Ю.И. Трифонов
О берестяных колчанах Саяно-Алтая VI-X вв.
в связи с их новыми находками в Туве.
[ В статье двойная система сносок: постраничные (*) и концевые. ]
В последнее время вопросы, связанные с военным делом и вооружением раннесредневековых кочевников Южной Сибири и Казахстана, Центральной и Восточной Азии, привлекают пристальное внимание специалистов, [1] что объясняется, очевидно, не только необходимостью заполнения имеющейся лакуны в этой области знания, особенно заметной по сравнению с достаточно хорошей изученностью восточноевропейского оружия, [2] но и большими потенциальными возможностями материала, постоянно используемого для освещения тех или иных сторон военно-политической, социально-эко-
(189/190)
номической и идеологической жизни восточноевразийских кочевых обществ. Велика и собственно археологическая значимость предметов вооружения как ведущих категорий инвентаря, повсеместно встречающихся в разнообразных погребально-поминальных памятниках: от их разработки во многом зависят такие кардинальные вопросы раннесредневековой археологии, как датировка, периодизация, этнокультурная принадлежность тех комплексов, в которых они содержатся. Одной из таких категорий являются колчаны — необходимый атрибут евразийского воина-всадника, в том числе и саяно-алтайского кочевника эпохи раннего средневековья.
Берестяные колчаны были широко распространены в среде тюркоязычных племён Монголии и Алтая, Тувы и Хакасии, Восточного Казахстана и приалтайских степей, о чём красноречиво свидетельствуют и письменные источники, и изображения колчанов в составе предметов вооружения на изваяниях, наскальных рисунках, вещах прикладного характера, и многократные нахождения в раннесредневековых курганах крепёжных принадлежностей этих изделий, их костяных и деревянных деталей и особенно остатков содержимого футляров (преимущественно наконечников стрел). Однако сами колчаны в погребениях сохраняются редко, а если и доходят до нас, то в основном в виде небольших фрагментов, по которым зачастую невозможно реконструировать даже общую форму данных предметов. Трудно переоценить поэтому значение целых экземпляров, встречающихся в саяно-алтайских памятниках VI-X вв. Они представляют особый интерес с точки зрения не только устройства и системы крепления колчанов к подвесным ремням, но и типологической вариабельности этих изделий, их положения относительно погребенного и т.д., т.е. тех моментов, которые непосредственно взаимосвязаны с хронологией и спецификой погребального ритуала самих памятников.
В 60-70-е годы в ходе работ Саяно-Тувинской экспедиции ЛОИА АН СССР в Центральной Туве в курганах с захоронениями по обряду трупоположения с конём была обнаружена серия целых берестяных колчанов с карманом. [3] Несколько колчанов было найдено на памятниках Аргалыкты I и IX.
В погребении-кенотафе 1, а также в соседнем с ним п. 2 к. AI-1, по обряду и составу инвентаря (равно как и типам вещей) до деталей сходном с первым (разумеется, при учёте того, что второе погребение является обычным захоронением человека с конём), выявлены хорошо сохранившиеся берестяные колчаны, которые в соответствии с датировкой
(190/191)
 Рис. 1. Берестяные колчаны из к. 1 м. Аргалыкты-1.
1 — из погребения 2; 2 — из погребения 1.
данных комплексов также должны быть отнесены к VII-VIII вв.* По этим образцам можно наглядно судить об устройстве, размерах, некоторых специфических особенностях и прочих колчанов с карманом, поэтому остановимся на их краткой характеристике (рис. 1, 1, 2).
Оба колчана двухслойные, т.е. состоят из двух футляров — внутреннего и плотно прилегающего к нему внешнего, свёрнутых таким образом, что колчаны оказались уплощёнными, с расширенными устьем и основанием; место их «перехвата» пришлось на верхнюю половину изделий: значительно ниже кармана — у колчана из п.1 и непосредственно под карманом — у колчана из п. 2. Это небольшое различие в общей форме колчанов объясняется тем, что внутренний футляр первого из них образован двумя почти одинаковыми по длине (в среднем 47 см) футлярчиками, один из которых (нижний) имеет отчетливо выраженную трапе-
* Ознакомившись с материалами этих очень близких между собой погребений, находящихся к тому же под одним наземным сооружением (случай, исключительный для погребений с конём Тувы), Л.Р. Кызласов всё-таки счёл возможным отнести их к разным хронологическим группам IX-X вв. (Кызласов Л.Р. Древняя Тува. М., 1979. C. 139).
