С.В. Панкова
О памятниках «камешковского» этапа таштыкской культуры.
Памятники «камешковского этапа» (по терминологии Л.Р. Кызласова) представлены подквадратными каменными выкладками над ямами с остатками деревянных конструкций. Заключение об их погребальном характере, как и отнесение к особому этапу, позднейшему для таштыкской культуры и переходному по отношению к культуре енисейских кыргызов, вызвали возражения исследователей (Вадецкая, 1986). Вопросы о трактовке этих комплексов (погребения или помины?) и об их хронологическом соотношении с другими таштыкскими памятниками составляют два основных аспекта проблемы.
К числу «камешковских» памятников Л.Р. Кызласов отнёс 15 ям под каменными выкладками Уйбата II (раскопки С.В. Киселёва 1936, 1938 гг.; М.М. Герасимова 1936 г.), 14 выкладок на Изыхском чаатасе (раскопки Л.Р. Кызласова 1951 г.), выкладку «в 2 саженях к ЮЗ от кургана 5» на Малом Камешке (раскопки А.В. Адрианова 1895 г.) и три комплекса в Абакане (А.Н. Липский, 1948 г.) (Кызласов, 1960).
Следует отметить, что наличие или отсутствие в ямах человеческих останков ещё не решает вопроса. Одни авторы сочли эти памятники погребениями, указав на нахождение в части из них трупосожжений (Евтюхова 1948; Киселёв, 1949; Кызласов, 1960). Другие связали их с
(41/42)
поминальными приношениями; кучки пепла и скелеты людей зафиксированы и в достоверных поминах, где они определены как человеческие жертвоприношения (Грязнов, 1979; Вадецкая, 1992). Из 11 ям, раскопанных С.В. Киселёвым на Уйбате, по сведениям Э.Б. Вадецкой, пепел в очень малом количестве обнаружен только в трёх, отличающихся от остальных наличием срубов (Вадецкая, 1986). Ни в одной из четырёх уйбатских ям, раскопанных М.М. Герасимовым, не было погребений (Герасимов, 1941). Из 14 ям Изыхского чаатаса в девяти, судя по опубликованным планам, найден человеческий пепел. По размерам, минимальным среди «камешковской» группы памятников, и тесному расположению выкладок рядами эти сооружения близки достоверным поминам (Тепсей III, Георгиевская II, Койбальский чаатас). Под выкладкой, раскопанной А.В. Адриановым, кости барана лежали в пятигранном каменном ящичке из поставленных на ребро плиток. Как теперь известно, прямоугольные и пятигранные каменные ящички характерны именно для поминов (Тепсей IV, Койбальский чаатас, Туба) и не соотносятся с полноценными погребениями. Кроме того, на значительной части поминальников ямки расположены под каменными выкладками, в том числе и подквадратных форм. Т.е. только наличие выкладки не даёт возможности для отнесения комплексов к «камешковской» группе.
И в достоверных поминах, и в спорных памятниках содержимое ям ограничивается костями животных и посудой (глиняной и деревянной); другой инвентарь немногочислен и пока не даёт возможностей для сопоставления (Кызласов, 1960; Вадецкая, 1973; Поселянин, 1993). Керамические наборы поминов отличаются от соотносимых с ними склепов отсутствием сосудов на поддоне. Создается впечатление, что в связанные со склепами помины котловидные сосуды и кубки не ставились; в таком случае их отсутствие можно расценить как характерную черту именно поминальных комплексов. Нет сосудов на поддоне и в «камешковских» памятниках, хотя они встречаются в расположенных рядом склепах. Этот факт может служить дополнительным аргументом в пользу принадлежности спорных комплексов поминам.
Может быть поставлен вопрос и об их локальном своеобразии. Поминальные комплексы этого района отличаются большими размерами, отсутствием каменных стел непосредственно перед выкладками, лучшей сохранностью более мощных деревянных конструкций в ямах. В этой связи особенно показательно то, что в раскопанных М.М. Герасимовым комплексах, при их наименьшем сходстве с достоверными поминами, не было погребений. Подтвердить локальный характер отличий могут помины Белого Яра III — памятника, расположенного неподалеку от Изыхского чаатаса. Здесь ямки не содержали погребений и не сопровождались каменными стелами (Поселянин, 1993). Кстати, и для достоверных поминальных комплексов наличие вертикальных стел не обязательно (Тепсей III, раскопы В и Г).
Авторы, настаивавшие на погребальном характере «камешковских» выкладок, относили их к переходному этапу от таштыкской культуры к кыргызской. Они указывали на типично таштыкский инвентарь, с одной стороны, и на конструкцию сооружений, близкую к каменным курганам последующей эпохи, с другой. Однако в ряде случаев в ямах находились срубы, вообще не свойственные ни для оград чаатасов, ни для склепов, а напоминающие скорее о традициях грунтовых могил.
(42/43)
Что касается керамики, то, судя по имеющимся материалам (Киселёв, 1949; Кызласов, 1960; Государственный Эрмитаж, колл. 1664) нет оснований для её обособления в отдельный хронологический этап. В то же время имеются достаточные основания для отнесения, по крайней мере, к VI в. н.э. наиболее поздних таштыкских склепов (Вадецкая, 1986; Савинов, 1993). Кроме того, сосуды «камешковской» группы не имеют признаков, указывающих на их особую близость к кыргызской керамической традиции. Как бы ни трактовать «камешковские» памятники – как погребения или как помины — найденная в них керамика никак не подтверждает их переходный характер. В то же время высока вероятность того, что «камешковские» выкладки сооружались на всём протяжении таштыкской эпохи.
|