|
Б.Б. Овчинникова, Г.В. Длужневская
«Дружинное захоронение» енисейских кыргызов в центре Тувы
(по материалам могильника Аймырлыг 2).
// «Банк культурной информации»: Екатеринбург, 2000. 50 с.
Историко-культурная интерпретация «дружинного захоронения» на могильнике Аймырлыг 2
Кыргызская основа культуры населения, оставившего «дружинную могилу» памятника Аймырлыг 2,
несомненна. Она выразилась как в особенностях погребально-поминального обряда,
так и в предметных сериях сопроводительного инвентаря. С точки зрения
погребально-поминального обряда это: 1) трупосожжение, служащее в настоящее
время основным этническим показателем при определении памятников енисейских
кыргызов; 2) нахождение остатков погребения на уровне древней поверхности (или
в неглубоких ямах), 3) расположение предметов сопроводительного инвентаря на
широкой площади; 4) обычай создания «тайников» с наиболее ценными вещами,
устойчиво повторяющийся в памятниках енисейских кыргызов в Туве и Минусинской
котловине (Копёнский и Уйбатский чаа-тасы; Шанчиг, кург. 19; Демир-Суг I; Эйлиг-Хем III; Чёрная; Самохвал II, кург. 1;
Сарыг-Хая, кург. 2 и др.); 5) сочетание погребальных и поминальных сооружений,
что характерно для предшествующего периода IX — X вв. (Хемчик-Бом II, Каат-Ховак I, Тора-Тал-Арты, Шанчиг и др.).
С точки зрения предметного комплекса кыргызскими можно считать «S»-видные
псалии, удила с «8»-образным окончанием звеньев, витые стержни удил,
фигурные петли на псалиях, «сапожковое» и листовидное оформление концов псалий,
трёхпёрые наконечники стрел с пирамидально оформленной верхней частью,
бронебойные наконечники, стремена с выделенной пластиной с фигурным
оформлением верхнего края пластины, прорезные подножки у стремян, высокие
сбруйные накладки, «Т»-видные тройники, пряжки с орнаментированными щитками,
преобладание растительной орнаментации.
В то же время в предметном комплексе «клада» при «дружинном захоронении» выделяется
ряд предметов, которые по своему происхождению определяются как сросткинские и «неопределённые»
(Грач, Савинов, Длужневская, 1998, с. 45).
Сросткинские — стремена с невыделенной пластиной, удила с большими внешними кольцами,
бронебойный наконечник, крюки на подвижных кольцах, длинные наременные
накладки, пряжки с удлинёнными щитками, пряжки с фигурно оформленным приёмником.
«Неопределенные» — декоративное оформление концов псалий, проволочные однокольчатые удила с
одним внешним кольцом, удила «с упором», пластинчатые псалии, круглые пластинчатые
пряжки, крюки на пластинах с пряжками, крюки с обоймами, длинные накладки с
отверстием, железные кольца, обоймы и т.д.
В целом компонентный состав предметного комплекса «дружинного кладбища» могильника
Аймырлаг 2 подобно могильнику Эйлиг-Хем III может свидетельствовать о том, что, несмотря на кыргызскую основу, в его сложении
принимали участие и другие компоненты: в большей степени сросткинский и «неопределённый».
Именно этот «неопределённый» компонент, вытеснив традиционную основу, станет
господствующим в культуре енисейских кыргызов в XI-XII вв.
Так археологические данные весьма успешно подтверждают и дополняют сведения письменных
источников и, в первую очередь, китайских (Бичурин, 1951). Дата 840 год —
начало периода могущества енисейских кыргызов в Центральной Азии
прослеживается по распространению погребально-поминальных комплексов с
сожжениями сосуществуя с погребальными памятниками древних тюрок-тугю и
уйгуров. Неслучайно в первых, совершённых по обряду трупосожжения, встречаются
изделия общетюркского облика *.
Металлические предметы убранства коня и человека общетюркского облика (рис. ) в большинстве
лишены декора; имеющийся орнамент, чаще растительный, выполнен гравировкой,
иногда на кружковом фоне, чеканкой, редко литьём. В изделиях простых
геометрических форм, отсутствует существенная фестончатость краёв. Подобные
предметы находят и в погребениях с сожжением кыргызов, и в погребениях по
обряду трупоположения с конём, характерных для культуры древних тюрков. Исходя
из этого, облик изделий назван общетюркским; время его возникновения и
преимущественного бытования определяется VII-VIII в.; в VIII-IX вв. к
(40/41)
Рис. 17. Соотношение изделий общетюркского, тюхтятского и аскизского обликов, (составлено Г.В. Длужневской)
(41/42)
ним добавляются бляхи «портальной» формы, со скошенным краем, овальные уздечные с
фестончатыми краями и др. В оформлении контуров использованы сердцевидные
мотивы, фигурноскобчатость и фестончатость (Савинов. 1984, с. 61, 66; он же.
1994). Этот полноценный комплекс художественных изделий общетюркского облика
продолжает существовать на протяжении всего X и даже XI в.
Наряду с ними со второй четверти X в. появляются изделия кыргызского — «тюхтятского» облика, (рис. ) получившие свое наименование по Тюхтятскому кладу, обнаруженному в начале нашего века и включающему представительную серию характерных изделий. Бронзовые, позолоченные, реже серебряные предметы с богатым растительным орнаментом: изображения лепестка с незаштрихованной узкой срединной частью, трилистника, сложных фигур из лепестков и листьев, цветка в виде висящей кисти, округлого плода или пламевидного лепестка: побегов в виде древовидных фигур с расходящимися или напротив — сходящимися наверху ветвями: композиции изображений животных, птиц, антропоморфных фигур. Обычно они литые, с оформлением краёв в виде «бегущей лозы» или фестончатыми краями. Весьма редко используется прием нанесения гравированного орнамента по кружковому фону — традиция танского искусства. Изделия «тюхтятского» облика имеют ближайшие и надежно датированные аналогии в инвентаре гробниц киданьской знати. Общий облик изделий на территориях Южной Сибири, Тувы, Забайкалья, Алтая, Восточного Казахстана объясняется культурным влиянием более сильного, нежели кыргызское, государственного образования киданей. Влияние было взаимным: в комплексах киданей наряду с изделиями собственных, присущих только им форм находят стремена, удила с псалиями, округлые тройники, которые являются обычными для погребений кыргызов. В орнаментации художественных предметов определенно прослеживаются буддийские мотивы. (Комплекс-«клад» Аймырлаг 2 гр. III). Вещи, найденные в северо-западной части Центральной Азии, изготавливались местными мастерами-ремесленниками, тогда как мотивы перерабатывались, и первоначальный смысл изображения, тем более при многократном копировании, терялся. Подобные изделия существовали в среде кыргызов со второй четверти X века и, по крайней мере, до
середины XI. Расцвет художественного мастерства не совпал с
расцветом государства в целом, но элементы субкультуры элитарных военно-аристократических
кругов постепенно влились в народную и сохранились поныне.
В середине X в. наряду с бронзовыми литыми появляются железные
кованые предметы с орнаментацией серебром или золотом, так называемого «аскизского»
облика: наременные бляхи и наконечники без прорезей, в шарнирном соединении, с
крепёжными приспособлениями, пряжки рамчатые и щитковые, сложносоставные
предметы (рис. ). Все они часто удлинённых пропорций, с сильно рифлёными или
фигурноскобчатыми краями. Характерна специфическая конструкция: упоровые удила
с пластинчатыми напускными псалиями. Орнамент, наносившийся техникой
инкрустации или аппликации: схематическое изображение бегущей лозы, розетки,
плетёнки и др. — в ряде случаев является упрощённой вариацией тюхтятских
мотивов. В комплексах с изделиями «аскизского» облика иногда встречаются
бронзовые «тюхтятские» вещи, например, в погребениях могильника Эйлиг-Хем III
(Грач, Савинов, Длужневская, 1998), также как в комплексах с преобладанием
тюхтятских — аскизские (Тюхтятский клад). Отдельные предметы этого облика
обнаружены в киданьских гробницах наряду с бронзовыми литыми. Широкое
распространение аскизские вещи получают в XI-XII вв. Этот период в культуре енисейских кыргызов характеризуется ослаблением влияния киданей, усилением тенденций к культурному обособлению кыргызов (Длужневская, 1987, с. 179-181).
Таким образом, в Туве и Южной Сибири в середине IX-XII
вв. распространяется культура енисейских кыргызов, характерными признаками
которой являются специфическая погребально-поминальная обрядность и комплексы
изделий, в том числе убранства коня и человека. На основании анализа комплексов
в культуре енисейских кыргызов можно выделить три этапа: 1) середина IX — первая четверть X вв. — с изделиями общетюркского облика; 2) вторая четверть X — середина XI вв. — с изделиями тюхтятского
облика; 3) XI-XII вв. — с изделиями аскизского облика (рис. 17).
Население, оставившее «дружинное захоронение» могильника Аймырлыг 2, имело наиболее чётко
выраженные связи с обитателями среднего течения р. Хемчик (мог. Тора-Тал-Арты и
мог. Даг-Аразы). Вероятно, этот район являлся определённым местом бытования
кыргызских группировок, поселившихся в Туве в IX-X вв.
Размещение курганных могильников в сочетании с памятниками рунической письменности
позволяет говорить об Улуг-Хемской котловине в целом как о центре данного
региона и, возможно, центре государственного объединения кыргызов в так
называемый период «кыргызского великодержавия».
(42/43)
Территория Тувы в середине IX-XI вв. в определённом смысле оказалась в центре политических
событий, проистекавших в данном регионе (Длужневская, 1983 а, с. 41). Это нашло
отражение в распространении памятников в бассейне Верхнего Енисея и дальнейших
перемещениях населения, прослеживаемых как по погребально-поминальным
комплексам, так и по тамговым знакам. Например, только на горе Тепсей в
Минусинской котловине, у подножья которой исследованы кыргызские могилы, и на скалах над могильником Хемчик-Бом II в Саянском ущелье обнаружены
одинаковые тамги. В могиле 9 могильника Тепсей III, кроме того,
имеется лировидная подвеска, абсолютный аналог которой происходит из кургана
97 могильника Зевакино в Восточном Казахстане, а в комплексе с последней
найдены совершенно идентичные с хемчик-бомскими бляхи наборного пояса
(Арсланова, 1972; Комплекс археологических памятников у горы Тепсей, 1980 [1979.
— П.А.]). Однако при рассмотрении вопросов, связанных с перемещениями
групп населения, большее значение имеют случаи нахождения сходных комплексов
погребально-поминальной обрядности, чем отдельных вещей.
К середине IX в. кыргызы появляются в районах, наиболее близких к
проходам через Саяны, — в Северной Туве, восточной части правобережья Енисея и
Саянском ущелье. Чуть позже, а по датировкам изделий — в начале X в. осваивается центральнотувинская котловина, как западная (низовья р. Чаа-Холь),
так и восточная её части (долины рек Элегест, Каа-Хем). С середины X в.
в комплексах долины р. Элегест наряду с изделиями тюхтятского облика появляются
отдельные аскизские вещи. Именно эти памятники показывают местный, кыргызский
характер позднего этапа культуры, с начала освоения новой технологии, связанной
с обработкой железа и применением инкрустации. К середине X в.
относится, видимо, частичное перемещение населения из восточной части
центральнотувинской котловины в западную, в долину р. Чаа-Холь. Не исключено,
что это было связано с перенесением ставки на территории Тувы.
В начале XI в., по имеющимся ныне данным, население покидает
восточные районы, возможно, опасаясь каких-либо внешних вмешательств, и уходит
на противоположный берег Енисея. Характерные черты погребально-поминальной
обрядности «элегестцев» наблюдаются в Северной Туве, а в XI — первой четверти XII вв. — в могильнике Демир-Суг I.
Западная часть Центральной Тувы была заселена, вероятно, иными родоплеменными группировками,
с отличными от элегестских погребально-поминальными традициями. Здесь, также во
второй половине X в., происходит внедрение новой технологии обработки
железа и на её основе новых форм и облика изделий. Этот процесс прослеживается
здесь более явственно, что, возможно, связано также с переходом власти к
другой группировке кыргызского общества, во главе которой могли стоять
известные по именам Багыр или Кара Йаш. В последней четверти X в.
часть обитателей низовьев р. Чаа-Холь, возможно, по каким-то внутренним
причинам не воспринявшая возвышения другой группировки и сохранившая
преимущественно «тюхтятский облик» изделий, сдвигается в долину р. Хемчик, к
западным проходам через Саяны. Почти в то же время вторая группа населения, с
преобладанием «аскизского облика» изделий, в силу каких-то внешних
обстоятельств отступает на другой берег Енисея, в долины рек Эйлиг-Хем,
Демир-Суг и др.
С конца X— первой половины XI вв. процесс
трансформации облика культуры кыргызов происходит повсеместно, захватывая в
том числе и Минусинскую котловину. Вероятно, это было связано с начавшимся еще
в X в. отступлением кыргызов и возвращением основной
массы населения в бассейн Среднего Енисея. Сначала расселившиеся южнее
Танну-Ола кыргызы вернулись в Центральную Туву: затем они передвинулись на
правый берег Енисея и в Турано-Уюкскую котловину; население долины р. Хемчик
оттягивается ближе к р. Енисей. Процесс постепенного возвращения в Минусинскую
котловину был длительным и протекал одновременно с перемещениями внутри Тувы.
Немногочисленное, судя по резко уменьшающемуся числу памятников, население
этой области кыргызского каганата остается в Туве до конца XII в. Начавшиеся в XIII в. неоднократные нашествия монголов на Туву заставили
кыргызов окончательно исключить её из состава своего государственного
образования.
Среди причин, побуждавших к движению население кыргызского каганата, были как внутренние,
так и внешние. К числу первых можно было бы отнести экономические и
внутриполитические причины (необходимость в расширении пастбищ, поиск
контактов с крупнейшими осёдлыми цивилизациями, а также междоусобную войну). К
внешним причинам следует отнести в первую очередь давление извне со стороны
киданей, а также, возможно, кунов, каев и найманов. Об этом свидетельствует
перенесение ставки в начале X в. из Южной Тувы в Центральную. Исходя из
археологических материалов можно предположить, что в первой половине X в.
ставка находилась в долине р. Элегест, близ могильников Шанчиг, Чинге, Элегест
и серии стел с разнотипными тамгами. К середине X в., как
известно, каган со своим окружением вернулся в Минусинскую котловину. По всей
вероятности, его наместник также отступает от самого близ-
(43/44)
Рис. 18. Карта передвижений енисейских кыргызов в IX-XII вв.: 1-4 — локальные варианты погребально-поминальных памятников IX-X вв. 5 — направления передвижений енисейских кыргызов в пределах Тувы; 6 — направлении продвижения енисейских кыргызов в Туву; 7 — направления поэтапного отступления енисейских кыргызов из Тувы.
(44/45)
кого пути в центральноазиатские степи через Самагалтайский проход и уходит в низовья
р. Чаа-Холь. (рис. ) В конце X в. или несколько раньше правитель тувинской области
снова переносит ставку — теперь на правый берег Енисея, в долину р. Эйлиг-Хем.
(Грач, Савинов, Длужневская, 1998, с. 67-68).
Принято считать, что политический центр государства определяет местонахождение ставки
правителя. В летописях говорится, что от местопребывания кыргызского Ажо до
ставки уйгурского кагана 40 дней пути верблюжьего хода (Бичурин, 1950, с.
353). По-видимому, имеется в виду расселение кыргызов и местонахождение ставки
кагана на территории к северу от Саянских гор в Минусинской котловине. Этому
не противоречит и сообщение, касающееся перенесения «места пребывания»
кыргызским каганом после побед 840 г. «на южную сторону гор Лаошань,
называющихся также Ду-мань». Они находятся в 15 днях конной езды от столицы
уйгуров (Бичурин, 1950, с. 356). Можно считать установленным, что
Лао-шань=Ду-мань — горы Танну-Ола, ныне ограничивающие на юге территорию Тувы
(Бартольд, 1963, с. 489).
До настоящего времени не имеется однозначного объяснения тому факту, что
кыргызский каган перенес свою ставку не в традиционный для кочевых
центральноазиатских империй район р. Орхон, а на юг от гор Танну-Ола, в район
реки Тес-Хем. Что могло помешать ему в пору наивысшего подъёма государства? В
это время «Хягас было сильное государство... На восток простиралось до Гулигани
(Прибайкалье), а на юг до Тибета (Восточного Туркестана, которым в это время
владели тибетцы), на юго-запад до Гэлолу (карлуков в Семиречье)» (Бичурин,
1950, с. 354). Аналогичные границы расселения кыргызов в IX-X вв. отмечают и
арабо-персидские источники. По «Книге путей государств» ал-Истахри, «Худуд
ал-алам» и картам арабского географа Ибн Хаукала в «Книге путей и стран»
кыргызы граничили на западе с землями кимаков с центром расселения в районе р.
Иртыш (кимако-кыпчакским государственным объединением, возникшим в середине —
второй половине IX в.), на юго-западе с карлуками в пределах Семиречья
и на юго-востоке — с тогузгузами (уйгурами) в горах Восточного Тянь-Шаня
(Караев, 1968, с. 33-37).
Надо полагать, что во второй половине IX в. и начале X в. ставка кагана кыргызов не
меняла своего местонахождения, тем более что об этом не имеется и каких-либо
данных. В начале X в., вероятно, в связи с усилением монголоязычных
киданей, кыргызский каган переносит ставку в Центральную Туву. В сочинении «Худуд
ал-алам» говорится, что у всех кыргызов «нет совсем ни деревень, ни городов, и
все они селятся в юртах и шатрах, кроме того места, где живёт» каган. Он живёт
в городе, называемом Кемиджкет (Материалы по истории киргизов и Киргизии, 1973,
с. 41-42). Исходя из археологических материалов можно предположить, что в
первой половине X в. ставка находилась в долине р. Элегест близ
исследованных здесь могильников Шанчиг, Чинге, Элегест с серией каменных стел
с подписями и разнотипными тамгами, поскольку представляется, что при ставке
должны были находиться представители различных аристократических семей —
обладатели разнотипных знаков.
К середине X в. ставка кагана была перенесена обратно в
Минусинскую котловину говорится, что от Когмена (Саянских гор) до неё пути 7
дней. К военному лагерю кыргызского кагана, главному и лучшему месту в стране,
ведут три дороги, сказано у персидского автора Гардизи в «Украшении известий»
(середина XI в.) (Бартольд, т. VIII, с. 47-48).
Вероятно, это местность в районе Белого Июса, где местопребывание ставки
оставалось длительное время (Потапов, 1957, с. 15-16). Каган, возвращаясь из
Тувы в середине X в. вместе со своим ближайшим окружением, видимо,
оставил там своего наместника, который также отступает от самого близкого пути
в центральноазиатские степи через Самагалтай и уходит в низовья р. Чаа-Холь.
Вероятно, власть при этом переходит к другой семье, что основано на картографировании
тамг и отсутствия двух типов тамг в западной части центральнотувинской
котловины. В последней четверти X в. — начале XI в. происходит следующее
перенесение ставки «наместника». Теперь он со своим окружением откочёвывает из
района Чаа-Холя на правый берег Енисея, в долину р. Эйлиг-Хем, где исследован
могильник Эйлиг-Хем III, курганы которого определённо были возведены для представителей
высших чинов военно-аристократических кругов (Длужневская, 1985, с. 14-15).
Количество населения, в 840 г. перевалившего через Саяны и расселившегося в Туве, неизвестно.
К этому времени кыргызы могли собрать войско в 100 тысяч всадников. Видимо,
близкое к этому число воинов двинулось в южном направлении и сначала даже не
остановилось в бассейне Верхнего Енисея. Впереди у них были походы на
Орду-Балык, Великой Китайской стене, в Восточный Туркестан, богатая добыча,
пленные. Не ранее чем через десять лет отряды возвращаются и начинают осваивать
новые территории. Так же как в западной половине Уйгурского каганата осталась
кочевать часть уйгуров, так и на территории Тувы осталась часть прежнего
населения: потомков населения тюркского и уйгурского периодов. Исследованы
курганы с погребениями по обряду трупоположения с конём, с изделиями в
сопроводительном инвентаре как
(45/46)
общетюркского, так и кыргызского облика. Кроме того, как уже отмечалось выше, в Туве
исследовано 450 разнохарактерных комплексов енисейских кыргызов, из них 410
относится к IX-X вв. и только 40 — к XI-XII вв. Сооружений, датируемых XIII
в., пока не обнаружено. Значительное сокращение количества
погребально-поминальных комплексов XI-XII вв. и их преимущественное размещение
в нижнем течении р. Хемчик, на правобережье Енисея и севернее Уюкского хребта
определённо показывают уменьшение кыргызского населения в Туве и его
отступление к северу, подтверждая их частичное возвращение вслед за каганом в
минусинскую котловину в течение X в. (Длужневская, 1979, с. 47-49).
(46/47)
Аймырлыг 2, «дружинное захоронение» — курган 2 (фото)
* Под «обликом изделий» понимается единство характерных форм предметов и декора определённого стиля.
|