(191/192)
циевидную форму, а второй (верхний) — слегка расширяющуюся подпрямоугольную. Соединялись эти половинки своими более узкими концами (верхний футлярчик был неглубоко вставлен в нижний).
Внешние футляры обоих колчанов, так же как и внутренний футляр второго из них, изготовлены из цельных кусков берёсты, причем на тыльной стороне основания первого колчана края этого куска не доходят один до другого, и потому между внутренним и внешним футлярами здесь помещена довольно высокая трапециевидная вставка, связывающая края. Ещё одна берестяная вставка (широкая, четырёхугольная), закреплённая также между футлярами, находится на тыльной стороне устья данного колчана: она дополняет по длине внешний футляр, получившийся короче (84 см) внутреннего (90 см). На лицевой стороне колчана — широкие берестяные накладки, заходящие на его левый боковой край (высота нижней, трапециевидной — 9 см, верхней, прямоугольной — 11 см). Первоначально на эти накладки налегала ещё одна, узкая и длинная, проходящая посредине футляра, через всю его лицевую поверхность, на которой хорошо заметен след от неё. Точно такая же полоска, изготовленная, как и предыдущая, из какого-то нестойкого материала (кожа, войлок?), была укреплена и на другом колчане.
Карман на обоих колчанах представляет собой вырез в устье лицевой стороны футляров, боковые их стороны не вырезались и образовывали закраины кармана. У колчана из п. 1 сохранилась большая часть дна — деревянная дощечка сегментовидной формы с заваленными вовнутрь краями: по ней можно судить о том, что тыльная сторона основания колчана прежде была плоской, а лицевая — слегка выпуклой. Все составные части колчанов, в том числе и деревянное дно, сшивались одна с другой нитями или сухожилиями, пропускавшимися через парные отверстия, причём для более прочного соединения футляров было прошито не только место налегания продольных концов берестяных кусков, пришедшееся на тыльную сторону колчана, но и боковые стороны футляров, и их лицевая сторона.
Таковы колчаны из к. AI-1. Два других аргалыктынских колчана, несмотря на некоторую деформированность одного из них (AIX-1) и худшую сохранность другого (AI-5), не вызывают сомнений в том, что первоначально они были почти тождественны вышеохарактеризованным, что подтверждается не только совершенно аналогичными последним общей формой и принципом устройства этих образ-
(192/193)
цов, но и такими деталями, как дополнительные берестяные накладки на лицевую поверхность футляра (подобно экземпляру из AI-1 п. 1 они присутствуют и на колчанах из AI-5 и AIX-1), срединная продольная накладка (отпечаток её сохранился на лицевой стороне колчана из AIX-1), деревянное дно (AIX-1) тех же очертаний, что и у колчана из AI-1 п. 1. Сходство образцов подчёркивается и близостью их основных линейных параметров: общая длина изделий 85-90 см, высота карманов 14-16, ширина верхнего края футляров 14-17, ширина 17-21, ширина «перехвата» 11-14 см.
Несомненно, очень близкой была и система крепления всех аргалыктынских колчанов к подвесным ремням, о чём косвенным образом можно судить по наборам крепёжных принадлежностей футляров и их местоположению относительно колчана. Обычный состав предметов крепления почти во всех погребениях стандартен — это преимущественно железные тройники и пряжки, дополненные нередко железным крюком* (рис. 2). Сохранность их зачастую не очень удовлетворительна, однако количество и типы изделий вполне определимы.
Крюк всегда представлен (в тех погребениях, где он зафиксирован) обязательно только одним экземпляром, причем целиком сохранившиеся образцы относятся к двум его разновидностям: с асимметрично-ромбической вертикальной пластиной и горизонтально-овальной петлей наверху. Оба варианта таких колчанных крюков встречаются в аналогичных нашим (погребения с конём) позднекочевнических памятниках Саяно-Алтая. [4]
Известны в этих памятниках и тройники, [5] хотя они почти не привлекали внимание исследователей, в результате чего по публикациям подобных погребений судить об их количестве и разнообразии форм, как правило, невозможно. На материале аргалыктынских комплексов, в каждом из
* Ни один наш колчан не сопровождался костяными или металлическими петлями, с помощью которых он непосредственно соединялся бы с ремнями, но в большинстве могил рядом с футлярами находилось сравнительно много узких коротких пластинок (со следами штырьков в них). Последние не являлись частями щитков пряжек или тройников и служили, очевидно, для прикрепления к корпусу колчана тех пар колчанных ремешков, другим своим концом вставлявшихся в два приёмника того или иного тройника (тройником мы называем кольцо с тремя отходящими от него двойными пластинами — приёмниками ремней). Третий приёмник тройника соединялся с основным подвесным ремнём, закреплённым на поясе с помощью бляхи-оправы и колчанной пряжки.
(193/194)
Рис. 2. Железные крепежные принадлежности аргалыктынских колчанов (крупно в новом окне).
(194/195)
которых находился колчан *, были обнаружены эти поделки (в основном в трёх экземплярах), выделяются (так же как и среди крючков) по крайней мере две их разновидности: с двойными подпрямоугольными пластинами и пластинами фигурными одинарными и, вероятно, двойными **. Указанными разновидностями тройников и крючков, безусловно, не исчерпывается всё многообразие колчанных изделий, употреблявшихся в Саяно-Алтае в VI-X вв., [6] что не исключает преобладания определённых их форм и типов в тот или иной хронологический отрезок данного периода, в той или иной этнокультурной среде и пр. Однако для того, чтобы установить подобные соответствия, необходима специальная проработка всего существующего материала, которого, впрочем, пока ещё явно недостаточно, а имеющиеся факты, наоборот, свидетельствуют о совместном бытовании отмеченных разновидностей указанных вещей на протяжении VI-X вв. [7]
Содержавшиеся почти во всех погребениях колчанные пряжки представлены преимущественно двумя или тремя небольшими экземплярами, причем сохранность многих из них неважная (рамки либо фрагментарны, либо деформированы, щитки обломаны). Типологически твёрдо определяемые образцы относятся к числу округло- или овальнорамчатых пряжек с вертикально-прямоугольным двойным щитком. Такие пряжки встречаются в саяно-алтайских погребальных комплексах VI-X вв.,*** однако ни эти колчанные, ни пряжки того же типа иного назначения не являются характерными для последних. В этой связи следует иметь в виду, что однотипные нашим поясные пряжки как в Саяно-Алтае, так и к западу от него наибольшее распространение получили в эпоху, предшествующую VI в. [8]
Охарактеризованные колчанные атрибуты находились в погребениях непосредственно у колчана, обычно частью на нём, частью у его правого бокового края, что свидетельствует о креплении ремней к правой стороне футляра и соответственно ношении его на правом боку. Лишь в п. AI-5
* В кургане AI-4 колчан полностью истлел, но крепёжные его принадлежности частично сохранились.
** В кургане AIX-1 сохранилось лишь два тройника, но первоначально их было явно три, судя по количеству уцелевших пластин тройников. Несомненно одинарными фигурными были пластины у двух тройников из к. AI-1 п. 1, все остальные, возможно, были двойными с подпрямоугольной второй пластиной, как у одного из тройников кургана AIX-1.
*** Например, в к. IX могильника Туэкта на Алтае.
(195/196)
крепёжные принадлежности колчана были сосредоточены у его левого края, что не исключает крепления ремней к левой стороне футляра и ношения колчана на левом боку. Случаи подобного положения колчанов на поясе, объясняющиеся, несомненно, тем, что их обладатели являлись левшой, зафиксированы в изобразительных памятниках саяно-алтайских кочевников, [9] но по ним же хорошо известно, что колчаны носились воинами преимущественно на правом боку. [10] Имеются факты, свидетельствующие о том, что они иногда приторачивались к седлу, [11] но это были, вероятно, запасные футляры; боевой же футляр пристегивался к поясу. Каким образом он носился на нём, совершенно определённо можно судить, например, по изображению колчана на одном из барельефов гробницы Тай Цзуна. [12] Здесь у воина «в одеянии тюркского облика» [13] колчан подвешен к поясу справа на двух ремнях, один из которых (короткий) прикреплен к устью, а другой (длинный) — ближе к основанию футляра. В аналогичном положении, также справа и также на двух ремнях, показан колчан на одном из каменных изваяний Тувы уйгурского периода (VIII-IX вв.). [14] По мнению автора находки они «очевидно, по своему происхождению связаны с предшествующими тюркскими “изваяниями”». [15] Безусловно, подобным же образом носились и аргалыктынские колчаны, однако наличие трёх тройников, зафиксированных при каждом из них, заставляет высказать предположение о том, что в их креплении к поясу использовались три ремня. [16]
С точки зрения особенностей погребального обряда наших памятников определённый интерес вызывает местонахождение колчанов в могилах: во всех случаях они были помещены справа от человека или от его мнимого местоположения (кенотаф), либо в непосредственной близости от погребённого, либо за плахами его перекрытия и пола. Насколько нам известно, также справа и устьем в ту же сторону, куда был обращён головой умерший, почти всегда располагались точно такие же колчаны с карманом и в совершенно однотипных аргалыктынским (по совокупности признаков погребального обряда) захоронениях с конем из могильника Аймырлыг.* В то же время, например, в син-
* Автор имел возможность ознакомиться с полевыми отчётами обследования средневековых погребений этого могильника и частично с их предметными сериями, за что благодарен А.М. Мандельштаму и Б.Б. Овчинниковой.
