С.Г. Скобелев
Предметы оружия дальнего боя из могильника Чегерак.
В отечественной историографии вопросы выделения археологических памятников собственно сяньби ещё не решены. Фактически, археологическое изучение сяньби как в нашей стране, так и за рубежом, только начинается. Поэтому представляется чрезвычайно важным ввод в научный оборот материалов археологических памятников сяньбийского времени, т.е., начала I тыс. н.э., с территории центрально-азиатского историко-культурного региона (куда следует включать и обширные районы Южной Сибири), поскольку культура сяньби могла сформироваться лишь на основе общекультурной базы центрально-азиатского населения и в условиях постоянных контактов с окружающими народами, включая сибирские. Данное обстоятельство в полной мере относится и к такой крупной части материальной культуры, как военное дело. В этой связи представляются важными результаты нашего изучения некоторых материалов по оружию с территории юга Средней Сибири, относящихся к сяньбийскому времени.
Археологическим отрядом Новосибирского государственного университета в течение ряда лет изучался крупный могильник таштыкской культуры, расположенный на левом берегу Енисея, у устья рч. Чегерак. В географическом отношении данный памятник является самым северным из известных для данной культуры. Здесь было раскопано несколько грунтовых погребений, большинство из которых, к сожалению, с разной степенью интенсивности было разграблено еще в древности. Однако сохранившиеся и попавшие в наше распоряжение материалы позволяют существенно пополнить фонд источников, относящихся к культуре населения Южной Сибири рубежа эр. В состав этих материалов входят и предметы, относящиеся к оружию дальнего боя.
Могильник Чегерак расположен на гребне большой песчаной гривы, возникшей в эпоху максимально высокого уровня воды Енисея (вероятно, в ледниковый период) как результат действия его отбойного течения в связи с нахождением несколько ниже по берегу высокой горы. В настоящее время могильник находится почти непосредственно у береговой черты Красноярского водохранилища, но во время его создания до берега Енисея было, видимо, не менее 1,5-2 км. Восточный склон гривы (обращённый к реке) очень крутой, а остальные — пологие. Её поверхность свободна от леса, растительность представлена только травой. До раскопок площадь гривы была покрыта едва заметными, беспорядочно расположенными за-
(224/225)
падинами, иногда перекрывавшими друг друга, что обычно свидетельствует о разграблении могил ещё в древности. В связи с отсутствием чётких границ западин изучение могильника проводилось сплошным раскопом, который был поделён на части, получившие отдельную нумерацию. Раскоп № 6 был заложен на площади крупной, хорошо заметной западины овальной формы размерами 2х2,5 м, находящейся в центральной части могильника. В ходе выборки заполнения на площади западины неглубоко под дёрном были обнаружены три фрагмента керамики, характерной для таштыкской культуры, а также фрагменты ребра человека и костей животных, фрагменты истлевшего дерева и мелкие фрагменты берёсты, угольки, фрагменты кальцинированных костей человека, мелкие обломки плит девонского песчаника. На глубине около 1,1 м от уровня современной дневной поверхности в составе заполнения были обнаружены сильно окислившиеся железные наконечник стрелы и петельчатый крючок, а также ещё один фрагмент керамики. Далее, на глубине около 1,5 м было зачищено уже дно могильной ямы, уровень которого определялся по остаткам уцелевшей в углах берестяной подстилки, уложенной в несколько слоёв. На дне ямы в полном беспорядке лежали многочисленные кости людей, включая два черепа с крупными отверстиями в затылочных частях. Между костями найдены остатки изделий в виде свёрнутых из берёсты трубок, смятых в результате давления грунта (четыре фрагмента). Рядом с одним из черепов обнаружены мелкие, неопределенные фрагменты гипсовой погребальной маски, скопление мелких фрагментов кальцинированных костей человека. В другой части раскопа в таком же состоянии обнаружены остатки второй маски. Почти все фрагменты погребальных масок имели следы красноватой окраски поверхности. На дне ямы обнаружены ещё несколько фрагментов керамики, 7 бараньих и 4 бабки крупного рогатого скота. В двух углах ямы были зафиксированы остатки деревянных столбов толщиной около 0,25 м, врытых в грунт вертикально и установленных на каменные плитки. В двух других углах остатков столбов не сохранилось, однако были обнаружены каменные плитки под их торцы. По этим находкам можно установить границы могильной ямы: она имела вид прямоугольника размерами 2,5х2,2 м, ориентированного по сторонам света. Вероятно, погребальная камера имела столбовую конструкцию. Хотя погребение было сильно разрушено ещё в древности, имеющиеся материалы позволяют уверенно сделать вывод о его таштыкской принадлежности [7, с. 36-45; 2, с. 236-246]. Точная датировка объекта затруднена, однако в данном случае ясно, что оно, как и весь могильник, может датироваться временем вплоть по первые два века новой эры, в возможно и несколько более поздним, что соответствует известному по данным письменных источников начальному периоду существования сяньбийского объединения.
(225/226)
Предметы оружия дальнего боя, как и, в целом, предметы вооружения, в памятниках таштыкской культуры являются достаточно редкими находками. По этой причине ввод в научный оборот таких материалов имеет высокую научную ценность как с учётом важности решения сяньбийской проблемы, так и необходимости пополнения фонда источников по таштыкской культуре. Обнаруженный нами железный крючок сильно коррозирован и частично повреждён, однако его форма и размеры прослеживаются достаточно уверенно (рис. 1, 1). Предмет выполнен путём механического изгиба прутка металла округлого сечения толщиной около 3 мм, один конец которого слегка утоньшён и плавно загнут под углом около 45 градусов, а другой круто загнут в виде петли. Утоньшённый кончик предмета слегка обломлен, а отверстие в петле не прослеживается из-за сильной коррозии металла. Вероятно, первоначально петля имела отверстие каплевидной формы размерами 2x4 мм. Общая длина предмета от верхней точки петли до места изгиба крюка — 27 мм. Назначение этого изделия как крюка для несения или поддержки какого-то предмета не вызывает сомнения. Наконечник стрелы сильно коррозирован, однако его форма и размеры также прослеживаются уверенно (рис. 1, 2). Это изделие с листовидной формой пера, ромбовидного в сечении. Кончик пера плавно заострён, а противоположные концы сильно оттянуты назад, создавая шипы (их выход за линию основания черешка составляет около 9 мм). Черешок, утоньшающийся к кончику, в сечении по всей длине имеет форму квадрата, углы которого скруглены. Общая длина предмета 86 мм, длина черешка — 40 мм, максимальная ширина пера (в районе шипов) — 24 мм. Сохранившиеся остатки берестяных изделий (изделия?) имеют разные длину и ширину. Три из них (рис. 1, 3, рис. 2, 1-2) близки друг другу по ширине (в современном сплющенном состоянии, в среднем, около 50 мм) и выполнены в 2,5-3 оборота листа берёсты. Четвёртый фрагмент, заметно более узкий, выполнен лишь в один оборот (рис. 1, 4). Данные находки, судя по состоянию материала и явно искусственным путём выполненному скручиванию (следов такого скручивания на остатках подстилки не зафиксировано) не могут быть частями берестяной подстилки могильной ямы. В пользу этого говорит и факт их обнаружения среди костей человека, в месте, где подстилка дна полностью отсутствовала.
Железные предметы можно достаточно уверенно интерпретировать как принадлежности оружия дальнего боя. Крючок имеет близкие аналогии в материалах ряда памятников рубежа эр, раскопанных как на данной, так и соседних территориях. В большинстве случаев такие предметы были найдены вместе с другими принадлежностями оружия дальнего боя, главным образом, со стрелами, и потому интерпретировались исследователями не в качестве принадлежностей одежды, а именно колчанных крюков [2, с. 242; 4, с. 203; 6, с. 303]. Своё происхождение железные крючки подобного вида
(226/227)
|
(227/228)
|
Рис. 1. Железные и фрагменты берестяных изделий.
|
Рис. 2. Фрагменты берестяных изделий.
|
(228/229)
ведут, видимо, от изделий более раннего времени, которые представляли собой аналогичным образом изогнутый бронзовый стержень, где петля и крюк располагались также в одной плоскости, но с противоположных сторон стержня [5, с. 289]. Найденный нами колчанный крюк имеет весьма малый размер, заметно меньший, чем у известных железных аналогов из других памятников. Однако считать его изделием вотивного характера нет достаточных оснований, поскольку даже столь малый размер позволял использовать его по прямому назначению. В пользу такого вывода говорит и факт того, что найденный рядом наконечник стрелы имел обычный размер.
Наконечник стрелы по материалу изготовления относится к классу железных, по сечению пера — к группе ромбических, по форме пера — к типу удлинённо-треугольных шипастых. Близких аналогий наконечнику стрелы на Енисее нет, однако похожие имеются в памятниках на других территориях. Вероятно, распространение подобных образцов на обширных территориях центрально-азиатского историко-культурного региона следует связывать с позднегуннским временем, когда были широко известны аналогичного вида костяные изделия, в силу специфики материала изготовления отличающиеся от железных лишь уплощённым черешком [10, с. 126]. Появление у железного экземпляра черешка округло-квадратного сечения можно считать явлением именно поздним, поскольку как правило, металлические наконечники стрел первоначально повторяют типы костяных (в данном случае — уплощенные черешки), а позднее, с учетом свойств новых материалов, несколько изменяются.
