А.В. Гудкова
Новые материалы по погребальному обряду VII-VIII вв. в Кердере (Северный Хорезм).
Раскопками 1964 г. на некрополе Ток-калы (древний Дарсан) выявлено шесть зороастрийских наусов, которые вместе с двумя наусами, вскрытыми ранее, [1] составляют отдельную группу (рис. 1). Оссуарные захоронения перекрыты раннемусульманскими могилами, нарушившими их.
Наус 3 (рис. 2, II) — двухкамерное прямоугольное строение (сохранившийся внешний размер его 6,8x7 м) из сырцового кирпича (размеры кирпича 36x36x7-8 см). Стены покрыты изнутри саманной обмазкой. Толщина внешних стен 0,6-0,65 см, внутренних — 1,6 м. Наус был углублен в землю более чем на 1,2 м.
В южной камере, сохранившейся полностью (1,6x5,6 м), вдоль южной и восточной стен идёт глинобитная Г-образная суфа высотой в 0,35 м. Её ширина у южной стены 0,6 м, у восточной — 1 м. Толщина глинобитного пола 0,16 м. В южной стене около юго-западного угла нал суфой на высоте 0,2 м сделана нишка по размеру оссуария, вдвигавшегося торцом. В северной камере, частично смытой, сохранилась суфа шириной 0,6 м.
По мере заполнения камер новые оссуарии помещали поверх поставленных ранее, причем иногда каменные ставились поверх алебастровых, которые, естественно, оказались раздавленными. Оссуарии с надписями и росписями установлены небрежно — их фасадные стороны не стремились сделать доступными для обозрения. Заполнение камер состоит почти исключительно из обломков оссуариев, костей и черепов. Установить даже приблизительно первоначальное число захоронений невозможно; очевидно, их было не менее полусотни.
Наус 4 (рис. 2, I) — однокамерное прямоугольное сооружение размерами 4x4,3 м (его северный край смыт). Стены сложены из такого же сырцового кирпича, как и стены науса 3. Максимальная высота стен сейчас 0,3 м, и они полностью заглублены в материк. Вдоль южной стены идет суфа высотой 0,16 м, шириной 0,35 м. Полом служит материк. Оссуарии накапливались, по-видимому, так же постепенно, как и в наусе 3.
Наусы 5 и 6 очень сильно смыты. Их конструкция и размеры были, вероятно, такие же, как у наусов 1 и 4.
Наус 7 (рис. 3, I) — прямоугольное в плане сооружение размером 4,2x4,1 м. Стены сложены из обычного сырцового кирпича, сохранились на высоту до 0,5 м и заглублены на 0,3 м; толщина их 0,6-0,65 м. Пол камеры вымощен сырцовым кирпичом в два ряда с песчаной подсыпкой. Размер кирпичей 28-31x29-32x5-6 см. Почти у всех на нижней поверхности имеется тамга в виде подковы, полукруга или прямой линии, проведенной по диагонали. Северная стена поставлена по нижнему ряду кирпичей пола. У других стен пол разрушен. В середине восточной стены по уровню пола обнаружена прямоугольная ниша шириной 0,6 и глубиной 0,5 м; в ней были найдены обломки оссуария.
(214/215)
Рис. 1. Ток-кала. План раскопа IV.
а — стены наусов; б — вкопанные погребальные сосуды.
Наус 8 (рис. 3, II) — прямоугольное в плане сооружение размерами 4,3x5,3 м. Максимальная высота стен 1,8 м. Они целиком заглублены в материк; в середине западной стены имеется вход в виде длинного наклонного коридора длиной 5 м, шириной 0,9 м; толщина его стен — 0,45 м. Толщина западной стены науса 1,5 м, северной — 0,7 м, восточной — 1,1 м, южной — 0,9 м. Размеры внутренней камеры 2,65x2,65 м. Толстая западная стена служила упором для наклонных стен коридора. По всему периметру камеры сделана суфа высотой 0,55-0,6 м и шириной 0,8-0,85 м; вход открывается прямо на неё, и в этом месте внизу сделана ступенька. В середине восточной стены на всю её высоту сооружена ниша шириной 1,1 и глубиной 0,8 м. Стены науса и суфы выложены из сырцового кирпича размером 38-39x38-39x8-9 см и покрыты саманной обмазкой. Полом служит материк. Наус нарушен поздними захоронениями, за исключением коридора, где непотревоженные оссуарии стоят в два ряда друг на друге.
В заполнении всех наусов были кости рыб, птиц и животных, в том числе челюсть собаки.
Общая черта в устройстве этих наусов — углублённость их в материк. В Средней Азии наусы для оссуариев открыты в Согде (некрополи Пенджикента, [2] Пайкенда [3] и Кафыр-калы [4]), Хорезме (Куба-Тау [5]), Шаше
(215/216)
Рис. 2. Планы п разрезы наусов.
1 — наус 4; II — наус 3; 1 — кирпичная кладка стен; 2 — кладка суфы; 3 — контур суфы; 4 — глинобитный пол; .5 — заполнение науса; 6 — оссуарии и их крышки в плане; 7 — оссуарии и их крышки в разрезе. Прямым крестиком отмечены каменные оссуарии, косым — керамические.
(216/217)
Рис. 3. Планы и разрезы наусов.
I — наус 7; II — наус 8; 1 — кирпичная кладка стен; 2 — кладка суфы; 3 — контур суфы; 4 — перекопанное заполнение науса; 5 — песок; 6 — кирпичная обкладка могил IX-XI вв.; 7 — заполнение могил IX-XI вв.; 8 — кирпичная вымостка пола в наусе; 9 — оссуарии и их крышки в разрезе; 10 — оссуарии и их крышки в плане; 11 — погребальный сосуд. Крестиком отмечены крышки каменных оссуариев.
(Тюя-Бугуз [6]) и на юге Туркмении (Байрам-Али [7]). Здесь это наземные сооружения. Других полуподземных наусов, кроме токкалинских, нам не известно. За исключением этой особенности, эти наусы конструктивно близки согдийским. С пенджикентскими и кафыркалинскими их роднят сходные размеры и формы, наличие суф и ниш. Правда, все наусы, раскопанные пока в Пенджикенте, имеют одну камеру и только в пригороде известен один четырёхкамерный. [8] Видимо, сходно было устройство и наусов Пайкенда (в частности, среди них известен один двухкамерный [9]). Среди оссуариев преобладают алебастровые в виде прямоугольного ящика на четырёх ножках и с крышкой. Они хорошо известны по раскопкам на афригидских (оазис Беркут-кала [10]) и раннекердерских (Куюк-кала [11]) памятниках. Кроме алебастровых, найдены три каменных оссуа-
(217/218)
рия с крышками и две каменные крышки. Они были вытесаны из цельных глыб мягкого песчаника и в большинстве случаев грубо дублируют форму алебастровых. Изготовление оссуариев из камня — явление довольно редкое. До сих пор известно несколько экземпляров II-III вв. с городища Калалы-гыр I [12] и один с юга Ирана (Бушир). [13] Все они, как и токкалинские, имеют парные отверстия в крышке и стенках для крепления крышки. Остатки скреп в виде железного стержня известны в одном из оссуариев с Калалы-гыра 1 [14].
Кроме каменных оссуариев, найдено восемь керамических прямоугольной формы, со скруглёнными рёбрами и углами, иногда с ножками. Крышек от них нет. Они вылеплены, как раннекердерские кухонные горшки, из грубого шамотного теста. Обжиг костровый, недостаточный. Иногда оссуарии лепили на подсыпке из шелухи проса. Ножки прикреплялись к уже готовому тулову. Характер теста и лепки позволяет считать их изделиями кердерских гончаров в отличие от керамических оссуариев из науса 2 (раскопки 1962 г.), сделанных в традициях и технике афригидской керамики. От последних они отличаются и тем, что снаружи и изнутри обмазаны были тонким слоем алебастра. Такой приём отделки известен на глиняном необожжённом оссуарии с Канга-калы [15] и на таком же оссуарии с Калалы-гыра 1. [16]
Кроме захоронений в оссуариях, были, видимо, изредка и захоронения в сосудах. Крупные раннекердерские бытовые горшки найдены в наусах 3 и 8. Два крупных горшка, врытых в материк, были обнаружены в 4-5 м к юго-западу от науса 8 и один — возле его северо-восточного угла. В них кости не сохранились. Но по аналогии с горшком, в котором была найдена костная труха (раскопки 1962 г. возле науса 2), и с детскими захоронениями в горшках возле науса на раскопе V можно предполагать, что и в этих сосудах были захоронения. Кроме обломков крупных сосудов, заменявших оссуарии, в наусах попадаются фрагменты столовой посуды.
В большинстве оссуариев находились череп и длинные кости. В двух каменных оссуариях обнаружено по два черепа (взрослый и детский). В наусе 4 в одном оссуарии находились два детских черепа. В южной камере науса 3 в одном из оссуариев был найден сильно обожжённый череп, положенный в обломках. В той же камере на полу под каменным оссуарием отмечено красноватое обожжённое пятно. Во всех раскопанных наусах грунт изобилует мелкими древесными углями.
В наусах обнаружен следующий погребальный инвентарь: стеклянные, каменные и медные бусы, медные и железные кольца и перстни, серьга салтовского типа, керамическое, каменное и медное литое пряслица усеченно-конической формы. В наусе 3 найдены три медные монеты, предположительно чекана хорезмшаха Чагана, [17] и монета Хуфарна [18] типа, широко представленного на Ток-кале. Монеты относятся к первой четверти VIII в. Сильно окислившаяся монета найдена в наусе 8, а в его коридоре был обнаружен железный кетменёк, или теша (длина 9 см, ширина 3 см). Обычай класть в оссуарий с останками умершего украшения, мелкие вещи и монеты находит полную аналогию в материалах Пенджи-
(218/219)
кента [19] и Кафыр-калы [20], где в наусах найдены монеты и украшения. Эти вещи обнаружены в наусах Байрам-Али [21] и на Мунон-депе [22].
Особую категорию находок составляют надписи и росписи на оссуариях. Всего обнаружено целых и фрагментированных оссуариев с надписями 46 и с росписями — 28. На одной каменной крышке имеется резное изображение. По формальным признакам надписи не отличаются от найденных в 1962 г. Впервые обнаружены они были на каменных оссуариях, на тонком слое алебастровой облицовки. В части текстов имеется дата. Отмечены случаи сочетания надписей с росписью. Почти все росписи орнаментального характера. Применявшиеся цвета: чёрный, красный и жёлтый. Лучше сохранились росписи на крышках. Рисунок обычно размещается на длинной стороне крышки, форма которой определяет расчленение поверхности на две части: верхнюю наклонную — в виде трапеции, на которой располагается основная композиция, и нижнюю вертикальную — в форме вытянутой прямоугольной полосы, где идёт кайма. Это членение изображения иногда специально подчёркивается обводкой по контуру трапеции и прямоугольника. Кроме росписей, встречаются прочерченные знаки. Оссуарии с хорошо сохранившимися росписями найдены в наусе 3 (рис. 4).
Семантика росписей во многом неясна. Изображение ступенчатых зубцов на крышке 73 (рис. 4, 1) восходит в иранском мире к глубокой древности и связано с вполне реальными деталями архитектурного декора. Такие зубцы известны уже на фасаде скальной гробницы Да-и-Духтар [23] и на стенах Персеполя. [24] Со временем они становятся, возможно, символом прочности, незыблемости [25] и в этом качестве изображаются на коронах сасанидских царей и среднеазиатских династов. Высказано мнение, что ступенчатые зубцы были символом Ахура Мазды. [26] Они, очевидно, были связаны с определёнными религиозными представлениями и благодаря этому могли изображаться на оссуариях. Оссуарии с зубцами по краю распространены по всей Средней Азии.
Центральная фигура на той же крышке 73 очень сходна с изображением над входом на крышке оссуария 1, найденного в 1962 г. [27] Видимо, это крайне стилизованное изображение распахнутых крыльев. В иранской иконографии это также древний мотив, связываемый обычно с воплощением божества Веретрагны в виде хищной птицы Варган. [28] Не исключено также, что распахнутые крылья могли символизировать крылатый солнечный диск — олицетворение Ахура Мазды.
Очень интересна центральная фигура на крышке 74 (рис. 4, 2). Она сходна с рисунком на крышке 4 (1962 г.) [29] и с изображением на Бартымском блюде. [30] Это тот же полумесяц с расходящимися из-под него лен-
(219/220)
Рис. 4. Росписи на оссуариях. Реконструкция.
1 — роспись на крышке 73; 2 — схема многоцветной росписи на крышке 74 (косая штриховка — красный цвет; перекрещивающаяся — коричневый; точками — желтый цвет; черная закраска —черный); 3 — роспись на крышке 63 (а — чёрный цвет; б — красный).
тами. Надо полагать, что смысл этих изображений близок если не тождествен, и отражает какие-то астральные верования или представления. Полумесяц — чрезвычайно важная эмблема в иранской и среднеазиатской иконографии. Он был неотъемлемой принадлежностью сасанидской короны, начиная с Ездигерда I (399-420 гг.), [31] и известен на коронах многих, в том числе и хорезмийских правителей Средней Азии и на многих произведениях искусства (геммах, серебряных блюдах), а также на знаках сасанидского времени. По мнению Г.А. Пугаченковой, изображение полумесяца представляло собой «условно-графическое воспроизведение навершия храма Адур-Гушнасп в Газнака-Шиз (в Азербайджане), где находился один из “великих огней” зороастрийцев». [32] На оссуариях из
(220/221)
Рис. 5. Каменная резная крышка (7) и роспись на оссуарии 75 (2).
Ток-калы (находки 1962 г.) луна изображается часто в паре с солнцем. Сочетание полумесяца с тремя точками или кружками внутри него (крышка 74) или же трех точек без полумесяца встречается на некоторых сасанидских и хорезмийских монетах и предметах изобразительного искусства. Так, например, первый вариант известен на блюде из Мцхеты, где он украшает кулах питиахши Папака, [33] и на монете Нарсе. [34] Точно такой же символ держит в руке четырёхрукая богиня на двух серебряных чашах (одна из них с хорезмийской надписью). [35] Точки без полумесяца встречаются тоже часто. Они известны на некоторых монетах Шапура (брата Арташира I) [36] и Варахрана II, [37] в поле аверса на упоминавшихся
(221/222)
монетах Хуфарна и Чагана и на печатях. [38] Смысл символа в обеих его формах не ясен. Столь же трудно поддаётся осмыслению и изображение в кайме на крышках 74 и 63 (рис. 4, 3). Наиболее вероятным кажется предположение, что это крайне условная передача ритмически чередующихся архитектурных элементов (крепостная стена с башнями?).
Рисунки стрел на оссуарии 75 (рис. 5, 2) находят себе параллели в очень широко распространённых сквозных стреловидных прорезях в стенках оссуариев.
Изображения на боковых сторонах резной каменной крышки из науса 8 (рис. 5, 1) трудно поддаются осмыслению. Возможно, это фигуры плакальщиков с воздетыми руками. На коротких сторонах оссуария они изображены во весь рост, а на одной из длинных — по пояс. Изображения людей с воздетыми руками уже известны по росписям, открытым в 1962 г. и на оссуарии из Байрам-Али. [39] Это толкование, возможно, находит подтверждение в материалах о погребальных танцах, в частности у осетин. [40] Вторая длинная сторона описываемой крышки сохранилась лишь наполовину. На ней были изображены фигуры двух козлов, идущих по направлению к древу или жертвеннику. Интересна асимметричность этой сцены. Изображения козлов и баранов не чужды сасанидской иконографии. Они часто встречаются на геммах и, по мнению К.В. Тревер, входят в круг зороастрийской символики. [41] Их появление связывают с кочевой средой, [42] что вполне уместно по отношению к изобразительным традициям населения Кердера, находившегося в постоянном контакте с кочевниками. На верхней, горизонтальной плоскости крышки изображен диск (солнце?) с восемью лучами.
Подводя итоги краткому обзору сюжетов росписей, надо отметить, что в большинстве случаев они находят аналогии в сасанидском искусстве и в зороастрийской символике.
Хаотическое размещение оссуариев в наусах заставляет отказаться от высказанного нами ранее предположения о том, что их пытались спрятать. Теперь ясно, что наусы заполнялись в течение длительного времени. Первоначально оссуарии ставили в относительном порядке; позднее, когда уже места не хватало, — друг на друга, давя и ломая поставленные ранее и даже разгребая их обломки.
Надписи и росписи, размещённые чаще всего на одной длинной стороне, которая воспринимается как фасадная, указывают, что в погребальном обряде были какие-то моменты, когда оссуарии оказывались выставленными для обозрения. Предположение о том, что украшение фасадной стороны связано с хранением оссуариев в нишах, [43] на материале Ток-калы не подтверждается. Здесь ниши — явление не обязательное, они не всегда приспособлены для обозрения оссуариев, да и стоявшие в них оссуарии почти не украшены. Интересно, что при раскопках в пригороде древнего Пенджикента оссуарии с костями обнаружены в жилых домах 4, 5, 9. Характер их залегания указывает на то, что они хранились на крышах. Исследователи пришли к выводу, что в данном случае нельзя говорить о «собственно захоронениях в жилых зданиях в полном смысле слова. Судя по всему, оссуарии с останками лишь временно хранились в домах перед выносом в наусы». [44] Они считают, что такое предположение под-
(222/223)
утверждается находкой оссуариев в согдийском замке в окрестностях городища Красная Речка. [45] По нашему мнению, материалы некрополя Ток-калы подтверждают мысль о том, что перед выносом в наусы оссуарии временно где-то хранились. В этот период, возможно, совершались какие-то обряды, и оссуарии могли быть объектом поклонения.
Интересно в этой связи сообщение китайской хроники об обряде поклонения праху предков в резиденции правителя в государстве Ши (Ташкентский оазис): «По юго-восточную сторону резиденции есть здание, посреди которого поставлено седалище. В 6-е число первой луны поставляют на этом престоле золотую урну с пеплом сожжённых костей покойных родителей владетеля, потом обходят кругом престола, рассыпая пахучие цветы и разные плоды. Владетель с вельможами поставляют жертвенное (мясо)...» [46] Ранее нами уже было высказано полное согласие с мнением Ю.А. Рапопорта о возможности интерпретации в связи с этим сообщением ларца на престоле, изображенном на Бартымском блюде, как оссуария и указано на связь этого изображения с рисунком на оссуариях из Ток-калы. [47] Этот обряд подтверждает, на наш взгляд, мысль о том, что первоначально оссуарии хранились не в наусах н были объектом почитания. Создаётся впечатление, что эта часть ритуала прямо связана с обожествлением предков. В Авесте есть указания на поклонение оссуариям, восходящее к глубокой древности. [48] Анализируя материалы раскопок Пенджикента, Б.Я. Ставиский пришел к выводу, что в Согде существовал культ предков. [49] Материал Ток-калы, видимо, свидетельствует о вере в неразрывную связь между живыми и умершими родственниками и наделении божественными чертами душ умерших.
Исследователи оссуарных погребений довольно единодушно сходятся в мнении о том, что объединённые в отдельные группы оссуарии образуют фамильные кладбища. На Ток-кале наус был, видимо, усыпальницей большой семьи. Причём, если в наусах Пенджикента в среднем хоронили по 10-15 человек, [50] то в ток-калинских наусах — до сотни. Это может указывать на то, что в таком развитом городском центре, как Пенджикент, процесс социального развития шёл значительно быстрее, чем на дальней северной окраине Хорезма. [51] Создаётся впечатление, что наусы на Ток-кале объединялись в отдельные группы, одна из которых и вскрыта полностью. Всё это соответствует группировке наусов Пенджикента в отдельные цепочки.
Следует отметить, что во вскрытых погребениях не наблюдается заметной имущественной дифференциации. Это подтверждается и скромным и единообразным обликом жилищ на поселении.
Не может не привлечь внимания возможность существования каких-то погребальных обрядов, связанных с огнём. Выше уже упоминались находки в оссуарии обожжённых костей черепа и пятна от горения в наусе 3, а также большое количество древесных угольков в заполнении наусов. В этой связи нельзя считать вторичными, как это казалось ранее, следы интенсивного горения в большой камере науса 2. Возникает вопрос, не была ли она предназначена для каких-то ритуальных действий, сопровождавшихся возжиганием огня. На первый взгляд, предположение о при-
(223/224)
менении огня в зороастрийском обряде погребения кажется невероятным. Но постепенно как будто накапливаются факты, делающие это предположение оправданным. Следы огня на человеческих костях отмечены в наусе 24 в Пенджикенте, а в наусе 22 в завале найдены закопчённые обломки оссуариев. [52] Интересен факт хранения оссуариев с костями в жилых домах пригорода Пенджикента и существование там же в непосредственной близости от жилья большого числа наусов. [53] Видимо, ритуально нечистым был только труп. Кости же, очищенные от мягких покровов, оссуарии и наусы, в которых они хранились, не считались оскверняющими. Поэтому мысль о возможности существования каких-то погребальных обрядов, связанных с огнём, и совершавшихся над уже очищенными костями, на наш взгляд, вполне допустима. [54]
Наибольшее число самых существенных аналогий материалам некрополя Ток-калы, граничащих часто с прямым совпадением, происходит из Согда. При ряде различий намечается сходство погребального обряда Хорезма и Согда в раннем средневековье. [55] Изучение этих аналогий и выявление их причин — дело будущего.
[1] Результаты раскопок в предшествующие годы см. А.В. Гудкова. Некрополь городища Ток-кала. СЭ, 1963, № 6; она же. Ток-кала. Ташкент, 1964; С.П. Толстов, В.А. Лившиц. Датированные надписи на хорезмийских оссуариях с городища Ток-кала. СЭ, 1964, № 2.
[2] Б.Я. Ставиский, О.Г. Большаков, Е.А. Мончадская. Пенджикентский некрополь. МИА, № 37, 1953.
[3] Полевые работы Узбекистанской археологической экспедиции в 1954-1955 гг. ИМКУ, вып. 1. Ташкент, 1959, стр. 218; Г.В. Шишкина. Замок Бад-Асия в окрестностях Пайкенда. ИМКУ, вып. 4, 1963, стр. 87.
[4] И.А. Сухарев. Зороастрийские наусы городища Кафыр-кала (рукопись). Архив Самаркандского музея, инв. № 568; он же. Наусы Кафыр-кала (рукопись). Архив ИИА АН Узбекской ССР, № 136.
[5] Я.Г. Гулямов. Кладбище Кулписар. ИМКУ, вып. 2, 1961, стр. 95..
[6] В.А. Шишкин. Узбекистанская археологическая экспедиция АН Узбекской ССР (полевые работы 1956-1959 гг.). ИМКУ, вып. 2, 1961, стр. 32.
[7] С.А. Ершов. Некоторые итоги археологического изучения некрополя с оссуарными захоронениями в районе г. Байрам-Али (1954-1956). Тр. ИИАЭ АН Туркменской ССР, т. V. Ашхабад, 1959.
[8] О.Г. Большаков, Н.Н. Негматов. Раскопки в пригороде Пенджикента. МИА, № 66, 1958, стр. 173.
[9] И.А. Сухарев. Указ. рукописи.
[10] Ю.А. Рапопорт. Хорезмийские астоданы. СЭ, 1962, № 4, стр. 83, рис. 10.
[11] Е.Е. Неразик, Ю.А. Рапопорт. Куюк-кала в 1956 г. МХЭ вып. 1. М., 1959, стр. 138-139.
[12] С.А. Вязигин. Оссуарии с городища Калалы-гыр 1 Ташаузской области Туркменской ССР. ВДИ, 1948, № 3.
[13] I.I. Моdi. Astôdân or a persian coffin. Bombey, 1889; К.А. Иностранцев. К изучению оссуариев. ЗВОРАО, т. XVIII, вып. 1. СПб. 1907.
[14] С.А. Вязигин. Указ. соч., стр. 153.
[15] С.П. Толстов. Работы Хорезмской археолого-этнографической экспедиции АН СССР в 1949-1953 гг. ТХЭ, т. II. М., 1958, стр. 72.
[16] С.П. Толстов. Хорезмская археолого-этнографическая экспедиция АН СССР (1945-1948 гг.). ТХЭ, т. I, 1952, стр. 10.
[17] А.В. Гудкова. Ток-кала, стр. 115-120.
[18] А.В. Гудкова. Ток-кала. Автореф. канд. дисс. Нукус, 1964, стр. 12.
[19] Б.Я. Ставискнй и др. Указ. соч., стр. 65, 67, 69, 84.
[20] И.А. Сухарев. Зороастрийские наусы...
[21] С.А. Ершов. Указ. соч., стр. 177.
[22] Г. Кошеленко, О. Оразов. О погребальном культе в Маргнане в парфянское время. ВДИ, 1965, № 4, стр. 42.
[23] E. Нerzfe1d. Archaeological History of Iran. London, 1935, p. 32, pl. V.
[24] E. Нerzfe1d. Iran in the Ancient East. London — New York, 1941, pl. LII.
[25] В.Л. Воронина. Архитектурный орнамент древнего Пенджикента. Живопись древнего Пенджикента. М., 1959, стр. 103.
[26] К. Erdmann. Die Entwicklung der sasanidischen Krone. Ars Islamica, XV-XVI, 1951, S. 95.
[27] А.В. Гудкова. Некрополь городища Ток-кала, стр. 96, рис. 27.
[28] Е. Негzfеd. Archaeological History..., p. 71; о н же. Iran..., p. 324, pl. CXXII.
[29] А.В. Гудкова. Ток-кала, рис. 32.
[31] К. Егdmann. Die Entwicklung..., S. 102-103.
[32] Г.А. Пугаченкова. Материалы по восточной глиптике. Тр. САГУ, т. IV. Ташкент, 1957, стр. 148.
[33] В.Г. Луконин. Иран в эпоху первых Сасанидов. Л., 1961, табл. XVI.
[34] В.Г. Луконин. Варахран II и Нарсе (Иран 70-90-х годов II в.). ВДИ, 1964, № 1, стр. 64.
[35] Я.И. Смирнов. Восточное серебро. СПб., 1909, № 42, 43.
[36] В.Г. Луконпн. Иран..., стр. 27.
[37] В.Г. Луконин. Варахран II и Нарсе..., стр. 62.
[38] E. Herzfeld. Iran..., pl. CXXXI.
[39] С.А. Ершов. Указ. соч., стр. 175.
[40] Г. Кошеленко, О. Оразов. Указ. соч., стр. 51.
[41] К.В. Тревер. Отражение в искусстве дуалистической концепции зороастризма. ТОВЭ, т. I. Л., 1959, стр. 253.
[42] Г.А. Пугаченкова. Материалы..., стр. 145.
[43] Г.А. Пугаченкова. Элементы согдийской архитектуры, стр. 11; В.В. Вяткин. Афрасиаб — городище былого Самарканда. Археологический очерк. Ташкент, 1927, стр. 28.
[44] О.Г. Большаков, Н.Н. Негматов. Указ. соч., стр. 191.
[45] Чуйская долина. Труды Семиреченской археологической экспедиции. МИА, № 14, 1950, стр. 15, 31-35, 73.
[46] Н.Я. Бичурин. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древнейшие времена, т. II. М.—Л., 1950, стр. 272-273.
[47] А.В. Гудкова. Ток-кала, стр. 103-104.
[48] И.М. Дьяконов. История Мидии. М.—Л., 1956, стр. 394.
[49] Б.Я. Ставиский и др. Указ. соч., стр. 86-88.
[50] Б.Я. Ставиский. Исследование маздеистского некрополя древнего Пенджикента. Сообщения Таджикского ФАН СССР, вып. XIX, 1949, стр. 40.
[51] На активный процесс распада большесемейных общин в Согде в VII-VIII вв. указывает Б.Я. Ставиский (Б.Я. Ставиский и др. Указ. соч., стр. 93).
[52] Б.Я. Ставиский и др. Указ. соч., стр. 73 н 75. Здесь не используются сведения о захоронениях пережжённых костей в хумах в Таразе, так как они могут быть связаны с местными тюркскими верованиями (Труды Семиреченской экспедиции, стр. 80). Правда, А.Н. Бернштам определяет их как зороастрийские (см. А.Н. Бернштам. Памятники старины Таласской долины. Алма-Ата, 1941, стр. 40).
[53] О.Г. Большаков, Н.Н. Негматов. Указ. соч., стр. 191.
[54] Мы пока не считаем возможным связывать постановку этого вопроса с гипотезой Ю.А. Рапопорта о возникновении оссуарного обряда погребения в Хорезме на основе контаминации выставления трупов и их кремирования (см. Ю.А. Рапопорт. Хорезмийские астоданы, стр. 72).
[55] К этому же выводу привело нас и сравнение сцены оплакивания на оссуариях, обнаруженных в 1962 г., со сценой оплакивания в росписях Пенджикента (А.В. Гудкова. Некрополь городища Ток-кала, стр. 65).
|