Б.И. Маршак

Сюжеты повествовательных росписей
в домах Пенджикента VI-VIII вв.

// 75 лет Отделу Востока. СПб: 1995. С. 31-36.

История изучения сюжетов росписей Пенджикента за почти полвека, прошедшие со времени открытия в 1948 г. в этом согдийском городе монументальной живописи, делится на три этапа. Сначала были сделаны первые сопоставления с иранской эпической традицией (М.М. Дьяконов, Н.В. Дьяконова, О.И. Смирнова). Материал тогда был фрагментарным, и поэтому не был учтён контекст, т.е. место изучаемой росписи в зале, соседние с ней композиции, назначение здания, в котором она обнаружена. Конкретные интерпретации этого этапа, как правило, не подтвердились, хотя общее направление поиска источников было правильным.

Второй этап начался после раскопок в 1956-1957 гг. «Синего зала» (V1/41), в котором достаточно хорошо сохранились росписи всех жанров. А.М. Беленицкий определил сюжет второго (основного) яруса как иллюстрации к рассказу о походе Рустама на дэвов, а росписи нижнего яруса связал с притчами круга «Панчатантры» и сказками. С тех пор определилась тенденция рассматривать основные и нижние ярусы как относящиеся к разным жанрам: «высокому и низкому», что сразу облегчило поиск сюжетов. В дальнейшем, в исследование этой проблематики включился автор этого доклада, некоторые сюжеты подробно разработал Г.Л. Семёнов.

Третий этап начался несколько лет назад, когда наметилась возможность перейти к сплошному истолкованию сюжетов повествовательных пенджикентских росписей, которые или нахо-

(31/32)

дят аналоги в письменных и фольклорных текстах, или без прямого отождествления, могут быть сопоставлены с каким-то крутом сюжетов и мотивов. В некоторых случаях мы бесспорно имеем дело с ранее неизвестными сочинениями, но и тогда устанавливается их жанровая принадлежность (распределение по жанрам приводится приблизительное, поскольку точной классификации пока нет и у филологов). Подробная работа подготовлена мною к изданию, а сейчас я хотел бы ограничиться репертуаром сюжетов по залам и некоторыми выводами, к которым он позволяет придти.

(32/33)

(33/34)

(34/35)

Теперь появилась возможность сравнить сюжеты пенджикентских росписей и фрагментов согдийских литературных текстов. Можно сопоставить три выборки; тексты, росписи помещения 41/VI (20 сюжетов) и помещения 1/XXI (15 сюжетов). Во всех трёх выборках есть эпические сказания, басни Эзопа, притчи «Панчатантры», сказки о глупцах. В помещении 41/VI и текстах встречается эпизод суда. Два сюжета росписей (VI, 41-1, VI, 41, 5) находят близкие соответствия в фрагментах рукописей. Материалы росписей показывают, что сюжеты притч, которые рассказывали манихейские и буддийские проповедники были популярны и в светской среде.

(35/36)

Среди не менее, чем десяти, эпических сюжетов три были связаны с Рустамом (из них отождествляется только один: «семь подвигов»). Один из сюжетов индийского происхождения, но остальные шесть, по-видимому, представляют оригинальное согдийское эпическое творчество.

При сопоставлении нижних ярусов одновременных залов 41/VI и 1/XXI выявляется, что в них художник не иллюстрировал какой-либо известный сборник целиком. Сюжеты из Эзопа и «Панчатантры» соседствуют. Рядом с ними в обоих запах есть иллюстрации к рассказам, не имеющим отношения к этим произведениям. Между двумя залами имеются существенные различия в тематике (полностью совпадает только один сюжет).

В зале 41/VI проиллюстрированы не менее трёх сказок о суде и судьях. Слово «судья» (чтение В.А. Лившица) есть в надписи на несохранившейся росписи нижнего яруса из этого зала. В том же зале не менее четырёх росписей на сюжеты волшебных сказок. Рассказы о глупцах представлены дважды, но их можно понять и как рассказы о ловком обмане. В зале 1/XXI совсем нет ни мотивов волшебных сказок, ни судов и судей, зато самонадеянная глупость и непредусмотрительность демонстрируются не менее шести раз. Такой подбор, возможно, связан с деятельностью владельцев домов. Дом, в который входит помещение 41/VI, был не очень велик, в нём не было больших амбаров или складских помещений. Возможно, в нём обитал судья. Дом с помещением 1/XXI был вторым по величине жилищем города с развитой системой помещений для публичных приёмов. Человек, который им владел, несомненно обладал влиянием на политическую жизнь города в трудное время его восстановления под властью арабов около 740 г. Для него, вероятно, было важно предостеречь сограждан от последствий необдуманных действий.

Изучение искусства Пенджикента на современном этапе позволяет поставить вопрос об общем и индивидуальном в программах росписей домов городской знати.

наверх