главная страница / библиотека / обновления библиотеки

Первобытная археология. Человек и искусство. Сборник научных трудов, посвящённый 70-летию со дня рождения Якова Абрамовича Шера. Новосибирск: 2002. М.М. Казанский

Пряжки раннесасанидской традиции в Северной Евразии.

// Первобытная археология. Человек и искусство. Сборник к 70-летию Я.А. Шера. Новосибирск: 2002. С. 193-197.

 

L'influence sassanide sur la mode vestimentaire de la population barbare d'Eurasie septentrionale est mal étudiée. Cependant on peut identifier quelques plaques-boucles de tradition sassanide provenant des contextes des Ve-VIe s. Une boucle godronnée en cornaline, originaire de l'Iran sassanide, a été mise au jour dans la tombe nomade de Borovoe au Kazakstan oriental. En outre la tombe a livré un poignard originaire d'Iran ou d'Asie centrale. Quelques plaques-boucles des Ve-VIe s. à plaque en forme de croissant proviennent de la nécropole de Turaevo sur la Kama inférieure et de celle de Mokraja Balka dans la région de Pyatigorie. Leurs parallèles les plus proches se trouvent en Iran sassanide, notamment à Suses et dans la région de Kerman. Enfin, plusieurs plaques-boucles rigides à plaque rectangulaire ayant des bords concaves ont été découvertes dans des tombes des Ve-VIe s. de la région de l'Oural du Sud (Birsk, Kamennyj Ambar, Chipovo). Ces plaques-boucles, elles aussi ont des parallèles seulement en Iran. La diffusion de ces boucles en Eurasie spetentrionlae est liée à la migration d'un ou plusieurs groupes des nomades, venus de l'Asie centrale.

 

Контакты Северной Евразии с сасанидским Ираном надёжно засвидетельствованы находками иранских импортов — монет, металлических, реже стеклянных сосудов, гемм, возможно некоторых типов каменных бус. Их особая концентрация отмечается на Северном Кавказе, особенно в Осетии и Дагестане, и в Урало-Камском регионе, более всего в бассейнах средней и верхней Камы и Вятки (Даркевич, 1976, с. 146, 147, 154, 155, табл. 51; Морозов, 1996; Прокопенко, 1999, с. 87, 88, 115-117).

 

Иранское влияние на материальную культуру северных варваров в раннесредневековую эпоху изучено хуже. В данной статье речь пойдёт о некоторых типах пряжек и деталей поясной гарнитуры Казахстана, Урала, Поволжья и Северного Кавказа, появление которых следует объяснять воздействием культуры сасанидского Ирана V-VI вв. Таких пряжек немного, поскольку выделить типичные иранские вещи сложно — костюм сасанидского периода в Иране изучался, в основном, по иконографическим материалам. Тем не менее, их присутствие свидетельствует о существовании определённой сасанидской моды у варваров Северной Евразии в начале средневековья.

 

Первая находка происходит из богатого воинского погребения постгуннского времени у озера Боровое в Восточном Казахстане (рис. 1, 1). Это сердоликовая рифлёная пряжка, 3,8х3 см (Съкровище..., 1989, 18). Её аналогом является пряжка из белого халцедона, находящаяся ныне в коллекции Ashmolean Museum в Оксфорде (Quast, 1996, Abb. 8.2). Как недавно показал Д. Кваст, пряжки из полудрагоценных камней очень редки как в Европе, так и в Северной Азии, и практически всегда являются импортами из восточно-средиземноморского или средневосточного региона, где производилась добыча поделочных камней. Пряжку из Борового, как и её оксфордскую аналогию, Д. Кваст обоснованно отнёс к кругу скорее сасанидских, чем восточносредиземноморских (византийских) изделий (Quast, 1996, S. 337-340), поскольку в Боровом был найден также кинжал сасанидского или среднеазиатского происхождения (судя по технике декора в стиле перегородчатой инкрустации) с Р-образной портупейной скобой.

 

Такие кинжалы известны по археологической находке в «княжеской» могиле 14 некрополя Kyerim-No в Южной Корее, где он считается импортом из Ирана или Центральной Азии, а также по фрескам в пещерах Китайского Туркестана (Zaseckaja, 1993; Koch, 1999). По этим параллелям кинжал может быть датирован

(193/194)

Рис. 1. Пряжки раннесасанидской традиции.
1 — Боровое; 2 — Мокрая Балка, кат. 25.1971 из раскопок В.Б. Ковалевской; 3 — Тураево, курган VIIa; 4, 5 — Тураево, курган VIII; 6, 7 — Тураево, курган VI; 8 — Уфа, курган 18/погр. 1 ; 9, 16 — район Кермана (?); 10 — Сузы; 11, 12 — Иран; 13 — Бирск, погр. 156; 14 — Шипово-6, курган 3; 15 — Каменный Амбар-5, курган 6; 17 — Бирск, погр. 138.
(1, 13, 14, 17 — Амброз 1989; 2 — Гавритухин, Малашев 1998; 3-7 — Gening 1995; 8 — Пшеничнюк 1968 ; 9, 10, 16 — Girshman 1979; 11, 12 — Jahrbuch des Rumisch-Germanischen Zentralmuseums 1985; 15 — Костюков 1995).

(Открыть Рис. 1 в новом окне)

 

VI в., поскольку корейская могила относится ко второй четверти VI в., а фрески из грота 69 Кызыл принадлежат второй половине VI в. Напомним, что Р-образные портупейные скобы также появляются не позднее третьей четверти VI в., как об этом свидетельствует находка длинного меча из могилы китайского генерала Ли-Ксиана (умер в 569 г.), а также миниатюрной копии меча в могиле императора Ву-Ди (умер в 578 г.) из династии Северные Чжоу (Koch, 1998, S. 574-578, Taf. 73). Инвентарь пост-гуннского времени (так называемый горизонт Шипово, о нём см. ниже) из погребения в Боровом не противоречит такой датировке.

 

Небольшая серия пряжек с обоймой в виде полумесяца с заострёнными углами, обнаруженных в Приуралье и на Северном Кавказе, также видимо имеет сасанидское происхождение. Одна такая пряжка происходит из аланского некрополя Мокрая Балка в Пятигорье (рис. 1, 2). Она была обнаружена в катакомбе 25 (раскопки В.Б. Ковалевской в 1971 г.) (Афанасьев, 1980, рис. 1, 26). Погребение не опубликовано, однако, если судить по морфологии пряжки (массивный язычок характерный для V-VI вв. и плоское овальное кольцо, более типичное для постгуннского времени), эта вещь может быть скорее всего датирована концом V в. или началом VI в. Катакомба содержала керамику, которую И.О. Гавритухин и В.Ю. Малашев

(194/195)

относят к периоду IIа предложенной ими хронологии, то есть к первой трети VII в. (Гавритухин, Малашев, 1998, с. 67), что маловероятно, поскольку в VII в. пряжки имеют совсем иную морфологию. В частности, массивный язычок, как на изделии из Мокрой Балки, сохраняется в VII в. только на пряжках женского костюма германской традиции с очень крупным щитком и только в Крыму, если, конечно, принять на веру датировки крымских археологов. Все известные мне многочисленные пряжки с массивным язычком и обоймой, сопоставимой по размерам с кольцом, датируются в пределах V-VI вв. Впрочем, поздняя дата погребения в Мокрой Балке не исключена. При рассмотрении хронологии аланских могил Пятигорья выясняется, что сасанидские импорты, включая ранние монеты V в., встречаются почти исключительно в погребениях с поздним инвентарем VII в. На «запаздывание» сасанидских монет в Пятигорье уже указывал Г.Е. Афанасьев, по его расчётам монеты V в. попадают сюда в первой половине VII в. (Афанасьев, 1979, с. 47). Создаётся впечатление, что иранские вещи разного времени попали в руки пятигорских алан сразу в большом количестве и одновременно, где-то в течение первой половины VII в. Тогда же, судя по расчётам Г.Е. Афанасьева, к ним поступает и значительное количество золотых византийских монет. Не является ли этот наплыв импортов результатом участия алан в операциях (за византийское золото) союзных тюрко-византийских войск в 627-628 гг. в Закавказье и в Месопотамии, самом сердце сасанидской империи?

 

Несколько пряжек и других элементов поясной гарнитуры с обоймой в виде полумесяца происходят из воинских курганов могильника Тураево на нижней Каме (рис. 1, 3-7). Они были найдены в курганах VI, VII/la, VIII (Gening, 1995, Abb. 23b, 1, 2; 27, 1; 29, 5). Судя по наконечникам ремней и луновидным накладкам, погребения в курганах VI, VII/la относятся к гуннскому времени (конец IV — первая половина V вв.), поскольку их аналоги хорошо известны в погребениях эпохи гуннов (Gening, 1995, Abb. 27, 7, 13, 14; 29, 14, ср. Засецкая, 1994, табл. 15, 1; 19, 1). Язычки тураевских пряжек загнуты вниз и заходят за кольцо, что типично для гарнитур эпохи переселения народов. Однако они короче язычков пряжек эпохи Аттилы (вторая четверть V в. или период D2 центральноевропейской хронологии (см. примеры для дунайско-черноморского региона: Tejral, 1986, Abb. 14, 7, 10, 11, 14), хорошо известных по дунайским и черноморским находкам и напоминают более архаичные пряжки второй половины IV — самого начала V в. (периоды СЗ и D1, см. примеры Tejral, 1986, Abb. 3, 8; 5, 6, 9, 10, 12, 13, 14; 6, 18). Наконец, следует указать ещё одну находку гуннского времени, это пряжка из кургана 18/погр. 1 в Уфе (рис. 1, 8). Здесь найдена пряжка с полукруглым щитком, но декор cloisonné на нём имеет луновидную форму (Пшеничнюк, 1968, рис. 3, 5).

 

Пряжки с обоймой в виде полумесяца и заострёнными углами мне известны только в Иране (рис. 1, 9, 10, 11). Они представлены в основном в музейных и частных коллекциях (Jahrbuch..., 1985, S. 741, Abb. 56; Girshman, 1979, pl. 6, 6, fig. 2). Точное их происхождение установить невозможно, имеются указания на район Кермана (рис. 1, 9 — Girshman, 1979, pl. 6, 6), одна пряжка происходит из раскопок в Сузах (рис. 1, 10 — Girshman 1979, fig. 2). Точная датировка в таких случаях очень затруднительна, по морфологии (массивный зооморфный язычок, большое овальное кольцо) пряжки типичны для V-VI вв. Можно, таким образом, сделать заключение, что северокавказскне и камские пряжки являются местной репликой сасанидской моды.

 

Видимо такое же происхождение имеют и уральские цельнолитые пряжки с овальным полым кольцом и прямоугольной обоймой с вогнутыми боковыми краями. Они представлены в кочевнических южно-ypaльских курганах Шипово-6, к. 3 (отчётливый рисунок: Амброз, 1989, рис. 31, 1) и Каменный Амбар-5, к. 6 (Костюков, 1995, рис. 2, 3) а также в погребениях 138 и 156 башкирского некрополя Бирск (Мажитов, 1968, табл. 5, 6, 32, 33) (рис. 1, 13-15, 17). Все перечисленные погребения относятся к хронологическому постгуннскому горизонту Шипово, а интересующие нас пряжки являются для него определяющими.

 

В настоящее время все исследователи согласны с тем, что горизонт Шипово заполняет лакуну между гуннскими древностями (последняя треть IV — середина V вв.) и горизонтом «геральдических» поясов (вторая половина VI — начало VIII вв.). Спор идёт о его точных хронологических границах и о времени, на которое приходится пик наибольшего распространения шиповскнх древностей. По мнению И.П. Засецкой, шиповский горизонт соответствует второй половине V и самому началу VI в. (1994, с. 126-128), тогда как И.О. Гавритухин полагает, что большая часть шиповских находок датируется серединой — второй половиной VI в. (1999, с. 193), то есть практически временем широкого распространения «геральдических» поясов, близкую датировку предлагает и А.В. Богачёв (1996). Отрицать существование вещей шиповского стиля уже во второй четверти V в. не приходится. Они известны в волжском погребении Покровск-Восход вместе с мечом «азиатского» типа (по В. Менгину) с декором cloisonné на гарде, идентичном декору хорошо датированных мечей второй четверти V в. из погребений Бежа в Португалии и Паннонхалмав Венгрии (Menghin, 1994-1995, S. 165-175). В Бирском могильнике пряжка шиповского

(195/196)

горизонта была найдена вместе с типичным гуннским наконечником с зигзагообразным декором (Kazanski, Mastykova, 1999, p. 536). Столь же очевидно сосуществование в течение какого-то времени шиповских вещей с «геральдическими» поясами — они найдены вместе в погребении 165 могильника Бирск (Амброз, 1989, рис. 35, 5-14). К сожалению, неупорядоченность хронологии «геральдических» поясов не позволяет надёжно датировать бирскую находку. На сегодняшний день ясно лишь, что геральдические пояса с прорезным декором к 550-560 гг. распространяются на широкой территории от Альп до восточного побережья Черного моря. В качестве реперных находок можно назвать погребение 33 в Базель-Бернерринг (Moosbrugger-Leu, 1982, Abb. 36, 16) с монетой Тотилы 541-553 гг. (на Западе местные монеты не «запаздывают»), погребение 56 в Суук-Су (Репников, 1906, с. 16, табл. 5, 15-17, 19) с монетой Юстиниана 527-565 гг. («запаздывание» византийских монет в близком Крыму маловероятно) и слой Цибилиума, предшествующий пожару 550-551 гг. (Воронов, Бгажба, 1985, рис. 97, 15 и 113, 51). Вещи шиповского круга, в частности, пряжки различных типов, присутствуют в некоторых погребениях северокавказских могильников Дюрсо и Лермонтовская Скала-2, которые по дунайским и средиземноморским вещам датируются серединой V — началом VI вв. (Kazanski, Mastykova, 1999, p. 525-536). Находки в Покровск-Восход, Лермонтовской Скале-2, Дюрсо, Бирске позволяют определить время наибольшего бытования вещей шиповского горизонта в рамках второй трети V — второй трети VI вв., то есть от позднегуннского времени до эпохи широкого распространения «геральдических» поясов, что, конечно, не исключает попадания отдельных «шиповских» вещей и в более поздний контекст.

 

«Шиповские» цельнолитые пряжки с овальным полым кольцом и прямоугольной обоймой с вогнутыми боковыми краями прямых аналогий не имеют нигде, однако их прототипы известны в сасанидском Иране и пока только там (рис. 1, 12, 16). Это шарнирные пряжки с массивным зооморфным язычком, крупным овальным кольцом и подвижной прямоугольной обоймой с вогнутыми боковыми краями (Jahrbuch..., 1985, S. 741, Abb. 56; Girshman, 1979, pl. 6, 4; Quast, 1999, fig. 15В), датирующиеся по морфологическим особенностям V-VI вв.

 

Каковы причины распространения пряжек сасанидской традиции на Урале? Вряд ли они попали сюда в результате торговли, поскольку остальные сасанидские импорты концентрируются севернее, в бассейне средней и верхней Камы и Вятки, в районах добычи пушнины. Скорее всего, речь идёт о продвижении в течение V в. в южноуральские и нижнекамские степи каких-то групп кочевников из Центральной Азии, с сасанидской границы, принёсших с собой новую моду. Кстати, детали поясной гарнитуры не являются исключением. На Урале, в частности, в Тураеве и Муслюмове, а также в Крыму (совхоз Калинина, Керчь) и в Абхазии (Цибилиум) И. Бона выделяет для конца IV и V вв. серию мечей и кинжалов восточного происхождения с характерной длинной рукоятью и навершием с перехватом, сасанидское происхождение которых представляется очень вероятным (Bona, 1991, S. 238, 239, Abb. 12).

 

По сообщениям письменных источников известен ряд миграций кочевников из Азии в конце IV-V вв. (гунны в 370-е гг., сарагуры, хуннугуры в 463 г., болгары около 480 г., савиры в 515 г.), однако можно легко догадаться, что значительная часть передвижений кочевников, особенно в отдалённых районах Приуралья, не попала в поле зрения древних авторов.

 

Литература

 

Амброз А.К. Хронология древностей Северного Кавказа V-VII вв. М., 1989.

Афанасьев Г.Е. Хронология могильника Мокрая Балка. // КСИА, вып. 158, 1979. С. 43-51.

Афанасьев Г.Е. Пряжки катакомбного могильника Мокрая Балка у г. Кисловодска. // Северный Кавказ в древности и в средние века. М., 1980. С. 141-152.

Богачёв А.В. К вопросу о поздней дате древностей «гуннского круга». // РА, 1996, 4. С. 186-189.

Гавритухин И.О., Малашев В.Ю. Перспективы изучения хронологии раннесредневековых древностей Кисловодской котловины. // Культуры евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (вопросы хронологии). Самара, 1998. С. 28-86.

Гавритухин И.О. В-образные пряжки изготовленные вместе с щитовидной обоймой. // Пермский мир в раннем средневековье. Ижевск, 1999. С. 160-209.

Даркевич В.П. Художественный металл Востока VIII-XIII вв. М., 1976.

Засецкая И.П. Культура кочевников южнорусских степей в гуннскую эпоху (конец IV-V вв.). СПб., 1994.

Костюков В.П. Раннесредневековые курганы могильника каменный Амбар-5. // Курганы кочевников Южного Урала. Уфа, 1995. С. 151-160.

Мажитов Н.А. Бахмутинская культура. М., 1968.

(196/197)

Морозов В.Ю. Пути проникновения сасанидских монет и художественных изделий в Поволжье и Прикамье. // Культуры евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. Самара, 1996. С. 148-164.

Прокопенко Ю.А. История северокавказских торговых путей в IV в. н.э. — XI в. н.э. Ставрополь, 1999.

Пшеничнюк А.Х. Уфимский курганный могильник. // Археология и этнография Башкирии 3, 1968. С. 105-112.

Репников H.H. Некоторые могильники области крымских готов. // ИИАК, 19, 1906. С. 1-80.

Съкровище на хан Кубрат. Культура на българи, хазари, славяни. София, 1989.

Bona I. Das Hunnenreich. Budapest-Stuttgart, 1991.

Gening V.F. Völkerwanderungszeitliche Kriegergräber aus Turaevo im Uralvorland. // Eurasia Antiqua l, 1995. S. 265-325.

Girshman R. La ceinture en Iran. // Iranica Antiqua 14, 1979. C. 167-196.

Kazanski M., Mastykova A. Le Caucase du Nord et la région méditerranéenne aux 5e-6e siècles. // Eurasia Antiqua 5, 1999. P. 523-573.

Koch A. Überlegungen zum Transfer von Schwerttarag- und Kampfesweise im frühen Mittelalter am Beispil chinesischer Schwerter mit P-förmigen Tregriemenhaltern aus dem 6.-8. Jahrhundert n. Chr. // Jahrbuch des Römisch-Germanischen Zentralmuseums Mainz 45, 1998. S. 571-598.

Koch A. Zum Prunkdolch von Kyerim-No, Kyôngju (Südkorea). // Archäologisches Korrespondenzblatt 29/3, 1999. S. 407-423.

Menghin W. Schwerter des Goldgriffspathenhorizonts im Museum für und Frühgeschichte, Berlin. // Acta Praehistorica et Archaeologica 26-27, 1994-1995. S. 140-191.

Moosbrugger-Leu R., Die frühmittelalterlichen Gräberfeld von Basel (Führer durch das Historische Museum Basel 1). Basel, 1982.

Quast D. Schmuckstein- und Glasschnallen des 5. Und frühen 6. Jahrhunderts aus dem östlischen Mittelmeergebiet und dem «Sassaniderreich». // Archäologisches Korrespondenzblatt 26/3, 1996. S. 333-345.

Quast D. Garnitures de ceintures méditerranéennes à plaques cloisonnées des Ve et début VIe siècles. // Antiquités Nationales 31, 1999. P. 233-250.

Tejral J. Fremde Einflüsse und kulturelle Veränderungen nördlich der mittleren Donau zu Beginn der Völkerwanderungszeit // Peregrinatio Gothica (Archaeologia Baltica 7). Lodz, 1986. S. 175-238.

Zaseckaja I.To the Dntingof the Dagger from Borovoe-Lake find in Kazakhstan. // L'armée romaine et les Barbares du Hie au Vile siècle. Snint-Germain-en-Laye, 1993. P. 437-443.

 

 

наверх

 

главная страница / библиотека / обновления библиотеки