С.В. Панкова
Новые образы таштыкского искусства и их параллели.
// Археология Южной Сибири: идеи, методы, открытия. Сборник докладов международной научной конференции, посвящённой 100-летию со дня рождения С.В. Киселёва, г. Минусинск. Красноярск: 2005. С. 183-185.
При исследовании памятников таштыкской эпохи С.В. Киселёв уделил особое внимание её искусству, принадлежавшему «большому художественному движению» наряду с хуннским, сарматским и пазырыкским декоративным творчеством (Киселёв, 1949. С. 246, 248). Рассмотренные им предметы искусства происходили из склепов, т.к. образцы из грунтовых могил, за исключением росписей масок, были практически неизвестны. С.В. Киселёв считал, что грунтовые могилы и склепы на Енисее сооружались одновременно. Сегодня преобладает мнение об их принадлежности последовательным хронологическим этапам, когда склепы как тип памятников в целом моложе грунтовых могил. Однако предметы искусства в последних по-прежнему единичны и не дают цельного представления о художественном творчестве «ранних таштыкцев».
Новые образцы раннеташтыкского искусства — татуированные рисунки — обнаружены недавно на мумии мужчины из могильника Оглахты VI. Из всех татуировок особое внимание привлекают изображения на лопатках, одно из которых (правое) сохранилось достаточно полно (Рис. 1: 1). Многочисленные отростки придают фигурам вид каких-то членистоногих существ или растительных бутонов. Похожие парные фигуры располагаются и на плечах мумии спереди, но от них уцелели лишь верхние части (Кызласов, Панкова, 2004. Ил. 3).
Подобные образы в грунтовых могилах неизвестны. В то же время сопоставимое изображение происходит из склепа 1 на Тепсее: на деревянной планке представлен воин со щитом, на котором вырезана фигура с двумя парами усиков и четырьмя парами ножек (Рис. 1: 2) (Грязнов, 1979. Рис. 59: 3-2). Вероятность её связи с оглахтинскими образами повышается благодаря присутствию на той же планке парных симметричных фигур на плечах другого воина (Рис. 1: 3). В публикации, на уменьшенных прорисовках, они выглядят как вписанные круги, но при непосредственном осмотре плакеток видно, что верхняя часть этих фигур разомкнута, а нижняя имеет форму раздвоенного хвостика. При всей схематичности этих рисунков напрашивается их соотнесение с фигурами на плечах и лопатках оглахтинской мумии.
Изображённые на планках персонажи принадлежат различным (этническим?) группам, соотнесение которых с населением, известным по археологическим памятникам или письменным источникам, затруднено. С появлением оглахтинской татуировки возникает вопрос, не изображены ли на планках, среди прочих, и представители культуры грунтовых могил, отмеченные соответствующими символами? С другой стороны, образы, подобные оглахтинской татуировке, могли существовать и в культуре склепов. Наличие резко специфичных изображений в памятниках обоих типов может оказаться важным в вопросе соотношения их культур и взаимодействия «грунтовых» и «склепных» «таштыкцев».
Татуированные фигуры из Оглахтов имеют и другую аналогию, более показательную в смысле их происхождения, чем поздние гравировки Тепсея. Это изображение на шерстяной ткани из могильника Сампула (район Хотана), действовавшего на протяжении ханьского времени и до III-IV вв. н.э. (Shorta, 2001), на фрагменте юбки сохрани-
(183/184)
лись симметричные фигуры, имеющие по две пары отростков вверху с петлевидной деталью посередине, по паре внизу и изображения «глаз» в средней части (Рис. 1: 4). Фигуры вытканы по тёмно-зелёному фону нитками красного, жёлтого и чёрного цветов, чередование которых придаёт изображениям ажурность. Фигуры, выполняющие орнаментальную функцию, сильно стилизованы. Видимо, этим была вызвана их различная трактовка разными исследователями: одни увидели в них обитателей моря, другие — личины кошачьих хищников (Ibid. P. 85). Трёхчастное построение каждой из фигур, ажурность и большинство их деталей имеют точные соответствия в оглахтинских изображениях.
Вряд ли такое детальное совпадение случайно. Можно предполагать, что оглахтинские татуировки и туркестанские тканые фигуры имели общие прототипы. Хронологическое соотношение этих памятников неясно, но в целом они принадлежат одному временному промежутку. «Глазастые» изображения Сампулы кажутся ближе к оригиналам, чем загадочные таштыкские «чудища», т.к. действительно вызывают ассоциации с рядом известных личин, возможно, и послуживших для них исходными образами. Оглахтинские же фигуры, за исключением единичных упомянутых аналогий, трудно соотнести с чем-либо конкретным. Вполне возможно, что к их разгадке подведут именно фигуры с таримской материи.
Среди вероятных прототипов последних наиболее известны личины рогатых тигров из пазырыкских захоронений, предшествующих как Сампуле, так и Оглахтам (Рис. 1: 5) (Полосьмак, 1998. С. 340). Однако такие личины, по-видимому, не ограничивались рамками пазырыкской культуры и не являлись исключительно пазырыкским изобретением. Кроме того, петлевидная деталь между верхними отростками на фигурах Сампулы, имеющаяся и в Оглахтах, не получает объяснения исходя из этих изображений. Центральные отростки встречаются у пазырыкских антропоморфных персонажей, но в целом они были присущи широкому кругу образов по меньшей мере с эпохи бронзы (Полосьмак, 1994. С. 80-90). Вариантом прототипа тканых личин могли быть и ханьские тао-тье, учитывая [их] возможную связь с кошачьими «масками» и контакты с Китаем представителей упомянутых памятников. Однако пазырыкская линия аналогий оказывается всё же неслучайной: в орнаментации других тканей Сампулы массово присутствуют близкие пазырыкским образы (фантастические животные, птицы наподобие петухов, фигуры в виде стилизованных оленьих рогов). Значит, и в сложении «личинного» орнамента пазырыкское участие вполне вероятно. Представленные параллели позволяют наметить цепочку Пазырык — Сампула — Оглахты в развитии рассматриваемого образа, хотя единичность изображений в последних двух памятниках придаёт ей ориентировочный характер.
Как мог появиться в Минусинской котловине образ, запечатлённый на оглахтинской татуировке? С одной стороны, не стоит исключать возможность нанесения татуировок из соображений эстетики, моды и престижа, например, в случае заимствования эффектного, хотя и чужого образа. Тогда искажение оригинала (импорта?) могло происходить при передаче до конца не понятого изображения, скорее уже на берегах Енисея. Такая версия связана с очевидным отличием «членистоногих» фигур Оглахтов и позднее Тепсея от «личинных» изображений Пазырыка и Сампулы. С другой стороны, примеры из этнографии указывают на высокую степень консерватизма татуированных рисунков, когда в них едва ли допускалось включение малознакомого или чужеродного образа. До сих пор неизвестно, откуда пришла на Енисей неместная (мужская?) группа «таштыкцев», погребённых в грунтовых могилах. Возможно, её происхождение связано с регионами, где запечатлённый в татуировке образ был ещё значимым и понятным.
Таким образом, вполне достоверным представляется существование связи между таштыкским населением (Оглахты) и жителями далеких областей Синьцзяна, хотя её характер пока далеко не ясен. Если изображения на планках действительно переда-
(184/185)
вали образы, подобные оглахтинским, значит, последние не были ни единичными, ни случайными, но на этапе склепов представление об их истоках было, по-видимому, окончательно утрачено.
Грязнов М.П. Таштыкская культура // Комплекс археологических памятников у горы Тепсей на Енисее. — Новосибирск, 1979.
Киселёв С.В. Таштык на Енисее // МИА. — 1949. — №9.
Shorta R. A group of Central Asia woolen textiles in the Abegg-Stiftung collection // Fabulous creatures from the desert sands. Central Asian woolen textiles from the second century BC to the second century AD. Riggisberg, 2001. (Riggisberger Berichte 10).
1 — фигура татуировки, Оглахты (прорисовка с фото: Кызласов, Панкова, 2004. Ил. 4); 2, 3 — фрагменты изображений на планке Тепсея; 4 — фрагмент ткани, Сампула (то же, крупно, в цвете, 200 kb); 5 — личины рогатых тигров (Пазырык, Алагоу)
|