главная страница / библиотека / обновления библиотеки

М.П. Грязнов, А.Д. Столяр, А.Н. Рогачёв

Письмо в редакцию.

// СА. 1981. №4. С. 289-295.

 

Одна из примечательных черт культурного развития современности — растущий интерес не только специалистов, по и громадной читательской аудитории к памятникам древнейшего творчества. Значение таких первосвидстельств духовного освоения мира в конечном счёте определяется тем, что именно они составляют исторически реальную основу исследования феномена человеческого интеллекта — тайны его рождения, природы и исходных законов развития.

 

Из этой прямой сопряжённости с важнейшим вопросом философии истории следует исключительная ответственность научного изучения такого археологического наследия. Образцы «ископаемой» скульптуры, гравировки, рисунка и живописи, пережившие тысячелетня, открываются ценой многолетних усилий. Каждая достоверная находка имеет непреходящую ценность подлинной записи древней мысли. Ещё большего труда, в котором немалая роль принадлежит археологическому аспекту анализа, требует историко-материалнстическое осмысление этих реликвий, начиная с их полной источниковедческой атрибуции и завершая попытками семантической дешифровки. Но даже малый, но достоверный результат на этом пути существенно обогащает науку, оправдывая все затраченные исследователем усилия.

 

Совершенно иной, сугубо отрицательный момент в эту мировоззренчески важную область вносят спекулятивные сенсации, не отвечающие самым элементарным нормам научной аргументации, игнорирующие более чем столетний опыт науки в выражающие прежде всего игру субъективной фантазии и амбициозные претензии на исключительное новооткрытие. При этом вряд ли стоит обращать внимание на попадающиеся в массовой печати отдельные сообщения такого рода, исходящие от любителей, которые, обычно опираясь па соображения своего «здравого смысла», повторяют, по естественному незнанию, уже давно пройденные наукой «уроки». Подобные однодневки не оставляют заметного следа. Но совершенно иная ситуация складывается, когда с аналогичной инициативой, да ещё с поразительным натиском на средства печати уже в течение пяти лет выступает археолог, имеющий степень доктора исторических паук и заведующий сектором одного из институтов АН СССР. Мы имеем в виду умножающиеся от года к году и обрушивающиеся на читателя как сокрушительный вал разнокалиберные публикации В.Е. Ларичева, пронизанные одной и той же тенденцией и обычно упорно повторяющие друг друга *.

[сноска: * Приведём по годам, вероятно, не совсем полный список этих сообщений:

1976: а — У истоков верхнепалеолитических культур и искусства Сибири. «Рериховские чтения». Новосибирск: Наука, с. 14-26;

б — Первые рудознатцы и художники Сибири. — «За науку в Сибири», от 30.IX.1976 г., с. 3, 6, 7.

1977 — Художники древнекаменного века. — «Вечерний Новосибирск», от 18.X.1977 г.

1978: а — Искусство верхиепалеолитического поселения Малая Сыя: датировка, виды его и образы, их художественный стиль и проблема интерпретации. — Изв. СО АН СССР, №11, вып. 3, с. 104-119.

б — Скульптура черепахи с поселения Малая Сыя и проблема космогонических представлений верхнепалеолитического человека (описание находки и опыт предварительной интерпретации). — В кн.: У истоков творчества. Новосибирск: Наука, с. 32-69.

в — Древнекаменный век. Художники и мыслители. — «Знание — сила», №9, с. 25-27.

г — Охотники, мыслители и эстеты... каменного века. — «Советская Сибирь» от 8.II.1978 г.

д — Искусству — 34 тысячи лет! — «Советская культура» от 30.V.1978 г.

е — Находка в Хакасии. Как выглядели «древние сибиряки» 34 000 лет назад? — «Вечерний Новосибирск» от 11.XI.1978 г.

ж — Предок в шкуре бизона. — «Советская Сибирь» от 5.ХII.1078 г.

1979. — Как человек разумный освоил мир.— Атеистические чтения, №10.

1980: а — Пещерные чародеи. Новосибирск, 221 с.

б — Мамонт в искусстве поселения Малая Сыя и опыт реконструкции представлений верхнепалеолитического человека Сибири о возникновении Вселенной. — В кн.: Звери в камне. Новосибирск: Наука, с. 150-198.

в — Зооантропоморфная скульптура верхнепалеолитического поселения Малая Сыя. — В кн.: Вопросы археологии Хакасии. Абакан: Хакасский НИИ ИЯЛ, 1980, с: 28-52.

г — Мир фантастический, мир реальный. — «Знание — сила», №3, с. 15-18.

д — Древнейшие люди Сибири. Курьер ЮНЕСКО, декабрь, с. 25-27.

е — Лунные братья. — «Советская Сибирь» от 2.IV.1980 г.

ж — Астрономы древнекаменного века. — «За науку в Сибири» от 10.IV.1980 г.

з — История начинается в Сибири. — «За науку в Сибири» от 3.VII.1980 г. (перепечатка в «Красноярском рабочем» от 25.IX.1980 г. и под названием «Чей календарь древнее?» в «Неделе». №40, с. 12).]

(289/290)

 

Основание для неиссякающего потока открытий он усмотрел в находках, сделанных им при раскопках обнаруженной Н.Д. Оводовым верхнепалеолитической стоянки Малая Сыя в Хакасии. Эта стоянка, по-видимому, действительно представляет немалый научный интерес. Но её «уникальный по характеру, типологически выразительный и яркий каменный и костяной инвентарь» (1978а, с. 105), т.е. именно те показатели, которые наряду с анализом стратиграфии и планиграфии памятника должны составить основу историко-археологической оценки всего комплекса, остаётся неизвестным науке. Его «скрупулёзному изучению» В.Е. Ларичев отвёл в своих публикациях 16 строк (среди нескольких названных типов орудий загадочными остаются «проколковидно-гравировальные инструменты») и одну таблицу (1978а, с. 108, 109). Зато более 250 страниц текста (без учёта газетных сообщений) он посвятил «искусству Малой Сыи». Уже в этой избирательности и поразительной диспропорции проявляется характерная для автора психологическая установка на сенсационную подачу своих материалов.

 

Того же рода выборочность данных, подчинённая замыслу исключительности, зримо проступает в сообщаемых В.Е. Ларичевым сведениях об абсолютной древности Малой Сыи. Из нескольких одиночных радиокарбоновых дат он многократно, в каждой публикации приводит лишь две древнейшие оценки, категорически приписывая комплексу «глубочайший возраст» примерно в 34 000 лет (1976а, с. 17; 1976б, с. 7; 1977; 1978а, с. 107; 1978б, с. 33; 1978в, с. 25, 26; 1978 г.; 1978д; 1978е и т.д.) и подчёркивая тем самым его уникальность как чрезвычайно раннего памятника только появившегося неоантропа (Homo sapiens). Отмеченное Л.В. Фирсовым (машинописный текст статьи «Звёздная карта из позднего палеолита?!») наличие других, более молодых дат Малой Сыи по С14, которые могут оказаться в общем контексте этого ансамбля более обоснованными, полностью игнорируются. Они ни разу не упоминаются. Так, спорное и по крайней мере дискуссионное здесь, а ещё больше в дальнейшем преподносится в виде абсолютной истины, однозначно и прочно установленной.

 

Начало бурно развиваемой Ларичевым эстафете «художественных открытий», ведущих к «опровержению устаревших идей» (1976а, с. 18), положила одна из находок при раскопках 1976 г. Тогда он «среди нескольких тысяч скучных и маловыразительных сколов, обнаруженных на Малой Сые», различил «отщеп» кремнистого сланца, в котором сразу же увидел скульптуру черепахи (1976б, с. 3; 1978а, с. 111; 1980а. с. 160, 161). «Могу поручиться, что ничего подобного ещё никто, никогда и нигде не находил», — так звучало его заявление в этот момент, обращённое к работавшим в экспедиции школьникам. А затем утверждение, что, «к счастью», эта черепаха вообще уникальна для «палеолита мира», повторялось многократно (1976а, с. 20, 25; 1977; 1978б, с. 34, 39; 1978в, с. 25; 1980а. с. 180).

 

Этот «факт, совершенно исключительный по значению» (1978б, с. 62), явился предметом сверхдетального описания в очень своеобразном его видении Ларичевым (1976а, с. 20-25; повторение с ещё большими подробностями — 1978б, с. 34-39). Настраивая читателя на то, что здесь «не остаётся сомнения» (1976а, с. 20, 25; 1980б, с. 39), что всё «совершенно определённо», (1976а, с. 20), он усматривает в «мастерски моделированной скульптуре», отмечающей виртуозность и «превосходные художественные способности палеолитических обитателей Малой Сыи», множество деталей: то ли змеевидную, то ли клювовидную головку, «плечики», крыловидные передние ножки, «талию», задние ножки с особо «выписанными» выступами-коготками, подтреугольный хвост. Оказывается, что и фасетки на выпуклой поверхности артефакта заключали в себе некий замысел (передача ячеистой поверхности панциря), да к тому же в дальнейшем было сообщено, что вся «скульптура» окрашена чёрной краской (1978а, с. 108).

