Г.Г. Король [2], Л.В. Конькова [3]
Южносибирские импорты в Восточной Европе
и проблемы этнокультурного и регионального взаимодействия в X-XIII веках. [1]
В Восточной Европе к X-XIII вв. сложились определённые традиции изготовления ременных наборных украшений — поясной и сбруйной гарнитуры всадника. Они не были однородными и отражали разнообразные влияния (скандинавские, венгерские, позднехазарские, византийские, постсасанидские и исламские, общетюркские и кочевнические в целом). Синтетический характер этих традиций, включающих особенности технологии изготовления, состав металла, декоративное украшение предметов, в том числе орнаментальные композиции и редкие сюжетные изображения, всегда привлекал исследователей и в настоящее время хорошо изучен на материалах разных регионов (Даркевич 1976; Федоров-Давыдов 1976; Айбабин 1977; Кубышев, Орлов 1982; Макарова, Плетнёва 1983, 2002; Орлов 1984б, 1989; Гаврилина 1987, 1991; Фонякова 1987, 1998, 2001; Михайлов, Соболев 2000; Мурашева 2000 и др.).
В Древней Руси, а также у кочевников южнорусских степей были распространены серебряные и бронзовые изделия, причём последние преобладали. Железные предметы единичны. В Волжской Болгарии, одном из центров производства поясных и сбруйных украшений, наряду с цветным металлом со второй половины XI-XII в. начинает широко использоваться и чёрный металл (Белорыбкин 2000; Казаков 2000; Кокорина 2000; Руденко 2001; Кызласов И.Л. 2003 и др.). База археологических источников, накопленных к настоящему времени на территории Восточной Европы и Центральной Азии, и увеличение количества публикаций материала позволяют на этой основе конкретно, по разным регионам, проследить происхождение и распространение тех или иных вещей. Основой сравнительного анализа является комплексный подход с оценкой как морфологии предметов, так и технологии их производства и системы орнаментации.
Среди ременных наборных украшений из цветного металла, найденных в Восточной Европе, встречаются единичные предметы, которые не имеют аналогий или корней ни в традициях населявших её народов, ни в ремесленных традициях производственных центров, обслуживавших разные территории большого региона. Сравнительный анализ формы этих предметов, технологии их изготовления, особенностей декора на уровне евразийских изделий конца I — начала II тыс. н.э. показывает, что эти вещи являются импортом из региона Южной Сибири. В указанный промежуток времени на этой территории преобладала технология тонкостенного литья с использованием восковой модели, а также ажурное литьё в период расцвета технологии. Предметы были украшены рельефным орнаментом, преимущественно растительных (геометризованных) форм, имеющих свои особенности и свой набор наиболее распространённых композиций. Именно эти особенности и характеризуют упомянутые единичные находки из Восточной Европы.
Одна группа из шести предметов: бронзовые ременный наконечник, накладки разных форм и пряжка (рис. 1) — входит в собрание вещей, найденных в начале XX в. в Донской губернии между Таганрогом и Ростовом при строительстве железной дороги; часть коллекции происходит из г. Симферополя Таврической губернии (хранится в ГИМ) [4]. Первые четыре предмета находят не просто аналогии в южно-сибирском материале, они абсолютно идентичны украшениям поясной и сбруйной гарнитуры, имеющим там широкое распространение. Подробно особенности каждого предмета, аналогии, интерпретация и датировка
(145/146)
Рис. 1. Бронзовые предметы, найденные на юге европейской части России. ГИМ. №54746/оп. 980:
рассмотрены авторами в специальной работе (Король, Конькова 2004). Три бляшки (рис. 1: 1-3) идентичны или близки украшениям, происходящим преимущественно с территории Минусинской котловины, но встречаются аналогии и на Алтае. Аналогии остальным предметам (рис. 1: 4-6) известны исключительно на территории Алтая, в основном в районах северо-западных и западных предгорий. Вероятно, среди рассматриваемой группы изделий имеются уздечные украшения и детали декора предметов воинского снаряжения (колчана, поясной сумочки) второй половины X — первой половины XI в.
Рис. 2. Ажурные сбруйные украшения: 1 — Приднепровье (Древности Приднепровья... 1907: 30, №407); 2 — «между Обью и Иртышом» (Миллер 1937, 1999: Рис. 22)
1 — ременный наконечник (№36); 2 — накладка Т-образная (№37); 3 — накладка с ушком (№41); 4 — накладка в виде пальметты (№45); 5 — накладка в виде трехрогой лунницы (№42); 6 — пряжка (№32)
С территории Восточной Европы происходит ещё один предмет южно-сибирского облика, известный по публикации коллекции Б.Н. и В.И. Ханенко. Это Т-образная ажурная серебряная накладка — случайная находка из Чигиринского уезда Киевской губернии на Украине. Точной аналогии орнаментальной композиции пока не выявлено. Г.Ф. Миллером опубликована ажурная бронзовая сбруйная накладка «из могилы между Обью и Иртышем» (возможно, северо-западные предгорья Алтая). Она той же формы, но с другими по ширине и оформлению бортиками; композиция декора отличается от украинской находки, но в них использованы одни и те же или очень близкие декоративные элементы (рис. 2). Общие характеристики этих предметов (технология, форма, элементы орнамента) не оставляют сомнения в том, что украинская находка — предмет, относящийся к кругу южносибирских ременных украшений конца I — начала II тыс. н.э. (см. также: Fettich 1937. Т. 2: taf. XXIII; Кызласов, Король 1990: 111, рис. 37: 2, 6; Конькова, Король 1999: 61).
