главная страница / библиотека / обновления библиотеки

Проблемы охраны, изучения и использования культурного наследия Алтая. Барнаул: 1995. Г.В.Кубарев

О памятниках типа минусинских чаатасов на Алтае.

// Проблемы охраны, изучения и использования культурного наследия Алтая. Барнаул: 1995. С. 171-175.

 

В последнее время большое внимание исследователей привлекают надмогильные сооружения курганов как важная составная часть погребального памятника. С одной стороны, насыпи курганов имеют определённое символическое назначение (например, их форма сравнивается с формой жилищ, а также связывается с космологическими представлениями), с другой, они, зачастую, обладают этническими признаками. Мнение о том, что насыпи курганов являются своеобразными архитектурными сооружениями стало, пожалуй, общепризнанным.

 

Насыпи курганов на территории Горного Алтая, как правило, представляют собой полусферические каменные или каменно-земляные сооружения круглой, овальной формы. Они варьируют до диаметру и высоте от «царских» курганов до небольших выкладок. Вместе с тем, многие из них имеют определённые конструктивные особенности: крепиды из валунов или плит, кольца или кладки, вплотную прилегающие к насыпи и др.

 

Совершенно необычными оказались надмогильные сооружения курганов, исследованных в разные годы Восточноалтайским отрядом, в долинах рек Барбургазы и Юстыд на юге Горного Алтая. Два кургана (Юстыд XIV, к. 1, 2) образовывали небольшой погребальный комплекс, характерной чертой которого являлась его изолированность. В отличие от подавляющего большинства древнетюркских курганов на Алтае, он не был пристроен к погребальным памятникам более раннего времени. Оба кургана имели подквадратные кладки из сланцевых плит (рис. 1). Плиты подгонялись друг к другу и укладывались послойно. Сооружения достигали высоты 0,5 м, однако, очевидно, что они были значительно выше. Упавшие или сброшенные плиты с верхних рядов кладки, защищены за ее пределами. Длина сторон в среднем составляла 4,8 м, а ориентированы они были по странам света. Особенно тщательно укладывались внешние стороны и углы, образуя своеобразную ограду. Однако внутри нее также зафиксировано заполнение из более мелких и небрежно сложенных плит. В основании стен и углов находились наиболее массивные плиты.

(171/172)

 

Погребения обоих курганов совершены по традиционному древнетюркскому обряду — с сопогребением лошади, перегородкой из сланцевых плит между человеком и лошадью, ориентацией человека в пределах северо-восточного сектора и т.д. Но если захоронение одного из этих курганов (Юстыд XIV, к. 1) оказалось ограбленным, то другое (Юстыд XIV, к. 2) было нетронутым и дало интересные находки. Погребальный инвентарь неграбленного женского захоронения (Юстыд XIV, к. 2) включал: бронзовые позолоченные серьги со шпеньком и подвеской, железные стремена, железные оковки передней луки седла, китайское зеркало и др. По сопроводительному инвентарю исследованное женское погребение следует отнести к позднетюркскому времени, т.е. конец IX — начало X вв. Так, железные стремена с фигурными прорезями на широкой подножке аналогичны материалам одного из древнетюркских погребений на Алтае (Евтюхова, Киселёв, 1941, с. 99), кыргызских памятников Хакасии (Евтюхова, 1948, с. 70) и курганов кимаков в Восточном Казахстане (Трифонов, Ахинжанов, 1987, с. 132). Так как курганы образовывали единый комплекс и имели общие черты погребального обряда, вероятнее всего, они были сооружены без большого хронологического разрыва. Еще один такой же курган с подквадратной насыпью-платформой исследован в долине р. Барбургазы, в 5-6 км от описанного погребального комплекса (Кубарев, 1984, с. 171). Хотя кладка и оказалась сильно разрушенной, удалось установить, что она такой же конструкции, как и у рассмотренных юстыдских курганов. У восточной полы насыпи было установлено древнетюркское каменное изваяние. По характерному сопроводительному инвентарю и погребальному обряду мужское захоронение этого кургана также отнесено к позднетюркскому времени.

 

Надмогильные сооружения исследованных курганов могут быть сопоставлены с минусинскими чаатасами. Такие основные конструктивные особенности, как подквадратная форма, техника горизонтальной кладки плит, размеры, ориентация сторон ограды по странам света и др., находят прямые аналогии в Хакасии, а также Восточном Казахстане. Однако имеются и существенные отличия: отсутствие стрел и оформленного «входа» у ограды, иной погребальный обряд. Чрезвычайно важно отметить то, что на Среднем Енисее существуют разные варианты погребальных памятников типа чаатасов. Так, например, известна группа погребений, совершенных по обряду ингумации под прямоугольными оградами, которые чаще не обставлены стелами (Азбелев, 1994, с. 130).

(172/173)

Именно такие памятники соотносятся с курганами кимаков в Восточном Казахстане.

 

Относительно этнокультурной принадлежности памятников типа чаатасов в Юго-Восточном Алтае можно выдвинуть две гипотезы. По первой и наиболее предпочтительной, люди, оставившие эти курганы, были выходцами из Хакасии. Как уже отмечалось ранее исследователями (Савинов, 1973, с. 346), начиная с VIII в. в Саяно-Алтае появляется значительное количество погребений, совершенных по смешанному обряду. Очевидно, они отражают интенсивные этнические и культурные связи кыргызов и прежних подданных Тюркского каганата. Свидетельством подобных контактов на Алтае являются вещи кыргызского происхождения в сопроводительном инвентаре древнетюркских погребений, собственно кыргызские захоронения по обряду трупосожжения. Интересны выводы И.Л. Кызласова (1994, с. 85) о рунических надписях в этом районе Алтая, как свидетельстве распространения енисейской рунической письменности. Тем не менее, подавляющее количество подобных памятников относится к периоду не ранее сер. IX в. и связано с завоевательными походами кыргызов и перенесением их ставки в Северо-Западную Монголию. Появление курганов типа чаатасов возможно и имеет отношение к этим событиям. Однако вряд ли их следует считать кыргызскими. Окончательным ответом на вопрос об этнокультурной принадлежности такого рода памятников послужит дальнейшее изучение погребений под оградами типа чаатасов и обряду ингумации в Минусинской котловине.

 

Нельзя полностью отрицать и вторую гипотезу. Памятники типа чаатасов могли быть оставлены кимаками, тем более, что Восточный Казахстан расположен достаточно близко. На плато Укок (Юго-Западный Алтай) исследован курган со сложной надмогильной конструкцией, что свидетельствует, по мнению автора раскопок, о кимако-кипчакском влиянии (Савинов, 1994, с. 150). И хотя юго-восточные границы кимако-кипчакского государственного объединения ещё чётко не определены, известно, что владения кимаков доходили до Монгольского Алтая, куда они зимой откочевывали с лошадьми (Бартольд, 1973, с. 47).

 

С уверенностью можно говорить лишь о том, что идея сооружения подобной кладки и техническое её исполнение совершенно нетипичны для Алтая и являются заимствованными (как, впрочем, и для Восточного Казахстана ). На Алтае традиции возведения подобного рода памятников не прослеживаются, в отличие от Среднего Енисея, где они

(173/174)

Рис. 1. Юстыд XIV. Курган 1. План и разрез насыпи.

(Открыть Рис. 1 в новом окне)

(174/175)

развиваются с древности.

 

Изучение курганов, имеющих специфические этнопоказательные черты, безусловно важно, и в дальнейшем может помочь в разрешении вопросов миграций, а также уточнении границ государственных образований в эпоху средневековья.

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки