А.Н. Липский

Енисейские изваяния

(Путеводитель).

// Абакан: Хакасский областной музей краеведения. 1970. 20 с.

См. файл .pdf, 7,34 Мб на twirpx.com.

Текст с незначительными изменениями и некоторые иллюстрации — из журнала «Декоративное искусство СССР», ноябрьский номер 1969 года.

(2/3)

Рис. 1. Солнце на скале Оглахты на р. Енисее. Божество общего плодородия природы.

(Открыть Рис. 1 в новом окне)

Енисейские изваяния.

На скалах Среднего Енисея — у устья речки Хан Тэгира-охрой, среди петроглифов Оглахты контррельефом повторён один и тот же мотив солнца (рис. 1).

Солнце в обоих случаях изображено лишь в четверть диска и несколько растянуто по горизонтали — таким его видят люди, когда оно едва появляется над горизонтом. Оба рисунка, отделённые один от другого расстоянием в 300 километров, принадлежат одной эпохе, хотя и выполнены разными техническими приёмами. Действовали, очевидно, одни и те же религиозные представления — «культ солнца».

Мы встречаем солнце в наскальных изображениях на Енисее и в далёких от Енисея долинах и предгорьях, на тонких песчаниковых плитах, использованных как строительный материал в погребениях афанасьевской культуры энеолита — меде-камня (могильник Тас хазаа в 89 километрах от Енисея), в стенке тагарского кургана около улуса Онхакова в среднем

(3/4)

Рис. 2. Солнцеобразное божество с р. Уйбата, улус Тазмин.
Нагрудник изваяния — предшественник хакасского пого.

(Открыть Рис. 2 в новом окне)

течении Абакана и в качестве простеночного камня тагарского кургана у улуса Чаркова на Уйбатском предгорье, на борту долины озера Шира. Примечательно, что во всех случаях плиты с изображением солнца использованы как строительный материал — их изображения не почитались строителями погребений со времени энеолита. Но это не значит, что культ солнца эпохи раннего неолита (новый каменный век) отжил, исчез. В скульптуре энеолита он слился с культом праматери, хранительницы душ человеческого потомства, и получил своё выражение в искусстве енисейских изваяний.

Диск солнца, обрамлённый лучами, постепенно утрачивает их. Так, с 49-ти лучей-змеек на изваянии улуса Тазмина, с 23-х — у улуса Онхакова они, продолжая численно уменьшаться, превращаются в один луч-змею, изображённый на большинстве енисейских изваяний. На этом этапе почти исчезают изображения на плоскости и появляются на ребре обелиска — сначала со слабым, а затем всё более глубоким рельефом. С усилением барельефа на изваяниях остаётся всего один луч, извивающийся в виде большой змеи по ребру камня; у личины этот луч-змея расширяется, и личина изваяния представляет голову змеи. В том случае, когда под личиной на камне имеется изображение женской груди (изваяние из ул. Кызласова, со ст. Ербинская и др.) становится чётко видимый [видимым] замысел древнего скульптора: дать женообразное с телом змеи существо.

Животворные лучи солнца, проникающие всюду, для людей каменного века были подобны змее, способной проникнуть в самые недоступные места. Вот почему лучи солнцеобразного божества близ улуса Тазмина изображены в виде множества маленьких змеек вокруг лица

(4/5)

Рис. 3. Солнцеобразное божество из ул. Онхакова на р. Абакане.
Божество общего плодородия природы.

(Открыть Рис. 3 в новом окне)

изваяния (рис. 2), вот почему лучи вокруг лица божества из улуса Онхакова имеют головки, а по телу его и рядом на плите изображены тонкие и толстые змеи (рис. 3), или лучи солнца на плите из долины оз. Шира с головками же, тонкие в концах и значительно расширенные в середине (рис. 4), а хакасские шаманы матерчатые жгуты своих костюмов называют «чилан» — змея — эмблема солнца.

Древний обитатель земель по Среднему Енисею, чья жизнь нередко находилась в прямой зависимости от тех или иных животных, считал быка, барана, оленя своими прородичами [прародичами] — тотемами. Этим и были обусловлены возникшие в глубокой древности у предков хакасов представления об «изыхах» — хранителях душ овечьих, коровьих, оленьих, а вместе с ними и человечьих.

И когда с помощью учащихся старших классов 1-й школы г. Абакана я приступил к выкапыванию изваяния «Биджинского барана», чтобы перевезти его в музей, чабан-пастух у стада овец, старый хакас, чуть было не пустил в дело кнут, чтобы не дать увезти изваяние.

— Увезёшь кюзе, — сказал старик, — наши овцы плохо плодиться будут...

У старшего поколения хакасов бытуют предания о родовой принадлежности к тому или иному виду животных или птиц (тотемов) — «пӱӱр» — волк, «хамнос» — выдра, «харга» — ворона. Хакасский фольклор знает ряд преданий о происхождении разных групп населения от того или иного животного или от птицы — пережитки тотемических воззрений древности.

Особенно яркое отражение в изобразительном искусстве древности на Енисее получило упрочение матриархата. В изваяниях того времени господствующее место заняло изображение беременной женщины — символ рождающих сил природы, человека, хранителя душ членов рода (рис. 5, 6, 8, 9).

Вера в могущество этих изваяний сохранилась у старшего поколения значительной части хакасов до последнего времени. Вот эпизод начала пятидесятых годов нашего времени.

Во дворе Абаканского музея, в собрании древних изваяний, стоит

(5/6)

Рис. 4. Солнцеобразное божество долины оз. Шира. Божество плодородия природы.

(Открыть Рис. 4 в новом окне)

скульптура Хуртуях тас — каменной старухи (рис. 6), вывезенная мною в 1954 году от улуса Онхакова на Среднем Абакане. Это песчаниковый обелиск, тщательно обработанный, содержащий изваяние лица головы, не выделенной из камня, и хорошо оформленный живот беременной женщины с вырезанной на нём личиной, подобной «пого» хакасской свахи (рис. 7 и сравни его с рис. 2). Изваяние это ещё совсем недавно было весьма популярно у местного населения.

Так вот, перед этим изваянием стояла молодая хакаска, держа мисочку с аракой — молочной водкой у рта каменной старухи. Рот изваяния обильно смазан сметаной. На земле стояли берестяные туяски с пищей, с аракой и абыртхы — хлебным напитком. У другого изваяния, опершись о него спиной, сидела на корточках старая женщина и, рядом, стоял старый хакас. Молодая женщина, подставив чашку с водкой ко рту изваяния, что-то шептала, кланяясь Хуртуях тас — каменному изваянию. За оградой музея собралось уже значительное количество прохожих, с любопытством глядевших на происходящее...

(6/7)

Когда молодая женщина кончила молиться, я попросил её и её спутников зайти в музей. Здесь, после упорных моих расспросов, старая женщина сказала, что молодая — её невестка, что она десятый год замужем, но у неё нет детей, а мы слышали, что Хуртуях тас (каменную старушку) увезли в Абакан и мы приехали сюда, чтобы просить её дать нашей невестке детей.

В 1954 году мы с антропологом В. Алексеевым видели как в низовье речки Тёи (левый приток Абакана) устраивали «той» — моление по поводу окончания уборки хлеба в колхозе. Организовали его не в селении, где жило большинство участников празднества и где находились правление колхоза и сельский магазин, а в трёх километрах от улуса на берегу р. Тёи, вблизи холма, на котором стоял кӧзе-менгир здешних мест. Здесь и собрались колхозники-хакасы, жители соседних селений, сюда привели подлежащих заклинанию жертвенных животных. На мой вопрос, почему здесь, на диком месте, а не в улусе устроили «той», несколько старых мужчин и женщин, опрошенных порознь, ответили одно и то же: «Здесь справляли «той» наши старики». И потом, когда скот был принесён в жертву, свежей кровью брызгали в сторону солнца, а затем в сторону холма, на котором стоял кӱзе. И бульон, сваренный из мяса жертвенных животных, прежде чем разлить по чашкам и подать старейшим, а потом и прочим участникам пира, налили в миску и ложкой брызгали им в сторону востока и в сторону обелиска, т.е. солнцу, изваянию и таг ээзи — хозяину места жертвоприношения.

Становление патриархата на Среднем

Енисее, происходившее в условиях возникновения скотоводства и при весьма медленном изживании норм материнского рода, в скульптуре выразилось в сочетании бычьих ушей и рогов, а иногда и чётко выраженного мужевидного лица с женской грудью, чаще кормящей матери, с беременным животом (рис. 9). Вместо головы тотема (биджинский (рис. 10) и усть-бюрский бараны, чаще быки) на новом этапе обелиск венчает женское лицо (изваяние ширинское, черноозёрное, палгановское, Киме тас и др.), а рядом с подквадратным нагрудником (тазминским, и хакасским «пого» Хуртуях тас) появляется удлинённый нагрудник типа энецкого «пироси», тунгусского «лелу», но продолжающих сохранять на себе элементы лица — глаза, рот.

Развивающееся скотоводство требовало передвижений, а массивное изваяние перевозить было невозможно. Это и вызвало появление миниатюрных, сравнительно с монументами, изваяний на крупной гальке «голове» типичной енисейской личины с элементами тотема — рогами и ушами быка, названная хакасскими стариками «кӧзе палазы» — дитя, ребенок «кӧзе», за маленький размер. В этом изваянии — уникуме среди уникумов вызывает внимание тыльная сторона гальки, она отшлифована, точно о неё долго и усиленно тёрлись (рис. 11).

Когда патриархат на Енисее упрочился, в скульптуре исчезли женские признаки, а иногда и следы татуировки и раскраски, стала преобладать подчёркнутая «мужевидность» лиц (рис. 12).

Смена общественных отношений вызвала изображения борьбы тотемов. Два изваяния — Ширинское и озера Белё — представляют пасть медведя, на одном из них, кажется, готового проглотить солнце (рис. 13 и 14-15).

(8/9)

Сейчас очень редко удаётся найти древние изваяния на исконном месте их установки. В ту далёкую пору они стояли лицом к востоку на холме, господствуя над речной долиной и над простором степей.

Одно из изваяний стояло у перевала через невысокий хребет, подле древней тропы из бассейна реки Тёи в бассейн Таштыпа. Мы с большим трудом добрались туда на грузовой машине. Я был поражён видом верхней части изваяния: три широких луча над личиной в верхней половине были покрыты растёртой земляникой (тёмные пятна от растертой ягоды видны на фотографии). На мой вопрос, кто же мог «угощать» изваяние, если тропа труднопроходима, мой проводник В. Сунчугашев, учитель из ближайшего селения ответил:

— Кто бы не проходил здесь, обязательно угощает козе тем, что у него есть. Сейчас зреет земляника, ею угощают.

— Но тропа малопроходима, кто же мог так обильно и едва ли не сегодня сделать это? — спросил я.

— Очевидно, пастухи, которые пасут овец на склонах этого хребта.

— Но мы сделали большой пробег вдоль хребта, — не унимался я, — нигде не видели овец.

— Э-э... овцы могли уже перейти на другой склон хребта, да и не обязательны они здесь, — отвечал проводник. — Пастух заинтересован в угощении кӱзе, а не овцы. Он отвечает за целость стада, он заинтересован в приплоде, в обилии кормов, а всё это, по его вере, зависит от «таг ээзи» — хозяина здешних гор, воплощённого в этом изваянии. Что и говорить, лучшего объяснения дать невозможно. Но это, как и приведённый выше эпизод с устройством празднества у подножья холма, свидетельствует о том, что большинство хакасов являются потомка-

(9/10)

ми древнейшего населения этих мест, оставившего нам эти памятники.

Между тем, большинство енисейских изваяний в разное время перемещены пришельцами в Минусинско-Чулымскую котловину: сначала в первом тысячелетии до новой эры, тагарцами, выходцами из-под Памира, людьми скифообразной культуры, затем в VIII-X веках, кыргызами, выходцами из областей по ту сторону Тянь-Шаня, господствовавшими на обширной территории, включавшей и Средний Енисей.

Тагарцы, возводя надмогильные сооружения, в известной степени копировали в них свои жилища, стенки которых закреплялись в пазы угловых и простеночных столбов. В качестве копии таких «столбов» они использовали нередко древние изваяния (рис. 16).

Позже то же самое делали и кыргызы на своих погребениях. И те и другие завоеватели нередко устанавливали камни с изваяниями «ногами вверх». Это свидетельствует о непочтительном отношении строителей погребений к этим древним божествам.

Енисейские изваяния — неповторимое, самобытное искусство и, говоря об особенностях их изобразительного языка, необходимо прежде всего отметить разнообразие технических приёмов — здесь и круглый барельеф, и почти сливающийся с фоном рисунок, — а также условность, схематичность изображений наряду с повествовательной сложностью. Одновременно с реалистическим изображением животных как средством магического воздействия (этот раздел искусства Среднего Енисея остаётся за пределами настоящей статьи) всё более значительное место в искусстве неолита — нового каменного века и ранней поры энеолита — меде-

камня — занимает изображение солнца, позже — изображение женщины-праматери, прародительницы, носящее признаки тотема.

Но самой характерной особенностью енисейских изваяний является их органическая связь с природой — с камнем и ландшафтом. И это не

(12/13)

случайно. Даже современные хакасы в их старшем поколении сохранили древнейшее предание о хозяйке горы, гор — таг ээзи. Нередко представление о таг ээзи настолько слито у хакаса с мыслью о духе горы, что ещё совсем недавно гора рисовалась ему живой, в скале хакас мог увидеть человеческий облик — для этого достаточно было лишь какой-то детали.

Вот почему нет ни одного изваяния, где бы голова была полной скульптурой выделена из тела камня. Везде, во всех известных случаях, голова во плоти камня, неотъемлема от него, от природы, как таг ээзи от горы. В этой вере в генетическую связь женщины-праматери с природой — смысл енисейских изваяний (рис. 17, 6 и много других).

Интересен и следующий момент в композиции енисейских изваяний: они «не стоят на ногах», они «прорастают» из земли, как бы питаясь её соками.

С изменением общественных отношений, с упрочением матриархата изменились и религиозно-психологические представления. Ранние изображения не были просто отброшены, в древности жизнь и искусство были подчинены определённым закономерностям. Человек древний, ставший, благодаря труду, обладателем дротика, копья с каменным наконечником, каменного топора, познавший шлифовку и сверление камня, уже не был беспомощен, не был подавлен природой. И памятники даже самого раннего периода формирования человека как творца, созидателя, свидетельствуют об определённых законах общественного бытия и поисках красоты. В этом — эстетическое и историческое значение изваяний Среднего Енисея как памятников искусства, общественных отношений, религиозных верований.

(14/15)

Практика изучения енисейских изваяний даёт основание утверждать, что мы не знаем многого, что вложено в них древними скульпторами. Уровень современных знаний иконографии произведений древнего искусства Енисея находится на той стадии, когда каждое неизвестное изваяние открывает совершенно новые элементы, заставляет по-иному понимать то, что казалось известным.

Ещё совсем недавно профессор С.В. Киселёв считал, что только четыре изваяния — женские, все же остальные — мужские. Сейчас, в результате накопления новых фактов, мы говорим, что все изваяния женские и только пока одно, резко отличное, мужское.

Ещё совсем недавно все изваяния Среднего Енисея датировались карасукской культурой, то есть эпохой расцвета бронзы, но потом некоторые из них были отнесены к более раннему времени — андроновской культуре. Теперь они датируются значительно более ранним периодом и многие из них надо отнести к неолиту Енисея.

Ещё совсем недавно енисейские изваяния роднились с китайскими Тао-тэ (С.В. Киселёв). Теперь же, на основании собранных памятников, установлена их бо́льшая древность, чем Тао-тэ, оригинальность и уникальность этих изваяний и несравненно бо́льшая их сложность. Нако-

нец, совсем недавно А.П. Окладников на примере сакачи-алянских петроглифов на Амуре — показал близость их енисейским личинам, а последние имеют ряд аналогий в раскраске лиц эскимосских женщин и нашего и американского Берингоморья, а это ведёт к раскраске лиц некоторых североамериканских индейцев, к их тотемным столбам.

Всё это придает собиранию уцелевших енисейских изваяний, их охране и изучению важнейшее значение.

Степи и предгорья Среднего Енисея являются сокровищницей этих уникальных произведений древнего искусства. Говорить об особой ценности этой части нашей страны можно и должно. Бассейн Среднего Енисея — единственное в мире место, где собраны в таком количестве произведения исхода каменного века. Они древнее изваяний острова Пасхи и несравненно более сложны композиционно и иконографически.

(16/17/18)

В статье рассказано лишь о небольшом числе изваяний, взятых в соответствии со схемой общественного процесса в неолите и энеолите. В степях и предгорьях Минусинской и Чулымской котловин находится ещё целый ряд учтённых изваяний, безусловно, есть и другие, не попавшие на учёт, о чём свидетельствуют ежегодные сигналы. Этим древнейшим памятникам — и тем, что собраны, и тем, что ещё остаются в степи — грозит гибель.

Необходимы срочные меры к их подлинной защите.

наверх