Трудно определить, каким образом все эти предметы попали в Восточную Европу. В Южной Сибири с середины IX в., после падения Уйгурского каганата, господствовавшего прежде, утвердился Кыргызский каганат, или Древнехакасское государство. Почти на 100 лет оно распространило своё влияние на огромные территории Центральной Азии (Савинов 1984: 89-103; Кызласов Л. 1992: 76-77) и освоило торговые пути в самых разных направлениях вплоть до весьма отдалённых стран: от Западной Европы и Переднего Востока до Китая (Кызласов Л. 1984: 112-123; Лубо-Лесниченко 1989; Длужневская 1992; Бутанаев, Худяков 2000: 128-129; История Тувы 2001: 133-136). Торговый путь из Южной и Западной Сибири в Восточную Европу в раннем средневековье также был прослежен по археологическим и письменным источникам (Кызласов Л. 1984: 116-121; 1987). Возможно, описанные находки — дополнительные свидетельства действенности этого пути. Существует мнение и о том, что отдельные южносибирские вещи единовременно попали в Восточную Европу «вместе с кочевниками — носителями центрально-азиатских культурных традиций» в середине — третьей четверти X в., что могло быть вызвано политической ситуацией в Центральной Азии и очередною волной тюрков, двигавшихся на запад (Михайлов 1997: 256).
Заметим, что анализируемые автором этого мнения предметы (две подвески-решмы из Гнездова Смоленской области и Новгорода и пятнадцать ременных бляшек двух типов с одинаковым орнаментом из Тимеревского могильника в Ярославской области) как изделия «тюхтятско-кыргызского происхождения» (Михайлов 1997: 254) нам таковыми не представляются, хотя автор и ссылается на одну из наших работ при сравнении орна-
(146/147)
мента. На территории степной Евразии и прилегающих регионов в конце I — начале II тыс. н.э. формы поясной и сбруйной гарнитуры имеют значительное разнообразие при сохранении некоторых «общетюркских» форм, а в орнаментации по-прежнему доминирует так называемый «степной орнаментализм» (Федоров-Давыдов 1976: 61) с его многообразием и в то же время определённым набором растительных мотивов. В такой ситуации некое сходство формы предметов и замысла или исполнения орнаментальной композиции не имеет решающего значения для определения происхождения предметов. Для такого вывода необходим комплексный подход к анализу предметов, включающий не только морфологию, но и технологию, и, по возможности, состав металла, а также профессиональный иконографический анализ, требующий детального знания тонкостей орнамента и декора. Неопытному глазу многие узоры (от Дуная до Амура) кажутся очень похожими. При тщательном исследовании оказывается, что абсолютно одинаковые (идентичные) не только по замыслу, но и детальной проработке композиции крайне редки. Поэтому для сравнения евразийского материала необходимо знание его не только по литературе, так как при сравнительно-иконографическом анализе важную роль играют иногда очень мелкие детали, которые не всегда видны или понятны художнику при подготовке иллюстраций для публикации, не говоря уже просто о неточностях, которых бывает трудно избежать.
К примеру, приведенный в публикации (Михайлов 1997: 253, рис. 4: 4) рисунок решмы, хранящейся в Горно-Алтайском музее (коллекция 1-134, №356), из раскопок Н.С. Гуляева 1912 г. на Алтае отличается от оригинала даже немаловажными деталями: в оригинале орнамент вокруг мужского лица («личины») имеет ясную и несколько иную по элементам композицию, голова имеет уши, на лице линия бровей на переносице не сходится, нет бороды (подробней о личинах, в том числе рисунок этой решмы см.: Король 2005). Сомнительной представляется и интерпретация автором растительного орнамента на тимеревских бляшках (Михайлов 1997: 252, 254, рис. 1: 2). Это действительно растительный орнамент (вариант многолепесткового цветка), не имеющий отношения к пламевидному орнаменту на южносибирских изделиях (автор высказывает противоположное мнение), который нами классифицирован как геометрический криволинейный и выделен в отдельную группу «пламенеющая жемчужина» (Кызласов, Король 1990: 98, 110, 142, табл. XXI, рис. 36), ни по замыслу, ни по исполнению не относящуюся к растительному орнаменту. Таким образом, при сравнительном анализе таких предметов необходим более строгий формальный подход к декору и желательно комплексный — к изделию в целом.
Примечательно, что в качестве характерной черты древнерусской «дружинной культуры» выделяется сочетание предметов различного происхождения, составлявших комплекс снаряжения воина-всадника (Мурашева 2002: 71). Некоторые ременные украшения, особенно с отверстиями или петлями, могли иногда использоваться не по прямому назначению в качестве поясной и сбруйной гарнитуры, а как декоративные элементы-подвески в составе ожерелий и в качестве других женских украшений (такое использование ременных бляшек считается «весьма характерным для скандинавской культуры» эпохи викингов — см. Мурашева 2002: 70).
Примером могут служить две серебряные позолоченные
литые четырёхугольные накладки с прорезью, служившие подвесками в ожерелье, найденном в кургане Ц-198 Гнёздовского могильника (рис. 3: 1, 2) [5]. Эти накладки, на наш взгляд, также относятся к кругу распространённых в Южной Сибири ременных украшений, хотя по материалу и технологическим особенностям отличаются от них. Отметим некоторую «затёртость» орнамента на изделиях высокого качества работы, а также оформление очень узкого бортика шириной 1 мм углублёнными горизонтальными штрихами: по три штриха в верхней, средней и нижней его частях справа и слева. При такой ширине бортика дополнительное его украшение лишено смысла, но напоминает попытку имитации зачастую рельефных, относительно широких бортиков южно-сибирских изделий. Возможно, Гнёздовские накладки были сделаны в одном из восточноевропейских ремесленных центров по «восточному» оригиналу: отлиты по оттиску уже давно использовавшейся бронзовой вещи с затёртым орнаментом; кроме того, мас-
(147/148)
тер мог иметь перед глазами и другие изделия с рельефными бортиками (южно-сибирские накладки этого типа с таким орнаментом имеют преимущественно гладкие бортики — см. рис. 3), то есть это реплики на оригинальный импорт.
Орнаментальная композиция — упрощённый вариант мотива виноградной лозы с гроздьями винограда — в виде расщепленной пальметты, вырастающей из бутона другой пальметты (тип II, подтип 8, группа «а» «симметричные гроздья винограда», одна из композиций — см. Кызласов, Король 1990: 103, 143, табл. XXVI: 25). Орнаментальное поле обрамлено псевдозернью-«перлами», которые плохо различимы. Композиция, по мнению исследователей, восходит к византийским, шире — римским и ближневосточным прототипам [6]. Точно такие по форме, но крупнее по размеру и очень близкие по орнаменту (некоторые практически идентичны) накладки известны из Минусинской котловины и Тувы (по три экз.), Кузнецкой котловины северного Алтая (семь экз., в том числе два — варианты: одна накладка — по форме, другая — по орнаменту), Узбекистана и Киргизии (по два экз., в последнем случае представлено, вероятно, местное стилизованное исполнение композиции). Близкие варианты этой композиции на бляшках с фестончатыми краями происходят из Восточной Сибири (Бурятия) — 10 экз. и одна ажурная — из Минусинской котловины. Всего нами зафиксированы 28 экз. (рис. 3: 3-8) [7].
Для 14 предметов из 66 известных нам с разными орнаментальными композициями группы «а», в том числе для пяти — с рассмотренным выше вариантом декора, исследован состав металла. Предварительный системный анализ общего массива данных о составе металла ременных украшений конца I — начала II тыс. н.э. южно-сибирского региона, включая факторный анализ, показал, что наиболее работающими геохимическими показателями являются данные по сурьме и мышьяку (Конькова 1996). В соответствии с этим выделены четыре основные геохимические группы по соотношению сурьмы и мышьяка. I группа — образцы с высоким содержанием сурьмы и мышьяка (больше 0,5%). II группа — образцы с низким содержанием сурьмы (меньше 0,3%) и высоким содержанием мышьяка (больше 0,5%). III группа — образцы со средним содержанием сурьмы и мышьяка (от 0,3 до 0,5%). IV группа — образцы с низким содержанием сурьмы и мышьяка (меньше 0,3%).
Внутри орнаментальной группы были выделены три подгруппы, отличающиеся оформлением гроздьев и ягод («a1» — относительно четкое изображение каждой ягоды; «а2» — гроздь изображена общим контуром, ягоды едва намечены; «а3» — гроздь и ягоды имеют вид ромбической сетки). В подгруппе «a1» изучены четыре предмета: три из кургана 18 могильника Шанчиг в Туве (рис. 3: 4) и один (обломок прямоугольной накладки с фестончатым краем) из Минусинской котловины (Минусинский музей, №5966, Сухая Ерба). По рецептуре и геохимической характеристике металла тувинские и минусинский предметы различаются. По рецептуре предметы из Тувы сделаны из сложной латуни с содержанием цинка от 3,2 до 13,0%; в качестве дополнительных компонентов присутствует свинец (от 9,0 до 17,0%) и олово (от 6,0 до 9,3%). Для них характерно высокое содержание мышьяка (от 0,65 до 1,00%) и пониженное содержание сурьмы (II геохимическая группа). Сплав предмета из Минусинской котловины — оловянно-свинцовая бронза (цинк — 0,05%). Он выделяется и по геохимическим примесям (сурьма — 0,5%, мышьяк — 1,0%) и относится к I геохимической группе. Орнамент обломка этой накладки по композиции очень близок тувинским, но также отличается от них: деталями, некоторой флористичностью узора, четкостью линий, тщательной проработкой ягод винограда, листьев и т.п.
В подгруппе «а2» рассмотрены пять предметов из того же тувинского комплекса: три сердцевидные накладки с прорезью (Тувинский республиканский музей, №3978/56, 82, 106) и две сегментовидные (Тувинский республиканский музей, №3978/73, 86). По рецептуре металла подгруппа представлена сложной латунью с содержанием цинка от 6,5 до 15,0%. Как дополнительные компоненты — олово (от 5,3 до 8,5%) и большое содержание свинца (от 6,0 до 15,0%). Все предметы отличаются повышенным содержанием мышьяка
(148/149)
Рис. 3. Накладки с прорезью, орнамент растительный — вариант композиции с симметричными гроздьями винограда: 1, 2 — Гнездово-76, курган Ц-198, №185(14) и 195(17); 3 — сборы до 1904 г. (д. Комаркова) (Минусинский музей №6564); 4 — Шанчиг, курган №18 (ТРм-, Кызыл). №3978/119 (см. также: Кызласов Л. 1978: 49, рис. 8: 7); 5 — Сапогово 2, могила №3 (Илюшин 1997: 110, рис. 24: 8, 9 — два экз.); 6 — Ахсы (вероятно, с городища Ахсикет Наманганской обл. Узбекистана). Коллекция Н.И. Веселовского 1885 г. из Средней Азии (ГЭ, Отдел Востока. №СА-12989); 7, 8 — Бишкек (Кыргызстан), разрушенное погребение, раскопки В.П. Мокрынина. Республиканский исторический музей, экспозиция — пояс 3 (1, 2 — серебро, 3-8 — бронза)
(от 0,4 до 0,6%); сурьма — от 0,12 до 0,40% и относятся ко II геохимической группе.
В подгруппе «а3» изучены также пять предметов: четыре накладки из Минусинской котловины (Минусинский музей, №6564 — см. рис. 3: 3 — и 6567, Комаркова; №6006, «северо-восточная часть Минусинского округа», прямоугольная; №6221, Батени, ложковидная) и одна пряжка из комплекса Шанчиг в Туве (Тувинский республиканский музей, №3978/107). По рецептуре подгруппа в основном представлена также сложной латунью, в которой цинк содержится в количестве от 5,0 до 10,0%. Дополнительная лигатура — олово (от 4,0 до 8,6%) и свинец (от 2,0 до 7,0%). Выделяется ложковидная накладка, возможно, хронологически чуть более ранняя, чем остальные предметы, относящиеся к концу I — началу II тыс. н.э. Она изготовлена из оловянно-свинцовой бронзы (олово — 8,6%, свинец — 7,0%, самое высокое содержание в группе), цинк присутствует лишь в следе (0,17%). Геохимическая характеристика подгруппы: представлены II, III и IV геохимические группы (№6221: сурьма — 0,33%, мышьяк — 0,50%), по металлу этот предмет близок накладке №5966 из подгруппы «a1», оба выделяются отсутствием цинка, относится к III геохимической группе; №6006 — ко II геохимической группе: сурьма — 0,17%, мышьяк — 0,70%; остальные предметы относятся к IV геохимической группе с пониженными концентрациями сурьмы и мышьяка.
В целом основная часть исследованных предметов группы «а» изготовлена из сплавов с высокими технологическими характеристиками (жидкотекучесть, пластичность), хорошо заполняющих литейную форму и обеспечивающих художественное качество изделий. Это сплавы со значительным содержанием олова, свинца, цинка. Присутствие мышьяка дополнительно улучшает литейные качества металла. Варианты таких сплавов: золотая латунь, сложная латунь, оловянная бронза, свинцово-оловянная бронза, мышьяковая бронза. Наличие сложной латуни среди рассмотренных сплавов и «неместная» для Южной Сибири орнаментальная
(149/150)
Рис. 4. Виноградные гроздья в декоре ременных украшений юга Восточной Европы
1-3 — прорисовка пряжек VIII-IX вв. и орнамента (Ковалевская 1979: табл. VI: 4; XI: 11; VI: 3): 1 — Рутха, Северная Осетия; 2 — Керчь, Крым; 3 — Бакла, погребение №172, Крым; 4-6 — схемы орнамента накладок второй половины VIII — первой половины IX в., бронза. Краснодарский историко-археологический музей-заповедник: 4 — ажурная литая, ягоды винограда иногда с углублениями в середине, Казазовский могильник, погребение №185 сев. Краснодарский край. Раскопки Н.В. Анфимова, 1972. №КМ-5100/1704; 5 — штампованная. Мощевая Балка, разрушенное погребение. Ставропольский край. Раскопки В.Н. Каминского, 1978. №КМ-5241/205; 6 — штампованная. Могильник у МТФ колх. Ленина, разрушенное погребение. Краснодарский край. Раскопки В.Н. Каминского, 1980. №КМ-5496/3274. Идентичный орнамент на накладке из погребения №1, костяк 1. №КМ-5496/428.
символика (виноградные гроздья) позволяют связать производство предметов с большим содержанием цинка с районами Средней Азии, Ирана, Северной Индии, для которых характерно производство сложных латуней, не говоря уже о хорошо известной символике винограда (см. также: Конькова, Король 2004).
Возвращаясь к восточноевропейским материалам, отметим, что при обсуждении предложенной темы на семинаре Н.В. Рындиной по древнему металлу на кафедре археологии МГУ им. М.В. Ломоносова в отношении упоминавшихся Гнёздовских накладок с симметричными гроздьями винограда в виде расщеплённой пальметты, вырастающей из бутона другой пальметты (рис. 3: 1, 2), В.В. Мурашевой было высказано предположение о возможном производстве этих накладок на Северном Кавказе. На данном этапе исследований говорить о том, где могли производиться реплики такого рода на «восточные» образцы, видимо, преждевременно. Действительно, на Северном Кавказе и в Крыму известны накладки с декором, включающим симметричные гроздья винограда (подборку см. на рис. 4), но все они относятся к эпохе Хазарского каганата, ко времени не позднее первой половины IX в., и стилистически отличаются от рассматривавшихся нами (ср. с рис. 3). Более поздние северокавказские ременные украшения с подобным декором нам неизвестны. Зато представленный на Гнёздовских накладках вариант композиции распространен в конце I — начале II тыс. н.э. на востоке, от Средней Азии до Забайкалья (см. карту на рис. 5).
Таким образом, из Восточной Европы происходит некоторое число находок определённо южносибирского происхождения и реплики на них (под происхождением мы понимаем регион наибольшего распространения и популярности изделий, не имея в виду место производства, так как это отдельная тема для специального исследования). Сравнение их с основным восточноевропейским материалом, широко распространенным на своей территории, показывает, что южно-сибирские ременные украшения (преимущественно бронзовые) — предметы-импорты рубежа I-II тысячелетий н.э. — не оказали заметного влияния на технологию и художественные особенности изделий ремесленных центров, обслуживавших местное население (мы не говорим об общетюркских формах многих изделий, распространённых в Евразии повсеместно, наличие отдельных «похожих» по форме или орнаменту на южно-сибирские экземпляры предметов лишь подтверждает общую тенденцию). Следовательно, для этого времени затруднительно говорить о каком-либо значительном этнокультурном, шире — региональном влиянии из Южной Сибири.
На относительно хорошо исследованной территории Восточной Европы выделены свои ремеслен-
(150/151)
Рис. 5. Находки южносибирских ременных украшений из цветного металла в Восточной Европе (2-3) и распространение варианта композиции орнамента с симметричными гроздьями винограда (I, 4-10). 1 — Гнездово, Смоленская обл.; 2 — Чигиринский уезд, Киевская губ. (Украина); 3 — между Таганрогом и Ростовом, Донская губ. (Ростовская обл.); 4 — Самарканд, Узбекистан; 5 — Ахсикет, Узбекистан; 6 — Бишкек, Кыргызстан; 7 — Сапогово (Кузнецкая котловина), Кемеровская обл.; 8 — Минусинская котловина, Енисейская губ. (Красноярский край и Хакасия); 9 — Шанчиг, Тува; 10 — Бухусан, Бурятия.
ные центры, производившие большое количество изделий, и ремесленно-художественные школы, оказавшие заметное и значительное влияние на формирование традиций декора (Рыбаков 1948: 492-497; Гупало, Ивакин 1981; Орлов 1983; 1984а; Гаврилина 1987: 63-67; Макарова 1991; Комар 2000; Мурашева 2000: 91-96). Несомненно, южно-сибирская традиция мелкой художественной пластики из цветного металла хорошего качества была неотъемлемой частью художественного евразийского стиля конца I — начала II тыс. н.э., характеризовавшегося пышностью и преобладанием растительных геометризированных форм в орнаментации. Но попадавшие в Восточную Европу тем или иным путём отдельные предметы южно-сибирского круга не могли создать интенсивный и глубокий поток влияния, а, кроме того, их появление не могло принести что-то принципиально новое в Восточную Европу, хотя предметы эти и отличаются оригинальностью и своеобразием и представляют, на наш взгляд, некий «пик» в развитии стиля.
Со второй половины XI в. ситуация в Восточной Европе с преобладанием ременных украшений из цветного металла и, соответственно, определенных технологических традиций меняется. Появляется железная поясная и сбруйная гарнитура (а также инструменты и другие предметы) «весьма характерной, самобытной формы, часто украшенная инкрустацией и аппликацией серебром (реже — медью и золотом)» (Кызласов И. 2001: 7) [8].
Наибольшее число находок связано с территорией Поволжья, встречаются они и в домонгольских слоях древнерусских городов и на других памятниках, отражая несомненные контакты с Волжской Болгарией (Кызласов И. 1997; 1998; 2000; 2001; Казаков 2000; Белорыбкин 2001; Руденко 2001; Гоняный 2002). Появление подобных находок в Восточной Европе исследователи связывают со значительным влиянием южносибирской культуры конца X-XVII вв., получившей название «аскизская» (Кызласов Л. 1975; Кызласов И. 1983).
Распространение в Южной Сибири железной гарнитуры с характерными приемами обработки и украшения отражает кардинальную смену технологических традиций на этой территории, где с конца X до середины XI в. происходит практически полная замена бронзовых изделий (среди них начинают встречаться переиспользованные, грубо отремонтированные, перевязанные тонкими кожаными ремешками или пробитые железными заклепками по красиво орнаментированной поверхности) на железные с характерной обработкой. Этот процесс археологически фиксируется именно в рамках аскизской культуры. Особенности форм и украшения железной гарнитуры подробно исследованы и описаны (Кызласов И. 1983). Им же доказательно прослежены переходные ступени от растительного орнамента IX-X вв. к геометрическому X-XII вв. Несмотря на то что фактически произошла кардинальная смена художественного стиля, существование переходных форм и строгая типологическая последовательность мотивов свидетельствуют о преемственности в развитии орнамента. Тем более что в растительном декоре «степного орнаментализма» с его геометризованным обликом всегда присутствовала тенденция и
(151/152)
возможности его переработки и развития в сторону геометризации [9]. Железо, обладающее иными физическими характеристиками, во многом обусловило смену приёмов декорирования.
Отмеченный переход к новому материалу и новой технологии его художественной обработки был началом повсеместного распространения и утверждения техники инкрустации и аппликации (врезная и поверхностная таушировка), сохранившейся у многих современных тюркских и монголоязычных народов (подробнее см.: Павлинская 1984; 1988: 82-85). Столь широкое распространение железа в качестве материала для изготовления ременных украшений в значительной степени объясняется сырьевым кризисом начала II тысячелетия, охватившим территории не только мусульманского Востока, но и других стран Евразии и вызвавшим дефицит благородных и цветных металлов (см., например: Беленицкий и др. 1973: 200-201, 294-295). Железо было более доступным, обрабатывалось в условиях кузнечной мастерской и не требовало сложных литейных приспособлений (Конькова, Король 1999: 62-65).
По мнению исследователей, появление с середины — второй половины XI в. в Восточной Европе (прежде всего — в Волго-Камском регионе) железных изделий собственно аскизских и широкое распространение местных подражаний им, а также создание по аскизским образцам уже иных предметов и служит «следами выдающегося по современным представлениям исторического явления — приезда в Волжскую Болгарию и на Русь торговцев и воинов с Саяно-Алтайского Нагорья» (Кызласов И. 2000: 6). С точки зрения собственно технологии производства предметов «аскизского круга», эта привнесённая традиция наложилась на местные (поволжские) традиции обработки чёрного металла, то есть попала на плодотворную почву, при этом содержала определённую новизну и, создав моду на оригинально декорированные изделия, получила значительное распространение в разной этнокультурной среде обширного региона [10]. Но в отличие от Южной Сибири, новая технология не вытеснила в Восточной Европе цветной металл, который по-прежнему применялся для изготовления поясных и сбруйных ременных украшений. Кроме того, в Волго-Камском регионе отмечены бронзовые аналогии аскизским железным изделиям и бронзовые подражания железной гарнитуре аскизского круга (Руденко 2001: 81-84).
Таким образом, исследование конкретного материала — южно-сибирского импорта в Восточной Европе X-XIII вв. — позволило проследить, как сначала эпизодическое проникновение южно-сибирских изделий рубежа I-II тысячелетий н.э. и, вероятно, представителей этносов этого региона в Восточную Европу в скором времени переросло, по-видимому, «в активное и постоянное общение» (Кызласов И. 2001: 7). Причины этих явлений требуют специального изучения. В заключение ещё раз подчеркнём, что традиции изготовления и украшения поясной и сбруйной гарнитуры X-XIII вв. в Восточной Европе имеют сложный генезис. В них переплелись традиции местных центров производства и художественных школ соседних территорий, традиции «степных» народов как европейских, так и центрально-азиатских. Изучение всех этих аспектов в совокупности представляет большой интерес, так как даёт возможность выявить разнообразные потоки, способствующие или неспособствующие формированию тех или иных традиций в определённые хронологические периоды в различных регионах Евразии. А эти знания в свою очередь позволяют конкретизировать отдельные вопросы культурного взаимодействия не только разных этносов географически близких территорий, но и отдалённых регионов.
[1] Работа выполнена в рамках Программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Адаптация народов и культур к изменениям природной среды, социальным и техногенным трансформациям».
[2] Россия. 117036. Москва, Дм. Ульянова ул., 19. Институт археологии РАН.
[3] Россия. 690950. Владивосток, Пушкинская ул., 89. Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН.
[4] Государственный Исторический музей (Москва), №54746/оп. 980 (№1-93). Собрание Г.Д. Филимонова и И.Д. Беляева (поступление из Румянцевского музея). Впервые внимание на эту коллекцию и отличие нескольких ее предметов от средневековых ременных украшений Восточной Европы обратила В.В. Мурашева. Точные место и условия находки неизвестны. В коллекцию входят и другие ременные украшения определенно европейского происхождения; а также браслеты, проволочные женские украшения и пр., возможно происходящие из Симферополя. Мы исходим из предположения, что запись в коллекционной описи №980 соответствует действительности, тем более, что есть примеры нахождения накладок ременной гарнитуры разного происхождения в одном комплексе (см. сноску 5).
[5] Путь из варяг в греки и из грек... 1996: 53-54, №283-284 — из раскопок Д.А. Авдусина и Т.А. Пушкиной (1976 г.), любезно предоставившей нам возможность опубликовать детальные рисунки этих накладок. Хранятся на кафедре археологии исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова (в книге Л.Р. Кызласова и Г.Г. Король в примечании 27 к главе 2 (с. 195) номер и место их хранения указаны ошибочно). В состав ожерелья входили византийские бусины и серебряные с позолотой подвески: крест с пуансонным орнаментом, лунница с зернью, круглая — с изображением петуха (феникса), круглая с переплетённым орнаментом в виде фантастического животного, «скандинавской» школы (Мурашева 2000: 94), а также подвески, сделанные из поясных бляшек, в том числе салтово-маяцкого облика по форме и орнаменту («хазарской школы» — Мурашева 2000: 88-89) и две южно-сибирского облика. Кроме того, в погребальный комплекс, помимо других предметов, входили две бронзовые позолоченные овальные скорлупообразные и серебряная круглая скандинавские фибулы. Таким образом, в одном комплексе представлены разные по происхождению изделия.
[6] См., например: Иерусалимская 1972: рис. 12; подробнее об истории мотива виноградной лозы с гроздьями винограда в азиатском искусстве см. Кызласов, Король 1990: 122-126.
[7] Помимо представленных на рис. 3 нам известны следующие находки целых предметов (обломки не учтены):
Минусинская котловина. Минусинский музей: №6567 (д. Комаркова); Красноярский музей: №62; собрание А.В. Адрианова из Енисейской губернии: ГИМ. №39152/76 (ажурная).
Алтай. Могильник Сапогово 2, могила №8, а также из насыпи и грабительского раскопа (пять экз. — все накладки с прорезью; четыре — четырёхугольные, в том числе на одной — усложнённый вариант орнамента; одна — сегментовидная) (Илюшин 1997: 34, 104, 106, 110, рис. 18: 10, 12, 17; 20: 17; 24: 17).
Тува. Республиканский музей (г. Кызыл): №3978/71, 81, курганный могильник Шанчиг, курган 18, эти две накладки по удлинённой форме виноградных гроздьев и центрального цветка пальметты чуть отличаются от изображённой на рис. 3: 4 (Кызласов Л.Р. 1969: 108, рис. 40: 4).
Узбекистан. Arne 1914: 135, fig. 177 (Самарканд).
Бурятия. Музей истории Бурятии (Улан-Удэ): коллекция И-72/Б-24, могильник Бухусан, могила №24 (все накладки с прорезью; две — четырёхугольные, остальные — другой формы), раскопки Л.Г. Ивашиной, 1972 г. (Кызласов Л. 1981: 59, 147, рис. 35: 4, 5; Кызласов, Ивашина 1989: 37, рис. 3: 1). Отметим, что рисунки в обоих случаях выполнены очень схематично и не вполне отражают реальные детали орнамента.
[8] О происхождении техник инкрустации (врезная таушировка) и аппликации (поверхностная таушировка) при орнаментации цветного и чёрного металла, а также об их распространении в Европе в раннем средневековье см., например: Вощинина 1958; Ruttkay 1978: 120, №14; Мурашева 2000: 12-13 и др.
[9] Существуют и другие мнения о происхождении геометрического стиля и смене облика ременных украшений в аскизской культуре. См., например: Савинов 1979: 67-69; Длужневская 1987. В Восточной Европе второй половины X в. также отмечены примеры вытеснения пышного растительного орнамента геометрическим (мотив плетения) (см., например: Макарова, Плетнёва 1983: 73, 75).
[10] О теоретических проблемах культурных трансляций см.: Савинов 1994: 3-4.
Айбабин 1977 — Айбабин А.И. Салтовские наборные пояса из Крыма // СА. 1977. №1. С. 225-239.
Беленицкий, Бентович, Большаков 1973 — Беленицкий A.M., Бентович И.Б., Большаков О.Г. Средневековый город Средней Азии. Л., 1973.
Белорыбкин 2000 — Белорыбкин Г.Н. Аскизские следы в Сурско-Окском междуречье // Аскизские древности в средневековой истории Евразии. Казань, 2000. С. 128-149.
Белорыбкин 2001 — Белорыбкин Г.Н. Золотарёвское поселение. СПб., 2001.
Бутанаев, Худяков 2000 — Бутанаев В.Я., Худяков Ю.С. История Енисейских кыргызов. Абакан, 2000.
Вощинина 1958 — Вощинина А.И. Серебряная насечка на железе в торевтике Фракии первых веков нашей эры // Труды ГЭ. Л.; М., 1958. Вып. II. С. 123-129.
Гаврилина 1987 — Гаврилина Л.М. Сбруйные украшения у кочевников Восточной Европы X-XI вв. // Археологические исследования Калмыкии. Элиста, 1987. С. 54-68.
Гаврилина 1991 — Гаврилина Л.М. Металлические украшения сбруи из кочевнического погребения X века в Нижнем Поволжье // Материалы по археологии Калмыкии. Элиста, 1991. С. 147-155.
Гоняный 2002 — Гоняный М.И. Тюркские элементы в материальной культуре древнерусских поселений конца XII - третьей четверти XIV в. района Куликова поля (на примере украшений ременной гарнитуры) // Русь в IX-XIV веках: взаимодействие Севера и Юга. Тезисы докладов. М., 2002. С. 16-19.
Гупало, Ивакин 1981 — Гупало К.Н., Ивакин Г.Ю. Набор литейных форм для поясных украшений X в. // Древности Среднего Поднепровья. Киев, 1981. С. 105-113.
Даркевич 1976 — Даркевич В.П. Художественный металл Востока. М., 1976.
Длужневская 1987 — Длужневская Г.В. О смене обликов металлических изделий в культуре енисейских кыргызов в X-XI вв. // Смены культур и миграции в Западной Сибири. Томск, 1987. С. 100-103.
Древности Приднепровья 1907 — Древности Приднепровья и побережья Чёрного моря (Собрание Б.Н. и В.И. Ханенко). Киев, 1907. Вып. 6.
Иерусалимская 1972 — Иерусалимская А.А. К сложению школы художественного шелкоткачества в Согде // Средняя Азия и Иран. Л., 1972. С. 5-56.
Илюшин 1997 — Илюшин A.M. Курган-кладбище в долине р. Касьмы как источник по средневековой истории Кузнецкой котловины // Труды Кузнецкой комплексной археолого-этнографической экспедиции. Кемерово, 1997.
История Тувы 2001 — История Тувы. Новосибирск, 2001. Т. 1.
Казаков 2000 — Казаков Е.П. О тюркских инновациях в культуре волжских болгар (по археологическим материалам) // Аскизские древности в средневековой истории Евразии. Казань, 2000. С. 30-40.
Кокорина 2000 — Кокорина Н.А. Некоторые находки «аскизского» круга на булгарских памятниках и их датировка // Аскизские древности в средневековой истории Евразии. Казань, 2000. С. 40-47.
Комар 2000 — Комар А.В. Византийское влияние в поясных наборах хазарского круга // Культуры степей Евразии второй половины I тысячелетия н.э. (из истории костюма). Тезисы докладов. Самара, 2000. С. 73-75.
Конькова 1996 — Конькова Л.В. Дальневосточные бронзы и традиции цветной металлообработки в степной Азии. Автореф. дис. ... д-ра ист. наук. М., 1996.
Конькова, Король 1999 — Конькова Л.В., Король Г.Г. Кочевой мир: развитие технологии и декора (художественный металл) // Этнографическое обозрение. 1999. №2. С. 56-68.
Конькова, Король 2004 — Конькова Л.В., Король Г.Г. Художественно-технологические блоки как направление реконструкции художественных и технологических традиций в средневековье (на примере Саяно-Алтая) // Шестые исторические чтения памяти Михаила Петровича Грязнова. Материалы конференции. Омск, 2004. С. 97-100.
Король, Конькова 2004 — Конькова Л.В., Король Г.Г. Средневековые ременные украшения из коллекции ГИМ (проблемы атрибуции, датировки, интерпретации) // РА. 2004. №4. С. 126-134.
Король 2005 — Король Г.Г. Средневековые личины Саяно-Алтая (типология, особенности, антропология) // Мир наскального искусства. Сборник докладов международной конференции. М., 2005. С. 133-139.
Кубышев, Орлов 1982 — Кубышев А.И., Орлов Р.С. Уздечный набор XI в. из Ново-Каменки // СА. 1982. №1. С. 238-246.
Кызласов И. 1997 — Кызласов И.Л. Следы пребывания древних хакасов в городах Руси XI-XIII вв. // Памятники Старины. Концепции. Открытия. Версии. СПб.-Псков, 1997. Вып. 1. С. 380-386.
Кызласов И. 1998 — Кызласов И.Л. Пребывание древних хакасов в Восточной Европе (конец X — начало XIII в.) // Славяне и их соседи. Тезисы конференции. М., 1998. С. 72-75.
Кызласов И. 2000 — Кызласов И.Л. Успехи в изучении древнехакасских изделий, найденных на Руси и в Поволжье // Аскизские древности в средневековой истории Евразии. Казань, 2000. С. 3-7.
Кызласов И. 2001 — Кызласов И.Л. Аскизская культура Южной Сибири и её древности в Восточной Европе // Руденко К.А. Тюркский мир и Волго-Камье в XI-XIV вв. Казань, 2001. С. 6-10.
Кызласов И. 2003 — Кызласов И.Л. Средневековая Евразия в свете новых открытий // КСИА. 2003. Вып. 215. С. 3-6.
Кызласов Л. 1978 — Кызласов Л.Р. Курганы древнехакасской тюхтятской культуры в Туве (по материалам Тувинской археологической экспедиции МГУ) // Вестник МГУ. 1978. Серия История. №6. С. 38-56.
Кызласов Л. 1981 — Кызласов Л.Р. Средневековые памятники Западного Забайкалья (IX-X вв.) // Степи Евразии в эпоху средневековья / Археология СССР. М., 1981. С. 59-61.
Кызласов Л. 1984 — Кызласов Л.Р. История Южной Сибири в средние века. М., 1984.
Кызласов Л. 1987 — Кызласов Л.Р. Торговые пути и связи древнехакасского государства с Западной Сибирью и Восточной Европой // Прошлое Средней Азии. Душанбе, 1987. С. 79-86.
Кызласов Л. 1992 — Кызласов Л.Р. Очерки по истории Сибири и Центральной Азии. Красноярск, 1992.
Кызласов, Ивашина 1989 — Кызласов Л.Р., Ивашина Л.Г. Курганы средневековых тюрков в Северо-Восточной Бурятии // Этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири в средние века. Новосибирск, 1989. С. 34—52
Лубо-Лесниченко 1989 — Лубо-Лесниченко Е.И. «Уйгурский» и «киргизский» пути в Центральной Азии // Труды ГЭ. Л., 1989. Т. XXVII. С. 4-9.
Макарова 1991 — Макарова Т.И. Княжеские (государственные) мастерские и их роль в сложении орнаментального стиля в прикладном искусстве Древней Руси // СА. 1991. №3. С. 31-42.
Макарова, Плетнева 1983 — Макарова Т.И., Плетнёва С.А. Пояс знатного воина из Саркела // СА. 1983. №2. С. 62-77.
Макарова, Плетнева 2002 — Макарова Т.И., Плетнёва С.А. К вопросу о растительном орнаменте в металлопластике Хазарского каганата // Поволжье и сопредельные
(153/154)
территории в средние века. Труды ГИМ. М., 2002. М 135. С. 107-114.
Миллер 1937 — Миллер Г.Ф. История Сибири. М.; Л., 1937. Т. I. (изд. 2-е, доп. - М., 1999).
Михайлов 1997 — Михайлов К.А. Центрально-азиатские ременные украшения в материалах древнерусских памятников X века // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Вып. 11. Новгород, 1997. С. 251-260.
Михайлов, Соболев 2000 — Михайлов К.А., Соболев В.Ю. Новгородские наборные пояса XI-XII вв. // АВ. №7. СПб., 2000. С. 222-228.
Мурашева 2000 — Мурашева В.В. Древнерусские ременные наборные украшения (X-XIII вв.). М., 2000.
Мурашева 2002 — Мурашева В.В. Супрутский клад 1969 года (к вопросу о хазаро-скандинавском взаимодействии на территории Древней Руси) // Русь в IX-XIV веках: взаимодействие Севера и Юга. Тезисы докладов. М., 2002. С. 69-71.
Орлов 1983 — Орлов Р.С. Південноруский центр художньої металообробки X ст. // Археологія. Київ, 1983. №44. С. 29-47.
Орлов 1984а — Орлов Р.С. Північнопричорноморський центр художньої металообробки у X-XI ст. // Археологія. Київ, 1984. №47. С. 24-44.
Орлов 19846 — Орлов Р.С. Среднеднепровская традиция художественной металлообработки в X-XI вв. // Культура и искусство средневекового города. М., 1984. С. 32-52.
Орлов 1989 — Орлов Р.С. Сплавы цветных металлов Новгород-Северской земли в X-XII вв. // Новгород-Северскому — 1000 лет. Тезисы докладов. Чернигов — Новгород-Северский, 1989. С. 44-46.
Павлинская 1984 — Павлинская Л.Р. Художественный металл как источник для изучения этнокультурных контактов // Этнокультурные контакты народов Сибири. Л., 1984. С. 99-113.
Павлинская 1988 — Павлинская Л.Р. Некоторые вопросы техники и технологии художественной обработки металлов // Материальная и духовная культура народов Сибири / Сборник МАЭ. Л., 1988. Вып. XLII. С. 71-85.
Путь из варяг ... 1996 — Путь из варяг в греки и из грек... / Государственный исторический музей. Каталог выставки. М., 1996.
Руденко 2001 — Руденко К.А. Тюркский мир и Волго-Камье в XI-XIV вв. Казань, 2001.
Рыбаков 1948 — Рыбаков Б.А. Ремесло Древней Руси. М., 1948.
Савинов 1979 — Савинов Д.Г. Об основных этапах развития этнокультурной общности кыпчаков на юге Западной Сибири // История, археология и этнография Сибири. Томск, 1979. С. 53-72.
Савинов 1994 — Савинов Д.Г. Введение // Культурные трансляции и исторический процесс (палеолит — средневековье). СПб., 1994. С. 3-7.
Фёдоров-Давыдов 1976 — Фёдоров-Давыдов Г.А. Искусство кочевников и Золотой Орды. М., 1976.
Фонякова 1987 — Фонякова H.A. Истоки растительной орнаментации сбруйных бляшек салтово-маяцкой культуры // Проблемы археологии Степной Евразии. Тезисы докладов. Кемерово, 1987. Ч. II. С. 150-152.
Фонякова 1998 — Фонякова H.A. Художественный стиль украшения поясов в Хазарии второй половины VIII — начала X в. // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. Симферополь, 1998. Вып. VI. С. 635-641.
Фонякова 2001 — Фонякова H.A. Сюжетные изображения на сосудах и поясах из Хазарии второй половины VIII-X веков // Средневековые древности евразийских степей / Археология восточноевропейской лесостепи. Воронеж, 2001. Т. 15. С. 87-93.
Arne 1914 — Arne T.J. La Suéde et l'Orient. Upsala, 1914.
Fettich 1937 — Fettich N. Die Metallkunst der Landehmenden Ungarn 1-2 / Archaeologia Hungarica. Vol. XXI. Budapest, 1937.
Ruttkay 1978 — Ruttkay A. Umenie Kované v zbraniach. Pallas, 1978.
|