П.И. Шульга
О конструкции раннескифских поясов с Алтая и прилегающих территорий.
С глубокой древности пояс был одной из важнейших частей одежды, а затем снаряжения охотника и воина. В военизированных обществах кочевников скифского времени особое значение придавалось боевым поясам, остатки которых обычно доходят до нашего времени в виде золотых, серебряных, бронзовых, железных и роговых деталей (фурнитуры) поясных наборов. Подавляющее большинство наборных поясов из восточной части скифо-сибирского мира фиксируется в захоронениях мужчин с оружием в районе пояса и таза. Это позволило сделать вывод об их принадлежности мужчинам-воинам, погребённым с надетыми поясами, на которые были подвешены находившиеся в ножнах кинжалы, чеканы, колчаны, оселки, подвески, сумочки, возможно, зеркала и другие предметы. Обнаруженные в женских погребениях на Саяно-Алтае и в Казахстане довольно тяжёлые сумочки-«косметички» с массивными зеркалами предполагают наличие в женском костюме каких-то портупейных поясов типа найденных на Укоке опоясок [Молодин, 2000, с. 104; Полосьмак, 2001, с. 117], но оснащение их обоймами или пряжками не предполагалось. Исключением являются наборные пояса с оружием у погребенных женщин из раннескифской могилы 5 кургана Аржан-2, а также с Укока, из кургана 1 пазырыкской культуры V-IV вв. до н.э. могильника Ак-Алаха-1 [Чугунов, Парцингер, Наглер, 2002; Полосьмак, 1994]. Эти находки, пока единственные для каждой из эпох, показывают, что право ношения боевого портупейного пояса определялось не половой принадлежностью, а наличием или отсутствием статуса воина. Другое дело, что получить такой статус женщина могла только в исключительных случаях.
До недавних пор предполагалось, что наборные пояса являются принадлежностью воинов с высоким социальным статусом. Однако обнаружение в мерзлотных малых курганах пазырыкской культуры на Юго-Восточном Алтае и Укоке большого количества наборных поясов с бляхами из обычно не сохраняющихся дерева и кожи указывает на более широкий круг воинов, имевших право использовать различные бляхи и пряжки на боевых поясах. Очевидно, и на других территориях наборные пояса из органических материалов имели более широкое распространение, чем представлялось ранее. Несмотря на условность погребального инвентаря можно предположить, что достаточно прочная поясная фурнитура из дерева и кожи, как и аналогичная сбруйная, в силу своей простоты и доступности была основной в повседневной жизни воинов в горах Алтая и, по-видимому, на равнине.
Благодаря наличию мерзлоты и консервирующим свойствам окислов бронзы крупные фрагменты ремней с металлической, роговой, деревянной и кожаной фурнитурой являются довольно частой находкой в пазырыкско-саглынских комплексах VI-III вв. до н.э. [Руденко, 1953, 1960; Кубарев, 1987, 1991, 1992; Полосьмак, 1994, 2001; Молодин, 2000; Грач, 1980; Степная полоса..., 1992; Чугунов, 1999; др.]. Накоплен значительный материал, но публикуется он скупо, практически без графических реконструкций и прорисовок отдельных реконструируемых узлов.
Остатки раннескифских поясов из одной-двух деталей металлической фурнитуры встречаются довольно часто, но из-за плохой сохранности органики их устройство почти не изучено. Представительные раннескифские поясные наборы — редкая находка. Так, в Казахстане найдены четыре пояса с бронзовой наборной фурнитурой в могильниках Нурманбет-4, Тасмола-2 и Майкубень-3 [Кадырбаев, 1966, рис. 39; Бейсенов, 2001; Бейсенов, Чотбаев, 2001]. На Алтае обнаружен лишь один (к тому же неверно датированный V-III или V-IV вв. до н.э.) поясной набор в могильнике Кызык-Телань-1 (рис. 5, 12) [Суразаков, 1989, с. 103]. В Туве их найдено больше: три или четыре пока не опубликованных богатых набора из Аржана-2; остатки трёх поясов из кургана 4 могильника Сыпучий Яр; фрагменты двух поясов из раскопок А.В. Виноградова и И.У. Самбу [Семёнов, 2001]; один представительный, но плохо документированный поясной набор из кургана 9 могильника
(27/28)
Куйлуг-Хем-1 [Грач, 1980, рис. 86, 87]. Почти все они относятся к финальному периоду существования раннескифской культуры. Пояса часто находят в погребениях переходного типа, датируемых первой половиной VI в. до н.э. Некоторые из них (Тасмола-2, Кызык-Телань-1 и Куйлуг-Хем-1) неоправданно отнесены к последующему периоду — V-IV вв. до н.э., синхронному сооружениям Больших курганов в урочище Пазырык.
В 2001 и 2002 гг. на могильнике Гилёво-10 обнаружены остатки двух поясов с крупными фрагментами кожаных ремней. Эта находка позволяет заметно продвинуться в изучении устройства раннескифских поясов, а также установить степень влияния раннескифской традиции на более поздние пояса VI-III вв. до н.э.
Рис. 1. Карта расположения могильника Гилёво-10 (1).
План исследованной части могильника Гилёво-10, группа 4, «Гилёвский мост».
Пояса из могильника Гилёво-10 (группа 4; Гилёвский мост). Могильник Гилёво-10 расположен на юге Алтайского края, у с. Гилёво Локтевского района, в 35 км от границы с Казахстаном (рис. 1) [Шульга, 2003]. Здесь по кромке берега Гилёвского водохранилища в 2000-2003 гг. было исследовано 28 грунтовых захоронений финала раннескифского времени (конец VII — первая половина VI в. до н.э.). Судя по плану исследованного участка, основная часть могил была включена в два сложных погребально-поминальных комплекса — № 1 (северный) и № 2 (южный). Каждый из них состоял из ряда необычно обширных и глубоких могил, включающих погребения в крупных каменных ящиках (мог. 7, 6, 18 и 2, 12), и расположенной к западу цепочки рядовых погребений и захоронений животных.
Несмотря на довольно компактное расположение захоронений, на могильнике прослеживается значительная вариабельность погребальной обрядности. Зафиксированы погребения в каменных ящиках на глубине около 3 м: в могилах (длина 3,2-4 м) с уступами в придонной части (мог. 7, 6, 18, 2, 12); в подбоях (в двух детских погребениях и в двух захоронениях животных); в грунтовых ямах с перекрытием на уступах в придонной части (в 6 могилах); в простых грунтовых ямах без уступов и подбоев (длина 2,2 м и глубина до 2 м), но с погребениями взрослых людей. Размеры и глубина детских могил значительно меньше взрослых. Они зависели от возраста: чем старше ребёнок, тем больше и глубже могила. Особым разнообразием отличается обряд подхоронения животных, включающий не менее пяти вариантов [Шульга, 2003]: 1) расположение на северной части перекрытия головы барана (мог. 12); 2) расположение на северной части перекрытия туши барана, сбруи и головы лошади с шейными позвонками (мог. 9); 3) расположение на северной части перекрытия головы лошади, а в ногах человека на уступе — сбруи, туши лошади и туши козла (мог. 16); 4) захоронение лошадей и баранов в отдельных ямах (мог. 15, 21) в 5-6 м к западу от человеческих погребений в каменных ящиках (мог. 7, 6); 5) захоронение лошадей и баранов в отдельных ямах, чередующих-
(28/29)
Рис. 2. Могильник Гилёво-10:
1 — план могилы 12 (1, 2, 3 — фрагменты пояса 1, 2 и 3; 4 — наконечники стрел); 2 — план могилы 9 (1 — остатки не потревоженной части пояса); 3-5 — нож и наконечники стрел из могилы 12; 6-11 — наконечники стрел, обломки подпружной пряжки и других предметов (бронза — 5-8, 10, 11; железо — 3; рог — 4, 9).
ся в одном ряду с человеческими погребениями в небольших могилах с уступами (мог. 23, 25).
Все могилы ограблены, но часть материалов сохранилась, в том числе уникальная по устройству сбруя лошади с большим количеством бронзовых изделий и остатками кожаных ремней [Шульга, 2003]. В мужских погребениях 9 и 12 найдены остатки двух кожаных поясов с бронзовой фурнитурой.
Могила 9. Имела размеры около 2,85х1,2 м и глубину 2,05 м от уровня современной поверхности. Находилась она в южной части могильника. Захоронение совершено в грунтовой яме с придонными уступами, на которые поместили продольное жердяное перекрытие. В северной части могилы на перекрытии сохранился череп лошади, морда которой была повернута на северо-восток. Рядом находились потревоженные грабителями шейные позвонки лошади и кости барана. Судя по сохранившимся костям ног и тела, погребенный мужчина покоился на спине, вытянуто головой на север (рис. 2, 1). Из датирующих вещей сохранились: обломок ранескифской подпружной пряжки со шпеньком; три разнотипных наконечника стрел первой половины VI в. до н.э. — два бронзовых втульчатых (ромбический в сечении и трёхгранный остроугольный) и роговой черешковый трёхгранный башневидный (рис. 2, 8-11).
Пояс прослеживался под костями ног человека в виде непотревоженной полосы тёмного тлена от правой части ремня (длина около 63 см) с пятью бронзовыми обоймами, расположенными с интервалом от 9 до 17 см. Благодаря консервирующему действию окислов бронзы в обоймах сохранились фрагменты кожаного пояса (рис. 3). При ограблении (осквернении) могилы примыкающая к колчану левая часть ремня была оборвана или обрублена. По этой причине общую длину ремня установить невозможно. Судя по находке в грабительском перекопе обоймы № 6 с остатками ремня и обломков обоймы № 7, ремень продолжался далее к северу от сохранившейся части на 20-30 см и имел близкую к традиционной длину — не менее 90 см.
Основу пояса составлял сложенный вдвое и прошитый по нижнему краю кожаный ремень. Изначальная ширина пояса до последующей деформации соответствовала длине обойм и равнялась примерно 3,5 см (рис. 3). Особый интерес представляет установленное по сохранившимся фрагментам кожи и тлену наличие по центру поясного ремня продольного разреза. Разрез делил пояс на два ремня, которые прошивались с обеих сторон и скреплялись обоймой № 4. При этом на спине разрез был сплошным, а под обоймами № 3, 5 и 6 ремень оставался цельным. Разреза, по-видимому, не было только на концевых 15-20-ти сантиметровых участках. В левой части пояса, между пятой и шестой обоймами, по краям также фиксируются разрезы, но они, по-видимому, не смыкались, поскольку висевший при жизни воина на портупейном ремешке рядом с обоймой № 5
(29/30)
Рис. 3. Пояс из могилы 9. Гилёво-10.
предмет (колчан?) сильно оттянул нижнюю часть ремня. При наличии длинного разреза портупейный ремешок под тяжестью предмета сместился бы к центру между обоймами № 5 и 6. Необходимо подчеркнуть, что назначение даже одинаковых обойм могло быть различным. Так, обойма № 4 служила регулятором провисания нижнего ремня, на котором крепились портупейные ремешки. Расположенная у левого конца пояса обойма № 6 (рядом с разрезом), наоборот, намеренно фиксировалась к поясному ремню тонким ремешком, который одновременно препятствовал деформации ремня под тяжестью колчана (рис. 3).
Как и на поясе из кургана 1 могильника Нурман-бет-4 (Центральный Казахстан) [Кадырбаев, 1966, рис. 39, 2], вдоль центральной части пояса проходил тонкий кожаный ремешок (ширина около 0,7 см). Он зафиксирован не на всём протяжении участка с петельчатыми обоймами № 3-7, а начинался узелком сразу же за обоймой № 5 и пропускался сквозь петельки в обоймах № 5 и 6. Петельки имеются и у обойм № 3 и 4, но ремешка в них не было. Вполне вероятно, что срединный ремешок был достаточно длинным: для использования в качестве завязки, пропускавшейся сквозь предполагаемое отверстие в правом конце ремня. Бляхи-застёжки на правом конце ремня не было. Здесь, вероятно, была накладная кожаная бляха с отверстием или укреплённое прошивкой отверстие, как у пояса из Второго Пазырыкского кургана и у подпружных ремней из Первого Туэктинского кургана, концы которых по раннескифской традиции оформляли стилизованными головами грифонов [Руденко, 1953, табл. XXVII, 9; Руденко, 1960, рис. 82, 83; др.].
Из портупейных ремешков, посредством которых к поясу подвешивали предметы, сохранился только один. Это был тонкий, плоский ремешок без прошивки, длиной около 9 см, шириной в верхней части 0,9 см, а в нижней у ворворки — 0,4 см (рис. 3). Его пропускали через прорезь в поясном ремне, складывали вдвое, но не завязывали и не пришивали, а зажимали желобчатой фигурной обоймой. На конце этого портупейного ремешка кожаным штифтом крепили бронзовую коническую семигранную ворворку (рис. 3). Направленность ремешка и провисание прорези позволяет достоверно определить верхнюю и нижнюю стороны ремня, а также сделать заключение о длительном использовании ремня до смерти умершего. Несомненно, подвешенный на ремешке предмет (колчан?) был достаточно тяжёлым, что привело к сильной деформации нижней части поясного ремня.
Могила 12. Имела размеры 4х1,7 м и глубину 3,15 м от уровня современной поверхности. На-
31(30/31)
ходилась она в южном ряду элитных захоронений. Погребение совершено в каменном ящике из гранитных плит, на перекрытии которого в северной части находился череп барана, морда которого была повёрнута на север. Судя по не потревоженным берцовым костям правой ноги, умерший покоился на досках пола (размещались на пяти поперечных плитах) на спине, вытянуто головой на север (рис. 2, 1). Из инвентаря сохранились обломки крупного железного ножа с кольчатым навершием, не потревоженный колчанный набор из четырёх однотипных бронзовых втульчатых четырёхгранных и рогового черешкового трёхгранного башневидного наконечников (рис. 2, 3-5), датируемых первой половиной VI в. до н.э.
На дне могилы зафиксированы три крупных участка пояса, два скопления распавшихся обойм в виде стилизованных головок орла и несколько разрозненных половинок таких же обойм. Хорошо сохранилась правая часть кожаного ремня (начальная длина около 36 см) с бронзовой концевой бляхой-застёжкой. Вдоль южной торцовой стенки могилы найдены вытянутые линией остатки левой части пояса (длина около 24 см) с простыми и трапециевидной обоймами. В отверстии последней сохранились остатки портупейного ремешка (рис. 4). Единственный (третий) находящийся под колчаном не перемещённый фрагмент с прорезью и бронзовым костыльком-застёжкой имел длину около 17 см. К нему же относилась и распавшаяся обойма № 9, с учётом которой длина отрезка составляла около 28 см. Всего на дне могилы 12 найдены три крупных фрагмента поясного ремня общей длиной около 88 см.
Основу пояса составлял сложенный вдвое кожаный ремень, в который был вложен ещё один плоский ремень шириной около 2 см (рис. 4). Ширина получившегося трёхслойного ремня составила около 2,4 см, а толщина 0,7- 0,8 см. По этим параметрам он значительно уже и толще раннескифских ремней,
известных нам по обоймам. Ремень был прошит по нижнему краю, а местами — и по верхнему.
Рис. 4. Пояс из могилы 12 и бронзовая фурнитура. Гилёво-10.
С учётом утраченных участков ремня общая длина реконструированного пояса могла составлять около 110 см. У левого конца пояса находилась выступающая наружу петелька из кожаного ремешка, в которой сохранился фрагмент ремешка-завязки. Способ крепления образующего петельку ремешка отличается особой прочностью, поскольку оборачивался вокруг внутреннего ремня пояса (рис. 4). В 8 см от петельки находилась трапециевидная обойма с остатками портупейного ремешка для подвешивания колчана. Прорезь для подвешивания бронзо-
(31/32)
вого костылька находилась от этой обоймы в 19 см, т.е. почти на спине, рядом с обоймой № 15, как на поясе из кургана 1 могильника Тасмола-2. Однако не исключено, что расстояние между оборванной правой частью пояса с бляхой и обоймой № 9 было больше, чем на предлагаемой реконструкции. В этом случае разрез с костыльком находился ближе к левому бедру.
На правом конце сохранившегося ремня (фрагмент 1, длина около 32 см) находилась бляха-застёжка (длина 6,8 см) в виде стилизованного изображения комбинированного орла (рис. 4). Широкий край бляхи оформлен как полукруглый наконечник с отверстием в основании, подобный простым наконечникам из Кызык-Телани-1 (рис. 5, 12) и Вавилонки [Киселёв, 1951, табл. XXIX, 7]. В наконечник вставлялся конец ремня, фиксировавшийся штифтом из кожаного ремешка (рис. 4). С другой стороны этот фрагмент заканчивался прорезью под портупейный ремешок. На этом фрагменте ремня сохранились рельефные отпечатки девяти обойм, расположенных с интервалом в 0,2-0,4 мм. Размеры и оформление обойм одинаковы: ширина равна 0,8-1,0 см, а с головками орла — 2,8-2,9 см; высота около 3 см. Каждая обойма представляет собой парное изображение (одно с внутренней стороны, а другое — с внешней) распластавших крылья орлов. Несмотря на некоторые различия, все они имеют с одного конца приострённый или полукруглый выступ (хвостовое оперение), а с другого — плоскостное стилизованное изображение головки орла, на клюве которого последовательно расположено ещё две головы (рис. 4). Верхний и нижний концы обойм являлись крыльями. Полностью обоймами декорировалась лишь правая (видимо, значительно смещавшаяся на живот) часть ремня (рис. 4). Вероятно, подобным образом был орнаментирован обоймами и правый (?) конец ремня из могилы 5 кургана Аржан-2, снабжённый бляхой, аналогичной найденной в могиле 12 [Чугунов, Парцингер, Наглер, 2002, рис. 11].
В Аржане-2 только на этом участке обоймы располагались
плотно друг к другу, а в месте их окончания, судя по наличию упорядоченно расположенных малых обойм на несохранившемся ремне, находился разрез, сквозь
который пропускался портупейный ремешок. На спинном участке поясного ремня из могилы 12 обоймы между правой прорезью и прорезью с костыльком, как это видно
по третьему фрагменту, вероятно, помещались только две обоймы с интервалом в 8-9 см (рис. 4). На левом конце они располагались чаще — через 4-5 см. Всего на реконструируемом ремне было 15 таких обойм.
Особый интерес представляет композиционное расположение изображений на бляхе-застёжке и обоймах. Бляха представляет собой комбинацию из трёх орлиных головок, составляющих одну большую (четвёртую), клюв которой повернут вниз (рис. 4) [Шульга, 2002, 2003]. Отходящие от неё влево по поясу остальные бляшки поочерёдно располагаются клювами вверх или вниз, повторяя и усложняя заложенный в бляхе сюжет. Правило, быть может, нарушается в расположении двух обойм на левом конце пояса (рис. 4), хотя мы не можем полностью исключить наличие между ними (слева от колчанной обоймы) ещё одной обоймы с перевёрнутым клювом, поскольку фрагмент ремня здесь не сохранился. Не рассматривая семантику данной композиции, отметим, что её стилизованный вариант сохранился на поясе из Второго Пазырыкского кургана [Руденко, 1953, табл. XXVII, 8].
Таким образом, в захоронениях воинов № 9 и 12 могильника Гилёво-10 найдены остатки двух портупейных боевых поясов длиной не менее 90 см, что вполне соответствует длине скифских поясов [Мелюкова, 1964, с. 74; Черненко, 1968, с. 62, 69]. Поскольку оба ремня были порваны на несколько частей, вполне вероятно, что за счёт утраченных участков длина их составляла около 110 см. В обоих случаях пояса находились не на бёдрах умерших. Они были развязаны и уложены полосой вдоль тела. При этом правая часть ремня находилась в южном конце могилы, за пяточными костями, а сами ремни лежали лицевой стороной вниз. В могиле 9 ремень проходил под берцовыми костями ног до уровня колен и выше, где был разрушен грабителями. В могиле 12 пояс располагался продольно ногам, к востоку от них (слева). Расположение пояса в распущенном виде продольно телу умершего необычно, но похожим образом располагались пояс и колчан с горитом со стороны мужчины в известной богатством инвентаря могиле 5 раннескифского кургана Аржан-2 [Чугунов, Парцингер, Наглер, 2002, рис. 10; др.]. Авторы раскопок считают, что этот пояс первоначально был подвешен на стену погребальной камеры. Возможно, ещё один пояс был подвешен со стороны женщины. Вместе с тем, в Аржане-2 у женщины и мужчины имелись и вторые, надетые пояса с кинжалами, ножами, сумочками, оселком и другими изделиями. Вполне вероятно, что в Гилёво-10 также были вторые поясные ремни на поясе с кинжалами и прочими предметами. На наш взгляд, это подтверждает и специфическое разрушение костяка в районе пояса в могиле 9. По богатым скифским погребениям известны случаи снабжения умерших несколькими поясными ремнями [Черненко, 1968, с. 57; др.], помещаемыми не на пояс, а рядом [Милюкова, 1961, с. 74]. Наличие двух поясов в могилах раннескифского времени в Горном Алтае, по мнению В.Д. Кубарева, иллюстрирует изображение на оленном камне из Узунтала [Кубарев, 1979, с. 57, табл. IX, 3]. При этом на верхнем поясе из Узунтала, как и
(32/33)
Рис. 5. Предметы из могильников и реконструкции поясов:
1 — цельный пояс из могилы 12 Гилёво-10; 2, 4 — раздвоенный (с центральным ремешком) и двойной пояса из могилы 9 Гилёво-10 и Персеполя; 3, 9 — реконструкции ремешковых поясов из могильников Тасмола-5 и Жол-Кудук; 5, 6 — бронзовая и роговая фурнитура от ремешковых поясов из могильников Уйгарак и Жол-Кудук (по [Вишневская, 1973; Агеева, Максимова, 1959]); 7, 8 — фурнитура поясов из могильников Быстрянский и Майкубень-3 (по [Завитухина, 1966; Бейсенов, 2001]); 10, 11 — ремешковые венчик и пояс ананьинской культуры (по [Патрушев, Халиков, 1982]); 12 — фурнитура пояса из могильника Кызык-Телань-1 (по [Суразаков, 1989]).
в Аржане-2, были изображены колчан и чекан. Во Втором Пазырыкском кургане в захоронении мужчины и женщины найдены «части по крайней мере трёх различных поясов» [Руденко, 1953, с. 123], а с учётом украшенного петухами фрагмента [Там же, рис. 71] — четыре. Совстречаемость в пазырыкских погребениях толстых поясов-жгутов, сплетённых из шерстяных нитей и кожаных поясов, отмечена Н.В. Полосьмак [2001, с. 117]. Такая же традиция зафиксирована и для тюркского времени, когда наряду с наборным поясом лучники использовали дополнительный специализированный стрелковый (саадачный) пояс для подвешивания колчана и налучья [Добжанский, 1990, с. 42-43; Кубарев Г.В., 1998]. Логично предположить, что стрелковые раннескифские пояса имели особенности в устройстве и фурнитуре, но в настоящее время для подобных сопоставлений материала недостаточно.
Помимо гилёвских поясов, на Алтае известен только один раннескифский наборный пояс из кургана 6 могильника Кызык-Телань-1 на Средней Катуни. Автор раскопок и В.А. Могильников датировал курган и пояс V-III вв. до н.э. [Суразаков, 1983, с. 46; 1988, с. 72; Могильников, 1986, с. 45]. Однако у нас
(33/34)
нет сомнений, что захоронение в кургане 6 и поясной набор являются переходными от завершающего этапа раннескифской эпохи к раннепазырыкскому времени (конец первой половины VI в. до н.э.). На это указывает нахождение в прилегающем кургане 3 ранних костяных черешковых плоских наконечников стрел [Шульга, 2002; Алёхин, Шульга, 2003] и отсутствие керамики [Шульга, 1998, с. 708]. Форма бронзового ножа не противоречит предлагаемой датировке. В наибольшей степени раннескифские признаки прослеживаются в кургане 6, где снабжённый наборным поясом умерший находился в подквадратном каменном ящике, будучи ориентирован головой на север. Могила имела меридиональную ориентацию и малую глубину (1,2 м) [Суразаков, 1983, рис. 5].
Наборный пояс из могильника Кызык-Телань-1 включал одну концевую бляху, пять наременных обойм с характерными для раннескифского времени овальными выступами на внешней стороне (для пропускания тонкого срединного ремешка), цилиндрической застёжкой с перехватом и массивной обоймой с петлёй (для крепления портупейного ремешка). Большинство деталей наборного пояса были смещены. По этой причине А.С. Суразаков дал два варианта их расположения [1983, рис. 5; 1988, рис. 33, 1]. Во втором варианте (рис. 5, 12) одна из ошибок была исправлена, и малая обойма справедливо помещена под обойму с петлёй для подвешивания, где она скрепляла концы портупейного ремешка. Очевидно, там же находилась застёжка, как это зафиксировано в поясном наборе из могильника Майкубень-3 (рис. 5, 7) [Бейсенов, 2001, рис. 2, 1; Бейсенов, Чотбаев, 2001, рис. 1, 1].
Ремешковые или комбинированные пояса. В ходе реконструкции пояса из могилы 9 (казалось бы, неоправданно разделённого на два параллельных ремешка при наличии коротких разрезов и дополнительного центрального ремешка) возникло естественное предположение о существовании подобных конструкций и на других территориях. Разделённые надвое (или двойные) пояса зафиксированы у саков в Персеполе (рис. 5, 4). На поясах подобного рода, как и на поясе из могилы 9, обоймы играли роль регуляторов длины отрезков, предназначенных для подвешивания предметов. Сначала рассмотрим срединные ремешки, которые, судя по имеющимся на поясных обоймах петелькам или арочным выступам, предусматривались на многих раннескифских поясах. Остатки тонкого срединного ремешка, аналогичного найденному в Гилёво-10, обнаружены и в петельке одной из обойм из кургана 1 могильника Нурманбет-4 [Кадырбаев, 1966, рис. 39, 2]. Бляхи с петельками и арочными выступами по центру внешней стороны были распространены от Среднего Поволжья и Южного Зауралья [Патрушев, Халиков, 1982, табл. 107, 1д; Таиров, 2000, рис. 32, 7-16, 20; 39, 16, 18, 20] до Тувы [Семёнов, 2001, рис. 1, 20-22] и, по-видимому, Забайкалья. Традиция использования срединных ремешков на поясах сохранялась в Южной Сибири и Забайкалье и в VI — начале V в. до н.э. На них нанизывали различные бляшки, в том числе бабочковидные. Назначение срединных ремешков на раннескифских поясах пока не совсем ясно. Их могли применять для подвешивания каких-то лёгких предметов, а также в качестве дополнительных или основных завязок пояса. В пользу первого предположения говорит факт широкого использования срединных ремешков для подвешивания бляшек на поясах второй половины VI в. до н.э. Однако для раннескифской культуры такая традиция пока не зафиксирована. Очевидно, срединный ремешок выполнял какую-то функцию 3-5 ремешковых поясов (см. ниже). Не случайно в ремешковых поясах не предусматривалось дополнительных петелек или арок. Здесь срединный ремешок не был нужен и применялся только в поясах с цельным ремнём.
По-видимому, одновременно с традиционными цельными и раздвоенными поясами в VII — первой половине VI в. до н.э. существовали пояса, составленные из трёх-пяти параллельных кожаных ремешков. На это указывают имеющиеся поясные обоймы из могильников Тасмола-5, Жол-Кудук, Уйгарак и Быстрянка.
Пояс из могильника Тасмола-5. Изучение материалов кургана 3 могильника Тасмола-5 позволяет реконструировать наборный пояс, состоящий из роговой бляхи-«застёжки» «в виде стилизованной головы грифона» [Кадырбаев, 1966, с. 324, 426], «четырёх фигурных костяных накладок в виде колец, соединённых друг с другом» [Там же, с. 324]. Здесь же найден роговой костылёк со стремечковидным навершием, как в кургане 3 Тасмола-2, а справа, у подвесного массивного рога, находились роговые две семи- и девятилепестковые ворворки, а также желобчатая обойма. Наличие в могиле пояса с подвешенным на портупейных ремешках при помощи обоймочки и ворворок костыльком и рогом не вызывает сомнения. «Застёжка» и четыре «накладки», на наш взгляд, составляли фурнитуру портупейного пояса, оригинально составленного из пяти кожаных ремешков (рис. 5, 3).
По мнению М.К. Кадырбаева, «уникальная застёжка из маральего рога» употреблялась «очевидно, для скрепления верхней одежды» [1966, с. 397]. При этом «застёгивающейся частью пряжки» он считал пять отверстий «в виде пяти смыкающихся колец» [Кадырбаев, 1966, с. 324]. Однако известно, что таким же образом (по 3, 5, 6 в ряд) отверстия располагались по краям роговых блях, встречаемых в сбруе пазырыкских лошадей [Руденко, 1953, табл. LIX, LXI; др.]. По три и пять отверстий располагали на роговых поясных бляхах из могильника Юстыд-12 на Алтае
(34/35)
Рис. 6. Пояса и бляхи:
1 — реконструкция способа завязывания пояса из Гилево-10; 2-4 — правосторонние поясные бляхи-застёжки из Тувы и Казахстана (по [Семёнов. 2001; Кадырбаев, 1966]); 5, 6 — реконструкции пазырыкских поясов (по [Кубарев. 1992; Полосьмак, 2001 ]); 7, 8 — поясная бляха-застёжка и пряжка от подвесного ремня из кургана Аржан-2 (прорисовка по фото [Чугунов. Парцингер. Наглер, 2002]; 9-11 — пояса тасмолинской культуры (по [Кадырбаев, 1966); 12, 13 — поясные бляхи-застёжки из Алтайского края («кумуртукский» комплекс из Клепиково, Фирсово [Фролов, 2001; Шамшин, Чекрыжова. 2003].
[Кубарев, 1991, табл. XL, 9-13], могильника Аймырлыг в Туве [Степная полоса..., 1992, табл. 77, 80, 81] и др. Своеобразный вариант расположения скрытых на внутренней стороне отверстий отмечен на поясной бляхе из могильника каменской культуры Усть-Иштовка-1 [Кунгуров, Тишкин, 1996, рис. 1, 3]. Эти отверстия использовались для пришивания одного конца бляхи к ремню, а не для застёгивания чего-либо. Другой конец такого рода блях, как отмечалось выше, имел отверстие для продевания ремня. На предмете из Тасмолы-5 его роль выполняла округлая прорезь под клювом «грифона» (рис. 5, 3; 6, 1, 3, 4, 7). Необходимо отметить, что в Гилёво-10 и в Туве такого рода изображения раннескифских орлов в реалистичной или предельно стилизованной форме имеются только на поясных бляхах-застёжках (рис. 6, 1-4, 7). В богатом наборе из Аржана-2 они есть на застёжках портупейных ремней (рис. 6, 8) [Чугунов, Парцингер, Наглер, 2002, рис. 11].
Оригинальность пояса из Тасмолы-5 состоит в том, что весь он (или значительная его часть), по-видимому, состоял не из цельного ремня, а из пяти параллельных тонких ремешков диаметром около 4 мм, пропускаемых в обоймы с пятью отверстиями (рис. 5, 3). Возможно, эти ремешки не завязывались по отдельности на обоих концах ремня в бляхе и одной из обойм, а как бы заплетались, поочерёдно пропускаясь через отверстие в бляхе и обоймах. Не исключено, что приходящаяся на спину часть пояса была из цельного кожаного ремня (рис. 5, 9). Такое устройство позволило бы более эффективно использовать четыре (если они сохранились в полном комплекте) роговых обоймы в качестве регуляторов длины того или иного участка пояса на местах традиционного подвешивания предметов. Рассматриваемая бляха-застёжка с изображениями из Тасмолы-5 должна была крепиться на правом конце ремня. При этом основной клюв стилизованного орла и морда кабана были направлены вниз. Основания для этого заключения следующие:
1. Все известные автору раннескифские пояса имеют по одной бляхе-застёжке, которые в документированных случаях, как и более поздние пазырыкские и саглынские, располагались справа.
2. Подобные поясные бляхи представляют собой стилизованное изображение комбинированного орла (не грифона), клюв которого направлялся вперёд и вниз, как в Гилево-10 (рис. 6, 1-3, 7). Это подтверждается и расположением орнаментированной (несомненно, лицевой) стороны тасмолинской бляхи.
Следует отметить, что конструкция бляхи-застёжки в виде головы орла (с середины VI в. до н.э. — мифического орла или грифона), под клювом которой находится приёмное отверстие для ремешка-завязки, в изменённой форме встречается на памятниках раннепазырыкского времени второй половины VI — начала V в. до н.э. (рис. 6, 12, 13), а также на концах поясного и подпружных ремней [Руденко, 1960, рис. 83; 1953, табл. XXVII, 8].
Пояс из кургана 9 могильника Жол-Кудук. Особый интерес представляет набор из кургана 9 могильника Жол-Кудук (Северный Казахстан), да-
36(35/36)
тируемого в рамках VI в. до н.э. по аналогии с другими погребениями этого могильника по зеркалам, костяной трубочке, отсутствию керамики и наличию подбоев. В потревоженной могиле с перекрытием из обожжённых плах, расположенных на придонных уступах, находились остатки костяка мужчины (?), погребённого головой на запад. В грабительском выбросе вместе с костями человека и барана (по мнению авторов, имеющиеся в могиле кости барана и железный нож — черта мужских погребений) [Агеева, Максимова, 1959, с. 45] найдены «восемь костяных накладок, четыре из которых — фигурные». На дне могилы «под костями скелета обнаружены ещё три простых костяных накладки» [Агеева, Максимова, 1959, с. 41]. Указанные накладки авторы трактуют как «костяные накладки пояса» [Там же, 1959, с. 42]. При этом они ссылаются на роговые седельные принадлежности из Четвёртого Пазырыкского кургана, где имеются роговые обоймы (шлёвки) длиной около 3 см» [Руденко, 1953, табл. LXI]. Благодаря этой ссылке можно судить о размерах «накладок пояса», опубликованных без масштаба [Агеева, Максимова, 1959, табл. I, 68, 69]. Судя по этому рисунку, «простые накладки» (обоймы под цельный ремень) орнаментировали с одной (внешней) стороны 5-6 валиками, а фигурные представляли собой аналоги найденных в Тасмоле-5 роговых обойм, но не с пятью, а с четырьмя оформленными в виде колец отверстиями под ремешки (рис. 5, 6, 9).
Таким образом, имеются все основания считать, что в кургане 9 могильника Жол-Кудук, сохранились роговые обоймы от пояса, подобного найденному в Тасмоле-5. Сочетание простых и фигурных обойм, на наш взгляд, может указывать на имевшийся в могиле комбинированный пояс. Находившаяся на спине часть пояса, вероятно, была из цельного ремня шириной около 3 см, украшенного семью простыми обоймами, из которых три найдены на дне могилы, под костями человека (рис. 5, 9). Четыре фигурные обоймы для пропускания ремешков, как в Тасмоле-5, вероятно, находились по краям ремня. Две из них могли быть концевыми, а две — служить регуляторами между подвешенными на ремешки предметами (рис. 5, 9). В пользу именно такого расположения простых и фигурных обойм говорит устройство концевой бляхи с пятью отверстиями в Тасмоле-5. Концевая бляха в кургане 9 могильника Жол-Кудук, очевидно, отсутствовала.
Пояс из кургана 14 могильника Уйгарак. Остатки наборного ремешкового пояса сохранились в кургане 14 могильника Уйгарак. В разграбленном погребении были найдены «три бронзовые фигурные пряжки». Очевидно, под «пряжками» подразумевались поясные обоймы, из которых в таблице помещены две трёхваликовые обоймы: одна с петлёй, а другая с кнопкой (рис. 5, 5) для крепления портупейных ремешков [Вишневская, 1973, с. 14; табл. III, 1, 2]. Обоймы интересны переходным характером конфигурации пронизей. В каждой из них имеется по три расположенных в ряд кольца. Кольца не сомкнуты, однако просветы недостаточны для пропускания цельного поясного ремня. Очевидно, пояс из кургана 14 полностью или только в концевых частях состоял из трёх параллельных кожаных ремешков толщиной около 0,7 см. Ширина пояса составляла около 3 см.
Влияние ремешковых ремней прослеживается на обоймах, обнаруженных могильниках Быстрянском (северные предгорья Алтая) и Майкубень-3 (Северный Казахстан). В кургане 14 Быстрянского могильника найдены остатки пояса — три «фигурных петли» (обоймы длиной около 3,5 см) [Завитухина, 1966, рис. 3, 9-11], орнаментированные с внешней и внутренней сторон пятью валиками, имитирующими пять последовательно расположенных колец на роговых обоймах из могильника Тасмола-5 (рис. 5, 3, 7). Здесь же найдена образованная соединёнными шеями и ушами двух ланей «бронзовая ременная бляха», справедливо сопоставляемая М.П. Завитухиной с подковообразной бляхой из кургана 40 на р. Бегре (Бегирэ), в восточной поле которого установлен оленный камень [Завитухина, 1966, рис. 3, 4; с. 71; Кызласов, 1979, рис. 61, 9]. В обоих курганах бляхи встречены в комплексе с золотой серьгой с конусом, железным ножом и бронзовым наконечником стрелы. Датировка этих курганов завершающим этапом раннескифской культуры не вызывает сомнений (о датировке кургана № 14 из Быстрянки см.: [Шульга, 2002, с. 50]).
На трёхваликовых обоймах наборного пояса из могильника Майкубень-3 [Бейсенов, 2001; Бейсенов, Чотбаев, 2001] внутренние кольца выражены слабо. Надевали их на цельный ремень, что являлись данью традиции и «моде» (рис. 5, 8), отголоски которой в виде рельефных валиков на различных обоймах получили широкое распространение в раннескифское время.
Правомерность предположения о существовании ремешковой конструкции поясов в Казахстане и Южной Сибири подтверждается материалами Старшего Ахмыловского могильника (Среднее Поволжье). Здесь на черепах женщин или неподалёку найдены остатки более сотни головных уборов с бронзовыми украшениями, из которых многие, наряду с бляшками, включали от двух до пяти нашивавшихся на полосу кожи ремешков с надетыми на них бронзовыми трубочками (рис. 5, 10). При этом фурнитура головных уборов иногда встречается в поясных наборах, и наоборот. Наибольший интерес представляет пояс с двумя параллельными ремешками и трубочками, аналогичный головному венчику (рис. 5, 11) [Патрушев,
(36/37)
Халиков, 1982, табл. 13, 1б]. Не проводя детальных сопоставлений, отметим главное: на ананьинских женских головных уборах (налобных венчиках) VII-VI вв. до н.э. часто встречаются ремешковые конструкции, которые могли переходить на пояса. Для ананьинских головных уборов характерны встречающиеся и на поясах парные бляшки с петелькой на обороте, семантика, форма и способ крепления которых во многом совпадают с известными бабочковидными бляшками на поясах, найденных в Южной Сибири. Создаётся впечатление, что ананьинцы видели какую-то связь семантики налобника и пояса. Очевидно, некоторые налобные бляхи головных уборов изготавливали из поясных блях, происходящих из двух-трёх районов Кавказа, с которыми, возможно, контактировали мигрировавшие, по мнению М.Н. Погребовой и Д.С. Раевского, из Предкавказья в Прикамье «отложившиеся скифы» [Патрушев, Халиков, 1982, табл. 36, 3а; 120, 2а; Погребова, Раевский, 1992, рис. 33-35, с. 207-214]. Достаточно тесные связи в раннескифское время прослеживаются у представителей ананьинской культуры с жителями Казахстана и Сибири [Членова, 1981]. Они, несомненно, знали о наличии ремешковых конструкций и могли их заимствовать, но механизм этих процессов пока неясен.
Интерес с точки зрения хронологии и эволюции поясных наборов представляют переходящие в раннепазырыкское время пояса с Х-видными обоймами, распространённые в середине VI в. до н.э. в Казахстане, Алтае и Туве (рис. 6, 9) [Кадырбаев, 1966, рис. 39, 3; Хабдулина, 1993, рис. 3, 9; 1994, с. 70, табл. 20, 9; Киселёв, 1951, табл. XXIX, 7; Руденко, 1960, табл. XXIV, 10; Грач, 1980, рис. 83, 7, 8, с. 125]. Очевидно, эти обоймы явились прообразом широко распространившихся во второй половине VI в. до н.э. бабочковидных бляшек, а, вероятней всего, трансформировались в них в течение полувека. Особый интерес представляет бляшка из второго Башадарского кургана середины VI в. до н.э. Она копирует Х-видную обойму, но способ её крепления к поясу уже такой же, как у бабочковидных бляшек.
Не останавливаясь на вопросах датирования, типологии, эволюции и семантики поясной фурнитуры, а также на порядке расположения на поясе оружия и различных предметов, обратим внимание на функциональные особенности боевых портупейных поясов.
Функциональные особенности поясов. Судя по имеющимся материалам, раннескифские пояса зачастую не имели концевой бляхи-застёжки для завязывания ремня, очевидно, заменявшейся отверстием на правом конце поясного ремня. Нам не известны обстоятельства нахождения обойм в Туве [Семёнов, 2001, рис. 1, 2], однако есть основания считать, что крепились они на правом конце ремня. В пользу этого говорит следующее:
1. На правой стороне располагалась бляха на поясе из могилы 12 и функционально сопоставимые с ней многочисленные более поздние бляхи пазырыкских поясов с отверстиями под ремешок-завязку [Кубарев, 1987, табл. LXX, 10; 1991, табл. XL, 9; 1992, табл. XXX, 24; Полосьмак, 1994, рис. 32, 1; 2001, рис. 119-121]. Завязки в таких случаях, как правило, располагались на противоположном, левом конце.
2. Вышеуказанные бляхи из Тувы и бляха из кургана 3 могильника Тасмола-5 имеют специфические контуры головы орла, которую нельзя разместить иначе, как на правой стороне пояса, клювом вниз (рис. 6, 1-4, 7). Располагались раннескифские концевые бляхи, по-видимому, ближе к центру пояса. Левый конец ремня постоянно смещался при затягивании или ослаблении.
Раннескифские пояса с правосторонней бляхой-застёжкой имели существенное отличие от используемых позже поясов с язычковыми пряжками. Они позволяли застёгивать пояс по принципу подпружных ремней.
Завязывание поясного ремня с бляхой-застёжкой из могилы 12 в Гилево-10, по-видимому, производилась посредством двух концов кожаного ремешка, крепившегося на левом конце поясного ремня (рис. 4; 6, 1). На правом конце пояса никаких ремешков для завязывания не было. Вследствие того, что большой и малый клювы были сильно загнуты, бляха не могла использоваться в качестве крючка, застёгивающегося на петлю левого конца ремня. Не могла она использоваться и для пропускания ремешка-завязки через один из клювов, так как последние неминуемо обломились бы. Единственным оптимальным и надёжным способом было пропускание ремня сквозь оба отверстия, в результате чего нагрузка ложилась на охваченную ремешком (ремешками) центральную часть (рис. 6, 1). Таким же способом могли завязываться пояса с аналогичными орлиными или подобными схематизированными раннескифскими бляхами из Тувы [Семёнов, 2001, рис. 2, 12; Чугунов, Парцингер, Наглер, 2002, рис. 11] и Тасмолы-5. На двух поясах из Тувы отверстия под клювами деградировали, а на одной из блях имеется застёжка на стержне [Семёнов, 2001, рис. 2, 10, 13].
Регулировка часто меняющейся длины ремня на бёдрах в скифское время производилась при помощи дополнительных ремешков-завязок, крепившихся у пазырыкских поясов на одном или двух концах ремня (рис. 6, 1, 5, 6) Несмотря на предполагаемую «спортивность» воина скифского времени, существенные изменения объёма талии и бёдер, несомненно, происходили в результате обычных в походах перебоев в питании и после обильных трапез. Было бы неверно считать, что древние скотоводы Алтая почти не снимали шуб, как это можно заключить по материалам, приводимым
(37/38)
Н.В. Полосьмак [2001, с. 137]. Выводы о круглогодичном ношении шуб (по длине шубы с Укока можно было бы назвать полушубками) вполне правомерен, но только в отношении горных областей с суровым климатом, как Горный Алтай или Тибет. Так, автор в годы работы на высокогорной метеостанции Бертек (располагалась на Укоке в долине р. Ак-Алахи), как и его коллеги, использовал полушубок круглый год.
На равнинных и более южных территориях в тёплое время года носили различные виды облегчённой одежды, в том числе короткие куртки, реконструируемые по захоронениям «золотых» людей в Локте-4а (Алтай) [Шульга, 2000] и кургане Иссык (Казахстан) [Акишев, 1978]. Аналогичные куртки можно увидеть и на ковре из Пятого Пазырыкского кургана, и на золотом гребне из Солохи.
Таким образом, объём пояса воина существенно менялся и в случае смены одежды по погоде, и в зависимости от времени года. Эти изменения в объёме вполне могли составлять 20-30 см и более. В силу этого изображаемые на реконструкциях пазырыкских поясов короткие ремешки [Кубарев, 1981, рис. 10, 2; Полосьмак, 2001, реконструкция I, рис. 119-121] были бы нефункциональны. Рассчитанные на постоянное использование пояса, к каковым относятся и найденные в Гилёво-10, должны были иметь длинные ремешки, подобно свисающим концам (длина 15-25 см) поясов на изображениях из Персепольского рельефа и Амударьинского клада (рис. 5, 4) [Литвинский, 2001, табл. 50, 51; др.]. На близком по времени узком поясе из датируемого серединой VI в. до н.э. Второго Башадарского кургана, судя по фото, длина каждой из двух завязок на левом (?) конце ремня составляла около 25-30 см [Руденко, 1960, с. 53-54, табл. XXXII, 1]. В связи с этим особый интерес представляет фрагмент левой части ремня из могилы 12, где шнурок-завязка не пришивался, а пропускался сквозь надёжно закреплённую в поясном ремне петельку. Такая конструкция не только давала возможность менять длину концов сдвоенного ремешка-завязки, но и вовсе заменяла их на более короткий или длинный (рис. 4; 6, 1).
Завершая краткое описание поясов из Гилево-10, отметим, что целостное понимание особенностей конструкции и семантики поясов невозможно без изучения конского снаряжения, поскольку носивший пояс воин, прежде всего, был всадником, а сбруйные и поясные наборы лошади и всадника составляли единый комплекс. Этот подход включает два основных положения:
1. Функциональное назначение сбруи верховой лошади и пояса воина, предполагавшее затягивание, фиксацию (застегивание и т. п.) и подвешивание различных предметов, очень близки.
2. Сбруя верховой лошади в VIII-V вв. до н.э. (возможно и позже) обладала первичной сакральностью, а наборный пояс воина являлся не только знаком статуса и многозначным магическим символом, но и дополнительной частью комплекса, включавшего снаряжение лошади и всадника.
В раннескифское время сбруйная фурнитура рассматривалась как высший эталон, которому следовали при изготовлении наборных поясов, а сами наборные пояса появились значительно позже, ближе к финалу раннескифской культуры. При этом отдельные детали снаряжения верхового коня (кольцевые и полукруглые пронизки, различные застёжки, ворворки и др.) нашли применение в поясной фурнитуре с некоторым опозданием. Интересно отметить, что поясные пряжки, конструктивно подобные раннескифским подпружным пряжкам, начали использоваться в поясных наборах только в V в. до н.э.
Прослеживаемые в конской сбруе общие принципы трансформации раннескифской культуры заметны и в эволюции поясов. Классическая расчленённая на отдельные блоки, сакрализованная раннескифская сбруя, каждое соединение которой осуществлялось посредством изготовленной из бронзы фурнитуры (распределители, застёжки и пр.), в V в. до н.э. была заменена на ремённую сбрую пазырыкского типа. В пазырыкской сбруе функциональная металлическая фурнитура практически отсутствовала, поскольку все соединения осуществлялись посредством ременной вязки, а многочисленные бляхи лишь прикрывали их. Судя по богатству и проработанности представленных в украшениях пазырыкской сбруи образов, её семантика становится даже более разнообразной и насыщенной. Однако переход к сбруе пазырыкского типа произошёл не сразу. Этому (сложению сбруйного набора V-III вв. до н.э.) предшествовал определяемый в рамках середины — второй половины VI в. до н.э. период постепенного угасания заложенных в раннескифское время традиций. Произошедшая в начале этого периода (примерно во второй четверти VI в. до н.э.) замена трёхдырчатых псалиев на двухдырчатые сопровождалась почти полным исчезновением фурнитуры седельных ремней. Однако узда этого времени во многом копирует раннескифские образцы. Продолжал сохраняться и несколько видоизменённый набор раннескифской фурнитуры [Шульга, 1998].
Аналогичным образом происходили изменения в устройстве и фурнитуре поясов. Резкая трансформация раннескифской культуры не привела к функциональным изменениям пояса. Во второй половине VI — начале V в. до н.э. на равнине Алтая тот же боевой портупейный пояс использовался для ношения колчана (горита), кинжала, оселка с застёжками, представленными бронзовыми костыльками, коническими ворворками и роговыми застёжками с боковыми
(38/39)
отверстиями. Очевидно, на поясе продолжали носить и ножи, но в погребениях их находят уже отдельно, у жертвенной пищи. В Горном Алтае фиксируемый набор подвешиваемых на пояс предметов меньше. Здесь редко встречаются нехарактерные и для раннескифского времени костыльки-застёжки, исчезает оселок. Как и в сбруе этого времени, ременное устройство пояса в основном сохраняется, но, по-видимому, совсем выходят из употребления двойные и ремешковые ремни. Кардинальные изменения происходят в фурнитуре пояса. Полностью исчезают разнообразные функционально значимые обоймы и бляхи раннескифского типа. Из всего раннескифского разнообразия металлической фурнитуры на поясах второй половины VI-V вв. до н.э. сохранились лишь бляхи-застёжки и по одной массивной (сначала трапециевидной, а потом подквадратной) обойме с отверстием для пропускания портупейных ремней. Тем не менее, во второй половине VI — начале V в. до н.э. металлическая фурнитура продолжала использоваться. Раннескифские простые обоймы заменили на не имеющие функционального значения разнообразные бляшки с отверстиями (бабочковидные бляшки) или с петлёй с оборотной стороны для крепления их на всё ещё сохраняющийся центральный продольный ремешок. Доминировавший в семантике раннескифских поясов образ орла (рис. 6) продолжал сохраняться в виде стилизованного грифона на бляшках, концах поясов [Руденко, 1953, табл. XXVII, 8], портупейных (колчанных) ремешках [Могильников, 1983, рис. 5, 8; Кубарев, 1991, табл. LVII, 11; Полосьмак, 1994, рис. 79, 1] и подпружных ремнях [Руденко, 1960, рис. 83, а, в, г]. Появились такие образы, как тигр (в том числе терзающий барана), кабан, лось. К завершающему этапу пазырыкской культуры металлическая поясная фурнитура в захоронениях Горного Алтая, практически исчезла. Её сменила обычно не сохраняющаяся деревянная и кожаная фурнитура, но сохранилось небольшое количество роговой фурнитуры. Судя по находкам из Второго Пазырыкского кургана [Руденко, 1953, табл. XXVII, 1, 2], уже в это время последняя деталь раннескифского наборного пояса — обоймы с отверстием для подвешивания — начали заменяться нашивными пластинами, получившими вскоре широкое распространение. На это указывают многочисленные находки поясных деревянных пластин в высокогорных могильниках Юго-Восточного Алтая [Кубарев, 1992, с. 77-85; Полосьмак, 1991, рис. 119-121]. В способе крепления и использования деревянной поясной фурнитуры появилась характерная для пазырыкской сбруи особенность: расположенные в месте пропускания портупейных ремешков пластины уже не имели функционального значения (в них нет соответствующей прорези), а лишь прикрывали разрез с ремешком [Молодин, 2000, с. 103, 104; Полосьмак, 2001, рис. 119, 120], став «декоративным элементом пояса» [Кубарев, 1992, с. 80].
Список литературы
Агеева Е.И., Максимова А.Г. Отчёт павлодарской экспедиции 1955 года // Тр. Ин-та истории, археологии и этнографии. Алма-Ата: Изд-во АН КазССР, 1959. Т. 7: Археология. С. 32-58.
Акишев К.А. Курган Иссык. Искусство саков Казахстана. М.: «Искусство», 1978. 132 с.
Акишев А.К. Искусство и мифология саков. Алма-Ата: «Наука», 1984. 176 с.
Алёхин Ю.П., Шульга П.И. Курган Кондратьевка XXI — новый памятник раннескифского времени на Рудном Алтае // Древности Алтая. Горно-Алтайск: Изд-во ГАГУ, 2003. № 10. С. 62-70.
Беисенов А.З. Майкубенские курганы середины I тысячелетия до н.э. в Центральном Казахстане // Известия. Сер. обществ. наук. Алматы: Гылым, 2001. Вып. 1 (230). С. 66-71.