 

Однако всё это никак не убеждает. Категоричность и многословие Ларичева производят обратный эффект, вызывая большие сомнения по естественно возникающему вопросу: изобразительное ли произведение эта самая «черепаха»? Много более вероятным представляется, что здесь объектом всех рассуждений является небольшое двусторонне обработанное орудие или мелкий сильно сработанный нуклеус леваллуазского типа, который в связи с его формой и называется иногда черепаховидным. Что же касается много более достоверных изображений черепах в искусстве верхнего палеолита, то таковые, вопреки уверенности Ларичева, на Западе открыты, по крайней мере, в трёх случаях. Но они не имеют ничего общего с его образцом.

 

В статье Ларичева (1978а), вышедшей в следующем году, число «черепах» Малой Сыи резко умножается за счет трёх «фигурных камней» (термин Ларичева; судя же даже по рисункам В. Жалковского — 1978а, с. 112, рис. 6, 1-3, это всего лишь маловыразительные, бесформенные сколы) и одной сомнительной поделки из рога. Там же сообщается об изображениях мамонта и орла как господствующих наряду с черепахой в творческом репертуаре Малой Сыи, о дополнительных сюжетах лошади, льва, мчащегося быка, волка, хищных рыб. По Ларичеву, их предельно сложные, разнофигурные и совершенно необычные по способам связи композиции, не находящие аналогий в известном художественном наследии неоантропа, образуют особый разряд произведений — «космогонические камни». При их испол-

(290/291)

нении одновременно применялись многообразные технические приёмы, также до сих пор не замеченные и культуре палеолита, — скульптурная и барельефная обработка твёрдых пород камня (до сих пор, за 120 лет палеолитоведения, лишь однажды была открыта достоверная кремнёвая фигурка медведя в раннемадленском горизонте Кап-Блан во Франции), моделирующие фигуру сколы, ювелирная точечная выбивка в малых формах, тончайшая гравировка на гальках (чем — алмазом? — спросим мы), многоцветная роспись по предварительно грунтованной поверхности.

 

В появившейся в том же году второй статье (1978б), да и в дальнейшем, три упомянутые выше «каменные черепахи» уже совсем не фигурируют, словно они и не предъявлялись науке как нечто бесспорное. Зато с обычной решительностью сообщается о «новинках», подтверждающих все предположения автора. Теперь это ужо не отдельные фигурки, а «сложная барельефно-скульптурная композиция», где черепаха и щука «взаимно атакуют друг друга» (там же, с. 64; прилагаемый рисунок совершенно непонятен). Другой камень, по Ларичеву, передаёт особенно популярный сюжет — «борьбу орла с черепахой» (там же, с. 64-66, рис. 11), третий — борьбу черепахи с мамонтом» (там же, с. 66, 67). Особенно подчёркивается, что черепаха «определённо представляет одновременно и фаллическое изображение» (там же, с. 65сл). Воспроизведённый на рис. 12 и 13 камень, на наш взгляд, произвольно и загадочно определяемый как «скульптурное, фаллическое по характеру изображение черепахи», вероятнее всего, представляет один, да к тому же маловыразительный образец Lusus naturae («игры природы»). «Дальновидение» автора достигает того предела, когда он усматривает в одной из сцен на «космогоническом камне» «прежде всего своеобразный полный страсти половой акт» (там же, с. 66).

 

1979 год в публикационной деятельности Ларичева несколько необычен (только одна небольшая статья и газетная заметка). Зато последний, 1980 год отмечен особым обилием его изданий. Появились две пухлые статьи (1980б, в), статьи в журналах (в том числе в «Курьере» ЮНЕСКО) и в газетах, наконец, научно-популярная книга (1980а), весь пафос которой сконцентрирован на исключительном значении духовного феномена Малой Сыи. При этом нелишне отметить, что собственно научные и научно-популярные этюды В.Е. Ларичева отличаются друг от друга очень мало, а то и оказываются тождественными (бедность, а то и полное отсутствие аппарата и действительной аргументации, увлечение риторикой и т.п.). И в тех и в других налицо дефицит научной строгости в угоду авторской популярности у массового читателя.

 

Посылкой для большой, почти в три печатных листа, статьи о мамонтах в космогонии культуры Малой Сыи (1980б) послужили три «скульптурно-барельефных изображения», якобы преднамеренно обколотых и подправленных, несущих на себе тончайшую гравировку и следы красок на особой белой подгрунтовке. Один из этих «космогонических камней» — галька окремнённого песчаника — в современном восприятии действительно несколько напоминает очертания передней части слона. Но приведённая документация не позволяет с нужной отчётливостью определить, какие дополнения (случайные или же преднамеренные) могли быть внесены в этот, по-видимому, внешне эффектный «шедевр» Lusus naturae. Трактовка другой гальки из чёрного кремнистого сланца (совмещение изображений мамонта и самки бизона «с раскрытым в рёве ртом», за чем следует видеть половой акт, — там же, с. 186) малоубедительна. Наконец, «тщательное исследование» третьего образца (Каменное орудие типа массивного скребла) привело Ларичева к заключению, что он представляет «исключительную ценность» (там же. с. 185). Это «скульптурно-барельефное изображение» его «поражает... поистине идеальной уравновешенностью и цельностью (там же, с. 175), «превосходно передаёт динамизм и экспрессивность гиганта (т.е. мамонта. — Авторы письма), навалившегося на огромную рептилию» (там же, с. 182), «он яростно „атакует” её» (там же, с. 183), а у черепахи «её широко раскрытый рот исторгает предсмертный крик» (там же). Но фотография, этого камня (там же, с. 173, рис. 9) порождает слишком большие сомнения в достоверности и профессиональности таких заключений. А его графические воспроизведения в исполнении В. Жалковского, как и, очевидно, другие его рисунки, включают в себя немалую «аранжировку» предмета в духе данной ему Ларичевым дешифровки.

 

Так в кратком виде можно представить формирование Ларичевым источниковедческой базы по творчеству Малой Сыи, выражающему её более чем своеобразный анимализм. При этом сначала у него тревогу вызывало то, что вторая основная тема верхнепалеолитического творчества (т.е. антропоморфный цикл) в этом ансамбле казалась отсутствующей. Однако вскоре случилось ещё раз нечто фантастическое и сбылась «просто сказочная» мечта (1978ж) — было открыто сразу несколько представляющих «огромный общекультурный... интерес» реликвий (там же), которые позволили «взглянуть в лицо тому, кто жил на сибирской земле 34 000 лет назад!» (1978е). В камнях, которые, судя даже по рисункам В. Жалковского, являются отщепами, Ларичев с обычной для него императивностью предлагает видеть фотографически точные «индоевропейские черты» (1980г., с. 15), первые, никогда до этого не открываемые «портретные изображения конкретных людей» (1978ж),

(291/292)

описывая их фигуры со всеми подробностями (человек с окрашенным охрой бородатым лицом, как «вставший на дыбы бизон», в костюме-балахоне то ли из шкуры, то ли из оперения орла; у другой фигуры особо отмечается головной убор в виде рогатой головы бизона или, в другом сообщении, головы орла с раскрытым клювом и т.д. и т.п.). В который раз повторяя подобно заклинанию утверждение, что значение этого открытия трудно переоценить, Ларичев совершенно убежден, что «антропологам теперь придется давать свои реконструкции древнейших людей с учётом особенностей портрета человека из Малой Сыи» (1978е).

 

Апогея же фантазия автора достигает при истолковании ещё одного образца, также уникального, «удивительного по яркости и живости воплощения» (1980в, с. 46). В его видении галька серовато-желтого кварцита (скорее всего аморфный нуклеус с частично сохранённой желвачной коркой) — «первозданная по ясности» Великая Матерь Прародительница (она же — рожающая совоголовая праматерь), сочетающаяся, с декларативными ссылками на полисемантизм, с множеством других экстравагантных образов (слившимися в половом акте — борьбе орлом и черепахой, огромной головой льва, быком и т.п. — там же, с. 33).

 

В этом случае пересказ Ларичева вообще невозможен (см. его краткое авторское резюме — 1980г., с. 16, 17). Поэтому отметим лишь некоторые моменты, которые опять же «не вызывают сомнений» (1980в, с. 32, 33, 35, 46. 48) и тем абсолютно подтверждают «общую точность расшифровки» (там же, с. 48). Одна рука Прародительницы «заканчивается определённо человеческой ладонью с превосходно выделенными пятью пальцами», из которых выскальзывает «некое животное, очевидно, волкообразный хищник... с широко раскрытой пастью» (там же, с. 32). У нее же свисающий изо рта «чудовищный по размерам» и «сплошь исштрихованный» язык (он же — фаллос) передаёт фигуру распластанного в прыжке льва с широко раскрытой пастью. Конец этого языка с «вытянуто-овальной звёздчатой выбоиной» (она же — пуп) направлен в сторону детородного органа (там же, с. 32, 36). Наблюдения автора, позволяющие ему даже различить «анальное отверстие фаллоса» у подобных «фигур» (там же, с. 36, 52), завершаются стандартными, переходящими из статьи в статью эстетическими оценками («динамичная выразительность скульптуры поразительна» и т.п.).

 

Так в очень кратком изложении, максимально приближенном к тексту В.Е. Ларичева, выглядит то, что он представляет как неоспоримые «факты» искусства Малой Сыи — «уникального для палеолита Земли» (1978б, с. 34), «удивительного по художественному совершенству и глубокого по смыслу» (там же, с. 69), позволяющему «впервые... со всей очевидностью и наглядностью представить идеи палеолитических охотников и собирателей в такой сфере первобытного мировоззрения, о которой до недавнего времени не приходилось даже мечтать» (там же, с. 62), передающему «величайшие достижения первобытного человеческого мышления» (там же, с. 60), ведущему к разгадке тайны психологии, мышления, концепции мира раннего Homo sapiens (там же, с. 69) и проливающему свет на «суть древнейшего искусства Запада, которое всё ещё остаётся непонятным» (1978ж).

 

Но нарисованная Ларичевым «подлинная философская грандиозность первобытной концепции мироздания» (1980б, с. 181), которой он изничтожает бытующий «схематпзм и однообразие» уже «исчерпавших себя концепций» (1980в, с. 28 29; 1980ж), не является для нас сейчас основной темой, заслуживая отдельного разбора. Его дешифровка, излагаемая в обычном для автора императивном наклонении (к примеру, лишь в одной статье многократно повторяются обороты «не вызывает сомнений», «бесспорным остаётся», «можно с уверенностью утверждать» и т.п., см. 1980б, с. 181-185, 190, 191, 195 и др.), неоправданно слита с описанием вещей, включена в него и, более того, обычно будучи тенденциозной, предвзято обуславливает то, что автор здесь увидит (сам он вскользь называет это «угадыванием» — 1980б, с. 186).

 

При этой операции Ларичев также не испытывает никаких затруднений. Называя свой приём «проецированием», «объяснением по аналогии», «осторожным (?!) экстраполированием», он попросту приписывает неоантропу Малой Сыи очень развитые и осложнённые фантастические представления «населения Азиатского континента» от эпохи бронзы и вплоть до позднего средневековья, которые приводятся им, можно сказать, в сказочной форме (без анализа, да и почти без аппарата). В стремлении к внешней убедительности такого отождествления показателен следующий тактический ход автора. «К счастью», он находит «связующее звено» в неолитической культуре крашеной керамики, всячески подчёркивая, что она относится, как и Малая Сыи, к каменному веку. А то, что их разделяет, помимо всего прочего, около 30 000 лет (при принятии хронологии Ларичева), оказывается несущественным.

 

В общем всеми этими вольностями дискредитируется сам принцип археолого-исторического сопоставления, в каждом случае очень сложного, требующего строгого генетико-стадиального обоснования и оценки степени достоверности. Да и история в исполнении Ларичева перестаёт быть наукой и приобретает мифологический характер.

 

Но подобное фантазирование не так безобидно, как может показаться. Здесь с непостижимой лёгкостью отрицается глубокий историзм сознания, подчинённость

(292/293)

его развития биосоциальным закономерностям, более того, зачеркивается то фундаментальное представление о первобытном прогрессе, которое явилось итогом всего историко-материалистического познания седой древности. В этом плане Ларичев намного превзошёл модные сейчас на Западе концепции неотомистов, утверждающих метафизическую вечность внеисторичного феномена сознания («палеопрорицательница» М. Кёпиг, космобиологизм Ф. Бурдье, модернизм З. Гидиона и др.).

 

Однако вернёмся к вопросу, который теперь для нас наиболее важен. Вопреки элементарной логике, Ларичев настойчиво стремится ввести в науку свои итоговые идеи, одновременно подчёркивая, что его материалы пока находятся «на самой предварительной стадии изучения» (1978г; 1978д; 1980б, с. 165, 198 и др.). Мы бы даже сказали решительнее: изучение находок Малой Сыи по обязательной научной программе в печати ещё вообще отражения не получило. Её вещи в абсолютном смысле слова отстаются пока «вещами в себе». Следовательно, в данное время отсутствует та необходимая источниковедческая база, на которую только и могут опираться все последующие исследовательские операции (опыты семантического раскрытия и т.п.).

 

В.Е. Ларичевым не раз упоминаются лабораторно-технические исследования находок Малой Сыи, вплоть до их изучения под микроскопом. Каковы их результаты, переданные точным протоколом? Каков состав «белой пасты», использованной для грунтовки, и красок? Для ответа на все эти вопросы в многословных работах Ларичева не нашлось места.

 

Во всех публикациях Ларичева если исключить рисунки, называемые фотографиями (1980г), то удастся обнаружить всего шесть не совсем ясных и, по-видимому, сильно отретушированных фотографий. Ещё меньшей документальностью обладают рисунки В. Жалковского, относительно которых Ларичев был вынужден сделать ряд оговорок (сначала они назывались черновыми зарисовками — 1977; отмечается схематичность и условное выделение таких деталей, как глаза, — 1978б, с. 65, 66; часть композиции порой опускается — 1980б, с. 165, 186). А насколько «подвижна» и субъективна предлагаемая этим автором и его художником сюжетная атрибуция, показывает, например, то, что сначала в одной находке они с полной определённостью увидели «скульптуру мамонта с изображением шаманской маски и хищника» (1977), а вскоре затем «скульптурное изображение мамонта и фигуру самки бизона» (1980б, с. 168-171) и «голову льва с двумя змеями над гривой» (1980а, с. 299; 1980д, с. 26).

 

В нашем восприятии в «шедеврах» Малой Сыи представлены как естественные «фигуры», так и предметы индустрии камня, символическое значение которых очень сомнительно. Надо начинать их источниковедческо-типологический анализ с полным использованием всех современных методик (трасология и др.) с самого начала, т.е. первично надо выделить бесспорные артефакты, отсеяв от них естественные камни, не задетые обработкой; затем эти артефакты подвергнуть анализу на предмет выявления их возможной изобразительной функции и лишь затем, если символы действительно будут обнаружены, поставить вопрос об отражённых в них сюжетах.

 

Историографически же идеи Ларичева о начале искусства не так новы, как он их представляет. Они достаточно явственно перекликаются с гипотезой середины XIX в., тогда оправданной общим состоянием знаний. Её автор — великий Буше де Перт — видел в подправке «естественной скульптуры» первые акты творчества (1847 г.). Он также допускал, что отдельные предметы индустрии камня могли восприниматься троглодитами как изображения (1857 г.).

 

Идеи В.Е. Ларичева получают широкую рекламу в прессе как прочные истины, составляющие повое слово науки и колоссально обогащающие её. Например, В. Чивилихин сообщает о важнейшем открытии наших дней, от которого «неподготовленный человек мог бы упасть в обморок»: на Белом Июсе (т.е. в Малой Сые) «обнаружена древнейшая цивилизация планеты» (Роман-эссе «Память». — Наш современник, 1980, №9, с. 10, 11). Корреспондентами подобные сообщения подаются и в виде единодушного мнения специалистов, к тому же проверенного с помощью ЭВМ и других точных методик (см., например, заметку «Древнейшая звёздная карта». — Советский Союз, 1980, №10).

 

В действительности сами специалисты, испытывая множество сомнений в состоятельности сенсации во всех её аспектах, пока вынуждены воздержаться от конечных суждений по причине странной и даже противоестественной для всей практики науки.

 

Дело в том, что Ларичев с таким упорством утаивает от них уникумы Малой Сыи, так последовательно отказывается от деловых встреч, что это невольно напоминает обряд первобытного «избегания».

 

В числе достаточно многочисленных предшественников источниковедческих представлений Ларичева примечательна фигура «аматора древностей» в городе Ржеве в начале нашего века — П.Ф. Симпсона. Он видел во многих камнях, никак не сопричастных древнему творчеству, изображения и этим серьёзно дискредитировал собранную им огромную коллекцию. Только доступ к его «картонам» был широко открыт, и он настоятельно предлагал свои «шедевры» на суд археологов

(293/294)

(в частности, на Археологическом съезде). Парадоксально то, что не Симпсон, а Ларичев — профессионал-археолог наших дней, ведущий все свои исследования на государственные средства, — позволяет себе занимать такую частнособственническую позицию.

 

Причины сокрытия находок заключаются в том, что Ларичев хорошо представляет те требования обстоятельной аргументации, которые будут ему предъявлены коллегами в соответствии с обязательными правилами науки. Поэтому совсем не случайны в его статьях некоторые «профилактические» меры — например, требование от тех, кто «разделяет традиционные представления об интеллекте первобытных охотников» (1978в, с. 27), «терпимости и взаимопонимания» к усилиям в «нетрадиционном истолковании» (1978б, с. 33). С той же целью назидания и с чересчур явным подтекстом Ларичевым была опубликована в 1980 г. в сборнике «Звери в камне» большая, но поверхностная и изобилующая погрешностями статья о М. де Саутуоле — герое науки и жертве Альтамирской трагедии. Весь этот опус звучит «как предостережение вершителям судеб учёных в науке, как призыв к терпимости... как обвинение категоричности, снобизма и величия...» (там же, с. 35).

 

Из контекста работ Ларичева явствует его представление о своей исследовательской исключительности. То, что его работы «подлинное событие» (1980г, с. 15), декларируется автором совершенно прямо. Так, из его «операции» с эпиграфом (взяты слова М.В. Келдыша) в одной из последних газетных статей непосредственно следует, что он связывает свою инициативу с актом современного «проникновения человеческого гения в глубочайшие тайны мира, величайшие проявления человеческого интеллекта», а в самом себе видит «пример борьбы во имя истины» (см. 1980ж). Всем этим Ларичев, вероятно, как ему кажется, ставит себя над научной обыденностью, чуть ли не претендуя на роль провидца. В реальности же, мы опасаемся, он оказывается вне науки — безбрежного простора её исканий, обязательно сопряжённых с высокой ответственностью и доказательностью.

 

Замалчивание археологами сложившегося положения недопустимо затянулось. Настоящее письмо было подготовлено год назад. Но опять же оно было задержано в надежде на ознакомление с подлинниками Малой Сыи.

 

Первый голос критики в адрес В.Е. Ларичева прозвучал в печати в начале текущего года. Он принадлежал учёному-естественнику, заведующему лабораторией геохронологии СО АН СССР Л.В. Фирсову, который с достойной прямотой заявил об ответственности Ларпчева перед наукой, в частности за его абсурдные, по словам Фирсова, измышления в трижды опубликованной статье (1980з) о сложнейшем календаре палеолита для планет Солнечной системы (см. Л.В. Фирсов. Научная сенсация, заблуждение? — «За науку в Сибири» от 5.II.1981 г., с. 6). Ещё существеннее уже упоминавшаяся машинописная работа (1 п.л. текста и 6 таблиц) Л.В. Фирсова, законченная им накануне преждевременной кончины. Эта статья посвящена разбору «звездной карты палеолита», которую В.Е. Ларичев усмотрел на боку ещё одной, новой «черепахи» Малой Сыи (1980ж). Здесь Л.В. Фирсов, отметив с оправданным упрёком археологам целую серию специальных вопросов (всё типолого-техническое определение находки), в которые им полагалось бы внести полную ясность, с большой убедительностью показал, что «космическая реконструкция» Ларичева совершенно несостоятельна в свете точных историко-астрономических данных. Можно считать, что с публикацией статьи Л.В. Фирсова «звёздная черепаха» пополнит собой ряд аналогичных анекдотов в истории науки. Но для снятия в ней подобной «опечатки», рожденной мгновенным взлетом фантазии В.Е. Ларичева, понадобился действительно большой, только негативный по направленности исследовательский труд.

 

Если же иметь в виду не отдельные этюды В.Е. Ларичева (например, астрономо-календарные), а все его публикации по Малой Сые в целом, то в распоряжении науки имеется более экономный и естественный путь — проверка и оценка их фактологической обоснованности выработанными в археологии методами и приёмами. Проведением полного источниковедческого анализа, с которого и полагалось начинать введение материалов Малой Сыи в научный оборот, снялось бы то нелогичное положение, когда не автор идеи, а напротив, его критики вынуждены принимать на себя трудоёмкие исследовательские операции.

 

Авторитетную экспертизу материалов Малой Сыи более откладывать нельзя, и потому, что в этой части отечественной археологии уже, вероятно, нанесён немалый ущерб, и потому, что В.Е. Ларичевым обещана (см. 1978б, с. 68; 1980б, с. 171, 184, 197; 1980в, с. 29; 1980г, с. 18) новая большая серия «специальных изданий». В производстве, наверное, находится и второе издание «Пещерных чародеев» (см. выходные данные 1980а). В этой ситуации действительно «трудно даже представить, чем могла еще поразить археолога Малая Сыя» (1976б, с. 3). Но уже давно пора заменить то что «не снилось в самых фантастических снах» (1980а, с. 176) не такой внешне эффектной, но документальной научной достоверностью.

 

В красочном словесном творчестве В.Е. Ларичева представлено и торжественно звучащее заявление о «профессиональной ответственности перед святым делом по-

(294/295)

знания истины, совестью учёного...» (1978в, с. 27). Остаётся только пожелать, чтобы эти слова превратились в дело. В.Е. Ларичевым был явочно взят у науки очень большой аванс. И теперь она требует полного отчёта.

 

Заслуженный деятель науки РСФСР доктор исторических наук М.П. Грязнов

 

зав. кафедрой археологии Ленинградского университета

доктор исторических наук, профессор А.Д. Столяр

 

доктор исторических наук А.Н. Рогачёв

 

Приложение.

Результаты ознакомления специалистов с материалами В.Е. Ларичева.   ^

 

11-12 мая 1981 г. заведующий сектором палеолита ЛОИА АН СССР, доктор исторических наук В.П. Любин, старший научный сотрудник сектора палеолита ЛОИА, доктор исторических наук З.А. Абрамова и старший научный сотрудник-консультант сектора палеолита ЛОИА, доктор исторических наук, профессор П.И. Борисковский, прибывшие в Новосибирск по приглашению директора Института истории, филологии и философии Сибирского отделения АН СССР акад. А.П. Окладникова и по поручению заведующего ЛОИА и коллектива сектора палеолита ЛОИА, внимательно ознакомились с каменными и костяными предметами, найденными доктором исторических наук В.Е. Ларичевым при раскопках палеолитического поселения Малая Сыя и хранящимися в Институте истории, филологии и философии СО АН СССР. Предметы демонстрировались нам В.Е. Ларичевым, который давал тут же подробные пояснения. В необходимых случаях использовалась бинокулярная лупа.

 

В результате этого обстоятельного ознакомления со всеми представленными нам каменными и костяными предметами мы — В.П. Любин, З.А. Абрамова, П.И. Борисковский — пришли к единодушному заключению, что ни один из показанных нам предметов, опубликованных В.Е. Ларичевым в ряде статей и книг (в частности, в книге «Пещерные чародеи» на с. 9, 21, 45, 73, 99, 155, 161, 165, 170, 175, 179, 185, 191, 196, 201, 205, 209, 213), не может быть признан в качестве произведения первобытного искусства. Ни в одном случае не были представлены ни гравированные рисунки, ни барельефы, ни скульптуры животных ледниковой эпохи и палеолитического человека, а также отличные от европейских изображения фантастических чудовищ (химеры, волкообразные хищники и т.д.) и композиции различных изображений (так называемые космогонические камни) и, наконец, признаки раскрашивания изображений. В действительности, во всех случаях мы имеем дело или со случайностями формы необработанных камней, или с особенностями структуры исходных пород, или со случайностями рельефа поверхностей или краёв камней, подвергшихся первичной или вторичной обработке, не связанной с изобразительной деятельностью. Очертания же костяных предметов определялись случайностями их излома.

 

В заключение мы считаем необходимым отметить дух безоговорочного сотрудничества и благожелательности, которые проявил В.Е. Ларичев, работая с нами.

 

заведующий сектором палеолита ЛОИА АН СССР,
доктор исторических наук Любин В.П.

 

старший научный сотрудник сектора палеолита ЛОИА АН СССР,
доктор исторических наук Абрамова З.А.

 

старший научный сотрудник-консультант сектора палеолита ЛОИА АН СССР,
доктор исторических наук, профессор Борисковский П.И.

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки