Ю.В. Тетерин
Таштыкские склепы могильника Маркелов Мыс I.
// Степи Евразии в древности и средневековье. Книга II. Материалы научно-практической конференции, посвящённой 100-летию со дня рождения М.П. Грязнова. СПб: 2003 [на обложке: 2002]. С. 282-285.
Таштыкские склепы, яркие и своеобразные памятники гунно-сарматской эпохи Южной Сибири, привлекали внимание многих археологов. Значительный вклад в их изучение внёс М.П. Грязнов. Раскопки склепов у горы Тепсей открыли новую страницу в исследовании памятников таштыкской эпохи на Среднем Енисее. Благодаря безукоризненным в методическом отношении раскопкам, вниманию к архитектурным деталям, точности и тонкости наблюдений и умению извлекать максимальное количество информации из археологических источников, тепсейские склепы стали эталонными памятниками таштыкской культуры [Грязнов, 1979, с. 89-146]. Все дальнейшие исследования памятников данного типа так или иначе учитывали достижения методики, разработанной М.П. Грязновым.
Новые данные о конструкциях, способах сожжения склепов и погребальном обряде, характерном для этого типа памятников, получены в результате исследования памятников таштыкской эпохи на могильнике Маркелов Мыс I в Новосёловском районе Красноярского края. Здесь было раскопано два больших склепа (№16 и 34).
В конструкции обоих склепов прослеживаются общие черты, характерные для всех таштыкских склепов Минусинской котловины. К их числу относится наличие прямоугольной каменной стенки-ограды из плитняка, с оформленным входом с юго-западной стороны, и неглубокого обширного котлована, с деревянным сооружением внутри. Оба склепа, как и большинство других таштыкских склепов, сожжены. Но, как отметил М.П. Грязнов, «двух одинаковых склепов ещё не находили» [Грязнов, 1979, с. 122]. Это замечание в полной мере относится и к склепам могильника Маркелов Мыс I.
Склеп №16 был сооружён в неглубоком земляном квадратном котловане размерами 6,4×6,4×0,6 м. Вокруг него возводилась обычная для таштыкских склепов каменная стенка-ограда из плитняка прямоугольной формы размерами 10,5×11,5 м, ориентированная углами по странам света. Ширина стенок ограды около двух мет-
(282/283)
ров. Деревянная погребальная камера отличалась упрощённой конструкцией. Она представляла собой клеть в два венца из брёвен диаметром около 25 см. По периметру она была обставлена вертикальными брёвнышками и обложенна берёстой. Бревенчатое перекрытие, вероятно, возводилось только над центральной частью погребальной камеры. Оно опиралось на две или три поперечные матицы, которые покоились на вертикальных бревнышках, врытых в дно склепа. Судя по сохранившимся остаткам, деревянное перекрытие не было сплошным, а состояло из нескольких, уложенных на некотором расстоянии друг от друга, брёвен диаметром 30-40 см. Каменного перекрытия над склепом не было.
Вход в склеп не имел функционального значения. Наружная, пристроенная часть входа играла чисто декоративную роль. Об этом свидетельствуют ее незначительные высота (30-40 см) и размеры по периметру (2x3 м), а также перекрытие из мелких и средних плит, которое фактически было уложено на древнюю погребённую почву. Проход к погребальной камере шириной около 2 м, оставленный в юго-западной стенке, был дважды перегорожен камнями. Первая внешняя перегородка, достигавшая высоты каменной стенки-ограды, была сооружена из горизонтально уложенных плит по внешнему краю юго-западной стенки. Она, судя по всему, сооружалась одновременно с каменной стенкой-оградой. Вторая перегородка, перекрывавшая вход примерно до половины высоты стенки-ограды, находилась в 0,5 м от первого ряда камней и была сооружена из вертикально вкопанных плит. Такими же плитами были облицованы стенки входа. Над входом и в примыкающей к нему части погребальной камеры сохранились несколько разрозненных, лежавших в различных направлениях, жердей.
Над погребальной камерой, вдоль каменных стенок, фиксировался мощный слой прокалённой материковой глины, шлаков, с включениями обожжённых и частично оплавившихся плит, свалившихся с верхней части кладки. Центральная часть сооружения была заполнена мешаным слоем серой супеси, материковой глины и гумусом, причём прокалена была лишь нижняя часть этого слоя. Заполнение между брёвнами перекрытия и земляным материковым дном склепа состояло из мешаного слоя пережжённой земли, обугленной травы, веток и кусков дерева, среди которых попадались кальцинированные кости, отдельные фрагменты керамики и гипсовых масок.
Дно склепа было усеяно кальцинированными костями, фрагментами масок и керамики. Выделить среди них какие-то компактные скопления не представлялось возможным. Особенно много кальцинированных костей фиксировалось вдоль северо-западной, северо-восточной и юго-восточной стенок склепа и у входа. В центре сожжённых костей не было. Компактные кучки сожжённых костей (не менее пяти скоплений) были обнаружены только выше дна склепа, между тыном и каменной стенкой-оградой. Ещё две кучки костей были расчищены вне погребальной камеры, у пристроенной части входа. Среди этих скоплений и на дне найден традиционный для склепов немногочисленный погребальный инвентарь: парные и одиночные фигурки конских головок, бронзовые миниатюрные пряжки и подвески, миниатюрные железные удила, фрагменты деревянных обугленных предметов и гипсовых масок. На дне склепа было найдено также более 60 экземпляров астрагалов различных животных: барана, косули, коровы. В основном они концентрировались на ступеньках входа и в привходовой части склепа. На дне склепа зафиксировано также 20 плоских плит из песчаника различного размера, которые располагались в основном вдоль стенок погребальной камеры.
Склеп №34 имел ещё более упрощённую конструкцию. Его каменная прямоугольная стенка-ограда имела несколько меньшие размеры — 9×10×0,7 м. Ширина стенок около одного метра. Отличалась и его ориентация (отклонение по оси ЮЗ-СВ против часовой стрелки 30° по отношению к склепу №16). Каменного перекрытия внутри склепа не было.
Этот склеп, в отличие от предыдущего, не имел пристроенной внешней части входа. Проход к погребальной камере был устроен в середине юго-западной стенки. Часть этой стенки на ширину 2 м была оформлена в виде двух ступенек из крупных массивных плит. На уровне второй ступени стенки входа были облицованы двумя большими вертикально поставленными прямоугольными плитами.
Земляной котлован внутри каменной ограды, размерами 6×6×0,6 м, обставлен вертикальными, наполовину расколотыми брёвнышками диаметром 10-15 см и высотой 20-40 см. Нижними концами эти брёвнышки опирались на берёсту, которая крупными листами спускалась со стенок на дно склепа. От деревянной конструкции склепа сохранилось лишь два обугленных бревна диаметром не менее 30 см, уложенных вдоль северо-западной и юго-восточной стенок котлована. Эти брёвна были зафиксированы на 30 см выше дна склепа. Вероятно, они опирались на четыре вертикальных брёвнышка, установленных в углах склепа, в 60-80 см от брёвнышек тына. Дно склепа зафиксировано условно, по нижнему уровню берёсты и брёвен тына. Возможно, что дно было земляное. Прокалённое заполнение у дна постепенно сменялось чистой жёлтой глиной. В 30 см выше дна погребальной камеры, по всей её площади, прослеживался сравнительно тонкий слой углей и обугленной берёсты. Самой оригинальной чертой исследованного склепа является полное отсутствие следов каких-либо захоронений внутри погребального сооружения. Не найдено ни
(283/284)
одного фрагмента керамики, ни одной кальцинированной косточки ни в заполнении, ни на дне склепа.
Оба склепа не были ограблены. По крайней мере, следов позднего ограбления или грабительских ям в земляном заполнении склепов нигде не фиксировалось. Но склеп №16, возможно, был потревожен до того, как деревянное перекрытие сгорело и обрушилось вниз. Об этом говорит рассеянный характер расположения кальцинированных костей по всей площади погребальной камеры, наличие фрагментов одних и тех же глиняных сосудов и масок в разных местах склепа. Фрагменты двух крупных баночных сосудов из этой погребальной камеры были найдены и вне склепа, перед его входом. Складывается впечатление, что это было сознательное разрушение погребального инвентаря самими участниками похорон.
Можно достаточно уверенно утверждать, что в склепе №34 захоронений не было. Тем не менее он был сооружён и сожжён в полном соответствии с канонами таштыкского погребального ритуала. Отсутствие захоронений в склепе не находит пока убедительного объяснения. Подобных склепов в Минусинской котловине ранее раскопано не было. Можно предполагать, что по каким-то причинам таштыкцам, соорудившим данный склеп, не удалось поместить в него останки своих умерших. Но позже обряд был выполнен до конца и склеп был предан огню.
Результаты раскопок двух таштыкских склепов у горы Маркелов Мыс позволяют сделать следующий вывод: бревенчатая конструкция, выявленная в склепе №16, не была рассчитана на длительный период функционирования, а представляла собой лишь имитацию реальной деревянной погребальной камеры-склепа.
Основанием для подобного вывода является характер самого деревянного сооружения, его бревенчатого перекрытия, а также устройство входа, который по своему прямому назначению, скорее всего, не использовался.
До момента сожжения никакой земляной насыпи над деревянным сооружением склепа не было. Захоронения совершались не только внутри самой погребальной камеры, но и между тыном и каменной стенкой-оградой, вне её, у входа и, вероятно, на деревянном перекрытии самой камеры. В момент сожжения плиты с разрушавшейся каменной стенки падали непосредственно на остатки деревянного сооружения и заполнение погребальной камеры.
Перед завершающим актом сожжения склепа останки погребённых и сопровождающий инвентарь могли быть сознательно потревожены участниками или современниками погребальных церемоний. Весь внутренний объём погребальной камеры был заполнен травой, хворостом и, вероятно, другими горючими материалами. Наибольшее количество подобного материала помещалось не в центре, а по всему периметру, у стенок камеры. Поэтому клеть и примыкающая к нему часть деревянного перекрытия сгорели почти полностью.
После того как деревянное сооружение было подожжено или чуть позднее, когда огонь стал немного слабее, склеп засыпался землёй, вынутой при рытье котлована. Естественно, что сначала забрасывались те участки, которые непосредственно примыкали к каменным стенкам склепа. Поэтому наиболее мощная прослойка прокалённого материкового песка, глины и шлаков фиксировалась вдоль этих стенок. Наименьшая степень прокала наблюдалась в центре сооружения. В дальнейшем склеп заполнялся землёй естественным путём.
Аналогичная ситуация наблюдалась и в склепе №34. Но в отличие от предыдущего склепа деревянной погребальной камеры внутри котлована фактически не было. Она «обозначалась» лишь тыном из расколотых брёвнышек и двумя большими брёвнами, уложенными вдоль длинных стенок котлована. Так же, как в склепе №16, по периметру этой символической камеры укладывался какой-то горючий материал. Характер его остался не выясненным, но, вероятно, это была не трава и не хворост. Тем не менее степень прокала была очень высока, а количество шлака, прокалённой глины и оплавленных песчаниковых плит было гораздо больше, чем в склепе № 16.
Таким образом, конструкции и способ сожжения исследованных объектов позволяют сделать вывод, что они не были склепами в полном смысле этого слова. Иначе говоря, они не были погребальными сооружениями, функционирующими в течение длительного времени. Отсутствие захоронений в склепе №34 также является дополнительным аргументом в пользу того, что в позднеташтыкское время умерших до срока погребения где-то сохраняли и затем захоранивали всех одновременно.
Сравнительный анализ конструкций деревянных погребальных камер и земляного заполнения других, ранее раскопанных таштыкских склепов также позволяет сделать вывод, что никаких земляных насыпей или сооружений иного рода над деревянными камерами склепов не было. До момента сожжения склепы были открытыми. Костер для сожжения склепа мог разводиться как внутри погребальной камеры (в центре, по краям, у входа), так и на её перекрытии. Для разведения костра использовалась трава, сухие ветки, хворост и иные горючие материалы. Склепы засыпались вынутым при рытье котлована грунтом и дёрном в момент сожжения или немного позже. От этого во многом зависела и степень сгорания погребальной камеры. Как отмечала Э.Б. Вадецкая, все склепы индивидуальны и различаются сложностью конструкции, в первую очередь, деревянной
(284/285)
камеры и входа [Вадецкая, 1999, с. 80]. Но, вероятно, все они так же, как и склепы у горы Маркелов Мыс, не были реальными склепами, а их своеобразными имитациями различной степени сложности. Мы не можем в настоящее время дать окончательный ответ, насколько долгим был период функционирования склепов. Но, скорее всего, большинство останков погребённых помещалось в склеп в течение сравнительно короткого времени, возможно, в течение одного сезона.
Наиболее сложной является проблема генезиса столь необычных для степных культур погребальных сооружений. Традиционно происхождение таштыкских склепов связывалось с позднетагарскими (тесинскими) [Киселёв, 1951, с. 393-396; Кызласов, 1960, с. 161-166]. Основанием для этого служила сильно «растянутая» хронология склепов. Они датировались широкими хронологическими рамками с I в. до. н.э. по V в. н.э. Сейчас уже ясно, что склепов ранее IV в. н.э. на Среднем Енисее нет. Поэтому между временем существования тесинских и таштыкских склепов существует определённый хронологический разрыв в полтора-два века. Попытка Э.Б. Вадецкой передатировать тагарские и тесинские памятники более поздним временем и хронологически связать их с позднеташтыкскими выглядит искусственной. Опубликованные тесинские материалы не дают оснований для датировки их III-IV вв. н.э. [Вадецкая, 1999, с. 130-200].
В решении данной проблемы, на наш взгляд, недостаточно учитываются центральноазиатские связи таштыкской культуры. Возможно, что таштыкские склепы так же, как и связанный с ними погребальный ритуал, имеют не местные корни, а центральноазиатское происхождение.
Грязнов М.П. Таштыкская культура // Комплекс археологических памятников у г. Тепсей на Енисее. Новосибирск, 1979.
|