(196/197)
хронных аргалыктынским и многим аймырлыгским погребениям с колчанами западнотувинскнх курганах Кокэля, содержавших колчаны со срезанным верхом и по комплексу погребальных признаков отличных от группы центрально-тувинских объектов, колчаны находились либо на плахах надтрупного перекрытия, [17] либо непосредственно на умершем. [18] В данном случае налицо проявление локальных особенностей памятников одной категории, выражающееся не только в одной из черт их погребального обряда (положение колчанов в могилах), но и в самих формах однофункцио-нальных вещей, т.е. колчанов.
Аналогичные соответствия применительно к колчанам можно проследить и при более широком территориальном и особенно хронологическом обращении к памятникам Саяно-Алтая (особенно если учесть не только погребения с конём), однако это выходит за рамки настоящей статьи, основная задача которой заключалась в выяснении вопроса о времени появления в указанном регионе берестяных колчанов двух типов — с карманом и срезанным верхом. Если ранее утвердившееся положение о бытовании здесь последних с VI-VIII вв. не вызывает и теперь никаких возражений, то распространенное мнение о сравнительно позднем появлении на данной территории колчанов с карманом противоречит всем вышеприведённым фактам, к числу которых можно отнести и уже упоминавшийся барельеф 637 г., где представлен колчан с карманом, до деталей сходный с реальными образцами этих изделий, известными по находкам в Туве, Алтае и Хакасии.
Итак, имеющиеся данные позволяют сделать вывод, что оба типа колчанов широко применялись тюркоязычными племенами Саяно-Алтая, начиная по крайней мере с периода Тюркских каганатов, и продолжали употребляться в этой этнокультурной среде в ранее выработанных формах и в VIII-X вв.
Примечания
[1] Военное дело древних племён Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981. С. 87-197; Деревянко Е.И. К вопросу о вооружении мохэского воина // Археология Северной и Центральной Азии. Новосибирск, 1975. С. 192-203; Ларичев В.Е., Тюрюмина Л.В. Военное дело у киданей // Сибирь, Центральная и Восточная Азия и средние века.— Новосибирск, 1975. С. 99-112; Медведев В.Е. Культура амурских чжурчжэней (конец X-XI век). Новосибирск, 1977. С. 134-140; Худяков Ю.С. Вооружение енисейских кыргызов VI-XII вв. Новосибирск, 1980. (197/198)
[2] Кирпичников А.Н. Древнерусское оружие // САИ. Е1-36. М.-Л., 1966, 1971. Вып. 1-3; Корзухина Г.Ф. Из истории древнерусского оружия в XI в. // СА. М., 1950. Вып. XIII. С. 63-94; Мерперт Н.Я. Из истории оружия племен Восточной Европы в раннем средневековье // СА. М., 1955. Вып. XXIII. С. 131-168; Медведев А.Ф. Ручное метательное оружие (лук и стрелы, самострел) VIII-XIV вв. // САИ. Е1-36. М., 1966; Плетнёва С.А. От кочевий к городам.М., 1967. С. 156-161; Фёдоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М., 1966. С. 22-36.
[3] Трифонов Ю.И. Работы на могильнике Аргалыкты // АО 1965 года. М., 1966. С. 25; Он же. Раскопки у подножия хребта Аргалыкты и в районе Кара-Тала // АО 1966 года. М., 1967. С. 131; Он же. Новые памятники у подножия хребта Аргалыкты // АО 1967 года. М., 1968. С. 175-176; Он же. Дальнейшие исследования могильников Аргалыкты I и Кара-Тал IV // АО 1968 года. М., 1969. С. 193; Он же. Работы в Туве и Хакасии // АО 1974 года. М., 1975. С. 236-237; Мандельштам А.М. Исследование могильников Бай-Даг II и Часкал II // АО 1966 года. М., 1967. С. 128; Он же. Исследования на могильнике Аймырлыг // АО 1971 года. М., 1972. С. 281; Овчинникова Б.Б. Исследование тюркских памятников на могильнике Аймырлыг // АО 1972 года. М., 1973. С. 231; Она же. Исследования погребений на могильнике Аймырлыг // АО 1973 года. М., 1974. С. 214; Овчинникова Б.Б., Панова О.Ю. Раскопки средневековых погребений на могильнике Аймырлыг // АО 1975 года. М., 1976. С. 267. Во всех этих сообщениях содержатся сведения о тех погребениях с конём, в которых были обнаружены берестяные колчаны с карманом.
[4] Вайнштейн С.И. Памятники второй половины I тыс. в Западной Туве // Тр. ТКАЭЭ. М.-Л., 1966. Т. 2. С. 292-324. Табл. IV, 2; Худяков Ю.С. Вооружение кочевников приалтайских степей в IX-X вв. // Военное дело древних племён Сибири и Центральной Азии.— Новосибирск, 1981. Рис. 5, 5.
[5] Грач А.Д. Археологические исследования в Кара-Холе и Монгун-Тайге // Тр. ТКАЭЭ. М.-Л., 1960. Т. 1. С. 92-147. Рис. 97.
[6] Например, крюки с петлёй наверху известны и совершенно иной, оригинальной формы (Вайнштейн С.И. Памятники... Табл. V, 14), а крюки с пластиной — и трапециевидно-ромбической (Кызласов Л.Р. Древняя Тува... С. 188. Рис. 144, 1), и асимметрично-ромбической с вогнутыми сторонами (Левашова В.П. Два могильника кыргыз-хакасов // МИА. М., 1952. № 24. С. 127. Рис. 5, 26). Тройники имеют и округлые лепестковидные пластины (Грач А.Д. Археологические исследования... Рис. 97), и вытянутые лепестковидные с заострёнными концами, двойные (Узунтал 1, к. 2; раскопки Д.Г. Савинова).
[7] Например, в погребении-кенотафе к. 2 могильника Узунтал, датированного VIII-IX вв. (Савинов Д.Г. Некоторые материалы по истории сложного лука и некоторые вопросы его эволюции в Южной Сибири // Военное дело древних племён Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981. С. 149), найдены обе аргалыктынские разновидности колчанных крюков. (Благодарю названного автора за оказанную возможность ознакомиться с неопубликованным материалом.)
[8] Дьяконова В.П. Большие курганы-кладбища на могильнике Кокэль // Тр. ТКАЭЭ. Л., 1970. Т. III. Табл. XI, 27; XII, 45, (198/199) 46; Ковалевская В.Б. Поясные наборы Евразии IV-IX вв. Пряжки // САИ. Е1-2. М., 1979. С. 17 (тип 11). Табл. II, 5-7, 10. С. 27 (тип 14). Табл. X, 11.
[9] Евтюхова Л.А. Археологические памятники енисейских кыргызов (хакасов). Абакан, 1948. С. 105. Рис. 189. С 107, Рис. 195, 196.
[10] Там же. Рис. 187, 188, 190, 191, 193, 194; Евтюхова Л.А., Киселёв С. Чаа-тас у села Копёны // Тр. ГИМ. М., 1940. Вып. 11. Табл. VIII, а.
[11] Евтюхова Л.А. Археологические памятники... Рис. 192; Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племён. М.-Л., 1965. С. 30.
[12] Культурные памятники и достопримечательности города Сианя. Сиань, 1959; Вайнштейн С.И. Некоторые вопросы истории древнотюркской культуры // СЭ. 1969. № 9. С. 69. Рис. 3.
[13] Вайнштейн С.И. Некоторые вопросы... С. 69, Примеч. 64.
[14] Кызласов Л.Р. История Тувы в средние века. М., 1969. Рис. 1, 2, а.
[15] Там же. С. 80.
[16] Вероятно, третий ремень предназначался для пристёгивания к нему колчанного крючка, который, очевидно, был соединён с днищем футляра (Худяков Ю.С. Вооружение енисейских кыргызов... С. 117), возможно, с помощью специального короткого ремешка, как на реконструированных колчанах из Больше-Тарханского могильника (Генинг В.Ф., Халиков А.X. Ранние болгары на Волге. М., 1964. С. 48. Рис. 14, 2, 3; см. также: Медведев А.Ф. Ручное метательное оружие... С. 20, Примеч. 3). В таком случае этот подвесной ремень должен был одним своим концом, отходящим от тройника, закрепляться на поясе (подобно двум основным колчанным ремням), а вторым концом, образовывавшим, по-видимому, свисающую петлю, концы которой вставлялись в два других приёмника тройника, соединяться с крюком.
[17] Вайнштейн С.И. Памятники... С. 303, Рис 14. С. 308, Рис. 21.
[18] Там же. С. 300. Рис. 11.
|