● главная страница / библиотека / обновления библиотеки

Б.А. Литвинский, Т.И. Зеймаль. Буддийский монастырь Аджина-тепа (Таджикистан). Раскопки. Архитектура. Искусство. Под ред. Т.К. Мкртычева. 3-е изд., испр. и доп. СПб: «Нестор-История». 2010. (Archaeologica Varia) Б.А. Литвинский, Т.И. Зеймаль

Буддийский монастырь Аджина-тепа (Таджикистан).

Раскопки. Архитектура. Искусство.

Под ред. Т.К. Мкртычева. 3-е изд., испр. и доп.

// СПб: «Нестор-История». 2010. 320 с.
(«Archaeologica varia.»). ISBN 978-5-98187-690-5

 

аннотация: ]

Это третье издание (и второе на русском языке) материалов раскопок Аджина-тепа — буддийского монастыря VII — начала VIII в. н.э., развалины которого находятся на юге Таджикистана (древней Бактрии / Тохаристана). По сравнению с первым русским изданием (1971), в котором были учтены результаты работ на этом важном архитектурном памятнике в 1960-1966 гг., эта книга, как и её второе, итальянское издание (на английском языке, 2004), включает в себя данные, полученные в ходе исследований в 1967-1975 гг. Специальная глава монографии посвящена истории буддизма в Средней Азии.

Книга рассчитана как на специалистов в области археологии Средней и Центральной Азии, так и на всех тех, кто интересуется материальной и духовной культурой древнего Среднего Востока.

 

Оглавление

 

Т.К. Мкртычев. Предисловие. — 5

 

Введение. — 20

 

Глава I. Аджина-тепа: хронология раскопок. — 33

Монастырская половина. — 38

Храмовая половина. — 49

Главная ступа и её двор. — 62

 

Глава II. Архитектурная композиция. Конструкции. Строительные приёмы . — 71

 

Глава III. Живопись и скульптура. — 124

Живопись. — 124

Скульптура. — 154

Иконография и её историко-культурная интерпретация. — 207

 

Глава IV. Аджина-тепа и история буддизма в Средней Азии. — 228

 

Заключение. — 300

 

Приложение.
В.А. Фоминых. Реконструкция монументальной глиняной скульптуры Будды в нирване из Аджина-тепа. — 304

 

Список сокращений. — 314

Именной указатель. — 316

 


 

Заключение.   ^

 

В соответствующих главах и разделах книги было проведено описание и анализ архитектуры, живописи и скульптуры Аджина-тепа, которые рассматривались изолированно друг от друга. Попытаемся мысленно представить, как некоторые части изученного нами комплекса могли выглядеть 12-13 столетий назад, когда здание и его скульптурно-живописное убранство составляли единое целое. Основой для нашей реконструкции являются данные, полученные при раскопках Аджина-тепа и приведённые в тексте; в некоторых случаях мы дополняем их деталями, известными по другим синхронным памятникам или почерпнутыми из письменных источников.

 

Во дворе храмовой половины высился мощный массив ступы. С четырёх сторон двухмаршевые лестницы с перилами круто поднимались вверх — к подножию полусферы. А если поднять глаза выше, то можно было увидеть 7 зонтиков навершия ступы. Монахи и верующие миряне совершали вокруг главной ступы ритуальные обходы, различные пожертвования. Ступа — самая священная часть монастыря, поэтому она и украшалась богаче. Сложное сочетание горизонтальных и вертикальных членений, контраст между прямыми линиями основания и криволинейными поверхностями полусферы и зонтиков, крупные членения ярусов и мелкий ритм ступенек — всё это создавало чрезвычайно усложнённый, хотя и вполне рациональный архитектурный силуэт. Дробность членений его нижней части была усилена контрастом между гладью крупных поверхностей и рельефным выступом трёхчетвертных колонн и сложнопрофилированных горизонтальных тяг, а также полихромией цветных штукатурок. Судя по некоторым находкам, отдельные части ступы были украшены рельефами или скульптурами. По углам двора, словно подчёркивая гигантскую величину главной ступы, покоились такие же по форме, но миниатюрные по размерам ступы.

 

Как писал китайский буддийский пилигрим конца VII в. И цзин, который наблюдал в западном крае церемонию, связанную со священными гимнами, повседневная служба выполнялась следующим образом. Монахи собирались у ворот монастыря после обеда или на закате. Они трижды обходили ступу, при этом один из них, хорошо певший, чистым и звонким голосом распевал гимны, прославляющие добродетели Великого Учителя. Затем, продолжая обряд pradaksina, процессия совершала обход помещений, расположенных по периметру ограды. Мы писали об архитектуре их интерьеров. Но их облик складывался из архитектуры, скульптуры и живописи. Помещения были освещены слабо; узкие снопы света, проникавшие из проёмов, рассеивались, и верхние части Г-образных коридоров, как и их стыки, утопали в полумраке. Группы молящихся несли светильники — много светильников, — и их колеблющееся пламя создавало причудливую подсветку, выхватывая из глубины детали росписей, которые сверху донизу покрывали стены коридоров. Это были крупные медальоны с изображениями Будды, окружённые другими, меньшими изображениями. А на стене, противоположной двору, перед ними проходила история духовной жизни Будды, но не в виде после-

(300/301)

довательной картины, а словно вереница отдельных кадров: это скульптурные изображения сидящих Будд в нишах.

 

Сейчас знакомые лишь специалистам детали позы сидящей фигуры, мудры, были с детства хорошо известны каждому буддисту — мирянину и монаху. Они вызывали определённые воспоминания, связанные с рассказами о духовных подвигах основателя религии. Вот он в позе размышления, вот в позе поучения и т.д. — едва ли не полтора десятка фигур, символизирующих все основные этапы его деятельности. Канонизированные позы, одежда, раскраска, своеобразное, свойственное лишь изображениям Будды выражение лица — всё это настойчиво вызывало у верующих ассоциации, связанные с основателем религии. Большое впечатление производил и размер статуи — в полторы человеческие фигуры, — что вновь подчёркивало «сверхъестественный» характер изображённых персонажей. Нельзя забывать и о том чисто эстетическом впечатлении, которое производили на посетителей эти замечательные изображения Будды, а также стоявшие в некоторых нишах изображения бодхисатв.

 

Слышались звуки музыки и пения: ими сопровождалась церемония pradaksina, и на совершающих обход взирали со сводчатого потолка слабо видные, но тем не менее внушавшие благоговейное уважение изображения сидящих рядами, один над другим, сотен Будд. Они сопровождали процессию всё время её прохождения, парили над ней, исчезая во мраке бесконечности в верхней части свода. Наконец, процессия достигала помещения, где лежал «Будда в нирване». Между стеной и постаментом оставалось узкое пространство. Здесь проходили по одному. Свет светильника ярко освещал небольшие части гигантской скульптуры. Нетрудно представить, что она производила глубокое впечатление на верующих. Не только в буддийском искусстве, но и в искусстве разных народов древности мы встречаемся с гигантскими изображениями божеств, героев, царственных персонажей. Одна из целей этой «гигантомании» всегда была одинаковой: внушать чувства трепета, преклонения.

 

Как сказано в буддийском тексте, «изображения Будды почитают путём принесения цветов и пожертвований, и кладут их вблизи, под взглядами изображения Будды — ушедшего в нирвану Учителя, и его превозносят, как будто он в своей телесной форме здесь присутствует». Один из гимнов гласит: «Хотя Будда погрузился в нирвану, я восхваляю его так, как будто он находится здесь перед моими глазами».

 

Шествуя по коридору XXVIII, посетители видели вместо ниш с Буддами проходы, ведущие в купольные комнатки, с полом, значительно приподнятым над уровнем коридора. В комнатках были поставлены маленькие, искусно выполненные ступы. Купола этих комнаток, как, по-видимому, и стены, были покрыты росписями. На стене прохода, ведущего в одну из таких комнаток, была изображена сцена подношения даров святыне. Сейчас мы назвали бы это наглядной агитацией; в древности это изображение называлось пранидхи. Оно взывало к верующим: монастырь нуждается в приношениях.

 

Затем посетители попадали в вестибюльное помещение. Отсюда можно было войти в святилище храмовой части — небольшую квадратную комнатку с прямоугольными постаментами у трёх стен. Постаменты были буквально заставлены фигурами. Здесь находились лучшие скульптуры монастыря. Они не поражали размерами, ни одна не достигала величины человеческого роста, многие из них совсем крошечные. Среди этих скульптур больше всего было изображений Будд и бодхисатв, на стенах или постаментах имелись рельефы: процессия птиц, растительные завитки, геометрические фигуры. Росписи или скульптуры (или то и другое) украшали и другие помещения храмовой части.

(301/302)

 

Но вот посетитель проходил анфиладу помещений и оказывался в монастырской части комплекса. Дорожка из жжёного кирпича вела его в центральное святилище. Перед ним открывался глубокий вестибюль — айван, за ним ступенчатый подъём и собственно святилище. Благодаря ширине и высоте арочного проёма оно освещалось гораздо лучше коридорообразных помещений, но и здесь, даже в яркий, солнечный день, было сумеречно. В этом крупном зале имелось три пристенных постамента сложной ступенчатой формы. На центральном постаменте, напротив входа, сидел, поджав ноги, Будда. Это вторая по величине скульптура монастыря — она достигала четырёх метров. На двух других постаментах также располагались большие фигуры сидящих Будд. Имелось много иных скульптурных изображений. Стенки постаментов были расписаны. На одном из них нарисована сцена подношения: видимо, этот сюжет считался очень актуальным. Стены же были покрыты различными изображениями, среди которых, судя по фрагментам, было немало первоклассных в художественном отношении. Живопись покрывала и стены вестибюля, а проёмы, ведущие из него в коридоры, и один из коридоров сохранили кусочки рельефов.

 

Но этим, пожалуй, и ограничивалось художественное убранство культовых помещений. Остальные комнаты монастырской половины, вскрытые в процессе раскопок, украшены слабо. Таким образом, существовал резкий контраст в этом отношении между двумя половинами комплекса. Аскетическая строгость монастырской половины должна была гармонировать с древними предписаниями буддийской религии о бхикшу — нищих монахах. Практика же буддийских монастырей, потребность воздействия не только на умы, но и на души мирян всеми возможными средствами порождали необходимость использования скульптуры и живописи в оформлении помещений храмовой половины.

 

Как показывает вышеприведённое описание, скульптура, живопись и архитектура Аджина-тепа составляют одно неразрывное целое. Каждый из его элементов нёс свою идейно-художественную нагрузку, но они создавались в своё время как единое целое и сейчас должны быть рассматриваемы как неразрывный художественный комплекс. Так, живопись и скульптура обходных коридоров храмовой части дополняли друг друга, архитектура этих помещений как нельзя больше соответствовала тем памятникам искусства, которые в них находились, и церемонии, которая в них происходила. Здесь мы имеем пример подлинного синтеза архитектуры, скульптуры и живописи — одного из наиболее совершенных для всего раннесредневекового зодчества Средней Азии.

 

Разумеется, этот синтез нельзя рассматривать и понять, вырывая его из контекста функционально-религиозного назначения памятника. Но аналогичные явления происходили и в светской монументальной архитектуре, так что процесс синтеза искусства в зодчестве Средней Азии эпохи раннего средневековья носил универсальный характер. Нельзя забывать и о другом. Плод такого синтеза может быть высокохудожественным лишь в том случае, если гармонически совершенны и соответствуют друг другу все его составляющие. Развитие живописи и, как показали раскопки Аджина-тепа, скульптуры к рассматриваемому периоду достигли в Средней Азии столь высокого уровня, что появились предпосылки для создания таких комплексных сооружений, каким является изученный монастырь.

