● главная страница / библиотека / обновления библиотеки

Е.И. Кычанов. История приграничных с Китаем древних и средневековых государств (от гуннов до маньчжуров). 2-е изд., испр. и доп. СПб: Петербургское лингвистическое общество. 2010. 364 с. ISBN 978-5-4318-0005-4 (Nomadica) Е.И. Кычанов

История приграничных с Китаем
древних и средневековых государств
(от гуннов до маньчжуров).

2-е изд., испр. и доп. СПб: Петербургское лингвистическое общество. 2010. 364 с.
ISBN 978-5-4318-0005-4 («Nomadica»)

 

аннотация: ]

В монографии на доступных, прежде всего китайских, источниках описаны процессы становления форм государственности у ряда народов Центральной Азии, преимущественно кочевых, маньчжуров, а также у тибетцев и в государстве Наньчжао. Автор приходит к заключению, что у всех вышеназванных народов имели место процессы социального расслоения и классообразования. Они, как правило, являлись результатом развития самих данных народов и обществ. В монографии рассматриваются легенды о происхождении правящих кланов, характеризуются представления о природе ханской власти как власти, дарованной Небом, описано влияние на государственное устройство народов Центральной Азии китайской государственности. Автор выражает несогласие с рядом характеристик кочевых обществ, имеющихся в трудах некоторых исследователей.

Для все интересующихся историей кочевых обществ Евразии.

 

Содержание

 

Предисловие ко второму изданию. — 5

Предисловие к первому изданию. — 6 [5]

 

Гунны. — 11

Юечжи. — 50

Скифы. — 53

Усунь. — 59

Ухуани. — 64

Сяньби. — 68

Тоба. — 74

Туюйхунь. — 80

Фуюй. — 84

Чоучи. — 89

Жуаньжуань. — 91

Тибет. — 96

Наньчжао. — 101

Бохай. — 108

Тюрки. — 114

Уйгуры, киргизы. — 144

Кидани. — 150

Чжурчжэни. — 182

Монголы. — 202

Маньчжуры. — 239

Джунгарское ханство. — 270

Халха-монголы (XVII в.). — 280

Сакрализация власти. — 283

Кочевое государство (некоторые предварительные обобщения). — 301

 

Список принятых сокращений. — 342

Список использованной литературы и источников. — 343

Summary. — 362

Цветная вклейка, 4 л. — между стр. 176-177 ]

 


 

Предисловие ко второму изданию.   ^

 

Предлагая вниманию читателей второе издание монографии «Кочевые государства (от гуннов до маньчжуров)», я изменил название книги на «История приграничных с Китаем древних и средневековых государств (от гуннов до маньчжуров)» как наиболее отвечающее её содержанию. В книге речь идёт и о некочевых государствах (Фуюй, Бохай, Чоучи, Тибет, Наньчжао, государства чжурчжэней и маньчжуров), или, условно говоря, «полукочевых», как, например, государство киданей Ляо, отчасти тот же Тибет. Мне было важно показать постоянство процессов возникновения самостоятельных государств у приграничных с Китаем народов с III в. до н.э. до XVII в. н.э., у народов, большинство которых, за исключением Монгольской Народной Республики, ныне входят в многонациональную семью народов КНР.

 

Что касается новых добавлений в текст книги, то мною рассмотрены положения некоторых работ, изданных на русском языке в первые годы нашего тысячелетия. Я не согласен с некоторыми имеющимися в них суждениями, прежде всего о кочевых обществах и кочевых государствах.

 

Первое издание книги давно разошлось. В течение последних десяти лет ко мне неоднократно обращались как специалисты, так и читатели с просьбой помочь им в приобретении книги. Я обычно отвечал им, что следует обращаться в издательскую фирму «Восточная литература» РАН с предложением о её переиздании. Ныне такое предложение поступило от Издательства филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета. Надеюсь, что оно будет реализовано.

 

[ Предисловие к первому изданию. ]   ^

 

Замысел этой работы возник у меня довольно давно, в самом начале 70-х годов, когда я писал научно-популярную книгу «Жизнь Темучжина, думавшего покорить мир». Тогда я обратил внимание на то, что Темучжин, будущий Чингисхан, дважды «устраивал» свой улус — до объединения всей Монголии и после её объединения в 1206 г. В обоих случаях процедуры «собирания» народа и «устройства» улуса в принципе были одинаковыми, различались лишь количественно, масштабами улуса, а не качественно. Это дало мне повод полагать, что и улусы татаро-монголов XII в. до объединения Монголии в единое государст-

(5/6)

во являлись государствами, о чём мною в мае 1973 г. был сделан доклад «К вопросу об уровне социально-экономического развития татаро-монгольских племён XII в.» на международном симпозиуме «Роль кочевых народов в цивилизации Центральной Азии» в г. Улан-Баторе.

 

В 1983 г. появилась возможность, даже необходимость, написать такую книгу. Дело в том, что по предписанию, как тогда говорили, «директивных органов» в Ленинградском отделении Института востоковедения АН СССР предлагалось создать специальный сектор «Историография и источниковедение Китая и Центральной Азии». Была поставлена задача подготовки переводов сведений из китайских источников о народах, проживавших в северных и западных районах Китая, на территории разграничения Советского Союза с Китайской Народной республикой. Это была вторая попытка привлечь для такой работы сотрудников Ленинградского отделения Института востоковедения. В первый раз в начале 70-х годов с похожей миссией в Ленинград приезжал Б.П. Гуревич. Часть китаеведов ЛО ИВ получила конкретные задания, работой руководил заведующий Сектором Дальнего Востока Б.Б. Бахтин. Я не помню точно китайский источник, но мне достался район Бадахшана и Сарезского озера. Переводы были отправлены в Москву, и их дальнейшая судьба мне не известна. Но их использовали, позже мне Б.П. Гуревич говорил, что в одном месте мой перевод был признан не точным. В начале 1983 г. я был заведующим сектором Дальнего Востока. Теперь Сектор предполагалось поделить на два. При первом обсуждении в дирекции Института заведующим новым сектором должен был стать С.А. Школяр. Но в последний момент директор Ленинградского отделения ИВ Ю.А. Петросян изменил своё решение, на заведование новым сектором был назначен я, а заведующим сектором Дальнего Востока назначен В.Н. Горегляд. Тогда-то написание работы о некитайских государствах в прошлом на территории современного Китая и стало моей плановой темой. Некоторые результаты работы сектора в указанном направлении позже были опубликованы в сборнике Географического общества АН «Страны и народы Востока» 1[1]

 

Проблемы некитайских государств на территории современного Китая, включая проблемы кочевых цивилизаций и зон разграничения Китая с соседями, были абсолютно не чужды американской и западноевропейской науке начиная с трудов О. Латтимора и до современных

(6/7)

работа Т.Дж. Барфилда и А.М. Хазанова, хорошо известных в нашей стране.

 

Проблемы уровня развития кочевых народов остаются не решёнными в науке, в том числе и отечественной, по сей день. В послевоенные годы внимание исследователей было сконцентрировано на проблеме, что являлось основным средством производства у кочевников — земля или скот 1[2] На сессии, посвящённой истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период (Ташкент, 1954) главный докладчик Л.П. Потапов высказался за то, что «основой феодализма у кочевников, как и у других народов, была земельная собственность» 2[3] Те исследователи, которые полагали, что в жизни кочевников главным была не земля, а скот, в то время проиграли. Столь же важной оказалась проблема государственности кочевых обществ. Нельзя закрывать глаза на то, что и прошлые дискуссии «о кочевом феодализме», и нынешние об оценках так называемых «кочевых империй», о наличии классового расслоения и государственности в кочевых обществах, о роли «пограничных» государств и их связях с Китаем всегда имели в себе определённый элемент политики.

 

В предлагаемом исследовании я не раз касаюсь этих проблем, будучи твёрдо убеждённым в том, что общества кочевников были обществами классовыми, и как результат имущественного и классового расслоения этих обществ возникли и кочевые государства. Задача работы и состояла именно в том, чтобы проследить ранние формы государственности в государствах кочевников и в государствах народов, соседствовавших с тогдашним Китаем с рубежа новой эры до XVIII в. Мне хотелось показать, что, возникая в результате внутреннего развития, каждое из обществ соседних с Китаем народов развило и свои формы ранней государственности, свой механизм управления. Эти формы государственности отчасти потому и были своеобразными, что генетически они связаны с формами (по крайней мере, некоторыми формами) первобытнообщинной организации данных обществ, которые являлись самобытными при общей сущности их характера. Не уверен, что во всех случаях мне удалось это показать достаточно наглядно и убедительно, прежде всего из-за ограниченности доступных источников. Однако, думается, то, что сохранилось до наших дней, прежде всего в источниках китайских, свидетельствует о развитии у всех народов Центральной Азии ранней государственности в самобытных и оригинальных формах.

(7/8)

 

В этих формах на протяжении столетий прослеживается определённая преемственность, особенно у кочевых государств. Можно указать, например, на такие признаки, как военно-административный характер органов управления, необходимость разных форм рассредоточения центральной власти, отношение к Небу как объекту государственных культов и источнику власти правящего клана и т.п. Я не разделяю мнений о том, что эти государства возникли исключительно под влиянием осёдлой цивилизации, в данном случае — китайской, или существовали за счёт её ограбления или поступлений от неё. Конечно, имели место включения в состав некоторых таких государств китайских территорий с китайским населением, ощущалось влияние могущественной китайской государственности, существовавшей тысячелетиями. Заимствовались формы китайской государственности, особенно в государствах, включавших обширные территории с китайским населением. Государства сяньбийцев Северное Вэй, киданей — Ляо, чжурчжэней — Цзинь в пору своего расцвета являлись в равной мере как государствами создавших их народов, так и государствами китайскими по многим своим институтам, тем более что большинство их населения составляли китайцы. Но при этом всегда в той или иной форме наличествовал и механизм угнетения и утверждения превосходства завоевателей. А в целом государства соседних с Китаем народов всегда являлись государствами этих народов — гуннов, жуаньжуаней, тюрков, тибетцев и т.д., а не неотъемлемыми частями некоего культурно-территориального исторического единства Чжунго, неизменно существовавшего три тысячи лет.

 

Мы встречаем со стороны некоторых китайских историков стремление всё многонациональное население современного Китая чуть ли не с неолита считать чжунхуа миньцзу — «народами Китая». Всё население государств гуннов, сяньбийцев, тибетцев, киданей, чжурчжэней, монголов, по мнению таких историков, «одинаково являлось чжунго-жэнь» 1 [4] (людьми Чжунго). Антиисторизм такого подхода очевиден, как очевидно и то, что нельзя считать исторически объективным взгляд на эти государства как на некие «отколовшиеся местные политические власти», а не на самостоятельные государства. Эти теории, появившиеся в китайской исторической науке в 70-е годы, не принимаются всеми китайскими историками без исключения, но имели и имеют определённую поддержку со стороны официальных властей. Спору нет, история

(8/9)

народов, населяющих ныне Китайскую Народную Республику, является составной частью её истории. Но это не значит, что эти народы и до их вхождения в состав Китая являлись только частью такового и не имели своей самостоятельной истории.

 

Думается, что предлагаемая читателю работа будет интересна и как систематизированный материал по истории возникновения государств большого региона Азии. Несмотря на успехи науки в изучении истории появления государства, бытования его ранних форм, общая теория не всегда легко приложима к материалу конкретному, как правило — ограниченному. Сам факт рождения государства, ранние стадии его развития особенно трудны для обобщения. Я сознательно не рассматривал в исследовании проблемы военной демократии, теоретически спорной, хотя сведения, касающиеся ухуаней или ранних чжурчжэней, могли бы быть интерпретированы и как отношения военной демократии. Мне представляется неприемлемым и перенесение на историю появления государств региона достижений американской социальной антропологии.

 

Вождизм (чифдом) и присвоенные им функции распределения общественного продукта (реципрокция) — это и есть сложение господствующего класса и приобретение им особого положения в распределении общественного продукта.

 

Полинезийский и африканский материал отнюдь не свидетельствует о том, что государство возникло раньше классов. Он как раз подтверждает то, что имущественное и классовое расслоение общества порождает новый уровень его организации, новый общественный порядок — государство. Мы в наши дни при нашем многолюдстве привыкли понимать под классами огромные массы людей. Нам непросто представить себе, что несколько десятков вождей-правителей (вождь и члены его рода), несколько сот их охранников-гвардейцев, управленцев и советников, с помощью которых правитель властвует, могли составлять господствующий эксплуататорский класс общества. Зачастую антагонистические классы (правители и рабы, например) были не столь многочисленны, их нередко разделял большой промежуточный слой тех, кто очень условно может именоваться простыми людьми. Слой, тоже не являвшийся однородным и тяготевший к тому или иному полюсу теми или иными своими составными частями.

 

Однако пропасть между правителями и рабами была сущностной. И если она, может быть, не играла роли как фактор чисто экономический, на что нередко указывают, то эта пропасть имела громадное значение в общественном сознании, была господствующей в идеологии общества. Мы обнаруживаем рабство во всех исследованных нами обществах.

(9/10)

Роль рабства в появлении кочевых государств, а также таких государств, как Тибет, Наньчжао, Бохай, нам представляется очевидной. Чтобы удерживать рабов в состоянии рабской зависимости, мало было одного хозяина-рабовладельца. Нужна была соответствующая система общественных отношений и властная сила (механизм принуждения), которые были бы способны выполнять эту задачу. Такой механизм принуждения воплощается в государстве.

 

Я не настаиваю, разумеется, на своей абсолютной правоте. Споры были, они продолжаются, будем надеяться, что в них когда-нибудь родится истина. Ясно одно: без учёта истории кочевых государств, других государств народов Центральной Азии она была бы неполной.

 


 

[1] 1 Страны и народы Востока. Вып. XXXII. Дальний Восток. Книга 4. Проблемы географии и внешней политики в «Истории Хань» Бань Гу: исследования и переводы. М.: «Восточная литература» РАН, 2005.

[2] 1 Шахматов В.Ф. Патриархально-феодальные отношения в Казахстане (вопросы зарождения, специфики и эволюции). Алма-Ата, 1962. С. 12.

[3] 2 Материалы научной сессии, посвящённой истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период. Ташкент, 1954. С. 36.

[4] 1 Тянь Цзичжоу. Во го миньцзу ши яньцзю чжун ды цзыгэ вэньти (Некоторые вопросы изучения истории народностей нашей страны) // Чжунго шаошу миньцзу. 1981. №5. С. 29.

 


 

Summary.   ^

 

THE HISTORY OF THE ANCIENT

AND MEDIEVAL STATES ADJACENT TO CHINA

(from the Huns to the Manchu)

by Evgeny I. Kychanov.

 

The author has used available documents, mainly Chinese, to describe how statehood emerged among some Central Asian peoples, mostly nomads, and also in Manchuria, the Tibet and the state of Nanzhao. He concluded that there was social differentiation that went hand in hand with class formation that resulted, in the first place, from the internal development of these peoples and societies. It should be said, however, that contacts with their settled neighbours, especially with China, affected all sides of the nomads’ everyday existence. The statehood in Central Asia took on specific forms that for more than one and a half thousand years were conveyed from one people to another, that was especially true of the nomadic societies. These forms were: the state’s division into three regions (the center and the left and right wings) accompanied by the decentralization of the bodies of central power, military administration, the decimal system of management, etc. The monograph discusses the legends about the ruling clans’ origins, describes the ideas about the nature of the khan’s power as given by the Heaven and the impact of the Chinese statehood on Central Asian state systems. The author disagrees with G. Markov and S. Pletneva where some of the specific features of the nomadic societies are concerned.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки