 Л.Р. Кызласов
Таштыкская эпоха
в истории Хакасско-Минусинской котловины
(I в. до н.э. — V в. н.э.).
// М.: МГУ, 1960. 198 с.
Введение.
Перед советскими археологами открыты широкие горизонты для исследований, посвящённых изучению вещественных источников, помогающих осветить древнейшие периоды истории народов нашего многонационального государства. В связи с этим встаёт задача выявления тех древних племён, которые, благодаря особенностям их исторического развития, наиболее активно участвовали в процессе сложения народностей.
Такая задача и определила выбор темы настоящей работы, в которой автор делает попытку раскрыть основное содержание сложного этногенетического процесса, протекавшего на Алтае-Саянском нагорье в конкретно-исторических условиях так называемого «таштыкского времени» (I в. до н.э. — V в. н.э.) В таштыкскую эпоху в этой местности произошли не только важнейшие экономические и социальные сдвиги, приведшие в конце её к образованию классового общества и сложению первых государственных образований алтайских тюрок и древних хакасов, но и интереснейшие этнические перемены. Автор принимает термин «таштыкская эпоха», выдвинутый С.В. Киселёвым, как характеризующий «развитие действительно существовавших сообществ людей в определённых социально-экономических условиях и обстановке, сложившейся в данное время и в данном месте». [1]
Буржуазные учёные дореволюционного прошлого не могли ставить и разрешать вопросы этногенеза, оставив нам в наследство лишь самые пессимистические прогнозы на будущее. Так, крупнейший исследователь алтае-саянских древностей, этнограф и тюрколог академик В.В. Радлов писал: «К сожалению, едва ли окажется когда-либо возможность разрешить вопрос о происхождении древнейших обитателей Сибири». [2]
Только советские учёные, последовательно применяющие в своих исследованиях положения диалектического и исторического материализма, сумели правильно ставить и разрешать сложнейшие вопросы этногенеза древних племён и народов. Для районов Южной Сибири наибольшее значение в этом отношении имеет капитальная монография С.В. Киселёва «Древняя история Южной Сибири». [3] Обобщив большой фактический материал и опираясь на собственные двадцатилетние плодотворные исследования памятников далекого прошлого Южной Сибири, С.В. Киселёв воссоздал её неписаную историю, разрешил основные загадки происхождения древних обитателей этой области. Вместе с тем С.В. Киселёв в этой работе поставил целый ряд проблем, требующих специального изучения, на которые прежде всего должно быть обращено внимание при дальнейшей исследовательской работе в области южносибирской археологии.
Одной из таких задач является хронологическая систематизация, по мере поступления новых мате-
(3/4)
риалов, памятников внутри тех эпох, которым до настоящего времени давалась лишь общая характеристика. Общеизвестно, что чем точнее и уже датировка памятников, тем точнее и полноценнее исторические исследования, построенные на археологических вещественных источниках. В связи с этим автор в первой части предлагаемой работы поставил задачу: расклассифицировать все известные ныне памятники таштыкской эпохи, установить хронологические этапы её развития и их датировку. По мнению автора, рассмотрение памятников в хронологическом порядке, по этапам, позволяет, как увидим, значительно уточнить весь ход исторического процесса, протекавшего в Хакасско-Минусинской котловине в исследуемый период времени. При этом, естественно, вскрываются новые обстоятельства и факты, которые невозможно было выявить и оценить без предварительной источниковедческой проработки материалов. Наиболее значительные изменения происходят в прежних представлениях о путях этногенетического процесса, ибо вскрываются новые связи ряда современных народов Сибири с их отдалёнными предшественниками и предками. Выявление этих связей, вероятно, будет способствовать и разрешению проблемы происхождения некоторых языковых групп и отдельных языков сибирских народов. Само собой разумеется, что попытки подобного рода могут оказаться успешными при комплексной оценке имеющихся мнений в смежных научных дисциплинах и прежде всего в лингвистике, антропологии и этнографии. Совокупность выводов этих наук, в том числе и археологии как неотъемлемой части исторической науки, при их совпадении, определяет правильность решения вопросов происхождения народов и их языков.
Задачей второй части работы является создание исторического очерка исследуемого периода и обоснование нового решения проблемы этногенеза хантов, северных алтайцев и хакасов.
Первыми сведениями о памятниках таштыкской эпохи наука обязана русскому академику П.С. Палласу, совершившему в конце XVIII в. (1768-1773 гг.) своё знаменитое путешествие по России и оставившему энциклопедический труд «Путешествие по разным провинциям Российского государства», вышедший на русском языке в 5 томах в 1773-1788 гг. Паллас очень интересовался древней историей тех мест, в которых ему удалось побывать, и для этого специально изучал и описывал археологические памятники. Посетив дважды территорию Хакасско-Минусинской котловины, в 1770 и 1772 гг., Паллас не только подробно изучал и описывал памятники старины, но также производил и раскопки древних погребений, [4] с тремясь составить научное представление об их возрасте. Он скупал у местного населения древние предметы, происходящие из могил или найденные случайно, изучал и подробно описывал встретившиеся ему древние рудники, городища, формы курганных или иных могильных сооружений, а также каменные изваяния и, не удовлетворяясь виденным лично, опросным путём «у искусившихся в гробокопании мужиков» (кладоискателей, которых в Сибири называли «бугровщиками») собирал данные о различиях внутреннего устройства разновременных могил и их инвентарей.
В трудах Палласа уже упоминаются таштыкские каменные изваяния, известные в науке под хакасскими наименованиями «Хыс-тас» (Девушка-камень) и «Кизи-тас» (Человек-камень). Эти изваяния, впоследствии уничтоженные, Паллас видел поваленными неподалеку от р. Аскиз. [5] Первым же сообщает он со слов кладоискателей деревни Каптыревой и о таштыкских гипсовидных погребальных масках: «Один старик гробокопатель меня уверял, что ему дважды случалось находить сделанные из на фарфор похожей материи тощие человеческие головы обыкновенной величины, раскрашенные зелёными и красными прикрасами». [6]
Лишь через 100 лет после Палласа начинаются регулярные обследования археологических памятников Хакасско-Минусинской котловины, ещё очень далекие от совершенства в научном отношении. Большие раскопки древних могил были произведены в 1863 г. учителем немецкого языка Барнаульского училища, впоследствии академиком-тюркологом, В.В. Радловым. О том, что Радлов где-то на р. Абакане раскопал среди прочих и таштыкское погребение, известно лишь по тому, что им в общем отчёте опубликован один типично таштыкский сосуд с ушками для подвешивания. [7]
Наконец, в 1883 г. был раскопан на Тагарском острове, против г. Минусинска, первый таштыкский склеп акцизным чиновником А.В. Адриановым, который приступил тогда к многолетним раскопкам археологических памятников Хакасско-Минусинской котловины. [8] Второй склеп там же раскопан в 1888 г. сотрудником Минусинского музея, ссыльным народовольцем, Д.А. Клеменцом, впоследствии известным этнографом и археологом. [9] Все дальнейшее дореволюционное изучение таштыкских памятников ограничивается работами Адрианова. Им были раскопаны в 1894 г. в долине р. Тубы (лог Джесос) два склепа (к. № 5 и № 6), [10] в 1895 г. — два склепа и погребение под каменной выкладкой на
(4/5)
гриве «Малый Камешек» кряжа Думной горы. [11] В 1898 и 1899 гг. в могильнике у Абаканской управы (Абаканский могильник) при раскопках тагарских курганов Адрианов вскрыл семнадцать впускных грунтовых могил таштыкского времени (13 — в 1898 г. и 4 —в 1899 г.). [12] И, наконец, в 1903 г. им изучены семнадцать грунтовых погребений в двух группах Оглахтинского могильника, который своими находками и их сохранностью приобрел мировую известность. [13]
Только после Великой Октябрьской революции началось подлинно историческое изучение таштыкских памятников. Советские археологи впервые применили действительно научную методику раскопок и их документальную фиксацию и, накопив материалы, выделили таштыкские древности, определив их хронологическое место.
Уже с 1920 по 1928 г. велись планомерные исследования археологической экспедицией С.А. Теплоухова, которой удалось охватить раскопками памятники почти всех эпох древней истории Хакасско-Минусинской котловины. Эти работы выявили и большое количество таштыкских погребений. В особенности хорошо изученным оказался район с. Батени на левобережье р. Енисея. [14] В 1923 г. Теплоуховым раскопан склеп у д. Сарагаш, на увале между Мельничным (р. Карасук) и Барсучиным логами. В 1924 г. были исследованы самый ранний из таштыкских склепов — «одиночная могила № 14» — и три грунтовых погребения в могильнике у Горького озера. В 1925 г. раскопаны четыре грунтовых могилы в устье рч. Таштык и пять на урочище «Копи» у Горького озера. Им же в 1928 г. вскрыто пять грунтовых погребений в могильнике «Копи» у Горького озера и одна могила около улуса Окунева. Кроме того, три грунтовых погребения раскопаны Теплоуховым в 1928 г. на р. Бее в Уйбатском чаа-тасе. [15]
Из эпизодических раскопок других археологов следует отметить, что Г.П. Сосновский в 1929 г. вскрыл одно грунтовое погребение в самом северном таштыкском могильнике у д. Чёрной на Енисее, [16] а В.Г. Карцов в 1930 г. раскопал склеп «на увале» у с. Лугавского и два склепа у Сапогова улуса. [17] Эти погребения, ввиду их сильной разграбленности, дали очень мало дополнительных материалов. То же надо сказать и о склепе у Котожекова улуса, раскопанном В.П. Левашевой.
Особенно большое количество различных памятников таштыкской эпохи, давших исключительно ценные и разнообразные материалы для её характеристики, удалось изучить в результате многолетних (с 1927 г.) работ Саяно-Алтайской археологической экспедиции ИИМК и ГИМ под руководством С.В. Киселёва и Л.А. Евтюховой. Ими за этот период времени исследованы следующие таштыкские памятники: в 1928 г. — одно грунтовое погребение (№ 7), впускное в тагарскую оградку «С», [18] и склеп № 1 у заимки Усть-Тесь, [19] а также четыре склепа (№ 1, 3, 4, 5) у с. Кривинского; [20] в 1929 г. — десять грунтовых могил у с. Быстрая, [21] один склеп (№ 1) у с. Усть-Сыда, два склепа (№ 1 и 3) у с. Сыда [22] и единственное до сих пор таштыкское поселение на Лугавской улице г. Минусинска; [23] в 1931 г. — пять грунтовых могил под Ильинской горой у с. Тесь, на р. Тубе; [24] в 1932 г. — один склеп (№ 2) у с. Усть-Тесь; [25] в 1936 г. — семь грунтовых погребений и пять склепов (№ 1-5) на Уйбатском чаа-тасе и шесть позднеташтыкских могил под каменными выкладками на расположенном в 1,5 км к востоку от чаа-таса могильнике Уйбат II; [26] в 1938 г. — четыре грунтовых могилы и семь склепов (з.к. № 1, 2, 7-11) на Уйбатском чаа-тасе, пять позднеташтыкских погребений под каменными выкладками, а также один склеп (№ 1) на могильнике Уйбат II; [27] в 1940 г. на таштыкском могильнике Копёнского чаа-таса С.В. Киселёвым и Л.А. Евтюховой была раскопа-
(5/6)
на одна сильно разграбленная грунтовая могила [28] и несколько грунтовых могил исследовано ими в урочище Салбык в 1955 и 1956 гг.
Кроме работ Саяно-Алтайской экспедиции следует отметить и многолетние регулярные исследования, проводившиеся местным Минусинским музеем им. Н.М. Мартьянова под руководством В.П. Левашевой. В 1936 г. ею раскопаны на Уйбатском чаа-тасе один склеп (№ 6) и грунтовая могила «А»; [29] в 1938 г. на Абаканском могильнике (территория г. Абакана) две впускные грунтовые могилы (№ 1 и 6) в тагарском кургане № 1 [30] и самый поздний из таштыкских склепов у с. Быстрая; [31] в 1939 г.— три склепа на Думной горе у с. Лугавского [32] и в 1940 г. — две грунтовые могилы, впущенные в холм, под которым скрывались развалины китайского дома, относящегося к татарско-таштыкскому переходному этапу (близ г. Абакана). Следует упомянуть также, что в 1936 г. на могильнике Уйбат II М.М. Герасимовым, работавшим по поручению Гос. Эрмитажа, раскопаны четыре позднеташтыкских погребения под каменными выкладками. [33]
После Великой Отечественной войны исследования таштыкских памятников возобновились. На территории г. Абакана (Абаканский могильник) в связи с разрушением памятников строительными работами сотрудниками Хакасского областного музея в 1946 г. была вскрыта часть склепа, откуда извлечены шесть сосудов и бронзовая пряжечка; [34] в 1948 г. близ нефтебазы раскопаны три позднеташтыкских погребения (№ 1, 3, 4) и две грунтовых могилы (№ 2 и 5), а в 1951 г. раскопано ещё одно грунтовое погребение, впущенное в тагарский курган, находившийся у городской больницы.
В 1950 г. Хакасской экспедицией МГУ под руководством Л.Р. Кызласова на Сырском чаа-тасе исследован большой склеп и одно грунтовое погребение. [35] Той же экспедицией в 1951 г. на Изыхском чаа-тасе раскопаны два склепа (№ 1 и 2), два грунтовых погребения и четырнадцать погребений под каменными выкладками. В 1955 г. автором раскопан на Сырском чаа-тасе второй склеп.
Этим исчерпываются все имеющиеся у нас данные о полевых исследованиях таштыкских памятников. Таким образом, в настоящее время наука располагает для таштыкской культуры материалами, происходящими из одного поселения, двадцати четырёх левобережных склепов, двадцати склепов правого берега Енисея, тридцати трёх позднеташтыкских погребений под каменными выкладками и из грунтовых погребений, количество которых близко к сотне. Все эти материалы положены в основу настоящей работы в качестве первостепенных источников. При изучении их автор не ограничился имеющимися публикациями и рукописными отчётами, хранящимися в архивах ГИМ и ИИМК (Ленинград и Москва), но старался непосредственно ознакомиться с самими вещами, хранящимися ныне в собраниях различных музеев. В результате были изучены таштыкские коллекции ГИМ, Музея антропологии МГУ, Гос. Эрмитажа, Музея этнографии народов СССР (ныне переданные в Гос. Эрмитаж), Минусинского музея им. Н.М. Мартьянова, Хакасского областного музея краеведения и Красноярского краевого музея. [36]
Вторую группу источников составили материалы по этнографии народов Сибири и данные китайских хроник, проливающие некоторый свет на историю племён Южной Сибири этого времени. Из последних важнейшие сведения содержат «Шицзи» («Исторические записки») историографа II-I вв. до н.э. Сы-ма Цяня, «Цянь Ханьшу» («История старших Хань»), написанная в 58-75 гг. н.э. историками Бань Бяо и его сыном Бань Гу, и «Хоу Ханьшу» («История младших Хань»), составленная Фань-хуа в V в.
Некоторые интересные для нас подробности содержит и «Тун цзянь ган-му» («Китайская летопись»), а также «Таншу». Все эти китайские исторические сочинения использовались нами в переводах главным образом Иакинфа Бичурина. [37]
* * *
При написании монографии учтены все опубликованные работы, в той или иной степени касавшиеся таштыкских древностей и их исторической интерпретации.
Впервые памятники таштыкской эпохи выделены С.А. Теплоуховым в его первой классификации археологических памятников Хакасско-Минусинской котловины, в настоящее время значительно устаревшей. В основной работе, вышедшей в 1929 г., он отмечает «таштыкский переходный этап», названный так условно по речке Таштык у с. Батени, где им были раскопаны таштыкские грунтовые могилы. [38] В другой своей одновременно
(6/7)
вышедшей статье, где та же классификация даётся в более сжатом изложении, таштыкский раздел имеет несколько иное наименование: «Таштыкская культура» или даже, в тексте, «таштыкская эпоха». [39] Эти колебания в определении доказывают, что у Теплоухова не было определённого представления о значении и содержании этого исторического периода. Да его и быть не могло, ибо, имея полное представление о грунтовых могилах на основании раскопок Адрианова и своих собственных, он в то же время не имел достаточных материалов для оценки склепов и хронологического взаимоотношения склепов и грунтовых погребений. Это отразилось в ошибочном распределении таштыкских памятников. По схеме Теплоухова, грунтовые таштыкские могилы появляются и сосуществуют ещё с курганами последнего этапа тагарской культуры и затем сооружаются вплоть до III в. н.э., когда им на смену приходят склепы (III-IV вв.). Дальнейшее изложение покажет всю ошибочность подобного представления.
Впоследствии в 1933 г. вышла из печати работа Г.П. Сосновского, посвящённая публикации результатов раскопок Оглахтинского могильника (Адрианов, 1903). [40] В этой статье, где подведены итоги всему имевшемуся в то время количеству грунтовых могил, автор, принимая данное Теплоуховым этой группе памятников название — «таштыкский переходный этап», предпринял попытку исторической интерпретации материалов. Сосновский принял хронологическую схему распределения памятников таштыкского времени, данную Теплоуховым, но он уже указывает на «возможность объяснить разницу в наружных признаках и некоторых деталях внутреннего устройства погребальных сооружений и отчасти способа захоронения в могилах этих двух таштыкских типов не только хронологическими отличиями, но и социально-экономическими». [41] Он предполагает, без всяких обоснований, что грунтовые могилы — это рядовые погребения осёдлых пастухов и земледельцев, а большие курганы тагарско-таштыкского переходного этапа и таштыкские склепы — погребальные сооружения людей, «присваивавших себе труд других». Но вместе с тем Сосновский уже правильно подметил, что внутри населения, оставившего грунтовые могилы, существовала социальная дифференциация, так как можно выделить бедные и богатые погребения. В заключение в статье, исходя из существовавшей в тот период времени неверной трактовки раннегуннского общества как уже феодального, памятники таштыкского типа относятся автором к эпохе становления феодального общества в Хакасско-Минусинской котловине.
Перу Г.П. Сосновского принадлежит и краткий (всего 1 страница печатного текста) очерк таштыкской эпохи в макете «Истории СССР», выпущенном в 1939 г. Институтом истории материальной культуры АН СССР. [42] В нём все таштыкские памятники отнесены ко времени «около начала нашей эры» и определены: грунтовые могилы — как погребения осёдлых скотоводов и земледельцев, а склепы — как могилы скотоводов-полукочевников. При этом подчёркнута их одновременность, но совершенно не указана причина такого сосуществования на одной территории двух различных типов погребальных сооружений. Нет также и характеристики социального строя.
Наиболее полным и детальным общим очерком эпохи является глава уже упоминавшейся монографии С.В. Киселёва, называющаяся «Таштыкская эпоха на Енисее». [43]
Автором обоснована датировка эпохи в пределах от I в. до н.э. по IV в. н.э. Наиболее важны вполне доказанные положения о генетическом происхождении культуры кыргызов-хакасов VI-X вв. из таштыкской и сложении этнического типа кыргызов [44] в таштыкское время, а также определение «таштыкского» общества как общества, стоявшего на последней ступени разложения первобытнообщинного строя, подготовившего переход к классовому обществу и образованию государства у древних хакасов. Что касается хронологического определения отдельных типов таштыкских памятников, то точка зрения С.В. Киселёва такова. Прежде всего, как показали раскопки нескольких грунтовых погребений на Уйбатском чаа-тасе (Г.Ф. Дебец, 1938), грунтовые могилы впервые появляются ещё в предташтыкское время и действительно на тагарско-таштыкском переходном этапе (III переходная стадия тагарской эпохи) сосуществуют с большими земляными курганами. Собственно же таштыкские памятники распадаются на древнейшие и позднеташтыкские. Точная датировка для этих групп не устанавливается. Известно только, что древнейшие существуют с I в. до н.э. на протяжении почти всей эпохи, когда в конце её появляются позднеташтыкские, пришедшие им на смену и являющиеся уже переходными к кыргызским. [45] Они датированы временем до V в. В группу древнейших, или классических, таштыкских памятников входят грунтовые могилы таштыкского времени, склепы и единственное известное ныне таштыкское Лугавское поселение. На основании материалов Лугавского поселения и находок сходных предметов в грунтовых могилах и в некоторых склепах делается вывод, что грунтовые могилы и склепы сосуществовали на всем протяжении эпохи вплоть до позднеташтык-
(7/8)
ского времени, когда появляется новый тип памятников — могилы под каменными выкладками. Такое ошибочное представление о двойственности погребального обряда и сосуществовании почти на протяжении всей эпохи погребальных памятников двух различных типов привело к выводу о сильнейшем социальном расслоении общества. В грунтовых могилах, по С.В. Киселёву, хоронились рядовые общинники, занимавшиеся главным образом сельским хозяйством (земледельцы и скотоводы, но не воины), а в больших склепах — обособившаяся военная знать, военно-аристократический слой общества (богатые воины-всадники). [46] Это как будто подтверждается и всем характером погребального инвентаря, обнаруженного в указанных двух типах погребальных сооружений. Такое понимание сложилось в результате того, что перед С.В. Киселёвым в данной работе стояла задача суммарного освещения эпохи, без детального расклассифицирования таштыкских памятников, что ещё предстояло проделать при условии накопления новых, способствующих этому, материалов.
Таким образом, нами рассмотрены проблемы настоящего исследования и пути их решения, источники, на основании которых построена настоящая работа, и основные представления о таштыкской эпохе, нашедшие отражение в существующей литературе. [47]
[1] С.В. Киселёв. Древняя история Южной Сибири, 2 изд. М., 1951, стр. 4.
[2] В.В. Радлов. Сибирские древности. Из путевых записок по Сибири. СПб., 1896, стр. 70 (отд. оттиск из VII тома ЗРАО).
[3] 1 изд. опубликовано в серии МИА СССР № 9. М., 1949; 2 изд., пересмотренное и дополненное, вышло отдельной книгой в Издательстве АН СССР в 1951 г.
[4] Им впервые, например, раскопан позднетагарский курган с коллективным погребением (левый берег р. Абакана, 6.IX 1772 г.).
[5] П.С. Паллас. Путешествие по разным провинциям Российского государства, ч. III, половина I, 1772 и 1773 гг. Перевёл В. Зуев. СПб., 1788, стр. 501.
[6] Там же, стр. 540.
[7] В.В. Радлов. Сибирские древности. Из путевых записок по Сибири. СПб., 1896 (отд. оттиск из VII тома ЗРАО), табл. VIII, рис. 3.
[8] А.В. Адрианов. Путешествие на Алтай и за Саяны, совершённое летом 1883 г. Зап. ЗСОРГО, кн. VIII, вып. 2. Омск, 1886, стр. 34-47; его же. Доисторические могилы в окрестностях Минусинска. ИРГО, т. XIX, вып. 3, СПб., 1883, стр. 249-251.
[9] Отчёта нет. Вещи хранятся в ГИМ, инв. № 44848, хран. 85/96.
[10] ОАК за 1894 г. СПб., 1896, стр. 107-108. Ср. А.В. Адрианов. Выборки из дневников курганных раскопок в Минусинском крае. Минусинск, 1902-1924, стр. 42.
[11] ОАК за 1895 г. СПб., 1897, стр. 149-151. Ср. А.В. Адрианов. Выборки из дневников курганных раскопок, стр. 52.
[12] А.В. Адрианов. Выборки из дневников курганных раскопок, стр. 69-75; в 1898 г. — к. № 1, могилы А, Б, В, Г, З, К; к. № 3, могилы В, Д, Н; к. № 4, могила II; к. № 5, могилы I-III; в 1898 г. — к. № 1, могила III; к. № 2, могилы II и V; к. № 5, могила I.
[13] А.В. Адрианов. Оглахтинский могильник, XXIX и XXX иллюстрированные приложения к газете «Сибирская жизнь» к № 249 и 254 от 16 и 23 ноября 1903 г.; ОАК за 1903 г. СПб., 1906, стр. 128-131; Г.П. Сосновский. О находках Оглахтинского могильника. ПИМК. 1933, № 7-8, стр. 34-41. См. также А.М. Тальгрен. The South Siberian cemetery of Oglakty from the Han period, ESA, XI, Helsinki, 1937, стр. 69-90.
[14] См. карту раскопок у с. Батени в работе С.А. Теплоухова «Древние погребения в Минусинском крае». МЭ, т. III, вып. 2. Л., 1927, стр. 59.
[15] Сведения о раскопках С.А. Теплоухова, ввиду отсутствия отчётов, заимствованы из описей коллекций (хранятся в Гос. Эрмитаже, в отделе истории первобытной культуры) и его полевых дневников (хран. в МЭН СССР).
[16] Г.П. Сосновский. О находках Оглахтинского могильника, стр. 38.
[17] Отчётов нет. Вещи хранятся в Гос. Эрмитаже, инв. № 1256.
[18] С.В. Киселёв. Материалы археологической экспедиции в Минусинский край в 1928 г. Ежегодник Гос. музея им. Н.М. Мартьянова, т. VI, вып. 2. Минусинск, 1929, стр. 118.
[19] Там же, стр. 144-146.
[20] Там же, стр. 147-148 и 150-153.
[21] С.В. Киселёв. Древняя история Южной Сибири 2 изд. М., 1951, стр. 400 и 401, прим. 3.
[22] С.В. Киселёв. Маски из древнейших чаа-тас. Изв. Гос. музея им. Н.М. Мартьянова, № 1 (12). Минусинск, 1935, стр. 1-8.
[23] С.В. Киселёв. Лугавская стоянка. КСИИМК, вып. XXV, 1949, стр. 87-90.
[24] С.В. Киселёв. Древняя история Южной Сибири. 2 изд., 1951, стр. 400 и 401, прим. 3.
[25] Отчёта нет. Вещи хранятся в ГИМ, 46/3.
[26] С.В. Киселёв. Некоторые результаты Саяно-Алтайской экспедиции 1936 года. ВДИ, № 1, 1937, стр. 247-250. См. также С.В. Киселёв. Хакасская автономная область. 1936, Сб. «Археологические исследования в РСФСР 1934-1936 гг.». Изд. АН СССР, М.-Л., 1941, стр. 306-307.
[27] С.В. Киселёв. Саяно-Алтайская археологическая экспедиция в 1938 г. ВДИ, 1939, № 1, стр. 252-256; Л.А. Евтюхова и С.В. Киселёв. Десятый сезон раскопок Саяно-Алтайской археологической экспедиции ИИМК и ГИМ. КСИИМК, вып. III, 1940, стр. 39-42; Ср. ДИЮС, стр. 409-472.
[28] Архив ГИМ, II археолог. отдел, № 126-5, 1940, стр. 115.
[31] Там же, стр. 91-94.
[32] Там же, стр. 94-102.
[33] Сб «Археологические исследования в РСФСР 1934-1936 гг.». М.-Л., 1941, стр. 317-318.
[35] Л.Р. Кызласов. Сырский чаа-тас. СА, XXIV, М., 1955.
[36] Выражаю благодарность С.В. Зотовой за содействие в ознакомлении с материалами Красноярского музея.
[37] Н.Я. Бичурин (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена, ч. I, изд. АН СССР. М., 1950; См. также Е. Chavannes. Les memoires historiques de Se-ma Ts’ien. 5 vols. Paris, 1895-1905; J.J.М. de Groot. Chinesische Urkunden zur Geschichte Asiens. I.T. Die Hunnen d. vorchristlichen Zeit, Berlin — Leipzig, 1921; М. Mailla. Histoire generale de la Chine. 13 vols., Paris, 1773-1785.
[39] С.А. Теплоухов. Древнеметаллические культуры Минусинского края. «Природа», 1929, № 6, стр. 547-548.
[40] Г.П. Сосновский. О находках Оглахтинского могильника, стр. 34-41.
[41] Там же, стр. 40.
[42] История СССР с древнейших времён до образования древнерусского государства (макет) изд. ИИМК АН СССР, ч. I-II. М.-Л., 1939, стр. 422-423.
[43] С.В. Киселёв. Древняя история Южной Сибири, 2 изд. М., 1951. стр. 393-484.
[44] О взаимоотношении терминов «кыргыз» и «хакас» см. мою рецензию на книгу Л.П. Потапова «Очерки по истории алтайцев». М.-Л., 1953, в ВИ, 1954, № 7, стр. 149-153.
[45] С.В. Киселёв. Древняя история Южной Сибири, стр. 468-472.
[46] С.В. Киселёв. Древняя история Южной Сибири, стр. 474-476. (В дальнейшем сокращённо ДИЮС).
[47] Нет возможности касаться здесь совершенно необоснованного представления, высказанного недавно А.Н. Бернштамом об Оглахтинском могильнике (в книге «Очерк истории гуннов». Л., 1951), тем более, что мы имели уже случай писать об этом в нашей (совместно с Н.Я. Мерпертом) рецензии на эту книгу — см. ВДИ, 1952, № 1, стр. 101-109. Следует ещё отметить опубликованный популярный очерк Л.А. Евтюховой «Южная Сибирь в древности» в сб. «По следам древних культур». (От Волги до Тихого океана). М., 1954, где таштыкской эпохе отведены стр. 197-206.
|