Д.Б. Шелов
Скифо-македонский конфликт в истории античного мира.
Столкновение скифов, руководимых царём Атеем, с македонскими войсками Филиппа II в 339 г. до н.э. неоднократно привлекало к себе внимание исследователей и служило объектом исторических комментариев в общих трудах по истории древнего мира и в работах по истории возвышения Македонии. Этому вопросу были посвящены и специальные статьи П. Никореску и А. Момильяно. [1] Недавно П. Александреску сделал доклад о царе Атее на первом Международном конгрессе балканистов в Софии в августе 1966 г. Взаимоотношений Атея и Филиппа касается и В. Илиеску в нескольких докладах, посвящённых положению городов западнопонтийского побережья в IV в. до н.э. [2] Однако причины, характер и исторические последствия столкновения Атея и Филиппа II не могут пока считаться полностью выясненными. Кроме того, скифо-македонский конфликт почти всегда рассматривался лишь как эпизод в военной деятельности Филиппа II, без оценки его места и значения во всей истории Причерноморья и эллино-варварского мира Балканского полуострова. Попытка вновь разобраться в этих вопросах и делается в настоящей статье.
(54/55)
Как известно, подробный рассказ о столкновении Атея с Филиппом Македонским содержится в сочинении римского историка Помпея Трога «Historiae Philippicae», дошедшем до нас только в сильном сокращении Марка Юниана Юстина. Что касается интересующего нас отрывка, то обилие в нём подробностей и деталей заставляет думать, что этот отрывок не подвергался значительному сокращению, но был перенесён Юстином в своё сочинение целиком из труда Помпея Трога. Об этом же свидетельствуют и некоторые тенденции освещения событий, свойственные Трогу и вполне явственно различимые в эпизоде, о котором идёт речь.
Вот о чём повествуется в этом сочинении. [3]
Скифский царь Атей (rex Scytharum Atheas), теснимый истрианами (Histriani), через жителей города Аполлонии обратился за помощью к македонскому царю Филиппу II. Филипп, видимо, послал в помощь Атею македонский отряд, обусловив эту помощь тем, что Атей усыновит Филиппа и оставит ему в наследство Скифию. Но в это время умер царь истрианов (Histrianorum rex), война прекратилась, и Атей отослал македонян обратно к Филиппу, заявив, что он помощи не просил и что наследник престола ему не нужен, так как у него есть сын. Тогда Филипп через послов потребовал от Атея, чтобы тот принял на себя часть издержек по осаде Византия, которую вёл в это время Филипп. Атей отказал, ссылаясь на бедность скифов. Филипп снял осаду Византия и двинулся против скифов. Но, не желая преждевременно показывать свою враждебность, он известил Атея, что движется к устью Истра, чтобы соорудить там, согласно обету, статую Геракла. Атей разгадал хитрость Филиппа и предложил прислать статую ему, обещая не только водрузить её, но и заботиться о её сохранности; он известил Филиппа, что в свои владения вступить войску он не позволит и что если Филипп поставит статую против желания скифов, то после его ухода статуя будет низвергнута и употреблена на наконечники для стрел. В произошедшей затем битве скифы были побеждены. Филиппом было захвачено в плен 20 000 женщин и детей и множество скота; 20 000 чистокровных лошадей были отправлены в Македонию. Но золота и серебра у скифов совсем не оказалось, чем и была подтверждена их бедность. Краткие сообщения об этих событиях сохранились и у некоторых других античных авторов.
Страбон, [4] упоминая о военном столкновении Атея с Филиппом Македонским, добавляет, что Атей, кажется, господствовал над большинством северочерноморских варваров. Об этом же столкновении говорит и Лукиан из Самосаты, греческий сатирик II в. н.э. [5] От него мы узнаём, что битва между Филиппом и Атеем произошла у реки Истр и что скифский царь пал в этом сражении в возрасте более 90 лет. Видимо, об этом же походе Филиппа II против Атея говорит Эсхин в речи против Ктесифонта, упоминая, что Филипп был в Скифии. [6] Юлий Фронтин в своих «Strategemata» [7] говорит о том, что Филипп во время сражения со скифами, не надеясь на стойкость своих воинов, поставил позади их рядов самых надёжных всадников, приказав им возвращать в строй отступивших и убивать беглецов. Вероятно, в этой стратегеме речь идёт о том же столкновении Филиппа II с Атеем, о котором повествует и Помпей Трог.
Для того чтобы правильно оценить события, о которых повествуется во всех приведённых отрывках, нужно представить себе, каковы были обе столкнувшиеся силы и какие причины привели их к этому столкновению. Что касается македонской державы Филиппа II и политики этого царя, то здесь нет каких-либо значительных разногласий. История Филиппа достаточно хорошо освещена различными источниками и всесторонне исследована.
Совсем в другом положении находится противник Филиппа, скифский царь Атей. В современной науке нет единого мнения ни о территории, над которой Атей осуществлял свою власть, ни о характере этой власти, ни о причинах, вызвавших его столкновение с македонским царём.
В западноевропейской и в румынской научной литературе господствует представление об Атее как о предводителе отдельного скифского племени или сравнительно незначительной группы племён, обитавших в области Нижнего Дуная, либо как о вожде небольшой скиф-
(55/56)
ской орды, вторгшейся в Добруджу и разбитой энергичными действиями Филиппа Македонского. [8] Эта точка зрения не имеет под собой серьёзных оснований и, видимо, базируется только на том факте, что все известия о царе Атее, сохранившиеся в письменной традиции, рассказывают о деятельности этого царя в Подунавье и в северной части Балканского полуострова. Таковы, кроме интересующего нас столкновения Атея с Филиппом, сражение его с трибаллами и конфликт с Византией. [9] Однако этот факт может свидетельствовать о том, что царь Атей имел значительные интересы в Западном Причерноморье и обладал там известными силами, но не может служить доказательством того, что владения Атея ограничивались этим районом.
В противоположность указанной точке зрения большинство советских историков видит в Атее царя объединённой Скифии, простиравшейся от Азовского моря до Добруджи, создателя первого скифского государства. Такое представление находит себе обоснование в свидетельстве Страбона о том, что Атей господствовал над большинством северочерноморских варваров, [10] а также в ряде явлений скифской истории IV в. до н.э., устанавливаемых археологически. Этому вопросу нами было уже уделено много места в специальной работе. [11] Заметим только, что нет ничего удивительного в том, что все сведения о деятельности царя Атея относятся к крайнему западному району его огромных владений. Ведь время царя Атея — это время создания великой македонской державы, и острая борьба, которая происходила в это время на севере Балканского полуострова и к которой оказался причастен Атей, привлекала к себе пристальное внимание историков и писателей древности.
Признание Атея не предводителем небольшой орды или племени в Добрудже, а главой огромной скифской державы, охватывавшей всё Северное и часть Западного Причерноморья, заставляет совершенно по-иному взглянуть и на столкновение скифского царя с Филиппом Македонским. В скифском походе Филиппа нельзя видеть небольшую карательную экспедицию против непокорного царька или отражение набега воинственной орды, вторгшейся на контролируемую македонским царём территорию. Оба противника — македонская и скифская державы выступают здесь как две могучие силы, борьба между которыми имела большое значение для всей истории Балканского полуострова. Такое понимание событий оправдывается и теми скупыми сведениями о переговорах между Филиппом и Атеем, которые были приведены выше. Судя по сообщению Помпея Трога, скифский царь сознавал себя в этих переговорах равноправным партнёром могущественного македонского владыки, и, что ещё важнее, таковым признавал его, видимо, и сам Филипп. Интересно, что существование, по-видимому, постоянных или периодически возобновляемых дипломатических связей между Филиппом и Атеем подтверждается и упоминаниями Плутарха о македонских послах к Атею и о посланиях Атея к македонскому царю. [12] Всё это могло иметь место лишь в том случае, если Атей был не вождём отдельного племени на Дунае, а главой значительного государственного образования, с которым должен был считаться Филипп и с которым он мог вести равноправные переговоры, не теряя своего престижа.
Весьма любопытна в этом отношении и типология недавно обнаруженных серебряных монет Атея, [13] чеканившихся от его имени в Каллатии. Сравнение монет Атея с монетами Филиппа II убеждает в явной зависимости первых от вторых. [14] При этом монеты Атея не копируют македонских статеров, но подражают им в типологии, что выражается в общей компоновке типов лицевой и оборотной сторон монет, в изображении в обоих случаях на реверсе всадников, в содержании и разме-
(56/57)
щении надписи и пр. Сопоставление монет позволяет предполагать, что, предпринимая этот первый опыт монетной эмиссии, Атей стремился, кроме всего прочего, как бы продемонстрировать своё равенство с Филиппом, подчеркнуть не только свою суверенность, но и могущество своей державы, не уступающей македонской.
Довольно распространено представление о том, что Атей попытался вторгнуться в Добруджу через Дунай непосредственно перед своим столкновением с Филиппом, т.е. в 340 г.; при этом он якобы натолкнулся на ожесточённое сопротивление трибаллов и истрианов, а затем был разбит Филиппом. [15] С такой трактовкой событий вряд ли можно согласиться. Во-первых, она неизбежно влечёт за собой хронологическое сближение всех эпизодов, связанных с Атеем, что невозможно без значительных натяжек. Во-вторых, такое понимание похода Атея противоречит тому, что нам известно о его взаимоотношениях с Филлипом, и факту чеканки Атеем своей монеты в Каллатии; наконец, видя в деятельности Атея лишь попытку вторжения в Добруджу, удачно отражённую Филиппом, нельзя объяснить факта существования в этом районе в послеатеевское время скифских поселений и даже скифской государственности, надёжно засвидетельствованного позднейшими письменными и нумизматическими источниками. Гораздо более обоснована точка зрения А. Момильяно, который считает, что Атей утвердился в Добрудже значительно раньше, чем произошло его столкновение с Филиппом. [16]
Обращаясь к нашему главному источнику о событиях, связанных с Атеем, — к повествованию Помпея Трога, мы должны будем признать, что Атей в этом рассказе вовсе не выглядит как предводитель вторгшейся в Добруджу армии. Наоборот, весь тон повествования и все детали переговоров между Атеем и Филиппом говорят о том, что Атей чувствовал себя достаточно уверенно и твёрдо на правом берегу Дуная. Особенно ясно это видно из хода переговоров о водружении Филиппом статуи в устье Дуная. Напомним, что Филипп требовал у Атея свободного доступа к устью. Атей же отвечал, что вступить в пределы своих владений (fines) с войсками он Филиппу не позволит, а если тому всё же и удалось бы прорваться и поставить статую, то после его ухода она будет низвергнута и перелита на стрелы. Не менее красноречиво и обещание Атея не только поставить статую, но и заботиться о ней, если Филипп пришлёт статую ему, Атею. Совершенно очевидно, что так разговаривать и давать такие обещания мог не вождь скифских отрядов, только что вторгшихся в страну и ведущих борьбу за овладение ею, а человек, достаточно прочно и, вероятно, долго уже сознававший себя властителем в Добрудже и ожидавший, что таковым считает его и его партнер по переговорам. Уже это заставляет предполагать, что ко времени ссоры Филиппа с Атеем последний был признанным владыкой если не всей Добруджи, то какой-то части её.
Косвенным свидетельством в пользу этого положения является и упоминание Клемента Александрийского о письме, направленном Атеем жителям города Византия, следующего содержания: «Царь скифский Атей демосу византийцев: не вредите моим доходам, чтобы мои кобылицы не пили вашей воды». [17] Попытки некоторых исследователей [18] хронологически связать это письмо с событиями 340-339 гг. до н.э. совершенно несостоятельны. В это время Византии был осаждён Филиппом, из последних сил отбивался от македонских войск и, конечно, не мог никаким образом вредить Атею.
Очевидно, послание Атея могло быть направлено Византию в то время, когда этот город проводил независимую и самостоятельную политику, т.е. в период между отпадением Византия от Второго Афинского морского союза в 364 г. и осадой города Филиппом в 340 г. до н.э. Угроза Атея напоить своих коней водой в Византии показывает, что он считал возможным (или хотел, чтобы таковым его считали византийцы) поход своей конницы вплоть до Босфора Фракийского. Вряд ли такой рейд был возможен до окончательного распада державы одрисов после смерти Котиса I в 360 г. Зато в последующий период, особенно во время войн Филиппа II с Керсоблептом во второй половине 50-х и в 40-х годах IV в. до н.э., общее ослабление Фракии делало угрозу Атея вполне осуществимой. Во
(57/58)
всяком случае, конфликт должен был иметь место до начала военных действий Филиппа против Византия, т.е. до 340 г. [19] Разумеется, Атей мог угрожать Византию только в том случае, если он уже твёрдой ногой стоял во Фракии. [20]
О том же говорит и факт чеканки Атеем своих серебряных монет в Каллатии. Выбор этого города в качестве места, где осуществлялся выпуск монеты скифским царём, вряд ли был бы возможен, если бы между Атеем и Каллатией не существовали очень тесные и достаточно прочные связи. И хотя установить точную датировку монетной чеканки Атея затруднительно, общие хронологические рамки, определенные для неё В.А. Анохиным — конец 50-х и 40-е годы IV в., [21] — не вызывают сомнений. Наличие в этой чеканке двух серий монет предполагает известную длительность эмиссии в пределах установленного периода, что также свидетельствует об определённой стабильности власти Атея в Западном Причерноморье в это время.
Таким образом, наши источники хотя и неясно, но довольно настойчиво указывают на то, что Атей распространил свою власть на территории к югу от Дуная во всяком случае за несколько лет до того, как произошли война с истрианами и столкновение с Филиппом Македонским. Переход скифов через Дунай и освоение ими какой-то части задунайских земель, вероятно, были не единовременным актом, а целым рядом последовательных вторжений, в результате которых гетские племена правобережья были вынуждены потесниться и уступить скифам часть своей территории. [22] Об этом у нас есть прямое свидетельство Страбона, [23] которое может относиться только к рассматриваемому времени: трудно предположить, чтобы скифы могли вторгаться за Дунай и теснить фракийцев после поражения и гибели Атея. Наиболее вероятным представляется обоснование скифов на правобережьи Дуная в 50-х — 40-х годах IV в. до н.э., когда раздробленное и ослабленное фракийское государство одрисов вряд ли могло оказать скифам значительное сопротивление. [24]
Очень интересными и заманчивыми кажутся произведенное Т.В. Блаватской хронологическое сопоставление проникновения на Дунай скифов с началом антифракийской деятельности Филиппа Македонского и основанное на этом сопоставлении предположение о существовании если не формального союза, то внутренней связи между наступлением скифов и наступлением македонян на Фракию. [25]
Наличие союзных и дружественных отношений между Атеем и Филиппом предполагает и А. Момильяно. [26] Но он видит причину сближения обоих царей в их общей вражде к Византию. Эта точка зрения представляется нам менее правомерной, чем предположение Т.В. Блаватской. Дело в том, что А. Момильяно строит всю свою концепцию на том, что Атей получил помощь от Филиппа в борьбе против истриан (которых Момильяно рассматривает как жителей города Истрии), в то время как сам Филипп осаждал Византии. Из этого факта А. Момильяно делает вывод не только о союзе между Византией и Истрией, но и о совместной борьбе македонского и скифского царей, движимых торговыми интересами, против греческих городов фракийского побережья. Между тем самый исходный пункт этих рассуждений — борьба Атея против Истрии — весьма шаток, так как под истрианами Помпея Трога вряд ли можно подразумевать жителей этого греческого города, о чём будет сказано ниже. Сам А. Момильяно оставляет без ответа недоумённые вопросы, связанные с таким толкованием названия Histriani.
Владения скифов в Задунавье скорее всего не простирались далее района, ограниченного с севера и запада нижним течением Истра, а с юга — восточными отрогами Балканских гор. Именно эта территория получила в элли-
(58/59)
нистическое время наименование Малой Скифии и именно здесь, в окрестностях Томи, Каллатии и Дионисополя, упоминают скифов наши источники III в. до н.э. [27] Существование скифского царства или скифских царств в Добрудже в III-II вв. до н.э. засвидетельствовано чеканкой скифских династов в тех же городах, а также в Одессе. [28]
Рассказ о столкновении Атея с Филиппом Македонским Помпей Трог начинает с упоминания войны истрианов против Атея, в которой Атей, видимо, терпел неудачи и, был вынужден даже обратиться за помощью к Филиппу. Этой войне новейшие исследователи уделяют очень много внимания, пытаясь определить, кем были упомянутые Трогом истриане. Что касается характера войны, то никто не пытался его анализировать: обычно считается само собой разумеющимся, что военные действия возникли вследствие попытки Атея захватить земли в Задунавье, а истриане (кто бы они ни были) старались отразить эту скифскую агрессию. [29] Выше уже говорилось о том, что в действительности Атей установил свою власть в Добрудже, вероятно, задолго до возникновения его конфликта с истрианами. Рассказ Помпея Трога лишний раз это подтверждает. Из него как будто бы следует, что в этой войне Атей и скифы были обороняющейся стороной, а истриане во главе со своим царём — наступающей. Именно они теснили Атея и только смерть истрианского царя избавила скифов от страха и от нужды и помощи. Это совсем не вяжется с установившимся представлением об экспансии скифов в этот момент. Да и странно было бы, если бы Атей, вторгшись в пределы Фракии и встретив там сопротивление со стороны каких-то аборигенных жителей, обратился за помощью к македонскому царю, чьи притязания на положение верховного владыки этих земель были достаточно известны. Характерно, что П. Никореску для объяснения этой несообразности вынужден был допускать наличие какого-то искажения текста или ошибки со стороны Помпея Трога или Юстина. [30] Гораздо вероятнее совсем иной ход событий.
Атей, по-видимому, уже в течение какого-то времени владел землями в Добрудже, когда против него выступили истриане и поставили его в весьма затруднительное положение. Были ли истриане до этого подчинены Атею и возмутились против скифского господства или они были независимыми соседями скифов, сказать невозможно. Во всяком случае, их выступление нарушило существовавший в этом районе порядок, и обращение Атея к Филиппу с просьбой о помощи в восстановлении status quo не только могло быть благосклонно принято македонским царём, но даже должно было быть ему приятно, так как в какой-то степени являлось признанием его заинтересованности и его прав во фракийских делах. Но затем, когда, с одной стороны, миновала непосредственная угроза со стороны истриан, а с другой — определилась неудача Филиппа в войне против Византия, Атей позволил себе заговорить с македонским царём совсем иным языком. Можно с очень большой долей вероятия предположить, что именно поражение, понесённое Филиппом под стенами Византия и Перинфа в 340-339 гг., изменило позицию скифского царя, внушив ему ошибочную уверенность в слабости македонян. [31] За эту ошибку ему вскоре пришлось поплатиться.
Относительно того, кем были враждебные скифам histriani, единого мнения не существует. Некоторые исследователи видели в них жителей греческого города Истрии, лежащего у устья Дуная, [32] но большинством учёных эта точка зрения отвергается главным образом по
(59/60)
той причине, что Помпей Трог упоминает какого-то царя истриан, существование которого не вяжется с представлением об общественном устройстве Истрии. [33] Поэтому давно уже было предположено, что под названием histriani кроются какие-то варварские племена, обитавшие в низовьях Дуная.
Долгое время большинство исследователей вслед за Тирволлом считало, что в истрианах надо видеть трибаллов, поскольку их война с Атеем засвидетельствована другими источниками. [34] Нам уже приходилось говорить о том, что столкновение Атея с трибаллами нельзя отожествлять с событиями, о которых рассказывает Помпей Трог. [35] Гораздо более вероятной кажется другая распространённая точка зрения, согласно которой истриане — какие-то гетские племена Добруджи, [36] организовавшие сопротивление скифскому господству. В. Пырван и следующий за ним П. Никореску видят в истрианах сильно эллинизованных гетов окрестностей Истрии, которых они сопоставляют с миксэллинами ольвийской округи. [37]
Но и сторонники отожествления истрианов с трибаллами и приверженцы их гетского происхождения обычно сходятся в том, что эти варварские племена выступили против Атея не одни, а в союзе с городом Истрия. Предполагается само собой разумеющимся, что этот греческий полис, да и не только он, но и все остальные прибрежные греческие города Добруджи должны были выступить против скифов и «поставить все свои ресурсы на службу этому сопротивлению». [38]
Между тем признание того, что histriani являются варварским племенем, а не жителями города Истрии,— а это, по-видимому, является единственно допустимым предположением, — не оставляет никаких оснований для постулирования враждебного отношения греческих городов к скифам, кроме чисто априорных соображений. Соображения эти те, что кочевники-скифы были для греческих городов гораздо менее желательными соседями, чем осёдлые геты. Конечно, если считать, что завоевания Атея имели целью лишь грабительское получение дани с греческих городов, [39] то враждебность этих городов к скифам будет подразумеваться само [сама] собой. Но для такого понимания событий у нас нет никаких данных. Скифы, расселившиеся в Добрудже, по своему экономическому и бытовому укладу вряд ли заметно отличались от окружающих гетов. Все, что нам известно об истории Малой Скифии, не позволяет делать в этом отношении какого-нибудь различия между обеими группами населения. Вероятно, права Т.В. Блаватская в своём предположении, что поселение скифов во Фракии не должно было отразиться на положении западнопонтийских городов. [40] Поэтому нет оснований заранее предполагать необходимость враждебных отношений между скифами и греческими городами Добруджи. Наоборот, неизбежность конфликта между скифским царём и македонским владыкой, который пытался наложить свою тяжёлую руку не только на всю Фракию, но и на греческие города побережья, могла сделать эти города и Атея естественными союзниками, как это случилось четверть века спустя, когда скифы Добруджи поддерживали борьбу каллатийцев и других западнопонтийских греков против Лисимаха. [41]
Наши источники почти совсем не говорят о конкретных отношениях между Атеем и греческими городами, но можно всё же думать, что эти отношения не были враждебными. Из рассказа Помпея Трога во всяком случае следует, что с жителями Аполлонии у Атея были если не дружественные, то во всяком случае мирные отношения.
Ещё показательнее чеканка Атеем своих монет в Каллатии. Эта чеканка предполагает ли-
(60/61)
бо существование между скифским царём и Каллатией каких-то договорных отношений, либо подчинение Каллатии власти Атея. Во всяком случае, нельзя говорить о враждебности этого города к скифскому царю в годы, предшествующие войне Атея с Филиппом II.
Относительно Одесса Т.В. Блаватская, опираясь на свидетельство Иордана, [42] высказала предположение, что этот город около 342 г. до н.э. выступил против Филиппа Македонского в союзе с Атеем и что именно помощь скифского царя позволила жителям города отразить нашествие македонян. [43] Предположение это не более чем гипотеза, подтвердить которую какими-либо конкретными данными невозможно. Однако удостоверенный Иорданом (со ссылкой на Диона Хризостома) факт осады Одесса войсками Филиппа делает весьма маловероятным выступление этого города против Атея в союзе с македонским царём.
Недавно Мария Кожа [44] высказала весьма любопытную гипотезу относительно позиции Истрии в скифо-македонском конфликте. Констатировав археологически засвидетельствованный факт значительного разрушения городских кварталов и больших участков оборонительной стены Истрии около середины IV в. до н.э., она попыталась связать это разрушение с определёнными историческими событиями. Наиболее вероятным ей представляется разрушение Истрии войсками Филиппа II во время его войны против Атея. М. Кожа совершенно справедливо полагает, что Истрия находилась на территории, контролируемой Атеем, и что будучи сильной крепостью, лежащей на пути движения Филиппа к устью Дуная, она не могла остаться в стороне от интересующих нас событий. [45] Таким образом, если о союзе между Одессом и Атеем можно только гадать, то выступление Истрии на стороне скифского царя в какой-то мере может быть подтверждено археологическими данными.
Итак, обзор всего доступного нам материала заставляет думать, что вопреки обычному представлению, греческие города западного побережья Понта не только не проявляли враждебности по отношению к скифам, но даже могли в какой-то степени оказаться противниками македонского царя и естественными союзниками Атея в скифо-македонском столкновении. Это в значительной мере меняет представление о соотношении сил в борьбе на севере Балканского полуострова и подчёркивает международное значение скифо-македонского конфликта.
О причинах столкновения Атея с Филиппом Македонским сравнительно нетрудно догадаться.
Объяснение причин скифского похода Филиппа Помпеем Трогом [46] (македонский царь хотел якобы по-купечески доходами от скифской войны возместить затраты на войну против Византия) нас, конечно, удовлетворить не может. Это наивное объяснение вытекает из общей морализирующей тенденции Помпея Трога и всего его отрицательного отношения к Филиппу как жадному, коварному и беспринципному создателю македонской державы. [47] Но не менее наивно выглядят и объяснения некоторых современных исследователей, усматривающих основную причину скифского похода Филиппа в его желании «образумить» или «наказать» Атея за нелояльность, за насмешки и за нежелание помочь македонянам в их борьбе против Византия. [48] Опытный и дальновидный государственный деятель, преследующий далеко идущие цели и создающий могучую мировую державу, Филлип II не мог, конечно, руководствоваться в определении своей политики такими мотивами, хотя и мог выдвигать их в качестве предлога или повода для похода.
Гораздо серьёзнее то соображение, что неудача, которую потерпел Филипп под стенами Византия, толкала его на новое военное предприятие ради поддержания престижа македонской власти. Победоносный поход против скифов мог в какой-то мере компенсиро-
(61/62)
вать неудачу в войне против Византия. [49] Возможно, подобные мотивы и сыграли какую-то роль в решении Филиппа двинуться против Атея, но вряд ли они могли иметь решающее значение. Скифский царь не был тем противником, победа над которым могла бы значительно повысить авторитет Филиппа в глазах греков, а именно в их глазах в предвидении дальнейшей борьбы важно было Филиппу утвердить ореол своей непобедимости. И действительно, успех скифского похода Филиппа не произвёл, по-видимому, в Греции большого впечатления: характерно, что Диодор даже не упоминает об этом походе. Основная причина столкновения Филиппа с Атеем была несомненно иной.
Македонский царь готовился в это время к самому ответственному этапу борьбы за гегемонию на Балканском полуострове, к тому решающему удару, который завершился в следующем году Херонейской битвой. К этому времени уже вся северная часть Балканского полуострова находилась в руках Филиппа. Эпир, Иллирия и Пеония были сломлены Филиппом ещё в первые годы его царствования, разгром Керсоблепта отдал в руки македонян всю Фракию, афиняне были крайне ослаблены в предыдущих войнах и, после того как Филипп овладел Халкидикой и опустошил Олинф, практически потеряли все свои позиции в этом районе. Частичные неудачи Филиппа при осаде Перинфа и Византия не могли сколько-нибудь серьёзно изменить положение. Да и к югу от этих областей Филипп уже успел укрепиться очень значительно: Фессалия и Фокида находились в его власти, он полновластно хозяйничал в дельфийской амфиктионии, его сторонники располагали большим влиянием почти во всех ещё свободных государствах Средней и Южной Греции. Нужен был только последний удар по Афинам и их союзникам, чтобы вся материковая Греция оказалась в руках Филиппа. К этому удару и готовился македонский царь. Естественно, что накануне решительного наступления на Грецию он должен был позаботиться об обеспечении себе прочного и спокойного тыла. Фракийцы, неоднократно разбитые им в предшествующие годы, лишившиеся с гибелью династии Одрисов единого руководства, сами по себе не представляли большой опасности для македонского владычества на севере Балкан. Не были опасны и отдельные греческие города этого района, они не могли организовать каких-либо активных действий против македонской державы. Но усиление могущества скифского царя на северных рубежах, македонских владений создавало хотя и скрытую, но вполне реальную угрозу всей системе власти Филиппа во Фракии и могло в любой момент привести к антимакедонскому взрыву в этой стране. Разгром Атея был необходим Филиппу для удержания за собой гегемонии во Фракии, что в свою очередь являлось непременным условием для успеха борьбы за политическое преобразование в Греции. Таким образом, вооружённое столкновение между скифами и македонянами было предопределено всей ситуацией, сложившейся на севере Балканского полуострова, и главным содержанием этого конфликта был вопрос о гегемонии: во Фракии. [50]
Скифам война была навязана Филиппом. Судя по всему, они не проявляли никакой инициативы в организации этого столкновения, и Атей вряд ли мог иметь другие намерения в это время, кроме сохранения status quo, который подразумевал его преобладание в Добрудже.
О самом походе Филиппа II в Добруджу, о его организации, маршруте и пр. мы ничего не знаем. Правда, высказывались предположения о том, что Филипп двинулся против скифов из Византия кратчайшим путём, по побережью Черного моря, взяв с собой только небольшой мобильный отряд без обозов и военных машин. [51] Но эти предположения базируются не на реальных свидетельствах, а лишь на логических рассуждениях и не могут быть ничем подтверждены. Столь же недоказуемы и произведённые П. Никореску [52] расчёты численности обеих противостоящих друг другу армий — скифской и македонской. Румынский учёный исходит при этом из числа скифских женщин и детей, захваченных в плен македонянами. Такой расчёт был бы оправдан, если бы Филипп имел перед собой в качестве противника отдельное скифское племя (или другое этническое подразделение), только что вторгшееся в Добруджу, все небоеспособные
(62/63)
члены которого были захвачены в плен после неудачной для скифов битвы. Именно так и думает П. Никореску. Но мы уже видели, что ко времени столкновения Атея с Филиппом скифы уже прочно заселили Добруджу и составляли если не основную, то во всяком случае значительную часть её населения. Македонские воины после поражения Атея вероятно имели воможность безнаказанно грабить и захватывать в плен население этого района, а не лиц, находившихся в лагере скифского войска. А при таких условиях соотношение между числом пленных женщин и детей и числом сражавшихся против македонян воинов не может быть установлено.
О самом сражении и о его трагическом для скифов исходе мы знаем из сообщений Помпея Трога, Страбона, Лукиана Самосатского и Фронтина. К этим сообщениям вряд ли можно что-либо прибавить. Следует только задать вопрос: почему более многочисленные и храбро сражавшиеся скифы были разбиты меньшим по численности отрядом македонян, которые шли в бой, судя по сообщению Фронтина, не слишком охотно? Вероятно, правы П. Никореску и В.Д. Блаватский, усматривающие основное преимущество войск Филиппа в этой битве в том, что они были более дисциплинированы и сведены в наиболее мощную и наименее уязвимую по тем временам тактическую единицу — фалангу. Сопротивление лёгкой скифской конницы объединённой ударной силе македонской фаланги и тяжёлой кавалерии было обречено на неудачу. [53]
Скифский поход Филиппа II нередко рассматривается в современной литературе как значительная неудача македонского царя на том лишь основании, что, возвращаясь с Дуная, Филипп был атакован трибаллами, потерял всю добычу, захваченную у скифов, и сам был серьёзно ранен. [54] Такая оценка результатов похода, однако, слишком поверхностна. Неудачное столкновение с трибаллами на обратном пути и потеря всей скифской добычи были, конечно, весьма досадным эпизодом, но ведь не эта добыча была основной целью войны Филиппа против скифов. Главная цель похода была им безусловно достигнута — скифы потерпели решительное поражение, их царь, был убит и угроза дальнейшего вмешательства скифов во фракийские дела была предотвращена. Враждебная же позиция отдельных фракийских племён, вроде трибаллов, вряд ли могла составлять серьёзную опасность для македонского господства на Балканах. Филипп мог теперь беспрепятственно обратить свои силы на юг для решительного натиска на Элладу.
Что касается скифов, то поражение Атея сыграло большую роль в их исторических судьбах. Этим поражением был нанесён удар нарождающейся государственности скифов, и хотя в дальнейшем скифские царства существуют и в Северном Причерноморье, и в Малой Скифии, создать единую государственную организацию, которая охватила бы все скифские территории, входившие в царство Атея, скифам так и не удалось.
[1] P. Nicorescu. La campagne de Philippe en 339. «Dacia», 11, 1925, p. 22f.; A. Momigliano. Dalla spedizione scitica di Filippo alla spedizione scitica di Dario. «Athenaeum», XI. Pavia, 1933, p. 336f.
[2] Доклад П. Александреску известен нам только по тезисам: P. Alexanrescu. Atéas. «Premier congrès international d’études balcaniques et sud-est européennes. Résumés de communications de la délégation roumaine». Bucarest, 1966, p. 3-4. Cp. «Actes du Premier congrès...», II. Sofia, 1969, p. 83-84. О работах В. Илиеску мы знаем из личных бесед с ним на международ-
(54/55)
ном конгрессе в г. Гёрлице (ГДР) в октябре 1967 г., где он сделал доклад «Bemerkungen zur außenpolitischen Krise der westpontischen Qriechenstädte in der 2. Hälfte des IV Jahrhunderts» и из любезно данной им рукописи «Die Beziehungen zwischen dem Skythenkönig Ateas und den Griechischen Städten der westlichen Swarzmeerküste». Пользуемся случаем выразить В. Илиеску глубокую благодарность за предоставление этой рукописной работы. Ныне эта статья опубликована: см. «Actes du Premier congrès»..., II, p. 171-176.
[3] Just., IX, 2.
[4] Strabo, VII, 3, 18.
[5] Luc. Samos., Makrobioi, 10.
[6] Aesch., In Ctesyph., 128.
[7] Iul. Front., Strateg., II, 8, 14.
[8] Например: P. Nicorescu. Указ.соч., стр. 23; A.W. Picard-Cambrige. Macedonian supremacy in Greece. CAH, V, 1927, p. 256; A. Momigliano. Указ.соч., стр. 346, прим. 1; он же. Filippo il Macedone. Piretice, 1934, p. 152, 153; N. Vulic. Le sedi dei Triballi. RIEB, 1936, I (III), p. 118; G. Glotz. Histoire grecques, III. Paris, 1931, p. 345; A. Aymard. Le monde grec au temps de Philippe II de Macédoine et Alexandre le Grand. Paris, 1952, p. 170; P. Alexandrescu. Указ.соч., стр. 3-4; D.M. Pippidi, D. Bercia. Din istoria Dobrogei, I. Bucureşti, 1965, p. 130.
[9] Iul. Eront., Strateg., II, 4, 20; Polyaen., Strateg., VII, 44, 1; Clem. Alexandr., V, 5, 31.
[10] Strabo, VII, 3, 18.
[11] Д.Б. Шелов. Царь Атей. НИС, II, 1965, стр. 16 и сл. Кроме указанной там литературы см.: «История СССР», т. I. М., 1966, стр. 220-221; А.П. Смирнов. Скифы. М., 1966, стр. III и сл. Об особой позиции, занимаемой в этом вопросе Д.П. Каллистовым, см. его статью «Свидетельство Страбона о скифском царе Атее» (ВДИ, 1969, №1, стр. 124 и сл.).
[12] Plut., Apophthegmata.
[13] А. Рогалски. Монета на именто на скифския цар Атей. ИВАД, XII, 1961; В.А. Анохин. Монеты скифского царя Атея. НИС, II, 1965, стр. 3 и сл.
[14] См., например, монеты Филиппа II в: «Sylloge nummorum graecorum. Danish National Museum. Macedonia, II». Copenhagen, 1943, табл. 13, №543, сл.; табл. 14.
[15] М. Rostovtzeff. Iranians and Greeks in South Russia. Oxford, 1922, p. 86; P. Nicorescu. Указ.соч., стр. 23-24; R. Vulpe. Histoire ancienne de la Dobroudja. La Dobroudja. Bucarest, 1938, p. 55; G. Glotz. Указ.соч., III, стр. 345; М. Gibellino-Krasceninnikowa. Gli Sciti. Roma, 1942, p. 133.
[16] A. Momigliano. Dalla spedizione scitica, p. 346-347, 349. Cp. M. Coja. Zidul de apărare al cetăţii Histria şi împrejunările istorice ale distrugerii lui în secolulal IV-lea î e.n. SCIV, XV, 3, 1964, p. 395; D.М. Pippidi, D. Bercia. Указ.соч., стр. 213-214. К этой же точке зрения склоняется В. Илиеску.
[17] Clem. Alexandr., V, 31.
[18] Например, P. Nicorescu. Указ.соч., стр. 24.
[19] Ср. J. Miller. Byzantium. RE, III, 1899, стлб. 1136; A. Momigliano. Dalla spedizione scitica, p. 344; P. Alexandrescu. Указ.соч., стр. 4.
[20] В. Илиеску (V. Illiescu. Byzance ou Bizone? Contribution à l’histoir du Pont Gauche au IV s. av. n.é. RESEE, V, 1967, №3-4) предполагает наличие ошибки в тексте Клемента Александрийского и думает, что Атей писал не византийцам, а жителям города Бизоны. Мы не видим оснований для такого толкования этого отрывка.
[21] В.А. Анохин. Указ.соч., стр. 13-15.
[22] Ср. J. Weiss. Getae. RE, VII, 1912, стлб. 1331; Т.В. Блаватских. Греки и скифы в Западном Причерноморье, ВДИ, 1948, № 1, стр. 207; она же. Западно-понтийские города в VII-I вв. до н.э. М., 1952, стр. 80 сл.; см. её же в книге «Древняя Греция» (М., 1956, стр. 357-358); В.П. Невская. Византии в классическую и эллинистическую эпохи. М., 1953, стр. 112; Б.Н. Граков. Каменское городище на Днепре. МИА, №36, 1954, стр. 22.
[23] Strabo, VII, 4, 5.
[24] Возможно, что проникновению скифов во фракийские земли способствовал и тот нажим, который начали испытывать в это время фракийцы со стороны кельтских племён (см. J. Wiesner. Die Thraker. Stuttgart, 1963, S. 133).
[25] Т.В. Блаватская. Западнопонтийские города, стр. 80; ср.: В.П. Невская. Указ.соч., стр. 112; Хр. Данов, М. Манова. Траките и атичният свят. София, 1959, стр. 92-93.
[26] A. Momigliano. Dalla spedizione scitica, p. 344 f.; ср.: он же. Filippo il Macedone, стр. 152.
[27] Diod., XIX, 73; Ps.-Scymn., 756; ср. Plin., N. h., IV, 44.
[28] D. Tacchella. Acrosandre, roi des Gètes? RN, 1900, p. 197 f.; он же. Cinq rois des Gètes. RN, 1903, p. 31; K. Rigling. Charaspes. «Corolla numismatica», Oxford, 1906, p. 259 f.; H. Мушмов. Античните монета на Балканския полуостров. София, 1912, стр. 343 сл.; А.В. Орешников. Экскурсы в область древней нумизматики Черноморского побережья. «Нумизматический сборник», III. М., 1914, стр. 1 сл.; он же. Этюды по нумизматике Черноморского побережья. ИГАИМК, 1, 1921, стр. 218 сл.; T. Gerasimov. Aelis, un roi scythe en Dobroudja. «Studia Serdicensia», I, 1938, Serdicae, p. 213; V. Canarache. Monetele sciţilor din Dobrodgea. SCIV, I, 1950, p. 213; T. Герасимов. Монета от Канит, Тануза, Харасп, Акроза и Сариа. ИВАД, IX, 1953, стр. 53 сл.; Л.И. Тарасюк. Имена царей Малой Скифии на монетах из Добруджи. КСИИМК, вып. 63, 1956, стр. 22 сл.; М. Мирчев. Към въпроса за мястото на сечането на скитские монети ИВАД, XII, 1961, стр. 132; Н.А. Фролова. Монеты скифского царя Скилура. СА, 1964, № 1, стр. 50 сл.
[29] Только И. Дройзен и В. Пырван полагали в соответствии с текстом Трога, что истриане теснили Атея в его владениях, но они ошибочно думали, что эти военные действия имели место на левобережье Дуная: J. Droysen. Geschichte des Hellenismus, I, 1. Gotha, 1877, S. 166; V. Pârvan. Getica. Bucureşti, 1926, p. 51.
[30] P. Nicorescu. Указ.соч., стр. 25.
[31] Ср. A. Momigliano. Dalla spedizione scitica, p. 348; idem. Filippo il Macedone, p. 153.
[32] J. Kaerst. Ateas. RE, 11, 1896, стлб. 1901; E. Minns. Scythians and Greeks. Cambridge, 1913, p. 118; Г. Kaцаров. Цар Филипп II Македонски. София, 1922, стр. 234; G. Glotz. Указ.соч., стр. 345; A. Momigliano. Dalla spedizione scitica, p. 343 f.; Xp. Данов. Западният бряг на Черно море в древността. София, 1947, стр. 52.
[33] Попытка А. Гутшмида (A. Gutschmid. Die Skythen. Kleine Schriften, III. Leipzig, 1892, S. 441, note 6) выйти из положения, предположив, что конституция Истрии была аналогична общественному устройству Боспорского царства, совершенно необоснованна.
[34] Thirwall. History of Greece, VI. London, 1839, p. 52, 77; A. Schaefer. Demosthenes und seine Zeit, II. Leipzig, 1856, S. 488; J. Droysen. Указ.соч., I, 1, стр. 116, прим. 1; G. Zippel. Die römische Herrschaft in Illirien. Leipzig, 1887, S. 34; J. Belach. Griechische Geschichte, III, 2. Berlin — Leipzig, 1923, S. 354; E. Polaschek. Tribalii. RE, 12, 1937, стлб. 2395-2396.
[35] Д.Б. Шелов. Царь Атей, стр. 30.
[36] J. Weiss. Getae, стлб. 1332; V. Pârvan. Dacia, p. 91 (румынский текст, стр. 98); R. Vulpe. Указ.соч. стр. 55; Т.Д. Златковская. Мёзия в I-II вв. н.э. М., 1951, стр. 10-11; Т.В. Блаватская. Западнопонтийские города, стр. 86-87; в своей более ранней работе Т.В. Блаватская высказывала предположение, что в истрианах надо видеть передовые отряды кельтов (Т.В. Блаватская. Греки и скифы, стр. 208, прим. 3); D.М. Pippidi, D. Berciu. Указ.соч., стр. 130.
[37] V. Pârvan. La penetration hellénique et hellénistique dans la vallée du Danube. BAR, 1923, p. 10; idem. Getica, p. 52; idem. Dacia. Cambrige, 1928, p. 91 (румынское издание: Bucureşti, 1957, p. 98); P. Nicorescu. Указ.соч., стр. 24; P. Alexandrescu. Указ.соч., стр. 4.
[38] См. особенно: P. Nicorescu. Указ.соч., стр. 24; R. Vulpe. Указ.соч., стр. 55-56.
[39] В.П. Невская. Указ.соч., стр. 112.
[40] Т.В. Блаватская. Западнопонтийские города, стр. 84.
[41] Diod., XIX, 73.
[42] Iordan, Getica, 65.
[43] Т.В. Блаватская. Греки и скифы, стр. 208; она же. Западнопонтийские города, стр. 86; гипотезу Т.В. Блаватской принял А.С. Шофман (А.С. Шофман. История античной Македонии, I. Казань, 1960, стр. 265) ; её разделяет и В. Илиеску.
[44] М. Соjа. Указ.соч., стр. 394-398.
[45] Там же, стр. 396.
[46] Iust., IX, 1.
[47] См. К.К. Зельин. Основные черты исторической концепции Помпея Трога. ВДИ, 1948, №4, стр. 214; он же. Помпей Трог и его произведение Historiae Philippicae. ВДИ, 1954, №2, стр. 192; ср. R. Paribeni. La Macedonia sino ad Alessandro Magno. Milano, 1947, p. 87.
[48] A. Schaefer. Указ.соч., II, стр. 488; D. Hogarth. Philipp and Alexander of Macedon. London, 1897, p. 115-116; A.W. Pickard-Cambrige. Указ.соч., стр. 256; V. Chapot. Philippe II de Macédoine, Homes d’État. Paris, 1936, p. 80; В.Л. Невская. Указ.соч., стр. 120; P. Cloché. Un fondateur d’Empire Philippe II roi de Macédoine. S.-Etienne, 1955, p. 114; idem. Histoire de la Macédoine jusqu’à l’avènement d’Alexandre le Grand. Paris, 1960, p. 233; A. Heuss. Hellas. Propiläen Weltgeschichte, III. Frankfurt a. М.-Berlin, 1963, S. 396.
[49] Г. Кацаров. Цар Филипп II Македонски, стр. 233; F. Geyer. Philippos. RE, 38, 1938, стбл. 2291; G. Glotz. Указ.соч., III, стр. 344; A. Aymard. Указ.соч., стр. 170; С.А. Жебелёв. В книге «Древняя Греция». М.. 1956, стр. 473; А.С. Шофман. Указ.соч., стр.265.
[50] Ср. J. Kaerst. Ateas, стлб. 1901; idem. Geschichte des Hellenismus, I, S. 256; A. Momigliano. Filippo II Macedone, p. 153; R. Vulpe. Указ.соч., стр. 56; R. Paribeni. Указ. соч., стр. 87; Т.В. Блаватская. Западнопонтийские города, стр. 86 сл.
[51] P. Nicorescu. Указ.соч., стр. 26; G. Glotz. Указ.соч., III, стр. 345.
[52] Р. Nicorescu. Указ.соч., стр. 27.
[53] P. Nicorescu. Указ.соч., стр. 27; В.Д. Блаватский. О стратегии и тактике скифов. КСИИМК, вып. XXXIV, 1950, стр. 26, он же. Очерки военного дела в античных государствах Северного Причерноморья. М., 1954, стр. 10.
[54] Iust., IX, 3.
|