М.И. Ростовцев
Политические статьи.
// СПб: 2002. 208 с. ISBN 5-02-026829-1
Перевод, вступительные статьи, составление, комментарии: К.А. Аветисян.
Большевики и интеллигенция. *
[сноска к заголовку: * Ростовцев М.И. Большевики и интеллигенция // Родная земля. Нью-Йорк: Народоправство. 1920. Сб. 1. С. 30-37. Статья публикуется в редакции оригинала. Перепечатывалась в сокращении в сборнике «Всемирное слово» (СПб., 1993. №4-5. С. 45-46).]
Несмотря на все усилия, повторные попытки большевиков привлечь в свои ряды и заставить служить себе «не за страх, а за совесть» русскую интеллигенцию, им этого достигнуть не удалось. Интеллигенция служит им, конечно, служит в их министерствах, главным образом в Комиссариате Народного Просвещения, служит в разных комитетах и комиссиях, но служит именно — «за страх» и от голоду, так как это единственный способ поддерживать то жалкое, рабское существование, которое интеллигентные люди вынуждены теперь вести в большевистской России. Формула, которая даёт силы вести этот ужасный образ жизни для интеллигентного труженика, идейное обоснование этого служения не удовлетворяет, а обижает большевиков. Большевики хотели бы, чтобы интеллигенция сдалась им идейно, признавала бы и приняла бы их идеологию, подписалась бы под их программой, а интеллигенция вместо этого работает для того, чтобы «спасти культуру России», «сохранить то, что можно», «для лучшего будущего». Естественно, что большевики обвиняют интеллигенцию в «саботаже», что неправильно, так как «саботажа» нет: работа интеллигенции непродуктивна, это правда, но не в силу сознательного саботажа, а в силу того, что на каждом шагу
(144/145)
встречаются и сталкиваются две идеологии, и идеология большевиков, не имея силы убедить кого бы то ни было, стремится навязать себя насилием и принуждением. Рабский труд, принудительные работы никогда не были и не могут быть продуктивны, а русская интеллигенция теперь находится в полном рабстве у большевиков и третируется ими, как рабы.
Почему это так? Почему только отдельные мелкие группы интеллигенции примкнули к большевикам, по большей части группы недоучившейся молодёжи или людей, которые никогда ничему серьёзно не учились и не способны к серьёзной и строгой научной работе? Почему большинство студентов всех русских университетов считаются большевиками реакционерами? Почему они жалуются на реакционность не только профессоров, но даже и всех так называемых младших преподавателей? Почему, несмотря на сильнейшее давление, в их рядах не очутилось почти никого из действительно образованных и знающих людей? Из крупных писателей — один Горький, в искренности большевистских убеждений которого после всего того, что он писал в «Новой жизни», [1] я сильно сомневаюсь. Из художников — одни футуристы, да и то худшие из них. Лучшие, как Ларионов [2] и Гончарова, [3] не с ними, а вне их пределов, в Париже. Из учёных — один дряхлый Тимирязев. Не могу же я назвать учёными членов Социалистической академии, кучку бездарностей и слепых теологов, пережёвывающих положения Маркса!
Почему это? Большевики говорят: потому, что вся идеология всей интеллигенции буржуазна. Что они под этим термином понимают, я не знаю. Но я должен сказать, что самое название «буржуазия» (в том смысле, которое даёт ему Маркс) к русской интеллигенции неприменимо.
Русская интеллигенция всегда была нищей. Это был трудовой класс, класс рабочих, живших на заработки, от жалованья до жалованья, от гонорара до гонорара. Дети этой интеллигенции — русские студенты — так резко отличались
(145/146)
от студенчества Западной Европы именно тем, что они не были детьми людей, обладавших средствами. Родители не в состоянии были их содержать во время университетского курса. И большинство студентов ютилось в меблированных комнатах и жило на те ничтожные средства, которые они зарабатывали, давая уроки, занимаясь переводами, служа в типографиях корректорами и т.д. Никогда я не видел такой ужасающей нужды, как среди русского студенчества. Какие же они «буржуи»?