Найденные нами фрагменты изделий (изделия?) из берёсты могут быть интерпретированы в двух основных качествах — как остатки накосников и как остатки берестяных колчанов (колчана?). Берестяных накосников в памятниках таштыкской культуры известно несколько, а берестяной колчан (крупного размера, без кармана) обнаружен пока в единственном числе [3, с. 240]. В пользу первого предположения говорят малые размеры наших находок по ширине, не характерные для берестяных колчанов, как упомянутого, так и известных в более позднее время. Но для накосников они несколько велики по ширине, хотя по длине соответствуют известным находкам накосников; кроме того, три наиболее крупных фрагмента имеют конусообразную форму — необычную для этих изделий [2, табл. 99, 1-2], но обычную для колчанов. Одновременно, в числе находок имеется и заметно меньший фрагмент берестяного изделия, который по ширине более подходит такому предмету, как накосник. Если же верно второе предположение и это был колчан, то для изделия такого рода он представляется необычно узким, т.к. на всех известных изображениях воинов, найденных в памятниках таштыкской культуры, колчаны выглядят значительно более широкими [2, табл. 100, 13-15]. Такие же широкие колчаны известны у воинов и на писаницах Енисея гунно-сарматского времени. Однако в Евразии, хотя
(229/230)
и в значительно более позднюю эпоху, были известны примеры использования очень узких колчанов цилиндрической формы [1, с. 82]. Поэтому данные находки можно с равным правом считать как остатками накосников (трёх крупных и одного маленького), так и фрагментами разрушенного на три части колчана.
Конечно, полученные нами в погребении раскопа № 6 могильника Чегерак материалы никак нельзя связать собственно с сяньби. По поводу возможности контактов с ними народов Южной Сибири высказывались разные мнения [8, с. 163-169]. Но исторические свидетельства и точные доказательства пребывания сяньби на данной территории, тем более здесь, на далекой северной окраине таштыкского мира, отсутствуют и ни один из раскопанных к настоящему времени археологических памятников не может быть соотнесён с ними, как не могут быть пока выявлены даже следы их возможного культурного влияния на местное население. Вместе с тем, из письменных источников, уже использованных рядом авторов, известно, что в период начала возвышения сяньби в середине II в. н.э. их вождь Таньшихуай «на севере отразил динлинов» [8, с. 164-165]. Это обстоятельство позволяет предположить, что в составе «динлинов» и носители таштыкской культуры могли контактировать непосредственно с сяньби и, по крайней мере, в качестве военных трофеев, ряд предметов материальной культуры мог попадать от одних к другим.
Следует обратить внимание и на следующее обстоятельство. Ранее считалось, что для хуннов не характерны шипастые наконечники стрел. Обычно они определялись в качестве местной, южно-сибирской традиции [9, с. 181]. Соответственно этому можно было полагать, что они не были характерны и для их преемников — сяньби. Но на территории Внутренней Монголии (КНР) имеются случаи обнаружения металлических шипастых черешковых наконечников стрел сяньбийского времени, хотя среди них нет абсолютно аналогичных найденному нами [11, с. 48]. Можно лишь предполагать, что и такие наконечники стрел могли использоваться сяньбийцами. По крайней мере гунны, которые действительно побывали на территории Южной Сибири, явно знали такие предметы вооружения (включая и подобные найденному нами колчанные крюки) и могли передать их сяньбийцам, тем более, что после крупного поражения от сяньби в 93 г. н.э., как известно из «Хоуханьшу», они частично вошли в состав данного племенного объединения и собственно с этого времени начинается эпоха могущества сяньби. Однако точный ответ на вопрос о возможной принадлежности сяньби подобных найденным нами предметов вооружения может быть дан только после выделения собственного предметно-вещевого комплекса последних.
(230/231)
Примечания ^
1. Аткнин В.Д., Глинский Е.А. Снаряжение корейского лучника // Корейские и монгольские коллекции в собраниях Музея антропологии и этнографии. Л., 1987.
5. Могильников В.А. Гороховская культура // Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время. М.: Наука, 1992.
7. Скобелев С.Г. Отчёт об археологических раскопках в Бейском, Емельяновском, Новосёловском и Шушенском районах, об археологических разведках в Боградском и Сухобузимском районах Красноярского края в полевом сезоне 1987 года. Новосибирск, 1988.
8. Худяков Ю.С., Алкин С.В., Юй Су-Хуа. Сяньби и Южная Сибирь // Древности Алтая. Известия лаборатории археологии № 4. Горно-Алтайск, 1999.
9. Худяков Ю.С., Мороз М.В. Коллекция оружия из могильника Усть-Эдиган // Археологические исследования на Катуни. Новосибирск, 1990.
10. Худяков Ю.С., Скобелев С.Г., Мороз М.В. Археологические исследования в долинах рек Ороктой и Эдиган в 1988 году // Археологические исследования на Катуни. Новосибирск, 1990.
11. Нэй Монгу лиши вэнву (1957-1987). (Исторические памятники культуры Внутренней Монголии. В честь 30-летия музея Внутренней Монголии). Пекин: Народное искусство, 1987.
[сноска к заголовку: * Работа выполнена по гранту РГНФ № 04-01-00535а ]
|