Б.И. Маршак
К методике атрибуции среднеазиатской торевтики.
Во втором номере журнала «Советская археология» за 1974 г. опубликовала рецензия Л.И. Ремпеля на мою книгу «Согдийское серебро» (М., 1971). Поскольку оценка книги в основном положительная, а существенные выводы не оспорены, я мог бы не защищать свою работу в специальной статье. Выступление в печати представляется нужным не для самозащиты, а для выяснения принципиальных вопросов, связанных с методикой атрибуции памятников средневекового искусства.
С каждым годом появляются новые и новые серебряные сосуды. Поэтому вопрос, в какой мере применима предложенная в «Согдийском серебре» методика изучения торевтики, остаётся весьма актуальным. Тем более, что, как отмечается в рецензии, ранее торевтикой занимались главным образом «попутно» (стр. 308).
Мой метод, по Л.И. Ремпелю, имеет лишь сугубо ограниченное значение. Но в какой мере знаком рецензент с методикой, которую он критикует?
Обширные, но структурно рыхлые сочинения по искусству Средней Азии, к сожалению, уже приучили читателей к возможности изучать книги, пропуская целые разделы. Не потому ли рецензент не взял на себя труд проследить за логикой моей книги, предпочитая изложение в несколько удивлённом тоне отрывков, вызвавших его недоумение? Внимательное чтение текста, очевидно, помогло бы ему разрешить свои сомнения. Только пропустив 18-20 стр., рецензент мог приписать мне отрицание сопоставления вещей по их сходству, чтобы затем с торжеством указать, что и я употребляю слова «похоже» и «непохоже» (стр. 309). Между тем в книге общее сходство играет важную роль на ряде этапов работы над классификацией, и лишь на третьем этапе для различения сходного приходится обратиться к малозаметным приёмам исполнения, чтобы выделить разные ремесленные традиции (стр. 18). Выделение таких признаков рецензент называет «априорным» (с. 309). Что значит в этом контексте слово «априорный» — неясно. Вероятно, Л.И. Ремпеля удивля-
(208/209)
ет случайный характер отобранных признаков. Однако эта «случайность» необходима на соответствующем этапе исследования. Дело в том, что чем случайнее признак с точки зрения потребителя и с точки зрения логики образа, тем менее вероятно, что он будет часто встречаться и коррелировать с другими признаками. Выбранные мною признаки при всей их «случайности» достаточно распространены и, как видно из таблицы, хорошо коррелируют между собой и с другими признаками других уровней. Итак, они не случайны, хотя причина их применения многими мастерами — не логика художника и не логика потребителя, видимо, не считавших, что значимость вещи зависит от применения какого-то малозаметного приёма исполнения или какой-то детали орнамента. Остаётся думать, что устойчивость таких взаимосвязанных признаков объясняется стойкостью ремесленной традиции, передавшейся от учителя к ученику.
Работая с такими признаками, можно отличать подражания от оригиналов, поскольку подражатель стремится воспроизвести доступные ему «художественные идеи» и не обращает внимания на маловажные для зрителя приёмы исполнения, которые у него свои, выработанные ещё в годы ученичества.
Однако и «художественные идеи» не полностью осваиваются подражателями, которые часто не понимают конструктивную или изобразительную роль воспроизводимых ими линий и форм. Непонятые элементы часто осмысляются как декоративные.
Если на похожих вещах в одинаковом контексте детали сохраняют или теряют сходство с изображённым предметом, то естественно думать, что это сходство утрачено на более поздних вещах. Таких признаков удается найти немного, но это не должно вести к уменьшению надёжности логически обоснованных типологических рядов, если соблюдать некоторые дополнительные условия, изложенные на стр. 18-20 «Согдийского серебра».
Между тем типология тоже вызывает сомнения рецензента. Это естественно, поскольку он не обратил внимания ни на стр. 18-20, ни на те места, где типология проверяется по независимым от неё фактам. Приведены всего два не удовлетворивших Л.И. Ремпеля примера. В первом случае сопоставляются сходные чарки школы С, из которых одна признана типологически более поздней, чем другая, на основании потери первоначального изобразительного смысла орнаментального мотива, т.е. обычнейшего в археологии типологического аргумента. Л.И. Ремпель пишет: «Удивительно, как быстро сделанное вначале допущение хода эволюции формы превращается в безоговорочный аргумент!» (стр. 309). Рецензент не заметил, что у меня не сказано «моложе», а сказано «типологически моложе» и что вся типология первой главы ещё не даёт, с моей точки зрения, исторической последовательности, а лишь аналог этой последовательности, в какой-то мере её отражающий (стр. 20). Проверка соответствия исторического и типологического идёт в следующих главах. В данном случае допущение подтверждается тем, что по пропорциям типологически более ранняя чарка соответствует ранним танским чаркам такой же формы, а типологически более поздняя — более поздним танским (стр. 47), причём танские связи школы С достаточно отчётливы.
Второй пример — хронологическое сближение непохожих по общему облику сосудов Т 48 и Т 31 на основании типологической близости орнаментального мотива. На этот раз сопоставление подтверждается но только аналогиями, но и химическим составом металла. Эти сосуды, как и другие поздние вещи таблицы, оказались изготовленными из весьма редкого для средневекового Востока серебра, практически не содержавшего рудной примеси золота (стр. 104, 105). Больше примеров нет. Самые слабые, с точки зрения Л.И. Ремпеля (впрочем, не разобранные им по существу), типологические заключения находят подтверждение в независимых от моей типологии материалах.
(209/210)
Переход от обзора аналогий к атрибуции школ и этапов требует довольно детальных рассуждений. У вещей находятся заведомо согдийские признаки, затем часто — признаки несогдийские, и лишь после рассмотрения тех и других делается с той или иной допускаемой материалом степенью определённости вывод о происхождении вещей. Рецензент, не желая вдаваться в детали, потерял нить рассуждений. Он пишет: «...настораживает последовательно развитая мысль о том, что определение признаков согдийского серебра ещё не гарантия того, что предмет относится к Согду. Здесь мы вступаем на зыбкую почву оговорок, при которых всякое утверждение таит в себе отрицание, в должный момент превращающееся снова в аргумент утверждения» (стр. 309). Впрочем, конкретных примеров подобных противоречий Л.И. Ремпель не находит, равно как нигде не прибегает к помощи каких бы то ни было наблюдений над материалом. Существенные выводы книги он принимает. Так, с моим пониманием школы В рецензент согласен (стр. 309, 310). Сосуды, отнесённые мною к школам А и С, и по автору, и по рецензенту, лишь частично связаны с Согдом, причём вещи школы А характеризуются преимущественно иранскими, а школы С — степными и дальневосточными параллелями (с. 310).
Высказанные Л.И. Ремпелем сомнения в дате Т 41 (одного предмета на 50!) никак не подкреплены, а мои аргументы даже не упомянуты.
Сосуды Т 14, 25, 26, 40, 43, 46, 47 Л.И. Ремпель называет «степным тюркским металлом», простиравшимся «до юга России». Чарку Т 40 я отношу к хазарской салтовской культуре (стр. 63, 105), что не противоречит мнению рецензента, но остальные сосуды, на мой взгляд, не случайно не находят сколько-нибудь близких аналогий в достаточно известной посуде из погребальных комплексов степного пояса.
Л.И. Ремпель упрекает меня в слишком широкой и одновременно слишком узкой трактовке согдийского серебра (стр. 310). Необходимость охвата не только согдийских материалов в книге оговорена (стр. 14-16). Упрёк в слишком узкой трактовке объясняется невнимательным чтением. Сосуды, не входящие в школы А, В, С и слабо связанные с этими школами, не включены в таблицу, но о них идёт речь в работе. [1]
В книге есть два слова («интуитивно ощущается»), очень удобные для иронически настроенного оппонента. Л.И. Ремпель их не раз цитирует, называя «критерием при сравнении рядов» (стр. 309). Однако и здесь его подвела невнимательность: «ссылка на интуицию» не была призвана заменить собой выполнение «данного ранее обещания доказать последовательность этапов школы А на основании признаков школы В» (стр. 309), потому что после слов об интуиции идут шесть страниц текста (стр. 27-32), в которых по конкретным признакам сопоставляются обе школы. Различия в длительности промежутков между этапами школы В «интуитивно ощущаются» профессионально подготовленным наблюдателем ещё до анализа, но это «ощущение» подтверждается детальным сравнением, которого рецензент не заметил.
Такое же обращение с оторванной от контекста цитатой Л.И. Ремпель демонстрирует в связи с моими словами: «различные направления поиска могут привести к разным выводам». По Л.И. Ремпелю, эта
(210/211)
фраза относится к моему методу и является авторским признанием (стр. 308). Между тем в книге она характеризует ту ситуацию в науке, при которой были сделаны ошибочные атрибуции и которая заставляет прибегнуть к более тщательной разработке методики (стр. 16).
Л.И. Ремпель в своей статье не защищает собственные определения, наряду с атрибуциями других «ташкентских исследователей» заслужившие в «Согдийском серебре» «острые упрёки» (стр. 311). Он лишь пишет, что исследователи, которых я критикую, занимались согдийской торевтикой «попутно» (стр. 308). Атрибуции и судьбы ремесленных традиций не настолько занимают рецензента, чтобы он с уровня обобщающих суждений о судьбах искусства спустился на уровень спора о мотивах, деталях, приёмах исполнения. Эту область историко-художественного детектива, где ценны и достойны внимания любые мелкие «улики», он готов уступить: «Метод анализа восточного серебра, разработанный Б.И. Маршаком, позволяет сделать ряд любопытных и полезных наблюдений над составом мотивов и форм, созданных ремесленной традицией» (стр. 309).
Однако жизнь художественных школ, по мнению Л.И. Ремпеля, нельзя изучать с помощью моей методики. В этой связи метод называется «учёным формализмом» (стр. 309), а сам я к тому же оказываюсь «в плену формальных схем» (стр. 310). Как же обоснованы такие грозные обвинения, к которым ещё добавляется попытка «оторвать школу от культуры»? (стр. 309). Рецензент не замечает, что мелкие признаки, важные для разграничения школ исследователем, нигде не выдаются мною за основные отличия тех же школ с историко-культурной или историко-художественной точки зрения. Это так же очевидно, как то, что отпечатки пальцев, позволяющие надёжно опознать человека, никак не могут характеризовать его личность. Именно поэтому эволюция торевтики в книге дана по изменению художественных идей, отразившихся в облике вещей. Уже первичное описание школы А — это не только перечень опознавательных отличий, но и исследование перемен в характере художественной выразительности (стр. 21-23), причём в дальнейшем (стр. 84-89) эти перемены рассматриваются на широком историко-культурном фоне. Развитие школы В, как видно даже в пересказе Л.И. Ремпеля (стр. 309-310), тоже прослеживается и осмысляется не по наличию или отсутствию малозаметных признаков, позволяющих различать схожие вещи разных школ, а по изменению формы и декора в целом.
Мою историческую интерпретацию рецензент опускает, чтобы «не потерять руководящую нить», хотя упомянутые им части главы, посвящённой интерпретации, вполне одобряются (стр. 310).
Что же в выводах не нравится рецензенту?
Во-первых, он отрицает, что «вещи, далёкие по стилю и месту изготовления, могут представлять одну школу только в силу общности второстепенных деталей» (стр. 309). Л.И. Ремпель спорит с самим собой. Я пишу не о стиле, а лишь о «наиболее явных признаках стиля» (стр. 17), совпадение которых ещё не означает общности происхождения, а должно быть проверено с помощью малозаметных приемов исполнения.
Во-вторых, я якобы отодвигаю сюжет и иконографию «на второй план» (стр. 309). Сюжет, иконография, специфика художественной выразительности школ рассматриваются преимущественно в последней главе книги. Суждения о художественных идеях неизбежно в значительной степени субъективны. Поэтому я, как и многие авторы, стремился подкрепить их независимым от истолкования этих идей способом. Вещи на таблице расставлены, насколько это оказалось возможным, не «по духу», а по материальным признакам, доступным любому наблюдателю. Но когда таблица была готова, она стала инструментом дальнейшего исследования. Если размещение вещей не случайно, то оправдан поиск менее конкретных особенностей, объединяющих или противопоставляющих уже не
(211/212)
по деталям и мотивам, а по художественному решению отдельные зоны таблицы. В результате таких сопоставлений открывается путь к получению нетривиальных стилистических характеристик произведений отдельных школ и стран на разных этапах развития торевтики. Само собой разумеется, что анализ стиля будет продолжаться и после выхода «Согдийского серебра». Думаю, что и я не сказал всё что возможно в этой области. В книге историческая (и историко-художественная) интерпретация дана как необходимый этап работы прежде всего атрибуционного характера. Необходимость такого направления работы показывают изобилующие в литературе неверные атрибуции, о которых мне уже приходилось писать во Введении к книге. Речь идёт не о «ревности» к «другим подходам» (стр. 308), а о том, что существующая практика, базирующаяся на избегании исследования не только малозаметных деталей, но и вообще отдельных мотивов, с одной стороны, приводит к ошибочным определениям вещей, а с другой — к весьма приблизительным представлениям о стиле. Боясь впасть в «учёный формализм», опасаясь как «схемы» каких-либо силлогизмов, авторы, посвятившие свои труды искусству Средней Азии, учитывают только наиболее заметные особенности формы и техники, переходя от них непосредственно к довольно абстрактным стилистическим характеристикам. [2]
В двух случаях рецензент считает мои выводы вынужденными и искусственными. Сначала ему кажется, что одновременное влияние школ А и С на третью школу невозможно и мне нужно искать «подходящий выход» (стр. 310), чтобы объяснять такие влияния. Непредубеждённого читателя одновременное влияние убедит лишь в том, что произведения школ А и С попадали в одни и те же города, а это, с моей точки зрения, вполне естественно.
Затем Л.И. Ремпель иронизирует по поводу школ, которые «начинают, подобно льдинам, дрейфировать, сдвигаясь на разных этапах с одной территории на другую» (с. 310). Тот, кому известна судьба мосульских медников в XIII в., иранских мастеров изразцовой мозаики в XIV в., гератских миниатюристов в начале XVI в. и многие другие подобные случаи в истории средневековья, кто знает, как схожи вещи, созданные на родине и на чужбине одними и теми же людьми, должен понимать, что его ирония не более чем полемический приём. Эмиграция персов после арабского завоевания, создание среднеазиатских колоний в Хорасане и Ираке VIII-IX вв., кардинальное этническое и культурное сближение Хорасана и Мавераннахра в VIII-X вв., а также другие исторические факты позволяют объяснить сложные судьбы школ торевтов. Игнорировать эти факты во имя априорной автохтонности школ было бы непростительным антиисторизмом.
Л.И. Ремпель имеет в виду только локальную школу (такую, как гератская, багдадская и т.д.). Мне представляется, что локальная школа — частный случай. В одном городе могли работать мастера разных школ, как это было в тимуровском Самарканде, и напротив, в разных центрах могли работать представители одной школы. По вещам часто легче определить школы, чем места изготовления, поскольку в средние века традиции были устойчивы, мастера подвижны, а национальные культуры ещё не сложились. Попадая в новые условия в связи с изменениями своего общества или в связи с переселениями на новое место, художники меняли свой стиль, но памятники отчётливо показывают не только пе-
(212/213)
ремены, но и преемственность. Именно поэтому наряду с локализацией по странам в задачу исследователя входит установление принадлежности памятника к определённой традиции, т.е. к той или иной школе. Итак, неодобряемое рецензентом употребление термина «школа» связано со своеобразием исторических условий изучаемого периода.
Распределение вещей по «анонимным школам», с точки зрения Л.И. Ремпеля, ничего не даёт. Однако хорошо известно, что при изучении древнего и средневекового искусства анонимные атрибуции широко применяются и хорошо служат делу систематизации материала. Мысль, что мы оба открыли одну и ту же «истину» (стр. 311), пришла рецензенту только потому, что от него ускользает различие между полной неопределённостью и произвольностью атрибуции и атрибуцией по «анонимным» школам е гипотетической локализацией. Л.И. Ремпель считает, что я критиковал его за сближение согдийской и иранской торевтики, а затем сам не смог разделить их. Между тем я указывал прежде всего на бесперспективность выбранного им пути выявления различий памятников этих стран (стр. 6-8). В конце моего исследования оказывается, что согдийско-иранская дилемма сохранилась лишь для нескольких сосудов, число которых не увеличивает и рецензент, тогда как ряд «согдийских» атрибуций Л.И. Ремпеля и Г.А. Пугаченковой не подтвердился.
Всего сказанного, я думаю, достаточно, чтобы читатель мог убедиться, что рецензент не смог подкрепить рациональными аргументами своё эмоциональное неприятие повой методики атрибуции.
[1] Л.И. Ремпель пишет: «...не охвачены, например, Аниковское блюдо с осадой замка (ср. стр. 7, 10, 11, 61. — Б.М.); сцена единоборства двух воинов (ср. стр. 10, 61); как и вообще серебро хорезмское (ср. стр. 10, 40, 42, 49, 74) и ферганское (ср. стр. 44, 58); блюдце с изображением царя и двух слуг, стоящее, по Маршаку, „на границе между традициями школы А, буидскими и газневидскими образцами придворного искусства”» (стр. 310). Последний упрёк непонятен. По-моему, блюдце хорасанское, около 1000 г. Может быть, блюдце отнесено к «не охваченным» из-за несогласия с моей атрибуцией? Надо учесть, что определение обосновано не только типологией, по и специфическими особенностями костюма изображённых персонажей (см. стр. 66-68).
[2] О неверных определениях в литературе по искусству Средней Азии см. также: А.Я. Борисов, В.Г. Луконин. Сасанидские геммы. Л., 1963, стр. 27-29; О.Ф. Акимушкин, А.А. Иванов. Рец. на: Сборник статей, посвящённых искусству Таджикского народа. Труды АН ТаджССР, т. XLII., Сталинабад, 1956; ЭВ, XIV, М.-Л., 1961, стр. 122-125; А.А. Иванов. Ещё раз о портрете Имам-кули хана. Сб. «Ближний и Средний Восток (история, культура, источниковедение)». М., 1968, стр. 61-66; С.П. Борисковская. Об одной группе подделок античной керамики. Сообщ. ГЭ, XXXIX, 1974, стр. 39-42.
|