Ужасающая нищета царила всегда и среди писателей. Возьмите расходные книги «Литературного фонда», [4] общества помощи нуждающимся писателям и учёным. Каких только имён вы не найдете среди клиентов фонда! Книги фонда — это анналы нищеты литературных работников России. Капиталистов среди писателей нет и не было. Впрочем, один был — это Горький, но он составляет исключение. Горький, как известно, был владельцем книгоиздательской фирмы «Знание», [5] а теперь коллекционирует драгоценные камни и драгоценные вещи вообще. [6]
Русская профессура, русские учителя и учительницы мало чем отличались от писателей, разве только тем, что они получали ежемесячное жалованье, а не гонорары за свои напечатанные произведения. Перебирая в памяти своих друзей и знакомых из этой среды, я не вижу людей, которые имели бы средства к жизни, помимо жалованья, которое они получали. Но я знаю, что профессора, оплачиваемые 3000 рублями в год, принуждены были читать 24-30 лекций в неделю, чтобы не умереть с голоду. Я знал превосходных преподавателей, которые, чтобы жить, должны были давать от 52 до 56 уроков в неделю.
То же надо сказать и о чиновниках. «Люди 20-го числа», так их называли, и никто никогда не рассказывал, что в чиновничьей семье после 10-го числа каждого месяца можно было найти хоть несколько десятков рублей. Зато долгов
(148/147)
сколько угодно. Этим в значительной степени объясняется то, почему русская интеллигенция в огромной своей массе была революционна, и среди студенчества, когда оно разбивалось на партийные группы, огромное большинство всегда оказывалось социалистами тех или других оттенков.
Так почему же эта интеллигенция не пошла и не идёт за большевиками и большевики её третируют так же и гораздо хуже, чем старый режим, как париев, как рабов?
Причина ясна и проста. Идеалами нашей интеллигенции всегда были идеалы демократии и свободы. За это она боролась, за это гибли её лучшие представители. С режимом насилия, крови, диктатуры интеллигенция примириться не может и не хочет. И лучшим доказательством того, что режим большевиков есть режим насилия, и является то, что интеллигенция не с ними. Кто может от них убежать, эмигрирует, идёт в армию антибольшевиков. Кто не может — подчиняется, но... и только. Надо же знать, что те, кто сражается в рядах антибольшевистских армий, не дети же капиталистов! Из всех людей, обладавших состоянием в России, не то что армий, одного корпуса не составить. Надо же понимать, что буржуазии как класса в России не было. Сражается же в рядах антибольшевистских армий, кроме более интеллигентных рабочих и крестьян, всё та же интеллигенция и молодёжь, те, которые были бы, если бы не гражданская война, студентами, а затем инженерами, чиновниками, учителями и т.д.
Вторая причина та, что перед интеллигенцией всегда стояла идея культурной, цивилизованной жизни. Этот идеал у них отняли, их заставляют жить не только как рабов, но как свиней. От них требуют, чтобы они забыли все условия культурной жизни и равнялись в жизни своей не с рабочими, а с теми отбросами городской жизни, которые всегда вызывали у них сожаление и которых они всегда хотели приобщить к более культурным условиям существования. Равенства всег-
(147/148)
да добивалась русская интеллигенция, но равенства в высшем и лучшем, а не в худшем, равнения к интеллигенту, а не к хулигану.
Рабство, насилие, вражда к настоящей культуре и рвение к худшим это то, что не позволяет русской интеллигенции примириться с большевиками, но без чего — и это большевики знают — большевизм не будет большевизмом и власть большевиков рассыплется. Интеллигенция была и будет и не может не быть против «диктатуры пролетариата».
Примирить интеллигенцию с большевизмом нельзя, как нельзя примирить с большевизмом «коммунизм» русских крестьян. Но заставить подчиниться и тех и других — насилием, грубой силой, тюрьмой, казнями, голодом — можно, и даже надолго. Русские крестьяне только 60 лет тому назад были крепостными и могут вернуться к этому состоянию; русская интеллигенция и выработала старые методы протеста, к ним она прибегает и сейчас.
Один из моих коллег, недавно уехавший из России, рассказал мне о том, как праздновали «юбилей» (столетие) Петроградского университета. [7] Огромный зал, полный публики; за столом на возвышении — совет университета; в первом ряду кресел — диктатор Петрограда Зиновьев и рядом с ним — митрополит. Совсем как в доброе старое время. Речь министра народного просвещения, совсем как в старое время, встречается официальными аплодисментами профессоров и молчанием публики, зато речь старого Таганцева, [8] который позволил себе роскошь пожелать пришествия времён, «когда можно будет думать, что хочешь, и говорить, что думаешь», сопровождалась испуганными возгласами коллег и громовыми аплодисментами публики.