Бейсенов А.З., Чотбаев А.Е. Погребение воина сакского времени из могильника Майкубень-3 в Центральном Казахстане // Историко-культурное наследие Северной Азии: Итоги и перспективы изучения на рубеже тысячелетий. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2001. С. 290-293.
Вишневская О.А. Культура сакских племён низовьев Сырдарьи в VII-V вв. до н.э. (по материалам Уйгарака). М.: «Наука», 1973. 160 с.
Добжанский В.Н. Наборные пояса кочевников Азии. Новосибирск: Изд-во НГУ, 1990. 164 с.
Завитухина М.П. Курганы у села Быстрянского в Алтайском крае (по раскопкам С.М. Сергеева в 1930 г.) // АСГЭ. 1966. Вып. 8. С. 61-77.
Итина М.А., Яблонский М.Т. Саки Нижней Сырдарьи (по материалам могильника Южный Тагискен). М.: «Российская политическая энциклопедия», 1997. 187 с.
Кадырбаев М.К. Памятники тасмолинской культуры // Маргулан А.X., Акишев К.А., Кадырбаев М.К., Оразбаев А.М. Древняя культура Центрального Казахстана. Алма-Ата, 1966. С. 303-428.
Киселёв С.В. Древняя история Южной Сибири. М.: Изд-во АН СССР, 1951. 642 с.
Кубарев В.Д. Древние изваяния Алтая (Оленные камни). Новосибирск: «Наука» СО, 1979. 120 с.
Кубарев В.Д. Курганы Уландрыка. Новосибирск: «Наука» СО, 1987. 299с.
Кубарев В.Д. Курганы Юстыда. Новосибирск: «Наука» СО, 1991. 190с.
Кубарев В.Д. Курганы Сайлюгема. Новосибирск: «Наука» СО, 1992. 220 с.
Кубарев Г.В. К вопросу о саадачном или «стрелковом» поясе у древних тюрок Алтая // Древности Алтая. Горно-Алтайск, 1998. С. 190-197.
(39/40)
Кунгуров А.Л., Тишкин А.А. Результаты исследования памятника эпохи раннего железа Усть-Иштовка 1 на Алтае // Археология, антропология и этнография Сибири. Барнаул: Изд-во АГУ, 1996. С. 124-144.
Литвинский Б.А. Храм Окса в Бактрии (Южный Таджикистан). М.: Изд. фирма «Вост. литература» РАН, 2001. Т. 2: Бактрийское вооружение в древневосточном и греческом контексте. 528 с.
Мелюкова А.И. Вооружение скифов // САИ, вып. Д1-2.7 [надо: Д1-04]. М.: «Наука», 1964. 92 с.
Могильников В.А. Курганы Кызыл-Джар I, VIII — памятник пазырыкской культуры Алтая // Вопросы археологии и этнографии Горного Алтая. Горно-Алтайск, 1983. С. 3-39.
Могильников В.А. Некоторые аспекты этнокультурного развития Горного Алтая в раннем железном веке // Материалы по археологии Горного Алтая. Горно-Алтайск, 1986. С. 35-67.
Молодин В.И. Культурно-историческая характеристика погребального комплекса кургана № 3 памятника Верх-Кальджин II // Феномен алтайских мумий. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2000. С. 86-119.
Молодин В.И. Погребальный комплекс пазырыкской культуры Верх-Кальджин 1 и проблема современного потепления климата // Археология, этнография и антропология Евразии. 2000. № 1. С. 101-108.
Новгородова Э.А. Древняя Монголия: Некоторые проблемы хронологии и этнокультурной истории. М., 1989. 384 с.
Патрушев В.С., Халиков А.X. Волжские ананьинцы (Старший Ахмыловский могильник). М.: Наука. 1982. 278 с.
Погребова М.Н., Раевский Д.С. Ранние скифы и древний Восток: К истории становления скифской культуры. М.: Наука, 1992. 260 с.
Полосьмак Н.В. «Стерегущие золото грифы» (ак-алахинские курганы). Новосибирск: ВО «Наука» Изд. фирма, 1994. С. 124.
Полосьмак Н.В. Всадники Укока. Новосибирск: «ИНФОЛИО-пресс», 2001. 336 с.
Руденко С.И. Культура населения Горного Алтая в скифское время. М.;Л.: Изд-во АН СССР, 1953. 402 с.
Семёнов В.А. Сыпучий Яр — могильник алды-бельской культуры в Туве // Евразия сквозь века. СПб., 2001. С. 167-172.
Суразаков А.С. Курганы эпохи раннего железа в могильнике Кызык-Телань-1: К вопросу о выделении кара-кобинской культуры // Археологические исследования в Горном Алтае в 1980-1982 годах. Горно-Алтайск, 1983. С. 42-52.
Суразаков А.С. Горный Алтай и его северные предгорья в эпоху раннего железа: Проблемы хронологии и культурного разграничения. Горно-Алтайск: Алт. кн. изд-во, 1989. 216 с.
Таиров А.Д. Ранние кочевники степной зоны Южного Зауралья // Древняя история Южного Зауралья. Челябинск: Изд-во Юж.-Ур. гос. ун-та, 2000. Т. II: Ранний железный век и средневековье. С. 119-205. (Сер. «Этногенез уральских народов»).
Фролов Я.В. К вопросу об одной коллекции предметов, выполненных в скифо-сибирском зверином стиле, из фондов Алтайского государственного краеведческого музея // Историко-культурное наследие Северной Азии: Итоги и перспективы изучения на рубеже тысячелетий. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2001. С. 294-297.
Хабдулина М.К. Хронология наконечников стрел раннего железного века Северного Казахстана // Кочевники урало-казахстанских степей. Екатеринбург: Урал. изд. фирма «Наука», 1993. С. 24-43.
Хабдулина М.К. Степное Прииртышье в эпоху раннего железа. Алматы: «Гылым», 1994. 170 с.
Черненко Е.В. Скифский доспех. Киев, 1968. 189 с.
Членова Н.Л. Связи культур Западной Сибири с культурами Приуралья и Среднего Поволжья в конце эпохи бронзы и в начале железного века // Проблемы западносибирской археологии. Эпоха железа. Новосибирск: Наука, 1981. С. 4-42.
Чугунов К., Парцингер Г., Наглер А. Элитное погребение эпохи ранних кочевников в Туве (предварительная публикация полевых исследований российско-германской экспедиции в 2001 г.) // Археология, этнография и антропология Евразии. 2002. № 2 (10). С. 115-124.
Шамшин А.Б., Чекрыжова О.И. Предметы древнего искусства из окрестностей села Фирсово // Степи Евразии в древности и средневековье. СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2003. Кн. 2. С. 184-187.
Шульга П.И. Могильник Гилёво-10 как памятник финала раннескифского времени // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2003. Т. IX, ч. 1. С. 521-527.
Шульга П.И. О происхождении и раннем этапе развития пазырыкской культуры // Сибирь в панораме тысячелетий. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 1998. Т. I. С. 702-712.
Шульга П.И. Этнокультурная ситуация в Горном Алтае и северо-западных предгорьях в VII-III вв. до н.э. // Итоги изучения скифской эпохи Алтая и сопредельных территорий. Барнаул: Изд-во Алт. гос. ун-та, 1999. С. 245-250.
Шульга П.И. Предварительные итоги раскопок могильника Локоть-4 // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2000. Т. IV. С. 441-146.
Шульга П.И. Ранние костяные наконечники стрел из курганов скифского времени на Алтае // Материалы по военной археологии Алтая и сопредельных территорий. Барнаул: Изд-во Алт. гос. ун-та, 2002а. С. 43-61.
Шульга П.И. О стилизованных образах орла и грифона VII-IV вв. до н.э. в Южной Сибири // История и культура Востока Азии: Мат-лы междунар. науч. конф. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2002б. Т. II. С. 186-191.
|