Л.Н. Гумилёв

Древние тюрки.

// М.: 1967. 504 с.

Часть первая. Великий тюркский каганат.

Глава IV. Шёлк и караванный путь.

[ Караванная торговля. — Согдиец Маниах. — Делёж эфталитского наследства. — Война с Византией. — Китай и караванный путь. ]

Караванная торговля. Разгромив эфталитов и северокитайские царства, тюркюты достигли не только политического, но и экономического могущества, так как в их руках оказался великий караванный путь, соединяющий Запад и Восток.

Путь этот начинался в Чанъани и шёл вдоль склонов Наньшаня через многочисленные долины, орошаемые стекающими с хребта ручейками. Этот участок пути был лёгок, но затем следовал крайне тяжёлый переход через пустыню до оазиса Хами, а оттуда в Люкчунскую впадину к Турфану. Оба эти оазиса и ещё несколько соседних составляли самостоятельное княжество Гаочан, населённое потомками китайских военнопоселенцев, совершенно освоившихся на новой родине.

От Гаочана караванный путь раздваивался. Одна его ветвь пролегала по южным склонам Тянь-Шаня через Карашар, Кучу и Аксу, затем мимо Иссык-Куля в долину р. Чу и оттуда через Таласскую долину в Исфару. Другая ветвь, северная, начиналась также в Гаочане и шла по южной Джунгарии через Урумчи, Манас, Куркара-усу и горы Ирэнь-Шабирган в долину р. Или и оттуда на юг, в Среднюю Азию. Кроме того, была ещё одна трудная дорога через перевалы в Тянь-Шане из Карашара через долину Юлдуза в долину Или, но ею пользовались редко. [1]

В Средней Азии караваны отдыхали. Одним из крупнейших перевалочных пунктов был г. Пайкенд. Оттуда путь шёл через Хорасан на Рей и Хамадан и через византийскую крепость Несевию (Низиб) в Сирию и Константинополь. От Китайского моря до границ Персии считалось 150 дней пути, а отсюда до Низиба на римской границе ещё 80 дней. [2]

(42/43)

Торговля была весьма оживлённой и доходной, но обслуживала не народные массы, жившие в условиях натурального хозяйства, а социальную верхушку, нуждавшуюся в предметах роскоши. Китайцы получали из Ирана исключительно для своих императриц знаменитую краску для бровей, стоившую очень дорого. Вавилонские ковры были также редкостным товаром. Наконец, в Китай ввозились подлинные и искусственные сирийские драгоценные камни, кораллы и жемчуга с Красного моря, ткани из Сирии и Египта, наркотики из Малой Азии. [3] Но наиболее важным предметом торговли был шёлк, который начал поступать в Европу — со времён Августа. [4] Потребность Византии в шёлке была огромна, так как помимо нужд двора и аристократии шёлк использовался как валюта при сношениях с варварами, в частности при найме вспомогательных войск.

Притязания Юстиниана на мировое владычество вынудили византийское правительство поддерживать дипломатические связи со всеми государствами Европы до англосаксонских королевств включительно. На подарки, подкупы, наём воинов требовалось огромное количество шёлка. За шёлк Византия получала из Европы и союзников, и наёмников, и любые товары, и рабов. Благодаря торговле Юстиниан мог вести мировую политику, которая подчинила его власти почти всё Средиземноморье. Шёлк в Византии ценился наравне с золотом и драгоценными камнями. [5]

Но артерия, снабжавшая Византию этим драгоценнейшим товаром, проходила через Северный Иран, и сасанидское правительство отнюдь не выпускало из рук контроль над караванной торговлей. Оставляя себе очень большую часть шёлка-сырца для его обработки, иранцы всегда имели возможность продавать свои изделия западным странам по ценам, которые они сами назначали. [6]

Добиваясь ослабления Византийской империи, персы, естественно, стремились не к увеличению её товарооборота, а к повышению цен на шёлк, с тем чтобы выкачать из Византии возможно больше денег и ослабить её в политическом и военном отношении. Увеличение товарооборота не было выгодно Ирану, так как Византия при любых ценах компенсировала себя при перепродаже шёлка на европейском рынке, что помогало ей наращивать военный потенциал. Поэтому персы тщательно регламентировали торговлю шёлком, не только установив высокие цены, но и ограничив также количество шёлка, вывозимого на запад. [7]

(43/44)

Естественно, что Византия не могла мириться с создавшимся положением, так как, переплачивая за шёлк, она тем самым способствовала усилению враждебного ей Ирана. В промежутках между войнами константинопольский двор с огорчением видел, сколько золота уходит из страны в руки врагов государстваnbsp;[8] Но попытки освободиться от экономической зависимости были безуспешны. Около 531 г. Юстиниан пытался договориться с Эфиопией, чтобы африканские купцы взяли на себя роль посредников и наладили перевозку шёлка через Индийский океан,  [9] но персы в индийских портах пользовались таким влиянием, что эфиопам не удалось отнять у них монополию закупки шёлка, а мир, заключённый в 532 г., восстановил обычный порядок торговли. [10]

Новая война с Ираном, возникшая в 540 г., вынудила Юстиниана особым эдиктом понизить цены на шёлк, но заставить персидских купцов продавать шёлк по этим ценам не было никакой возможности. В результате в Сирии из-за отсутствия сырья разорились шелкоткацкие мануфактуры. [11] В 570 г. Хосрой Ануширван, овладев Йеменом, окончательно закрыл византийцам доступ на восток через Красное море и Индийский океан. В это же время в историческую игру вступил новый партнёр — тюркютский каганат. Выше было отмечено, что тюркюты выкачивали из Китая огромное количество шёлка в виде дани. Несмотря на то, что ханы обвешивали шёлком свои юрты, использовать всего получаемого ими шёлка они не могли.

После разгрома эфталитов согдийцы стали подданными тюркютского хана. Они издавна славились и на Востоке и на Западе как ловкие посредники и купцы. От замены эфталитских хозяев на тюркютских они только выиграли, так как им открылся беспрепятственный и безопасный доступ во внутренние области Азии. В интересах согдийцев было максимальное расширение шёлковой торговли, так же как и в интересах тюркютов, стремившихся найти сбыт для излишков шёлка.

Согдиец Маниах. Итак, согдийские купцы совершенно справедливо сочли разгром эфталитов началом своего процветания. В самом деле, дорога в Китай была открыта и безопасна, сами тюркюты не знали, куда девать награбленный или полученный в виде дани шёлк, и посредник мог нажиться, как никогда до сих пор. Задача была лишь в том, чтобы доставить шёлк в Византию, но об этом следовало договориться с персидским шахом. Истеми-хан со своей стороны шёл навстречу же-

(44/45)

ланиям своих новых подданных, тем более, что это совпадало с интересами его приближённых. Поэтому хан охотно согласился на предложение согдийца Маниаха послать его к Хосрою Ануширвану в качестве полномочного посла с поручением добиться разрешения на провоз через Иран запасов шёлка, скопившегося у предприимчивых согдийцев. Посол даже предложил персидскому царю принять участие в торговле, т.е. покупать шёлк самому и перепродавать его на Запад [12]. Согдийцы при такой операции, несколько теряя на цене товара, значительно больше выгадывали бы на увеличение оборота.

Разумеется, персидское правительство не могло пойти на сделку, так как если бы оно переправило весь шёлк в Византию, то через несколько лет на Евфрате стояла бы столь многочисленная наёмная армия, что всех сил Ирана не хватило бы для её отражения. Использовать же шёлк внутри страны не позволяла низкая покупательная способность населения Ирана. Покупая шёлк, персидский шах только терял золото, так же необходимое ему для проведения восточной политики как шёлк был нужен византийскому императору для политики западной.

Хосрой нашёл выход из затруднительного положения, в которое его поставил союзный хан. По совету эфталита Катулфа привезенный шёлк был оплачен и в присутствии послов сожжён. Это показало согдийцам, что персы не потерпят изменения существующего положения. [13] Согдийцы немедленно пожаловались хану, и тот решил уладить конфликт. Он послал в Иран новое посольство, состоявшее из тюркютов. Но и это посольство тоже ничего не добилось. В довершение беды большая часть тюркютских послов умерла от какой-то болезни; вернулись лишь трое или четверо.

Тем временем Маниах успел уговорить хана разорвать союз с Ираном и войти в сношения с Византией. Однако возить шёлк вокруг Каспийского моря через Кавказ было дорого и небезопасно: угры, бежавшие перед тюркютскими копьеносцами, могли легко разграбить и вырезать купеческий караван. Дорога же через Иран была короче и легче. Поэтому Истеми-хан пошёл на то, чтобы решить спор оружием. Он заявил, что послы были отравлены, и выступил как мститель. [14]

(45/46)

Вполне понимая серьёзность затеянной войны, хан поспешил обзавестись союзником. Он отправил в Константинополь посольство во главе с тем же Маниахом, которому было поручено заключить с императором Юстином не только торговый договор, но и военный союз против Ирана. Маниах добрался до Константинополя через Кавказ. Прибыл он как нельзя более вовремя. В 568 г. лангобарды вторглись в Италию, и император Юстин II благоразумно отказался от активной западной политики, столь истощившей финансы империи при Юстиниане. К тому же возобновление войны против Персии было неизбежно и пренебрегать мощным союзником не следовало. Поэтому император принял тюркютское посольство чрезвычайно благосклонно и для подтверждения союза направил в августе 568 г. вместе с возвращавшимся Маннахом полководца восточных городов Земарха Киликийца. [15] Истеми-хан ласково принял византийского посла и в подтверждение искренности своих намерений пригласил его сопутствовать войску, двинутому на Иран.

Хосрой не хотел войны. В долине р. Талас тюркютское войско встретило персидское посольство, но хан демонстративно посадил на пиру Земарха на более почётное место, чем персидских послов, и в его присутствии обратился к последним с упрёками. Персидские послы вернулись в Иран с вестью о войне. После этого хан отпустил Земарха и тот вернулся в Константинополь в сопровождении сына Маниаха и полномочного посла — тюркюта Тагма-Тархана. [16] Сам Маниах в это время умер, но союз Византии и каганата пережил своего создателя и перешёл по наследству к хазарским каганам, равно как и вражда с Ираном, которая продолжалась даже тогда, когда персидских царей сменили арабские халифы.

(46/47)

Делёж эфталитского наследства. Официальным предлогом возникшей войны было требование Истеми-хана, чтобы персы платили ему ту дань, которая раньше шла эфталитам. [17] Отказ был неизбежен, и хан бил наверняка. Тюркютская конница быстро перешла Аму-Дарью и в Джурд-жане захватила «торговые города и порты сиров, [18] прежде обладаемые персами». [19] Но линии пограничных укреплений, воздвигнутых персами ещё в V в. против эфталитов, оказались для тюркютов непроходимыми. Наступление остановилось, а уже в 569 г. тюркюты вернулись в Согдиану. [20]

На этом военные действия и закончились, так как Истеми-хан вовсе не стремился разбивать лоб о регулярную и хорошо обученную армию шахан-шаха. Зная, что Византия вот-вот начнёт войну в Месопотамии и отвлечёт туда персидские войска, он решил пока договориться о дележе эфталитского наследства. По договору 571 г. Хосрой Ануширван получил Синд, Бост, ар-Рохадж (Арахозия), Забулистан, Тохаристан, Дардистан и Кабулистан. Кроме того, персам подчинился наследственный удел эфталитского князя Фагониша — Чаганиан. [21] Тюркютам досталась Согдиана.

Заключение мира было для Хосроя Ануширвана большой удачей. Во-первых, он продвинул границы своего царства на восток так далеко, как ни один из его предшественников; во-вторых, он освободил свои силы для войны на западе, где восстали армяне, передались византийцам грузины, активизировались в Аравии эфиопы и, наконец, в 572 г. выступили византийские войска и осадили Низиб. Перекинув на запад свои обученные войска, Хосрой быстро добился перелома в военных действиях и уже в 573 г. взял Дару. [22] Собственно говоря, этими успехами он был обязан вынужденному бездействию тюркютского хана: авары, непримиримые враги тюркютов, завоевали степи от Савы до Дона, и Истеми-хану пришлось перенести своё наступление с юга на запад. Между 567 и 571 гг. тюркюты овладели всем Северным Кавказом [23] и сомкнулись с владениями Византийской империи около Боспора. Возможно, что они стремились там проложить новый караванный путь для своих друзей и советчиков — согдийских купцов.

(47/48)

Византия, зажатая в клещи персами и аварами, ухватилась за союз с ханом. В ближайшие годы к тюркютам были направлены посольства Евтихия, Иродиона, Павла Киликийского и Анангаста. [24] Казалось, что союз упрочится и мост между Востоком и Западом будет сооружён, но события потекли по иному руслу.

Война с Византией. В 553 г. Византия завела собственную шёлковую промышленность [25]. Личинки шелковичных червей были доставлены в Константинополь, по словам Прокопия Кесарийского, двумя христианскими монахами, а по словам Феофана Византийского — неким персом, в выдолбленном посохе. Н.В. Пигулевская полагает, что личинки были принесены из согдийских городов,  [26] а по мнению М.Е. Массона, ссылающегося на рассказ Феофана, они были доставлены из Джурджана. [27] Шелководство развилось в Константинополе, Бейруте, Тире и Антиохии. К концу VI в. вопрос об импорте шёлка уже не имел для Византии прежнего значения, [28] и надежды тюркютов на овладение шёлковой монополией оказались тщетными. Наличие конкуренции не могло не заставить их понизить цены на шёлковые изделия, что значительно уменьшало выгоды от торговли.

Кроме соперничества в торговле шёлком охлаждению византийско-тюркютских отношений способствовал аварский вопрос. Согласно договору 568 г. Византия обязалась не заключать мира и союза с аварами, поэтому, когда аварское посольство явилось к Юстину с просьбой о мире и позволении занять Паннонию, ему было отказано. [29] Несмотря на это, авары утвердились в Паннонии и нанесли византийцам поражение, заставившее последних в 570 г. заключить мир. [30]

Этих двух обстоятельств было достаточно, чтобы произошла политическая перегруппировка. Тюркюты на Волге находились в среде только что покорённых племён, покорных лишь потому, что до сих пор тюркютская тяжелая кавалерия не имела равного себе противника. Внезапное усиление аваров создавало центр притяжения для всех врагов тюркютского каганата, в первую очередь для кутургуров, и являлось угрозой для самих тюркютов. Но пока авары были заняты войной с гепидами и греками и исход войны был неясен, тюркюты могли пренебречь слабым противником. Когда же авары создали мощное государ-

(48/49)

ство, обезопасившее себя миром с Византией, тюркюты не могли не обеспокоиться. И действительно, посольство Валентина 576 г. встречает совершенно иной приём, нежели предыдущее.

Посла принял Турксанф, один из восьми удельных князей (в это время (тюркютская держава состояла из восьми уделов, подчинённых великому хану). На приветствия Валентина он ответил: «Не вы ли те самые римляне, употребляющие десять языков и один обман?». Выговорив эти слова, он заткнул себе рот десятью пальцами, потом продолжал: «Как у меня теперь во рту десять пальцев, так и у вас, у римлян, множество языков. Одним вы обманываете меня, другим моих рабов вархонитов... Ваш царь в надлежащее время получит наказание за то, что он со мной ведёт речи дружественные, а с вархонитами (он разумел аваров. — Л.Г.), рабами моими, бежавшими от господ своих, заключил договор. Но вархониты как подданные тюрок (тюркютов. — Л.Г.) придут ко мне, когда я захочу... Зачем вы, римляне, отправляющихся в Византию посланников моих ведёте через Кавказ, уверяя меня, что нет другой дороги, по которой бы им ехать? Вы для того это делаете, чтоб я по трудности этой дороги отказался от нападения на римские области. Однако мне в точности известно, где река Данапр, куда впадает Истр, где течёт Эвр и какими путями мои рабы вархониты прошли в Римскую империю. Небезызвестна мне и сила ваша. Мне же преклоняется вся земля, начиная от первых лучей солнца и оканчиваясь пределами запада. Посмотрите, несчастные, на аланские народы да ещё на племена утигуров, которые были одушевлены безмерной бодростью, полагались на свои силы и осмелились противостать непобедимому народу тюркскому, но они были обмануты в своих надеждах. Зато они в подданстве у нас, стали нашими рабами». [31]

Этот текст объясняет нам поворот тюркютской внешней политики, но мотивировка Турксанфа в изложении Менандра явно неполна. Турксанф при его осведомлённости не мог не знать, что мир, который Византия заключила с аварами, был вынужден тяжёлыми поражениями, понесёнными греками на Дунае. Валентину было бы очень легко найти оправдание, но вместо этого он только ссылается на своё положение посла, гарантирующее ему безопасность, на старую дружбу с отцом Турксанфа и т.п. Короче говоря, он ведёт себя как виноватый. Причину этого объясняют арабские историки Табари и Саалиби. В описании войн Хосроя Ануширвана они сообщают, что, вернувшись из похода против византийцев, Хосрой обратился против хазар (т.е. западных тюркютов. — Л.Г.) и рассчитался с ними. [32] Это сообщение у Саа-

(49/50)

либи не датировано, но поставлено после взятия Антиохии; Табари же излагает здесь события вне хронологической последовательности. Действительно, до 575 г. византийские посольства находили у тюркютов самый теплый приём, но в 575 г. между Ираном и Византией было заключено перемирие и Хосрой с освободившимися войсками смог рассчитаться с союзниками своих врагов. Тюркюты же в период с 570 по 576 г. были заняты покорением Северного Кавказа. С их помощью византийский ставленник Гуарам Багратид получил престол в Картли (575 г.). [33] Надеясь на Византию, они не ожидали удара в спину.

В такой ситуации раздражение Турксанфа становится понятным. Последствия разрыва сказались немедленно. В 576 г. тюркюты, поддержанные утургурами, взяли Боспор, «и этим обнаружилось, что тюрки [тюркюты] ведут борьбу против римлян». [34] На этом наступление тюркютов не остановилось. Они вторглись в Крым, но, по-видимому, были вытеснены оттуда. Затем тюркюты попытались достичь Византии через Западный Кавказ, [35] но натолкнулись на сопротивление царства Эгриси, северная граница которого проходила по Кавказскому хребту. Проникнуть в Закавказье им не удалось, и в начале 80-х годов тюркюты должны были отступить, перебив при этом множество пленников. Прочно закрепиться они смогли лишь на равнинах Северного Кавказа и в предгорьях Дагестана вплоть до Дербента. Тюркская угроза для Византии миновала.

Китай и караванный путь. Теперь посмотрим, что извлекал источник шёлка — Китай — из торговли, столь выгодной для тюркютов, согдийцев, персов и греков. Трудолюбивые китайские крестьяне производили этот ценный товар, но сами им почти не пользовались, ибо налоги были велики и собирались неуклонно. Получавшиеся за шёлк предметы роскоши шли главным образом на удовлетворение прихотей двора и не играли заметной роли на внутреннем рынке. Более того, они стоили значительно меньше, чем вывозимый шёлк, и для Китая в целом эта торговля была убыточна. Но правительство Бэй-Чжоу не могло, вернее, не смело изменить положение, так как его политические успехи целиком зависели от поведения тюркютских ханов; Бэй-Ци и Тогон были разбиты лишь благодаря помощи тюркютов, а кроме того, предстояло покорить Южный Китай, что было невозможно без обеспеченно-

(50/51)

го тыла. Вместе с этим необходимо помнить, что династия Бэй-Чжоу была всё-таки не китайского, а сяньбийского происхождения и опиралась на окитаенную сяньбийскую знать, превратившуюся в крупных землевладельцев Северного Китая. Нет нужды в том, что потомки тобасских «косоплётов» забыли свой язык и нравы, для коренных китайцев они оставались ненавистными варварами, потомками поработителей. Не менее одиозной для китайского населения была и внешнеполитическая линия бэй-чжоуского правительства. Союз с тюркютами, который так высоко оплачивался, показывал, что династия не порвала со степными традициями. Кроме того, гонение на даосизм и буддизм толкнуло эти влиятельные организации в ряды оппозиции. Наконец, присоединение многолюдного царства Бэй-Ци усилило китайский элемент в империи. Но решающую роль в назревавших событиях сыграла так называемая группировка Гуаньлун.

В жестокое время падения династии Вэй много богатых китайских семей из Шаньдуня переселилось к Юйвынь Таю в Шэньси и обосновалось в областях Гуаньчжун и Лунси. Здесь они объединились с местными китайскими чиновниками и помещиками и на основе соседства, этнического единства и родственных связей составили группировку, получившую название по месту обитания — Гуань(чжун) и Лун (си) — Гуаньлун. При последних бэй-чжоуских монархах вождём «гуаньлунцев» был полководец Ян Цзянь, дед малолетнего императора (по линии матери). [36]

Ян Цзянь был «гневен, недоверчив и, не любя книг, действовал хитростью; он умел заставить бояться себя, и его приказы исполнялись быстро и точно, государственными делами он занимался с утра до вечера без признаков усталости». [37] Его политические симпатии и антипатии определились средой, на которую он опирался. Внутри страны им проводились мероприятия, направленные на смягчение социальных противоречий, а по отношению к соседям он предпочитал обострение отношений.

В 563 г. Ян Цзянь попытался изменить направление политики, вызвав конфликт с тюркютами. Обосновал он это следующим образом: «Тюркютские воины пренебрегают и наградами и наказаниями, мало уважают начальников и, по большей части, не соблюдают порядка. Управиться с ними нетрудно. Отсюда видно, что напрасно много говорят об их могуществе. Сим желают только побудить правительство щедро награждать посланников их, в надежде самим, отправившись туда, получить сугубое возмездие. Двор получает ложные донесения, а военные начальники при первом слухе о них предаются страху. Неприятели по

(51/52)

наружности показываются мужественными, в самом же деле легко управиться с ними. Ныне, по моему мнению, и прежним и последним посланникам надлежит всем отрубить головы». [38]

Однако эти слова отражают не реальную действительность, а программу «группировки Гуаньлун». Тюркютская тяжёлая конница была не только более маневренна, чем китайская пехота, но в отличие от ранних кочевников приобрела умение действовать лобовым ударом. Столкновения 578-579 гг. доказывают военное преимущество тюркютов со всей очевидностью. Полемизируя со сторонниками ориентации на степь, Ян Цзянь пытается представить их продажными взяточниками, что вряд ли соответствует истине. Но самым важным его положением является предложение не давать тюркютам подарков, т.е. шёлковых тканей. Это мероприятие действительно подорвало бы экономическую мощь тюркютских ханов и одновременно позволило бы снизить налог в самом Китае.

Итак, «группировка Гуаньлун» предлагала установить экономическую и политическую изоляцию страны. Предложенная программа был императором отвергнута, но Ян Цзянь умел ждать, а время работал на него. Требования тюркютов и силы китайцев возрастали пропорционально ослаблению сяньбийского элемента, лояльного династии Бэй Чжоу. Весной 581 г. китайские вельможи подняли знамя мятежа против правительства, и к ним примкнули народные массы. Этот момент Ян Цзянь использовал для того, чтобы заставить последнего императора, мальчика девяти лет, отречься от престола в свою пользу. Несчастный ребёнок был вскоре убит, а все члены рода Юйвынь казнены, после чего мятежи утихли. Новая династия получила название Суй.

Несмотря на то, что «китайская» партия легко одержала полную победу, Ян Цзянь не решился доводить до отчаяния многочисленную сяньбийскую знать. Специальным эдиктом он подтвердил, что «все ранги и титулы предыдущей династии по-прежнему остаются в силе». [39] Окитаенная сяньбийская знать уцелела, и это определило дальнейшую историю как самого Китая, так и Срединной Азии. Ян Цзянь не мог идти на гражданскую войну, которая несомненно возникла бы без этого эдикта, так как перед ним стояли две важные политические задачи: покорение южного Китая, которое было легко завершено в 589 г., и разгром тюркютов. Последнее оказалось гораздо более тяжёлым, чем предполагали вожди «группировки Гуаньлун».

[1] E. Chavannes, Documents..., p. 5. Первым европейцем, прошедшим по третьей дороге из Киргизии в Карашар, был В.И. Роборовский в 1893 г. (см. В.И. Роборовский, Путешествие в восточный Тянь-Шань...).

[2] Ш. Диль, Юстиниан..., стр. 542.

[3] A. Christensen, L'Iran sous les Sassanides, 1944, p. 129.

[4] McGovern. The early empires, p. 5.

[5] См. Гелиодор, Эфиопика, стр. 99.

[6] A. Christensen, L'Iran sous les Sassanides, 1944, p. 128; Н.В. Пигулевская, Византийская дипломатия..., стр. 187

[7] Ш. Диль, Юстиниан..., стр. 543.

[8] Там же, стр. 544.

[9] Н.В. Пигулевская. Византийская дипломатия.., с. 198.

[10] Ш. Диль, Юстиниан... стр. 546

[11] Там же, с. 548; Н.В. Пигулевская, Византия на путях в Индию, стр. 90-94.

[12] Менандр, стр. 371-372.

[13] См. Н.В. Пигулевская, Византийская дипломатия.., стр. 209.

[14] Н.В. Пигулевская (Византия на путях в Индию, стр. 202-204) трактует эти события иначе, но, на мой взгляд, неубедительно. Она считает, что тюрки, не вышедшие ещё из полукочевого (? — Л.Г.) состояния, не были склонны к широкому торговому обмену, и только под давлением свои подданных — согдийцев они согласились на то, чтобы последние, возглавляемые Маниахом, отправили посольство в Иран. Однако именно кочевые тюркюты умели извлечь шёлк из Китая и снабдить им согдийцев, так как без войны китайцы шёлка в нужном количестве не отдавали. Да если бы они и согласились продать шёлк, то по тем ценам ни согдийцы, ни персы не смогли бы (45/46) это оплатить и ещё получить барыш. Именно потому, что тюркюты получали шёлк в виде дани и добычи, они сбывали его согдийцам за бесценок, и тогда торговля становилась прибыльной. Затем, наличие давления покорённых на своих завоевателей допустить более чем трудно; наконец, Маниах был приближённым хана, и естественно думать, что он получил дипломатические полномочия именно от него, а не поехал объясняться с шаханшахом Ирана на свой риск. Фраза Менандра, что хан Истеми разрешил согдийцам «послать посольство самим», говорит лишь о том, что они приняли на себя ведение переговоров, надеясь лучше справиться с делом, чем не искушённые в дипломатии тюркютские беги. Н.В. Пигулевская считает, что согдийцы просили разрешения беспрепятственно торговать шёлком в иранском государстве, но Менандр прямо указывает, что их просьба была о пропуске шёлка на запад, в Византию, пусть даже при посредстве персидской казны. Ниже Н.В. Пигулевская предполагает, что отказ шаха в пропуске шёлка объясняется боязнью конкуренции, но ведь свободной торговли шёлком в VI в. не было, — значит, не могло быть и конкуренции. Нельзя согласиться и с выводом: «Для Ирана тюрки не представляли желанных союзников». Как может страна, ведущая напряжённую войну на одной границе, не хотеть, чтобы был мир на другой? Но логика событий толкала тюркютов и персов к войне, одинаково нежелательной для тех и других.

[15] Менандр, стр. 375.

[16] Т а р х а н — титул, присваиваемый лицу, освобождённому от уплаты налогов-

[17] Th. Nöldeke, Geschichte der Perser und Araber..., S.158.

[18] Сирами назывались купцы-посредники в шелковой торговле с Китаем (Л.Н. Гумилёв, Динлинская проблема, стр. 23).

[19] Феофан Византийский, стр. 493. М.Е. Массон полагает, что эти порты были в Джурджане, утраченном персами в 484 г. и захваченном тюркютами около 568 г. (М.Е. Массон, Фрагменты..., стр. 50).

[20] A. Christensen, L'Iran sous les Sassanides, p. 373.

[21] Th. Nöldeke, Geschichte der Реrser und Araber..., S. 156-169.

[22] Феофан Византийский, с. 493-495.

[23] Тюркюты подчинили б-н-дж-р (болгар), беленджер и хазар, дошли до Дербента и, осмотрев укрепления, вернулись в степи (Табари 1, 2, стр. 895- 896; Ибн-аль-Асир, стр. 9-10 — цит. по кн.: М.И. Артамонов История хазар, стр. 137-138).

[24] Lebeau. Histoire du Bas-Empire, t. 10, p. 169.

[25] Феофан Византийский, стр. 493; Новейшая литература — в кн.: Н.В. Пигулевская Византийская дипломатия.., стр. 204; Массон, Фрагменты.., стр. 47-51.

[26] Н.В. Пигулевская, Византийская дипломатия.., стр. 205-206.

[27] М.Е. Массон, Фрагменты.., стр. 50.

[28] Там же, стр. 49.

[29] Феофан Византийский, стр. 493.

[30] Менандр, стр. 400.

[31] Менандр, с. 418-420.

[32] Tha'alibi. Histoire des rois des Perses, p. 614; Tabari, Zotenberg, II, p.161. Вероятно, Хосрой отнял у тюркютов города и порты в Джурджане, так как в дальнейшем эта область принадлежит Ирану.

[33] M. Brosset, Histoire de la Georgie..., I, p. 216. Броссе подвергает эту дату сомнению, так как описанная ситуация похожа на ситуацию 589 г. Мне думается, что тут ошибка не в хронологии, а в описании события. Большее позднейшее заслонило меньшее, более раннее. Иными словами, я верю летописцу, что Гуарам стал царём в 575 г.

[34] Менандр, стр. 423

[35] Феофилакт Симокатта, История, стр. 160-161; Л.Н. Гумилёв, Биография тюркского хана..., стр. 72.

[36] Шан Юэ. Очерки..., стр. 178.

[37] H. Cordier, Histoire..., p. 25.

[38] Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 232.

[39] Шан Юэ. Очерки..., стр. 180.

наверх