Как и старый режим, но только более беззастенчиво и цинично, большевики пытались и пытаются прежде всего запугать интеллигенцию. Большую сенсацию произвела попытка Горького свести на большом митинге интеллигенцию
(148/149)
и большевиков. [9] То, что должно было быть диалогом, оказалось, как этого и следовало ожидать, монологом большевиков. Горький, занявший председательское кресло, явился обвязанный платками и шарфами и заявил, что болен и говорить не будет. Все поняли, что и он ждёт времени, «когда можно будет говорить, что думаешь». Большевики были очень красноречивы, но не столько убеждали, сколько грозили — голодом, тюрьмой, смертью. Интеллигенция слушала... и молчала. К молчанию Россия привыкла. Когда на другой день супруга Горького — артистка Андреева, [10] председательница театрального отдела — с возмущением нападала на молчание интеллигенции за общим завтраком всего отдела, о котором ещё поговорим, одна из служащих этого отдела позволила себе задать ей только два вопроса: «Почему же молчал сам Горький и знает ли она о существовании Чрезвычайки». Ответом было, во-первых, заявление Андреевой о том, что «кровь необходима», и... изгнание лица, поставившего эти вопросы, из Театрального отдела, т.е. обречение его на голодную смерть.
Так как политика запугивания реальных результатов не дала, то большевики пытались и пытаются купить интеллигенцию, особенно крупных людей. Мне известны совершенно точно три случая, которые можно подтвердить документально. Не стану останавливаться на двух первых — на предложениях огромных сумм писателю Л. Андрееву, [11] ныне покойному, и художнику Н. Рериху, [12] если они согласятся вернуться в Россию, так как эти случаи были оглашены в прессе. [13] Расскажу третий аналогичный факт. Писатель А. Куприн, [14] недавно бежавший из России (только потому и разрешаю себе огласить этот факт, так как иначе это оглашение плохо бы кончилось для Куприна), вынужден был — с голоду — написать для большевистской серии переводов европейских классиков предисловие к переводу Дюма — три листа по 16 стр. каждый. За это ему был прислан гонорар 500 руб., когда в то же время за предисловие другим лицам платили по 1000-1500 руб. за
(149/150)
лист, сам же Куприн до того никогда меньше 1000 руб. за лист не получал. На вопрос о причинах, заданный Горькому, получился следующий ответ. К Куприну явился агент Горького и заявил, что Куприн может получать за свои произведения «неограниченный» гонорар, если... напишет за своею полною подписью хотя бы несколько строк в «Красной газете».
Теперь, после этих неудач, большевики заявляют, что покойный Андреев, Рерих, Куприн куплены буржуазией. Факты же говорят: после смерти Андреева не на что было купить ему гроб, многочисленная семья его голодает. Рерих с трудом зарабатывает на своё существование в Лондоне. Куприн, бежавший из Гатчины с Юденичем [15] и не сдавшийся большевикам, гуляет по Гельсингфорсу в 20-градусный мороз в летних рваных полотняных туфлях и в летнем пиджаке. Недорого стоят буржуазии её предполагаемые приобретения!
Но, конечно, кое-что купить удалось. Лучше от этого, однако, купленным не живется. Отношение большевиков и к ним, и ко всей интеллигенции — отношение рабовладельцев к рабам. Приведу следующую картинку из жизни того же Театрального отдела. В этом «коммунистическом» учреждении устроены были «коммунистические» завтраки. Вот как они происходили. Огромный стол в огромной комнате. На одном конце стола — скатерть, серебро, посуда. За ним сидит председательница — Андреева — и около десятка её верных прислужников. Им подают обычный завтрак из двух горячих блюд, сыра, масла, белого хлеба. За этим оазисом — пустыня: остальные служащие не решаются приблизиться к Олимпу. За этим пустым местом теснятся сотни служащих — цвет русской интеллигенции. Ни скатерти, ни приборов. Каждый ест то, что принёс: кто одну картофелину, кто кусочек хлеба из дуранды (отжимы льняного семени, которыми иногда кормят
(150/151)
скот) и т.п. В добавление к этому учреждение щедро отпускало им по стакану — горячей воды.
И так везде. Профессоров, например, и артистов сначала оставили на занимаемых ими квартирах. Но теперь, как я слышал, их всех выбросили на улицу, без всякой нужды, так как в Петербурге жило раньше 2 500 000, теперь же не более 500 000. Единственная цель — показать власть, унизить. Ясно, что интеллигенция — голодная, измученная, разбитая, униженная — не имеет ни сил, ни желания работать и бежит, куда только может. Я ручаюсь, что на другой день после снятия той блокады, которую устроили большевики для интеллигенции, в большевистской России интеллигента будут показывать как редкость. Уже и теперь эмигранты считаются сотнями тысяч. Все они — лучшие работники — живут в нищете, бросаются с места на место и вымирают. Близко то время, когда большевики из России сделают действительно белый лист. Он уже теперь почти белый, и на нём большевики пишут свои красные кровавые слова — слова насилия и рабства. За ними придут другие и будут писать те же слова, но другой краской — чёрною. Свободы я не вижу на горизонте: большевики убили её вместе с теми, кто за неё боролся и погибал, вместе с интеллигенцией.
Оксфорд, 31 декабря 1919 г.
Комментарии. ^
[1] М.И. Ростовцев упоминает здесь известный цикл статей А.М. Горького «Несвоевременные мысли», которые публиковались в «Новой жизни».
[2] Ларионов Михаил Фёдорович (1881-1964) — живописец, график, театральный художник. С 1914 г. проживал в Швейцарии, Италии, Испании, Франции.
[3] Гончарова Наталия Сергеевна (1881-1962) — живописец, график, театральный художник, супруга М.Ф. Ларионова. С 1914 г. проживала в Швейцарии, Италии, Испании, Франции.
(151/152)
[4] См. коммент. 29 к статье «Мученики науки в Советской России».
[5] «Знание» — кооперативное издательство, одним из пайщиков которого был Горький. Остальные пайщики, как правило, были литераторами, публикующимися в этом издательстве.
[6] М.И. Ростовцев, как и многие его современники за рубежом, повторяет в статье слух, который появился после назначения Горького в оценочно-антикварную комиссию при Эрмитаже. Возникновение этих слухов связано с участием М.Ф. Андреевой в операциях по продаже произведений искусства за рубеж. Подобные слухи энергично муссировались в эмигрантской прессе (см., например, заметку Философова в парижских «Последних новостях» (1920. 25 июля) со ссылкой на варшавскую «Свободу»).
[7] Столетний юбилей Петроградского университета отмечался 14 (27) февраля 1919 г.
[8] Таганцев Николай Степанович (1843-1923) — юрист-криминалист, один из авторов Уголовного положения 1903 г., профессор Петербургского университета. Был сенатором и членом Государственного Совета.
[9] Сложно определить, о каком митинге пишет М.И. Ростовцев. Предположение авторов публикации статьи «Большевики и интеллигенция» во «Всемирном слове» (№4-5, с. 45-46) о том, что речь идёт об «обращении Горького к народу и трудовой интеллигенции на митинге в Петрограде 29 ноября 1918 г.», кажется неубедительным и противоречащим тексту статьи.
[10] Андреева Мария Фёдоровна (наст. фамилия Юрковская) (1868-1953) — ведущая актриса МХАТа. Была гражданской женой А.М. Горького. В 1919-1921 гг. — комиссар театров и зрелищ, с 1921 г. — одна из участниц операций по продаже за границу художественных ценностей России. В 1925-1930 гг. — заведующая художественно-промышленным отделом советского торгпредства в Берлине.
[11] Андреев Леонид Николаевич — см. коммент. 28 к статье «Мученики науки в Советской России».
[12] Рерих Николай Константинович (1874-1947) — художник, философ, историк, общественный деятель. С 1917 г. жил в Финляндии, США, Англии, Индии.
[13] Проследить эти факты в советской и зарубежной печати тех лет не удалось.
[14] Куприн Александр Иванович (1870-1938) — писатель-прозаик, публицист. Восторженно воспринял февральскую революцию. После октября 1917 г. возмущался жестокостью большевистского режима. Сотрудничал в руководимом А.М. Горьким издательстве «Всемирная литература», был участником Союза деятелей художественной литературы. Осенью 1918 г. пытался организовать в Гатчине (там находился дом
(152/153)
писателя) газету для крестьян под названием «Земля». После того как в октябре 1919 г. армия генерала Юденича вошла в Гатчину, в качестве офицера запаса был мобилизован и приписан к газете «Приневский край». В ноябре 1919 г., когда наступление было отбито Красной Армией, выехал в Финляндию. С июля 1920 г. по май 1937 г. жил в Париже. В 1937 г. вернулся в СССР.
[15] Юденич Николай Николаевич (1862-1933) — генерал от инфантерии. С 1914 г. главнокомандующий войсками Кавказского фронта. Осенью 1918 г. эмигрировал в Эстонию. В январе 1919 г. был объявлен Русским комитетом «лидером Белого дела» на Северо-Западе России. После этого им в Финляндии были сформированы русские части. Руководил весенним наступлением корпуса генерала Родзянко на Петроград. Создал политическое совещание. Был назначен Колчаком главкомом войсками на Северо-Западе России, вошёл в Северо-Западное Правительство. В октябре — ноябре 1919 г. возглавил поход Северо-Западной армии на Петроград, после поражения отвёл армию в Эстонию, где она была разоружена.
|