главная страница / библиотека / обновления библиотеки / содержание книги

М.И. Ростовцев. Политические статьи. СПб: 2002. М.И. Ростовцев

Политические статьи.

// СПб: 2002. 208 с. ISBN 5-02-026829-1

 

Перевод, вступительные статьи, составление, комментарии: К.А. Аветисян.

 

Школы и образование в большевистской России. *

 

[сноска к заголовку: * Rostovtzeff M.I. Schools and Education in Bolshevist Russia // Struggling Russia. 1920. Vol. 1. January 10. P. 672-675.]

 

В то время, когда я писал мою статью «Пролетарская культура», [1] я не мог дать полного отчёта о том, что́ сделали большевики с русской школой и русским образованием. Большевистская литература по этим вопросам доходит до нас в незначительных количествах, и информация из Петрограда фрагментарна и неполна. Однако сейчас в моём распоряжении находятся некоторые в высшей степени интересные документы, собранные в одном из важнейших культурных центров России — в Харькове, в городе, который дважды отвоёвывался у большевиков и недавно был освобождён от их власти вновь. Харьков, как я уже говорил, вместе с Киевом и Одессой является культурным центром, расположенным на юге России. Его система образования всегда находилась на очень хорошем уровне и быстро развивалась. Ещё недавно там существовало девять учреждений высшей школы, значительное количество средних школ и великолепная система начальных школ: городских, земских и приходских.

 

Чтобы представить правдивую картину того, что́ сделали большевики со школьной системой, необходимо дать хотя бы в общих чертах обзор школьной системы России до революции и до прихода к власти Временного правительства. Я хотел бы отметить, что в области образования Россия всегда была демократичной страной. Правда то, что система образования

(132/133)

была плохо оснащена, что её развитие было далеко от того, каким оно должно было бы быть. Однако в России в период правления трёх последних царей не существовало никаких образовательных барьеров. Даже высшее образование было недорогим и никогда не являлось привилегией дворянства или буржуазии. Дети дворян, интеллигенции и рабочих сидели бок о бок, жили атмосферой единой школы, университета, не говоря уже о школах более низкого уровня. Было всего несколько привилегированных школ. Главной особенностью развития образования в России в последние годы было бурное развитие частной инициативы в сфере образования. В этом Россия опережала даже европейские страны. Несмотря на усилия со стороны чиновников старого режима, это движение создавало одну школу за другой, начиная от университетов и кончая начальными и воскресными школами. В них использовались новые, более совершенные педагогические методы. Я могу привести один пример. Система Монтессори, [2] о которой я лично мало думал, но которая пользуется большим влиянием в Англии и считается принципиально новой, уже довольно давно была известна в России и применялась рядом учителей, взявших её на вооружение.

 

Незадолго до революции принципиальной политикой либерального главы ведомства образования в России графа П. Игнатьева [3] стала демократизация школ, был отменён набор учащихся по религиозному принципу, введено общее образование. Кроме того существовала связь между различными типами школ. Возникло большое количество новых школ, было разрешено развивать частную инициативу в сфере образования. В России всегда было велико стремление к образованию. Поэтому первостепенной задачей являлось удовлетворение этих нужд общества. Работа не прекращалась даже в сложный период войны. Могу свидетельствовать, что в этот период были даже образованы новые университеты.

(133/134)

 

Деятельность Временного правительства была быстрой и всеохватывающей. Три министра Временного правительства в следующей последовательности — профессор Мануйлов, [4] академик Ольденбург [5] и профессор Салазкин [6] — всецело посвятили себя дальнейшей демократизации образования, делу создания новых школ, введению новых методов преподавания и т.д., и т.д. Однако эта задача сложна и имеет комплексный характер. Нехватка квалифицированных работников, необходимость удовлетворить потребности в образовании 180 000 000-го населения России, говорящего на разных языках, финансовая разруха в России, одно из последствий войны, не позволили осуществить всё задуманное. Достаточно отметить, что в короткий период были основаны и оснащены некоторые университеты. В Перми университет был основан ещё до революции. Был расширен университет в Томске, основаны университеты в Саратове, Ярославле, Воронеже, составлены планы и подобраны кадры для факультетов университетов в Иркутске и в Тифлисе. Лозунгом этого периода было: «Созидай и совершенствуй». Особое внимание уделялось сохранению всего хорошего, что существовало прежде. Стремление к реформам было весьма значительным. Потребность в них основывалась на уровне культурного развития России и её материальных возможностях. Из-за нехватки места я не могу обсудить это более подробно, но отмечу, что именно всем этим характеризовались основные черты народного образования до революции.

 

Что сделали большевики? Чего они в действительности достигли? Они вообразили себя создателями новой культуры наподобие Медичи. Но сделали ли они за два года своего пребывания у власти хотя бы то, что сделало Временное правительство? Их не прощает ни то, что они постоянно заняты войной, ни устройство нового государства. Временное правительство, окружённое со всех сторон врагами и предателями, тоже вело войну, даже ещё более ужасную и

(134/135)

разрушительную. Оно тоже было занято созданием нового государства, однако за короткий период пребывания у власти оно достигло значительных успехов в области народного образования.

 

Хорошо, что же ещё предприняли большевики? Их первым делом, как и во всём остальном, было разрушение. Они стали создавать новое на совершенно пустом месте. Это было придумано их теоретиками. А исполнители пытались претворить это в жизнь. В «Известиях» (№121, 123 и 124) за текущий год появилась статья С. Стрельбицкого, озаглавленная «Разрушай школу». [7] Она предваряется следующим параграфом. «Мы недрогнувшей рукой отвергаем капиталистическую систему. Потом необходимо будет разрушить её источник, старую школу, чтобы на её месте создать новую, которая, возможно, в самом начале может оказаться и не очень идеальной.

 

Настало время, когда уже пора прекратить ставить заплаты. А тем, кто пытается залатать старую школу, я скажу, что это всё равно, что закрыть себе глаза, для того чтобы ничего не видеть.

 

Нет другого пути, кроме как отвергнуть старую школу. Отвергнуть программы, отвергнуть методы, наконец, отвергнуть преподавательский состав, и только тогда приступить к строительству новой школы».

 

Как требует этот «Гинденбург», [8] стремление ко всеобщему разрушению должно иметь объяснение? [9] Почему-то они не согласуются с громогласными прокламациями Луначарского, касающимися необходимости принятия старой культуры, которые я цитировал в своей статье «Пролетарская культура». Я думаю, что основным мотивом в связи с этим является то же самое, что заставляло большевиков обвинять в безрассудстве «глупое» крестьянство, которое с детским упрямством не желало входить в большевистско-коммунистический рай. Русская школа своими основами представляет вполне опреде-

(135/136)

лённую и твёрдую оппозицию большевистскому режиму. Большевики не преуспели в перетягивании на свою сторону преподавателей университетов и других высших, средних и начальных школ. (В последних школах большинство учителей были социалистами, и поэтому они были безжалостно истреблены большевиками).

 

Они также пытались привлечь на свою сторону студентов, и оказалось, что большевистских последователей в студенческой среде не так уж и много. Им удалось только смутить умы нескольких школьных привратников и учеников, одобряя их естественную склонность к безделью и непризнанию любой формы школьной дисциплины, а также их не менее естественную склонность подчиняться старшим.

 

Им не удалось создать свой собственный штат преподавателей. У них нет образованных кадров, работа даже средней степени сложности — не для них. Одно дело быть комиссаром за много тысяч в месяц, а другое дело — быть обычным учителем. Поэтому они позволяют себе набирать в комиссары недоучившихся студентов. Ректором университета в Харькове большевики назначили какого-то первокурсника, а в другом случае даже ветеринара, так как не могли найти подходящую кандидатуру не только среди молодых, но и пожилых людей, которые бы знали, как управлять учебным заведением. Они пытались связать университеты с большевиками и, вопреки всем демократическим традициям нашей школы, создали специальные привилегии для рабочих и коммунистов. Однако последние не желают поступать в университеты. Поэтому студенчество в массе своей осталось прежним.

 

Почему работники школ не идут за большевиками? По моему мнению, причина очень проста. У большевиков нет никаких планов или идей относительно того, что должна представлять собой пролетарская школа. Это просто потому, что они не знают, что́ такое «пролетарская культура», которую они выдают за новую идею, абсолютную истину. Их самой

(136/137)

большой мечтой является создание однотипных рабочих школ. Я пытался понять, как это должно работать на практике, и думаю, что то же самое пытались сделать и большевики. На практике всё это сводится к простой формуле. Создание школ единого типа означает то, что все они переходят под государственный контроль, что запрещается вести преподавание без цензурного надзора со стороны государства, а также слияние всех учреждений высшего образования в единое целое. Слейте девять учреждений высшего образования в Харькове в одно — и вы получите одну общую школу. Результатом будет абсурдная копия большой фабрики с 1000 преподавателей и 30 000 студентов.

 

Вторая идея, позаимствованная, — это мечта о школе, доступ в которую открыт для всех. Эта идея большевикам досталась в наследство от всех демократий. Однако большевики придерживаются только самого простого, хотя и самого абсурдного, объяснения понятия «общедоступная школа». Если школа должна быть общедоступной, то почему не принимать туда всех — грамотных и полуграмотных, тех, кто прошёл подготовительный курс за три летних месяца?

 

Так как это абсолютно невозможно, то подготовительные курсы, открытые в Харькове, вместо того чтобы привлечь тысячи, едва привлекли двести человек, половина из которых к этому времени уже была выпускниками гимназий. Помимо элементарного обращения к идее провозглашения школы общедоступной, большевики разрушили даже эту сторону процесса как таковую. Они запретили посещать школы детям священнослужителей. Привилегия быть зачисленным в университет или консерваторию (в области музыки) распространяется только на тех, кто согласен с принципами коммунистической власти. Я уже упоминал, что в то время, когда доступ в Харьковский университет был открыт для всех, то «коммунисты, рабочие и члены профессиональных союзов» имели определённые привилегии при

(137/138)

зачислении в университет. При царском режиме таких привилегий не существовало.

 

Третья их идея — реформа школьного управления. Она основана на том, что школа должна управляться теми, кто хотя бы понимает её нужды и знает требования школьной системы. Во главе находились бюрократический комитет и подкомитет по народному образованию — губернский и уездный, переполненный большим количеством высокооплачиваемых чиновников, основной квалификацией которых является членство в коммунистической партии. «Школьные советы» подменили собой авторитет воспитателей и учителей. В состав советов в основном входили ученики, т.е. дети 13 лет или около того, и старики, которые в большинстве своём безграмотны.

 

Большевики пытались утвердить новый устав Харьковского университета. Он был разработан правительством вне университета, без участия сотрудников университета. Последних пригласили принять участие в работе комиссии, которая должна была выработать новый устав. Однако преподаватели, быстро поняв, что они не имеют права обсуждать этот устав, вышли из состава комиссии. Большевистская политика основывается на принципе, провозглашённом комиссаром по народному образованию В. Затонским [10] на общем собрании в университете. «Не может быть и мысли об автономии учреждений высшего образования, так как автономия — это позиция, за которой может скрываться открытая и скрытая реакция». И вот результат — все эти уставы крайне реакционны. В действительности университет управляется комиссариатом. Советы, малые и большие, т.е. коллективные органы власти, существуют только в представительских целях и не способны принять ни одного решения, так как их собрания представляют собой лишь массовые митинги и ничего более. Функции университетов разделены на три разобщённых друг с другом направления: научное, педагогическое и образовательное. Не-

(138/139)

обходимо постоянно помнить о том, что прежде главная заслуга наших университетов заключалась в том, что научная и научно-воспитательная работа в них переплеталась теснейшим образом.

 

Каковы результаты реализации всех этих основных идей на практике? Все новые учреждения, созданные ими, существуют только на бумаге, без учителей и учеников, но их бумажное существование стоит колоссальных денег. В старых учреждениях большевикам удалось добиться более внушительных результатов: детям, обучающимся в младшей и средней школе, разрешили учиться вместе. Поэтому они стали ленивы и распущенны невероятно. «По крайней мере половина из них прекратила регулярные посещения школы, их поведение в значительной степени изменилось к худшему, их внимание и стандарты обучения снизились. Отсутствие интереса, бессмысленность и распутство — вот что они демонстрируют».

 

«Желая привлечь молодёжь на свою сторону, комитет по образованию запретил задавать ученикам домашнюю работу, проводит бесчисленные школьные праздники, отменил правила обязательного посещения и, наконец, по приказу все учащиеся в обязательном порядке переводятся в следующий класс». К полному упадку школьной системы привело также и то, что большевики укоренили в умах учеников мысль, что последние являются «абсолютно зрелыми гражданами, сотрудниками новой школы, которая и должна управляться ими, счастливыми сынами социалистической родины» (из речи Суздальцева).

 

Естественно, что при таких обстоятельствах должен был начаться упадок морали в студенческой среде. На Харьковских частных общеобразовательных курсах, открытых большевиками, были отмечены многочисленные случаи кражи студентами электрических лампочек, школьного инвентаря и даже верхней одежды учителей и учащихся. Это хорошо, что высшие учебные заведения испортить сложнее. Более зрелые

(139/140)

студенты, люди, привыкшие к постоянной умственной работе, не испытывают трудностей с определением врагов образования. Они ощущают опасность, угрожающую самой сути образования, со стороны тех, кто, к примеру, склонен даже болезни рассматривать как пролетарские — тиф, например, и буржуазные — диабет (это из речи слушателя медицинского факультета Блоха), кто предполагает, что необходимо на историко-филологическом факультете ввести преподавание биологических дисциплин для того, чтобы познакомить филологов с «настоящими научными критериями», или кто рекомендует изучение только лишь «научной науки» (из речи доктора Тутышкина).

 

Подавляющее большинство преподавателей впоследствии присоединились к Академическому союзу [11] и небезуспешно пытались противостоять большевистским реформам. Большевики преуспели со своими «реформами», тиранией, коррумпированными методами и убогими идеями в восстановлении против себя всех преподавателей и наиболее зрелой части студенчества. Не нашлось ни одного, кто бы провёл реформы на практике. И в конце концов это естественно, что они пришли к выводу, достаточно примитивному в своей варварской сущности, о необходимости остановить реформы и этим самым окончательно разрушили школу. Царское правительство действовало таким же способом, когда не могло преодолеть оппозиционные настроения в университетах. Это просто проявление злобного бессилия.

 

Последним действием большевиков в Харькове было закрытие университета 12 июля. До закрытия некий товарищ Майер произнёс перед собравшимися профессорами следующую речь. Мы приводим наиболее красноречивый отрывок из неё. «Товарищи! Прежде всего я должен объяснить вам причину проведения этого собрания. Факты таковы. Во многих наших учреждениях высшего образования произошли нежелательные инциденты. В разных местах, я не могу указать, где

(140/141)

конкретно, умышленно или случайно не подчиняются приказам советской власти. Часто эти явления приобретают характер прямого и открытого саботажа. Как это можно объяснить? Мы хорошо понимаем друг друга без объяснений, и мы должны принять меры против таких проявлений. Я хочу привести слова уважаемого товарища Д. Соболева, что мы не верим в монархические принципы, но мы уважаем их, и мы должны использовать некоторые меры борьбы из арсенала старого режима. Все те, кто будет принимать участие в активных нападках на советскую власть, независимо от того, кем бы он ни был, преподавателем или студентом, будет безжалостно удалён из академической жизни, и мы позаботимся о его будущем. Я полагаю, что вам, людям, которые вдвое старше меня, не очень приятно слушать подобные нравоучения от более молодого человека и то, что вы должны своими учеными умами воспринимать мою бессвязную речь. В наших руках сила и мы в состоянии удержать её и заставить вас выполнять наши приказания».

 

На вопросы профессоров относительно того, что, собственно, произошло, Майер ответил: «Никаких объяснений!» и ушёл.

 

Как можно видеть, большевики не продвинулись в Харькове ни на шаг, кроме разрушения, репрессий, арестов и в конце концов закрытия университета. У них нет ни людей, ни идей для созидательной работы. К сожалению, интеллигенция не везде держится так стойко, как в Харькове. В Петрограде и Москве многие из интеллигентов сочли необходимым не только частичное сохранение ценностей, но и приняли участие в создании грандиозных планов на бумаге по строительству воздушных замков и картонных домиков вне времени и пространства. Большевики приветствуют сотрудничество, которое они демонстрируют в Западной Европе как свидетельство конструктивности своих намерений. Такова печальная действительность в Москве и Петрограде. Боже, спаси Россию!

(141/142)

 

Комментарии.   ^

 

[1] Имеется в виду статья «„Пролетарская культура” в большевистской России».

[2] Монтессори Мария (1870-1952) — итальянский педагог. Разработала систему сенсорного воспитания для начальной школы (система Монтессори).

[3] Игнатьев Павел Николаевич, граф (1870-1926) — государственный деятель. В 1915-1916 гг. — министр просвещения. Им была предложена реформа средней школы. Она предполагала ввести всеобщее начальное обучение, расширить техническое и сельскохозяйственное образование. Проект был отвергнут. После октября 1917 г. жил в эмиграции.

[4] Мануйлов Александр Аполлонович (1861-1929) — экономист, кадет, член ЦК партии кадетов. Его проект аграрной реформы (1905) наряду с проектом Кутлера — Кауфмана лёг в основу аграрной программы кадетской партии. В 1911 г. за выступления «против крайностей столыпинского аграрного законодательства» был уволен с поста профессора и ректора Московского университета. В 1917 г. — министр просвещения в двух первых составах Временного правительства. После октября 1917 г. эмигрировал, но затем возвратился в Россию. В 1918 г. участвовал в реформе правописания.

[5] Ольденбург Сергей Федорович (1868-1934) — востоковед, основоположник русской индологической школы. С 1900 г. — академик. В 1904-1929 гг. — непременный секретарь Академии наук. В 1917 г. — министр просвещения Временного правительства.

[6] Салазкин Сергей Сергеевич (1862-1932) — биохимик. Окончил физико-математический факультет Петербургского университета и медицинский факультет Киевского университета. В 1898-1911 гг. — профессор Женского медицинского института в Петербурге. В 1918-1925 гг. — министр образования, ректор и профессор Крымского университета в Симферополе. В 1925-1931 гг. — профессор Ленинградского медицинского института.

[7] См. коммент. 1 к статье «Большевики как педагоги».

[8] Гинденбург Пауль, фон (1847-1934) — военный и государственный деятель Германии, генерал-фельдмаршал. В период первой мировой войны командовал восточным фронтом, был фактическим главнокомандующим Вооружёнными силами Германии. В 1919 г. ушел в отставку. В 1925 г. при поддержке блока правых партий был избран президентом Веймарской республики. В 1933 г. привёл к власти Гитлера.

[9] См. статью «„Пролетарская культура” в большевистской России» и коммент. 13 к ней.

[10] Затонский Владимир Петрович (1888-1940) — физик. Преподавал физику в Киевском политехническом институте. Член РСДРП с

(142/143)

1905 г. (меньшевик). После февральской революции порвал с меньшевиками и вступил в РСДРП (б). С марта 1919 г. — нарком просвещения Украины.

[11] Была принята соответствующая резолюция; см.: «Резолюция Академической группы. Прочитано Д.Д. Гриммом в заседании Государственного совещания в Москве 14 августа 1917 г.» (Речь. Пг., 1917. 19 августа (1 сентября) 1917. №194. С. 5).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки / содержание книги