предметы и позднее опубликовал своё собрание древностей (Кузнецов-Красноярский, 1908).
Счастливой оказалась судьба и у археологической коллекции И.Т. Савенкова (рис. 9), с которой Н.М. Ядринцев познакомился во время той же поездки 1886 г. Савенков на протяжении многих лет своей жизни в Красноярске занимался собиранием геологических и антрополого-археологических материалов. Среди них — каменные орудия с Базаихи и Афонтовой горы (около 1000 предметов). Только наконечников стрел в его коллекции было около 300 экземпляров. «Кроме этих предметов, — отмечал Ядринцев, — мы видели... добытые на Базаихе и реке Узунжуле в Минусинском округе бронзовые орудия при совместной раскопке [И.Т. Савенкова — авт.] с И.П. Кузнецовым; из них особенно заслуживают внимания боевые топоры или клевцы, насаживаемые на деревянную ручку и находившиеся рядом с костяком», «кроме того [Савенков — авт.] составил превосходную коллекцию писаниц» (Ядринцев, 1887. С. XIII-XVI).
Позднее, когда И.Т. Савенков по служебным делам выехал в 1894 г. в Варшаву, он передал свою обширную коллекцию в Зоологический и Антропологический музеи Академии наук, таким образом, определив её дальнейшую судьбу. «Моё желание — не разрознивать по частям коллекций и передать их полностью на хранение в одно из центральных научных учреждений, чтобы они впоследствии подверглись надлежащей специальной обработке и сделались бы таким образом достоянием науки» (Савенков, 1894. С. 6). Собиратель сам составил подробную опись и каталог передаваемой коллекции. Он просил напечатать в изданиях Академии наук сообщение, чтобы его коллекции «не затерялись и чтобы их временами выставляли» (цит. по: Ларичев, 1969. С. 63), и специалисты могли обратить внимание на вновь поступившие в музеи материалы. Позже исследователь работал со своей же коллекцией в Музее антропологии и этнографии (Ларичев, 1969. С. 64).
(72/73)
Основу коллекции И.Т. Савенкова составляют археологические и палеонтологические материалы со стоянок Афонтова гора и Ладейская. В 1885 г. они были осмотрены И.Д. Черским, им же была определена часть палеонтологических находок. В археологическом блоке собрания представлены каменные орудия, изделия из кости, рога и бивня мамонта эпохи палеолита (около 250 экз.). «Если эта коллекция, — писал Савенков, — количественно не покажется интересною, то качественно она, мне кажется, будет иметь немаловажное научное значение». Предметы неолитической эпохи [4] представлены каменными орудиями с Енисея и Ангары (около 400 экз.), среди них более 250 целых наконечников стрел. Коллекция бронзовых предметов невелика — около 30 предметов (Савенков, 1894. С. 6-7).
Благополучно разрешилась судьба одной из самых известных частных коллекций, принадлежавшей уроженцу Красноярска, ученому, геологу и золотопромышленнику Иннокентию Александровичу Лопатину [5] (рис. 10). После окончания Института Корпуса горных инженеров его деятельность протекала в Сибири, в изучение которой он внёс неоценимый вклад. С именем Лопатина связаны Туруханская 1866 г., Витимская 1867 г., Сахалинская 1868 г. и другие экспедиции, а также одна из первых попыток научного анализа происхождения и развития рельефа геологического строения Сибирской платформы. Попутно с геологическими работами он проводил археологические исследования в Приамурском и Приморском краях, на Сахалине и в 1871 г. на юге Енисейской губернии (Дэвлет, 1963б. С. 345), оказывал помощь и содействие коллекционерам и учёным. Д.А. Клеменц отмечал, что И.А. Лопатин в середине 1880-х гг. «по своей долголетней практике в погоне за древностями — он был признан “первым авторитетом”» (цит. по: Белова, Васильева, 1992. С. 34). Коллекция сибирских древностей собиралась учёным на протяжении многих лет, и он, по свидетельству Клеменца, не жалел ни трудов, ни расходов «на собирание древностей, встречавшихся на его пути, и заботился о том, чтобы драгоценные предметы эти не погибли для науки» (цит. по: Белова, Васильева, 1992. С. 34). И.А. Лопатин постоянно пополнял своё собрание. В 1874 г. оно насчитывало 300 каменных предметов, 600 бронзовых и медных, 100 железных (Клеменц, 1886. С. 4). В тех случаях, когда Минусинский музей не мог приобрести ту или иную
(73/74)
вещь, она покупалась для Лопатина, который постоянно поддерживал переписку с Н.М. Мартьяновым по этому вопросу и просил покупать в год древностей на 200-300 р. (Радлов, 1888. С. 4). Через музей устанавливались связи с теми, кто мог помочь в приобретении древних вещей. Так, в письме к Мартьянову (1877 г.) Лопатин писал: «... хочу его [отца Степана из с. Абаканского — авт.] попросить покупать для меня древние вещи при случае» (МГА. Ф. 73. Оп. 1. Д. 1. Л. 55).
Любопытные воспоминания оставил известный российский этнограф П.Е. Островских: «Всю свою гимназическую жизнь (1882-1890) я занимался в свободное время сбором археологических предметов на древних стоянках окрестностей Красноярска и в Минусинском округе, горных пород и окаменелостей. Значительная часть известной лопатинской археологической коллекции медного века собрана моими руками. И.А. Лопатин ежегодно приезжал в Красноярск и виделся со мной и с другими лицами, у которых на руках случайно оказались древности...» (КККМ. О/ф 7904/265-10. Л. 2,3).
По свидетельству И.Т. Савенкова (письмо Н.М. Мартьянову от 17.07.1884), в собрании И.А. Лопатина имелось «25 ваз (котлов), 300 ножей, 50 кинжалов, 100 топоров и др. Вес медных и бронзовых предметов коллекции составляет 50 пудов». Далее Савенков сообщает, что «блестящие предметы лежат в Москве закупоренные. Выставлять он боится, рассказывает много странного по части исчезновения предметов. Раз на выставку он передал 144 предмета, а выставлено только 129. 15 предметов нет и следа, это очень не рекомендует организаторов выставок» (АМКМ. Оп.1. Д. 24. Л. 56). Лопатин не просто собирал археологические предметы, а, если это было возможно, снабжал каждый предмет этикеткой с указанием места находки.
Собрав огромную коллекцию древностей, И.А. Лопатин в конце 1870-х гг. предполагал продать её Московскому археологическому обществу за 10 тыс.р. и «надеялся впоследствии собрать ещё таковую, но потом по опыту узнал, что это будет очень трудно» (Клеопов, 1964. С. 166). Однако 14 января 1882 г. в письме к академику Ф.Б. Шмидту, выступавшему посредником в переговорах с МАО, Лопатин сообщил об ином решении: «Теперь коллекцию свою я продавать не намерен, а прошу Вас передать графу Уварову, что согласен её выставить на несколько лет в витринах Исторического музея, с ответственностью Управления музея за сохранность коллекции. В Швейцарии я видел теперь несколько коллекций бронзового века в публичных музеях и
(74/75)
думаю, что богатству бронзовыми вещами моя коллекция не уступит им. Так как я ранее просил за свою коллекцию 10 тыс. рублей, то хорошо бы было, если бы граф Уваров употребил хотя [бы] проценты с этой суммы, то есть рублей 500 в год, на раскопки курганов в окрестностях Минусинска, пользуясь присутствием в этом городе чистейшего и трудолюбивейшего Николая Михайловича Мартьянова, хотя он занят управлением аптекою, принадлежащую моему двоюродному брату Алексею Василевичу Малинину, но в дешёвое для раскопок время — осень — он мог бы, по моему мнению, на время отлучиться из города» (АРАН. Ф. 42. Оп. 2. Д. 53. Л. 10-11; Клеопов, 1964. С. 166-167). План этот в полной мере осуществить не удалось: причиной тому, вероятно, была кончина графа А.С. Уварова в 1884 г.
Сибирская общественность ревниво относилась к слухам о возможной продаже коллекции Лопатина. «Сибирская газета» (1886. №44) писала в те дни: «Археологическая коллекция И.А. Лопатина оценена в 10 тыс. руб., и, как мы слышали, её не прочь купить за эту сумму один столичный музей на средства государства, а между тем И.А. собрал свои древности главным образом, если не исключительно, в том районе, средоточением которого является Минусинский музей».
С 1886 г. Лопатин направлял частями свою коллекцию (рис. 11) для определения в Императорскую археологическую комиссию. Как вспоминал В.В. Радлов, это было вызвано тем, что «... горный инженер И.А. Лопатин узнал о намерении Археологической комиссии издать коллекцию древностей, собранную им в течение многих лет в системе верхнего и среднего Енисея, если мы согласимся поместить в Атласе [6] рисунки и описание находящихся в ней предметов. Такое любезное предложение, конечно, могло послужить только к пользе задуманного предприятия, и Комиссия с признательностью согласилась на это предложение. Г[осподин] Лопатин исполнил своё обещание и в начале прошлого года доставил в Археологическую комиссию первый отдел своей коллекции, медные ножи, состоящий из более чем 350 предметов. Огромное число как уже представленных им, так и имеющих ещё поступить от него вещей побудило Комиссию изменить план предположенного издания. Теперь уже нечего было думать о моём атласе: богатая коллекция г[осподина] Лопатина должна лечь в основу нового из-
(75/76)
дания, а рисунки моего атласа могут только служить дополнением лопатинской коллекции» (Радлов, 1888. С. II-III). [7]
После обработки коллекции в ИАК И.А. Лопатин в дальнейшем планировал передать её «в Московский Исторический музей, куда я эту коллекцию, согласно мнения Археологической комиссии, жертвую. Имеющиеся же у меня на дому дубликаты этой коллекции, а также бронзовые котлы я тоже жертвую в Исторический Московский музей» (цит. по: Клеопов, 1964. С. 167-168). Однако при жизни Лопатина передача коллекции в Исторический музей так и не состоялась. После смерти Иннокентия Александровича в 1909 г. его сестра А.А. Лопатина, памятуя о воле покойного, чтобы его коллекция была «целиком, не разрознивая» (цит. по: Клеопов, 1964. С. 167) передана в РИМ, спустя год обращается в ИАК с письмом и напоминает, что И.А. Лопатин «...отказал по духовному завещанию Императорской археологической комиссии древности бронзового века... то не признает ли она возможным передать вышеупомянутую коллекцию Императорскому Российскому Историческому музею в Москве, в котором уже имеется небольшая коллекция моего покойного брата» (цит. по: Клеопов, 1964. С. 167). Однако ИАК не торопилась исполнить волю Лопатина. Причиной тому были, вероятнее всего, натянутые отношения Комиссии с МАО (с которым был тесно связан РИМ), а также попросту нежелание расстаться с таким «лакомым кусочком», доставшимся ИАК без каких-либо усилий и финансовых затрат с её стороны.
В настоящее время основная часть лопатинского собрания древностей хранится в Эрмитаже (Завитухина, 1983. С. 3; колл. №5531), меньшая — в ГИМе (колл. №33832). Обе части коллекции в большинстве своём аннотированы, и это значительно повышает их исследовательскую ценность, как показали работы Н.Л. Членовой (1967) и М.П. Завитухиной (1983). Но гораздо чаще приходится сталкиваться с тем, что многие частные коллекции не аннотировались, а в итоге предметы лишались такой важной информации как их легенда.
Во время поездки в Приангарский край в 1912 г. А.П. Ермолаев описывает одну из увиденных коллекций: «У одного из чадобских торговцев г[осподина] В. имеется порядочная коллекция предметов из камня, а также меди, бронзы и железа. Большая её часть собрана на местной стоянке, часть на Подкаменной Тунгуске; железные предметы — принадлежности шаманства — взяты в тайге по реке Чуне.
(76/77)
Особенно интересные предметы сфотографированы. К сожалению, коллекция не этикетирована, и все данные о нахождении отдельных предметов можно получить только от г[осподина] В.; он же, собирая несколько лет, естественно, в конце концов забывает точные даты. В коллекции около 200 предметов» (КККМ. О/ф. Д. 7886/209. Л. 8-9). Возможно, именно эту коллекцию приобрёл в с. Чадобец на Ангаре для Канского музея Д.С. Каргаполов. Часть её была выставлена в музее, несколько предметов из экспозиции были украдены, судьба остальной части коллекции неизвестна (КККМ. Оп. 1. Д. 372. Л. 221).
В МАО в 1901 г. от енисейского губернатора М.А. Плеца поступило сообщение: «В Пинчугской вол[ости], Енисейского уезда, Енисейской губ[ернии], несколько лет проживает ссыльный Иосиф Августовский, преимущественно занимающийся изучением местной флоры и собиранием при раскопках коллекции предметов каменного периода, бронзовых, железных орудий, горных пород. Ныне ссыльный этот умер, оставив собранные археологические и этнографические предметы, всего до 400 слишком, которым имеется особая опись. Вся коллекция предметов Августовского первоначально находилась на хранении в Енисейском местном музее, хотя большая часть предметов и не имеет точных указаний о месте нахождения их, но по аналогии с коллекцией Енисейского музея заведующий последнего А.И. Кытманов с достоверностью предлагает, что предметы каменного периода найдены в Енисейском, вообще в местности по реке Ангаре, в Енисейском уезде. Более же трудно определимо местонахождение бронзовых и железных орудий, но, по всей вероятности, добытых при раскопках также в Ангарском крае и частью в Минусинском уезде, как полагает г[осподин] Кытманов. Вся коллекция покойного Августовского состоит из числа 219 предметов каменного века, 56 штук бронзовых и 101 железных орудий и 37 инородческих предметов» (ЦИАМ. Ф.454. Оп. 2. Д. 118. Л. 311-311 об.). Из отчёта Енисейского музея за 25 лет его деятельности следует, что вся эта коллекция осталась в музее (Енисейский..., 1909. С. 15).
Английский орнитолог Г. Сибом, совершивший в 1877 г. путешествие по Сибири, вывез с собой «коллекцию бронзовых и медных кельтов и иных орудий из древних могил между Красноярском и Минусинском» (Seebohm, 1882. Р. 250). Изображения некоторых вещей он поместил в качестве заставок в книге «Siberia in Asia», где «рисунки бронзовых изделий даны лишь для украшения книги, но, согласитесь, — писал один из современников, — самые изделия пропали навсегда для исследователей сибирской старины» (Богданов, 1883. С. 9).
(77/78)
Одна из крупнейших частных коллекций на территории Енисейской губернии принадлежала меднику-литейщику Ивану Петровичу Товостину [8] (рис. 12), который с конца 1870-х гг. скупал предметы у крестьян для перепродажи И.П. Кузнецову-Красноярскому. Затем он сам начал собирать древние вещи, разъезжая по Минусинскому округу, а также скупая их при помощи объявлений, размещенных в газете и вывешенных в людных местах Минусинска. О цене этих вещей в конце XIX в. сохранилось свидетельство шведского исследователя Ф.Р. Мартина, проводившего в 1891 г. археологические раскопки под Минусинском: «Сегодня находки встречаются немного чаще, однако крестьяне, к счастью, начинают осознавать их стоимость. Несмотря на это, цены на них пока ещё низкие. За красивый кинжал или топор из бронзы просят 1 рубль, за бронзовый нож — от 20 до 30 копеек. Железные наконечники стрел, которые находят в огромном множестве, оцениваются от 2 до 10 копеек. То тут, то там встречаются даже небольшие собрания, которые имеют достаточно высокие цены» (Мартин, 2004. С. 38). Близкие цены держались и десятилетием раньше. Й.Р. Аспелин, ведя торг с И.П. Товостиным по поводу покупки его коллекции, отмечал: «Так, напр[имер], в бытность мою в Сибири за ножи, кинжалы и пр. я уплачивал по 15-60 коп. за штуку, и ни в коем случае не выше 1 рубля» (Архив МВ-АО. Аспелин — Товостину. 20.04.1915 г.).
Иван Петрович старался покупать у крестьян предметы ниже цен, отмеченных Мартиным и Аспелиным [Аспелином], — по 10-50 копеек за штуку, а продавал их путешественникам, чиновникам и прочим лицам, интересующимся древностями, за 15-20 рублей. В то время древние вещи часто использовались как украшения или в качестве ножей для разрезания страниц печатных изданий (Дэвлет, 1963б. С. 336-337). К началу XX в. у Товостина образовалась значительная коллекция археологических предметов из минусинских степей. С целью её продажи, и подороже, он опубликовал даже «Каталог чудских древностей» (Товостин, 1913).
В 1913 г. часть предметов у минусинского торговца купил Музей Императора Александра III в Петербурге, [9] однако продать коллекцию целиком не удалось. Важно отметить, что владелец не предла-
(78/79)
тал её Минусинскому или другим сибирским музеям. Напротив, он сторонился каких-либо отношений с Минусинским музеем. Ему не хотелось широкой огласки о своей коллекции из-за боязни её кражи. Кроме того, Товостин хорошо сознавал, что «перебегает дорогу» Н.М. Мартьянову и его коллегам, скупая вещи, которые могли быть принесены для продажи или дарения в музей. Иван Петрович также понимал, что местные музеи не дадут за коллекцию ту цену, на которую он рассчитывал, обращаясь в столичные и зарубежные музеи. Будучи человеком весьма практичным, Товостин сознавал, что в условиях затянувшейся мировой войны и при падении курса рубля обесценивается и его коллекция — и он торопился продать её.
В начале 1915 г. Товостин написал в Гельсингфорс Й.Р. Аспелину (рис. 13) с просьбой найти покупателей за границей. Государственного археолога Финляндии (одна из официальных должностей Аспелина тех лет) он знал со времени экспедиций 1887-1889 гг. «Для сбору таковой коллекции, — сообщал Иван Петрович, — мною утрачено много времени и денег; коллекция оригинальная, но продать таковую я решил по случаю моей старости. Прошу Вас, не имеете ли Вы сведения относительно Швеции и ея музеев, которыя не пожелают ли купить мою коллекцию» (Архив МВ-АО. Товостин — Аспелину. 9.01.1915). Однако истинная цель обращения Товостина к Аспелину, скорее всего, заключена в последних строках этого письма: «Для Вашего музея не предлагаю свою коллекцию, потому что Вами собрано много предметов древности во время Вашего проезда по Минусинскому округу, а в прочим могу и Вам продать, ежели в цене сойдёмся».
Иван Петрович, зная об интересе финских учёных к минусинским древностям, не ошибся в выборе адресата: государственный археолог в ответном письме выразил желание приобрести эту коллекцию в Финляндию. Начинается длительная переписка и торг о покупке: первоначальная цена в 3000 р., запрошенная Товостиным за 700 предметов, была чрезмерной и для Исторического музея Финляндии. Чтобы придать ценность коллекции, владелец часто отмечает в письмах, что в её собирание он вложил 20, 25, 30 лет тяжкого труда и немало средств, что в его коллекции нет дубликатов, что все вещи «разнокалиберные» (Кузьминых, Вдовин, 2007. С. 89). Аспелин, после получения фотографических снимков, предлагает цену значительно ме́ньшую — 1250 р., отмечая при этом, что в июне в Минусинск для археологических исследований прибудет секретарь Исторического музея А.М. Тальгрен (рис. 14), который
(79/80)
сможет оценить научную значимость коллекции. С предложенной ценой Иван Петрович не согласился и сообщил в Гельсингфорс, что будет ждать приезда в Минусинск Тальгрена (Архив MB-АО. Товостин — Аспелину. 4.04.1915).
В конце мая 1915 г. Й.Р. Аспелин умер. Известие о его смерти застало A.M. Тальгрена на Урале: ученик Аспелина был уже в пути в ходе трёхмесячной поездки в Россию, конечной целью которой являлось проведение археологических исследований в Абаканской степи (Kivikoski, 1954. Р. 94-95). В Минусинске наряду с изучением богатейших фондов музея финский археолог лично ознакомился с коллекцией Товостина, оценил научную значимость собранных им древностей, подробно описал их и дал положительное заключение в Археологическую комиссию Исторического музея о необходимости приобретения данной коллекции. Осенью 1915 г., по возвращении из поездки в Россию, Тальгрен по поручению Археологической комиссии продолжил переписку с Товостиным о покупке коллекции.
В 1916 г. переговоры вступили в заключительную фазу. Стоимость коллекции снизилась: стороны сошлись на сумме в 2500 р., но всё равно в тот момент она была чрезмерной для Исторического музея. В итоге по рекомендации Тальгрена коллекцию купил профессор Карл Хедман, у которого позднее она была выкуплена Национальным музеем. [10] Иван Петрович, упаковав 1056 предметов в два больших ящика по пяти пудов каждый, сам доставил их в Петроград для передачи доверенному лицу и получения денег. На другой год Тальгрен оперативно опубликовал материалы вновь приобретённой коллекции Национального музея, включив в книгу и результаты собственных раскопок тагарского кургана под Абаканом (Tallgren, 1917. Р. 14-17). Экземпляр книги с собственным портретом на первой странице (Tallgren, 1917. Р. 14-17. Fig. 1) Иван Петрович получил в числе первых. Его переписка с Тальгреном продолжалась в течение всего 1917 г. (РОНБФ. Coll. 230.14), пока не прервались почтовые сношения России и Финляндии.
Во время поездки по Сибири в 1915 г. А.М. Тальгрен встречался в Минусинске, Красноярске, Томске, Барнауле и Омске не только с профессионалами, но и со многими любителями и коллекционерами древностей. Даже те, кто не смог лично познакомиться с ним, сообща-
(80/81)
ли о своих коллекциях. Купец Александр Данилов писал: «...мне было очень жаль, что не удалось лично познакомиться с Вами и показать Вам, интересующую Вас, мою маленькую коллекцию чудских древностей... которая вся у меня помещена на таблицах» (РОНБФ. Coll. 230.3).
Из письма купца Т.Т. Бахова [11] A.M. Тальгрену можно заключить, что расхищение и продажа древностей в начале XX в. не только не утихли, но приобрели ужасающий характер: «Вещей наброных очень мало только один ножик никак не удается мне съездить в крестьянские деревни и в татарах не предвидится никаких вещей одно только что я нашел два камня с выбитым человеческого образа очень ясно но тяжелый пудов на двадцать или боле окажется для вас нужным можно достать из земли от города Минусинска 150 вёрст стоящи по углам на кургане описывать в каком виде эти выбивки на камнях обратите внимания и еще есть в скале разного рода выбиты звери и буквы. Этот камень придется вырубить инструментом вещей пока подходящих не наберу посылать не буду зимой поеду в крестьянские деревни наверно там куплю тогда и пошлю описывать пока нечего... Много дешевых мелких частей не купил всего только один ножик есть кое у кого удела ножики не продают думают очень ценно пока берегут весной лучше купить чем зимой» (РОНБФ. Coll. 230.2).
Археологические коллекции и даже настоящие музеи были и у других любителей древностей, и не только в городах. Известны собрания пограничного начальника Д.В. Пржигодского (Кон, 1902. С. 243) и некоторых сибирских крестьян. Среди последних Н.А. Трухин — «наш тесинский археолог», которого консультировал Д.А. Клеменц (Дэвлет, 1963а. С. 5), Ф.Ф. Девятков из с. Курагино, сотрудничавший с ВСОРГО. С его материалами был знаком Н.М. Ядринцев.
Таким образом, археология играла значительную роль в культурной жизни Енисейской губернии. Древностями интересовались не только из меркантильных соображений. Наличие частных коллекций значительно облегчило проблему формирования археологических фондов в музеях Томского университета и городов Сибири. На первоначальном этапе собирательской деятельности, до организации местных музеев, археологические коллекции и отдельные предметы из Сибири, если не переплавлялись или не вывозились за границу, попадали в музеи Москвы и Петербурга. В дальнейшем они
(81/82)
пополнили музеи Минусинска, [12] Красноярска, Томска, Иркутска, Казани, частные коллекции, а также оказались за границей — во многих европейских и американских музеях и частных собраниях.
В путеводителе по Музею антропологии и этнографии им. Петра Великого, составленном Б.Э. Петри в 1916 г., мы находим упоминания енисейских материалов, переданных И.Т. Савенковым, П.Е. Островских и В.Я. Толмачёвым. В основном это изделия из камня и кости: наконечники стрел, скребки, фигурки лося и человека, нефритовые топоры и др. (Петри, 1916. С. 16). В коллекции Островских (287 предметов; МАЭ, колл. 240), собранной в окрестностях Красноярска в основном близ с. Ладейское и переданной в 1894 г., наряду с изделиями из камня и кости представлена также выразительная серия бронзовых предметов — ножи, иглы, кельт, удила и др. (Мартынов, 1973. С. 82; Вдовин, Данилейко, Ипполитова, 2010. С. 97-105). Кроме этого, ранее, в 1864 г., в музей (колл. 1434) поступила небольшая коллекция Л.Ф. Титова (Мартынов, 1973. С. 82) и позднее, в 1909 г., коллекция П.А. Перщетского, собранная в Июсо-Урюпском лесничестве Ачинского округа Енисейской губернии. В последней среди 25 предметов, в основном тагарских, имелись бронзовые серп, тесло, ножи и иные находки (Мартынов, 1973. С. 82).
В Историческом музее хранятся археологические предметы с территории Енисейской губернии, переданные помимо И.А. Лопатина, М.К. Сидоровым, А.В. Адриановым и другими лицами.
В Эрмитаж наряду с огромным собранием И.А. Лопатина (№5531) поступили археологические коллекции А.В. Адрианова (№1127), Д.А. Клеменца (№1130), Е.К. Тевяшева (№331), И.П. Кузнецова (№1124), некоего Чуранова (№350) и множество случайных находок из Минусинского и Красноярского округов Енисейской губернии.
(82/83)
Собиранием археологических коллекций занимались также учёные, приезжавшие в Сибирь с научными целями, но попутно покупавшие и предметы древности. Примером могут служить поездки Н.Ф. Катанова на юг Енисейской губернии и в Туву по поручению Академии наук и Русского географического общества в 1889-1892 гг., а с 1893 г. — по заданию Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. Особенно примечательна в этом отношении поездка 1899 г. (Катанов, 1901). Во время экспедиций учёный занимался сбором не только материалов по этнографии, фольклору и истории, но и древностей. Он вёл активную переписку с исследователями Сибири, рецензировал их труды, поддерживал многие начинания и инициативы местной общественности, оказывал помощь в обработке археологических коллекций Тобольского, Красноярского и Минусинского музеев (Сунчугашев, 1968. С. 161-167; Иванов, 1973. С. 48), консультировал музейных работников, проводил определения древних предметов (Катанов, 2001), помогал с публикацией материалов в «Известиях» ОАИЭ (Катанов, 1901. С. 273-291). В наше время собирательская деятельность Катанова оценивается, прежде всего, как музееведческая: свидетельством тому «его статьи по атрибуции музейных предметов, сделанные на очень высоком, даже по современным меркам, уровне» (Руденко, 2008. С. 99).
Значительная часть попавших в руки учёного археологических предметов, приобретённых в основном на собственные деньги, к счастью, была передана в музеи. Среди них — ножи, кельты, наконечники стрел и другие орудия и оружие эпох бронзы и раннего железа, приобретённые им в 1896, 1899 и 1909 гг. в Абаканской степи и позднее поступившие в музеи Казанского университета — отечествоведения и ОАИЭ, а также в губернский музей (Руденко, 2008. С. 99). В Минусинский музей Катанов сдал коллекцию китайских монет (Михайлова, Коршунова, 1998. С. 28). Тот же Казанский губернский музей приобрёл в 1920 г. у другого известного казанского коллекционера Н.Ф. Высоцкого часть его обширного собрания, включая бронзовые предметы из Минусинского края (Карташева, 2004. С. 328).
Трудно учесть, сколько предметов было вывезено за границу учёными, путешественниками, частными лицами. Ф.Р. Мартин, скорее всего, ошибался, когда писал, что «...сибирские бронзовые вещи очень редко встречаются в музеях Европы, за исключением музеев в Гельсингфорсе, Петербурге и Москве» (Мартин, 2004. С. 40). Достаточно познакомиться с тем перечнем американских и европейских музеев с коллекциями минусинских бронз, который
(83/84)
был известен в начале XX в. А.М. Тальгрену (Tallgren, 1917. Р. 7). Конечно, этим музеям не сравниться по богатству фондов с Минусинским музеем или с коллекцией горного инженера И.А. Лопатина в Эрмитаже. Но работа по выявлению и учёту сибирского археологического наследия в заграничных музеях в полной мере ещё не проводилась. Исключение — описание археологических коллекций из Сибири, хранящихся в Национальном музее Финляндии (Tallgren, 1928. S. 141-164; Дэвлет, 1965. С. 98-103). Безусловно, эта актуальная тема требует специального исследования. Д.А. Клеменц писал, что «коллекции местных древностей, имеющиеся в разных учёных учреждениях и в руках частных лиц, образовались в большинстве случаев покупкой таких случайных находок у крестьян и инородцев, а не раскопками курганов» (Клеменц, 1886. С. 48).
Последняя четверть XIX в. отмечена сдвигами в экономической и культурной жизни Сибири, в том числе и в Енисейской губернии. «Затронутый дух любознательности в сибирском обществе и жажда просвещения способствовали в городах основанию местных музеев, рост и развитие которых представляет ныне поучительное общественное явление. Научные музеи Сибири несколько лет назад не находили почвы и падали», — писал в те годы Н.М. Ядринцев (Ядринцев, 1892. С. 649).
«Вопрос о местных музеях выдвигается на первый план и самой местной, провинциальной жизнью и её запросами. В столицах кипит жизнь научная и практическая <...>. Жизнь наша очень однообразна <...>. Как бы бедна ни была жизнь наша содержанием — она всё-таки частица общечеловеческой жизни. Неужели же нашей провинции нет места в общечеловеческой работе, неужели нам дома у себя и делать нечего?», — писал Д.А. Клеменц (Клеменц, 1893. С. 15, 17). Открытие общественных местных музеев было проявлением изменений в культурной жизни Сибири.
В отличие от большинства сибирских музеев, основанных в конце XIX — начале XX в. при обществах изучения местного края (Иркутск, Омск, Кяхта, Владивосток, Барнаул, Хабаровск, Чита), статистических комитетах (Семипалатинск, Тобольск, Якутск) или учебных заведениях (Тюмень, Томск), на территории Енисейской губернии музеи были созданы при городских органах самоуправления по инициативе наиболее заинтересованных граждан: в Минусинске (1877) — Н.М. Мартьянова, в Енисейске (1883) — А.И. Кытманова, в Ачинске (1887) и Канске (1913) — Д.С. Каргополова, а в Красноярске (1889) — И.А. и Ю.П. Матвеевых. Таким образом,
(84/85)
очевидна роль общества и отдельных личностей в деле основания сибирских музеев, сыгравших немаловажную роль в организации археологических исследований.
Роль музеев была огромна, прежде всего, в связи с тем, что они являлись фактически единственными научно-исследовательскими учреждениями во многих городах Сибири. Музеи объединяли под своей крышей представителей различных социальных групп населения: золотопромышленников, купцов, чиновников, учителей, политических ссыльных, всех тех, кто был заинтересован в изучении местного края и распространении просвещения. «Только при местных музеях можно собирать и уберегать местные материалы. Особенно это важно теперь, когда наезжает масса новых людей в Сибирь и стараются вывозить из неё сувениры. Судьба этих сувениров — валяться на письменных столах и этажерках любителей, и они пропадают для науки бесследно. Около местных музеев группируются местные силы; это даёт возможность собирать сведения путём переписки с отдаленными местностями. При небольших средствах, — эти музеи дают возможность собрать материалы о любопытной местности, не посылая туда экскурсанта», — писал Д.А. Клеменц о значении сибирских музеев одному из своих корреспондентов (Из учёной переписки..., 1917. С. 174).
Подводя итог, отметим, что источниками пополнения фондов для всех сибирских музеев служили пожертвования частных лиц, местных государственных и общественных учреждений, собирательская работа во время кратковременных экскурсий, специальные и комплексные экспедиции, организованные чаще всего научными обществами, обмен с учреждениями и частными лицами, покупка коллекций и отдельных предметов.
Археологические отделы являлись составной частью всех местных музеев и сыграли большую роль в собирании, сохранении и изучении древнейшего прошлого Сибири. Среди сибирских музеев на этом поприще особо выделяется Минусинский музей.
Революция и Гражданская война внесли коррективы в отношение к историко-культурным памятникам и частным коллекциям. Все культурные ценности объявлялись «достоянием народа», шла активно экспроприация дворцов, усадеб, библиотек, произведений искусства и частных археологических коллекций. В этих условиях многие собрания, с одной стороны, оказались за границей вместе со своими владельцами (это подтверждает факт увеличения антикварных магазинов по всей Европе в послереволюционный период),
(85/86)
с другой — владельцы или их родственники «добровольно» передавали свои собрания (владеть которыми становилось опасно) в местные музеи. Так, в 1920 г. в Красноярский музей поступило самое крупное собрание енисейских древностей, принадлежащее сибирскому купцу В.А. Данилову (1024 предмета) (Макаров, Вдовин, 2012. С. 31-36; Макаров, Баташев, Вдовин, 2013а. С. 188-191; 20136. С. 72-81), а также небольшая коллекция купца П.И. Гадалова (95 предметов) (ОПИ ГИМ. Ф. 54. Д. 1045. Л. 34 об.-35). В это же время в Минусинский музей поступила «новая» коллекция И.П. Товостина — от самого владельца. Трудно представить, что он сделал это по воле души. История продажи его первой коллекции в Финляндию в 1916 г., известная властям благодаря книге А.М. Тальгрена, подаренной Минусинскому музею, лишала Товостина иного выбора.
В советское время всё «частное» вызывало негативную реакцию. Коллекции древностей продолжали собираться, только теперь лесниками, агрономами, а чаще всего сельскими учителями. Организуются районные, школьные музеи, куда и поступали археологические предметы. В советское время число их с каждым годом увеличивалось и становилось своеобразной «модой». Только вот судьба музейных коллекций часто повторяла судьбу частных коллекций: после отъезда или смерти владельца значительная часть их полностью расхищалась.
В современной России частное коллекционирование получило свою вторую и, к сожалению, уродливую жизнь. Енисейские древности стали объектом «чёрных копателей-бугровщиков», которые «прочёсывают» берега Красноярского моря, ведут несанкционированные раскопки, а найденные предметы подпольно, через антикварные магазины или Интернет, продают в частные собрания древностей и не только в нашей стране... Данная проблема, несмотря на призывы научной общественности, академических институтов, университетов и музеев, слишком долго была вне действенного внимания государства. Археологическому наследию России, и Сибирь здесь не исключение, нанесён невосполнимый урон.
Литература.
Адрианов А.В. Курганография Сибири: (Обращение ко всем любителям старины и изучения края) // Приложение к «Сибирской Газете» (Томск). 14 июля 1884 г. С. 1-6.
Б.п. Сибирская летопись // Сибирский вестник. 1888. №3. С. 2.
(86/87)
Богданов М. Несколько слов о деятельности сибирских учёных учреждений // Восточное обозрение. 1883. №12.
Вдовин А.С., Данилейко В.А., Ипполитова А.Б. Пётр и Константин Островских: гимназические и студенческие годы (первые исследования 1879-1896 гг.) // Енисейская провинция. Красноярск, 2010. Вып. 5. С. 97-105.
Дэвлет М.А. В «сердце Сибири» // Археология Сибири: историография и источники. Омск, 1996. С. 4-55.
Енисейский общественный местный музей. Отчёт о деятельности музея с 1 октября 1883 года по 1 октября 1908 года и краткий перечень коллекций музея. Красноярск, 1909.
Из учёной переписки Д.А. Клеменца // ИВСОРГО. 1917. Т. 45 (1916 г.).
Катанов Н.Ф. Отчёт о поездке в Минусинский уезд Енисейской губ., совершённой летом 1899 г. // УЗКУ. 1901. Кн. 5-6. С. 1-58.
Кузьминых С.В., Вдовин А.С. К истории археологической коллекции И.П. Товостина // Енисейская провинция. Красноярск, 2007. Вып. 3. С. 88-91.
Макаров Н.П., Баташев М.С., Вдовин А.С. Коллекция В.А. Данилова в фондах Красноярского краевого краеведческого музея // Вестник Томского государственного университета. История. 2013а. №2 (22). С. 188-191.
Макаров Н.П., Баташев М.С., Вдовин А.С. Коллекция В.А. Данилова в фондах Красноярского краевого краеведческого музея // Культуры и народы Северной и Центральной Азии в контексте междисциплинарного изучения: Сборник Музея археологии и этнографии Сибири им. В.М. Флоринского. Томск, 2013б. Вып. 3. С. 72-81.
Макаров Н.П., Вдовин А.С. В.А. Данилов и его археологическая коллекция // Сборник
(87/88)
материалов Первых межрегиональных краеведческих чтений, посвящённых Леониду Романовичу Кызласову. 6-7 октября 2011 г. Абакан, 2012. С. 31-36.
Михайлова С.М., Коршунова О.Н. Казанское востоковедение и Н.Ф. Катанов // Катановские чтения: Сборник статей. Казань, 1998. С. 20-31.
Овсянникова С.А. Частное собирательство в России в XVIII — первой половине XIX века // Очерки истории музейного дела в России. М., 1961. Вып. III. С. 269-300.
Решетов A.M., Кузьминых C.B. Кастрен Матиас Александер (Матвей Христианович) // БРЭ. 2009. Т. 13. С. 300.
Савенков И.Т. В Императорскую Академию наук. Заявление И.Т. Савенкова. СПб., 1894. (Отд. оттиск).
Стасов В.В. Павел Михайлович Третьяков и его картинная галерея // Русская старина. 1893. Декабрь. T. LXXX. С. 569-608.
Степанов А.П. Енисейская губерния. СПб., 1835.
Степанов А.П. Енисейская губерния. Красноярск, 1997.
Сунчугашев Я.И. Об участии профессора Н.Ф. Катанова в деятельности Минусинского музея // УЗХакасИЯЛИ. 1968. Вып. XIII. Сер. истор. №1. С. 161-167.
Ядринцев Н.М. Отчёт о поездке в Восточную Сибирь в 1886 г. для обозрения местных музеев и археологических работ // ЗРАО. 1887. Т. III. С. II-XXVI.
Erman A. Travels in Siberia. Vol. 1. Fhiladelfhia, 1850.
Kivikoski E. A.M. Tallgren // ESA, Supplementary Volume. 1954. P. 77-121.
Seebohm H. Siberia in Asia. London, 1882.
Tallgren A.M. Collection Tovostine des antiquités préhistoriques de Minoussinsk conservies chez le Dr. Karl Hedman a Vasa. Helsingfors, 1917.
Tallgren A.M. Die russischen und asiatischen archäologischen Sammlungen im Nationalmuseum Finnlands // ESA. 1928. T. III. S. 141-164.
(88/89)
Рис. 1. А.П. Степанов. ^
[ В издании пропорции портрета искажены. ]
|
Рис. 2. М.А. Кастрен. ^
|
(89/90)
Рис. 3. Титульный лист книги А. Эрмана «Travels in Siberia». ^
|
(90/91)
Рис. 4. А.В. Адрианов. ^
|
Рис. 5. Н.М. Ядринцев. ^
|
(91/92)
Рис. 6. Д.А. Клеменц. ^
|
Рис. 7. Н.М. Мартьянов. ^
|
(92/93)
Рис. 8. И.П. Кузнецов-Красноярский. ^
|
Рис.9. И.Т. Савенков. ^
|
(93/94)
Рис. 10. И.А. Лопатин. ^
|
Рис. 12. И.П. Товостин. ^
|
(94/95)
Рис. 11. Бронзовые предметы из собрания И.А. Лопатина (РО НА ИИМК. Ф. 1. 1883. Д. 46. Л. 239). ^
|
(95/96)
Рис. 13. Й.Р. Аспелин. ^
|
Рис. 14. A.M. Тальгрен. ^
|
|
[1] Речь идёт о литературном журнале «Енисейский альманах».
[2] См. коротко о нём и его исследованиях: Решетов, Кузьминых, 2009. С. 300.
[3] Боилинга — по другим источникам.
[4] По определению И.Т. Савенкова.
[5] См. о его жизни и научной деятельности: Клеопов, 1964.
[6] Речь идёт о первоначальном плане В.В. Радлова об издании атласа сибирских древностей.
[7] План этот был реализован в течение 15 лет; см.: Радлов, 1888; 1891; 1894; 1902.
[8] См. подробнее о коллекции и истории её приобретения в Финляндию: Кузьминых, Вдовин, 2007.
[9] Ныне эта коллекция хранится за №3975 в Эрмитаже. Художественные бронзы из неё опубликованы М.П. Завитухиной (Завитухина, 1983).
[10] Так с 1918 г. стал именоваться Исторический музей Финляндии.
[11] Ниже цитируется с сохранением орфографии и пунктуации автора.
[12] Ф.Я. Кон приводит список жертвователей (около 100 человек), передавших древности в Минусинский музей. Среди них: вице-губернатор Приклонский В.Л.; исправники Баранов, Коновалов Н.П.; казак Барзов; протоирей Бенедиктов Г.; священники Новочадовский Е., Олофинский Г., Либутский К.; юрист из Красноярска Верещагин А.А.; учитель с. Аскизское Потёмкин Н.Т.; золотопромышленники Вохмин И.В., Губанов И.О., Папшенных Н.П.; студенты Гандельсман В.О., Ремпель С.В., Лыткин И.И., Макарьевский А.Н.; топограф Фёдоров В.В.; фельдшеры Шварц М.Ф., Ярошевский С.И.; врач Чистяков П.И.; горный инспектор Яворский П.К.; торговец Юхневич Н.П.; купцы Юдин Г.В., Мыльников П.П.; статистик Швецов С.П.; чиновник Остаткин П.П.; инородцы Мохов Е.П., Костяков М.; основатель Ачинского и Канского музеев Каргаполов Д.С.; крестьяне Королёва Л.И., Корчиков Е.Ф.; мирской судья Лаппо Д.Е.; офицер Соллогуб Н.А. и др. (Кон, 1902. С. 223-254).
|