 

Разумеется, архитектура, живопись и скульптура Аджина-тепа представляют интерес прежде всего как свидетельства уровня развития соответствующих видов искусства в Средней Азии, на юге теперешнего Таджикистана, в эпоху раннего средневековья. Идеал красоты тохаристанцев-буддистов VII в. не адекватен нашему, нам чужды идеи буддийской религии, и тем не менее совершенство этих скульптур столь

(302/303)

велико, они с такой глубиной отражают общечеловеческие эстетические ценности, что продолжают восхищать и ныне, через 12 столетий после своего создания.

 

Религиозные идеи, которые принес с собой буддизм, каноны религиозных изображений, традиции гандхарского и гуптского искусства — всё это играло значительную роль в возникновении того феномена, которому мы дали имя «тохаристанско-буддийское искусство». Его сущность и его форма неотделимы от местного бактрийско-тохаристанского фона, который явился одним из важнейших компонентов, определивших его создание и его стилистические особенности. Другие буддийские центры Средней и Центральной Азии многое почерпнули из сокровищницы тохаристанско-буддийского искусства.

 

Аджина-тепа занимает особое место среди творений раннесредневековых зодчих Средней Азии. Она является ключевым памятником, в котором содержатся, причём не в виде зашифрованной генной информации или даже эмбриона, а в виде уже ясно сформировавшихся феноменов архитектурные идеи, которые лежат в основе дальнейшего развития некоторых типов и форм среднеазиатского средневекового зодчества. Значение архитектуры Аджина-тепа, следовательно, состоит в том, что это сооружение — итог и одно из ярчайших проявлений предыдущего развития раннесредневековой тохаристанской ветви среднеазиатской архитектуры — самобытной по своей природе и вместе с тем неизолированной, творчески усваивавшей и перерабатывавшей достижения соседних архитектурных школ. Не менее существенно и другое: архитектура Аджина-тепа обращена не только в прошлое, но является во многом предвозвестником и последующего развития архитектуры Средней Азии.

 

Мы детально рассмотрели вопросы распространения буддизма в Средней Азии и некоторые аспекты его роли в истории и культуре её народов. Однако этот раздел среднеазиатской истории — неотрывный и очень значимый элемент всемирной истории. Общеизвестна важная роль, которую сыграл буддизм как одна из мировых религий в судьбе очень многих народов Востока, и эту роль нельзя считать исчерпанной даже в настоящее время: ведь и сейчас буддизм — это религия, имеющая сотни миллионов приверженцев.

 

В нашем повествовании показано вместе с тем и место Средней Азии в общей истории буддизма. Ибо, как уже было отмечено полстолетия назад, Средняя Азия явилась основным посредником и трамплином для распространения буддизма в ряде стран Центральной Азии: только перешагнув границы Индии, буддизм достиг своего всемирно-исторического значения, получил свою цивилизаторскую силу и превратился в сильный фактор политического могущества.

 

Вместе с религиозными идеями буддизма из Индии в Среднюю Азию попадали и многообразные элементы индийской науки, литературы и искусства. Переработанные и видоизменённые, они стали составной частью среднеазиатской культуры, которая, в свою очередь, передала немало своих лучших достижений в Индию. Из Средней Азии, гигантского ретранслятора буддизма, учение Будды, а вместе с ним идеи и произведения индийских и среднеазиатских учёных, художников, мастеров распространились дальше на Восток, обогащая материальную и духовную культуру народов Центральной Азии, Китая, Кореи и Японии. Именно поэтому среднеазиатский эпизод истории буддизма и связанной с ним местной культуры, столь ярко и многогранно воплощенной в Аджина-тепа, — важная глава в истории культуры Востока.

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки