А.Д. Грач, Д.Г. Савинов, Г.В. Длужневская
Енисейские кыргызы в центре Тувы
(Эйлиг-Хем III как источник по средневековой истории Тувы)
// М.: «Фундамента-Пресс». 1998. 84 с.
Глава IV.
Орнамент металлических изделий и хронология памятников енисейских кыргызов в Туве.
Г.В. Длужневская
Различные вопросы истории и культуры енисейских кыргызов, как-то: вооружение, военное дело, древности, декор и технические приёмы орнаментации металлических изделий, а также взаимоотношения с окружающими народами — неоднократно становились объектом специальных изысканий [Вайнштейн, 1974, с. 59-80; Кызласов, 1969; Кызласов, 1981 а, с. 54-59; Худяков, 1980 а, с. 193-205; Худяков, 1980 б; Король, 1981; Кызласов И., 1983; Кызласов, 1984; Длужневская, 1985; 1986; 1987; 1989; 1994; 1995]. Исследования при этом неизбежно опираются на одни и те же материалы, включающие памятники Саяно-Алтая, Минусинской котловины, Восточного Казахстана, реже — евразийских степей [Кызласов И., 1983; Савинов, 1984 а, с. 115-122].
Принятые датировки памятников культуры енисейских кыргызов отталкиваются от данных письменных источников, в которых 840 г. назван годом завершения длительной войны кыргызов с уйгурами и массового продвижения кыргызов в южном направлении. Исходя из этого особое значение приобретает датировка памятников, располагающихся на территории Тувы — первой страны на пути военных отрядов, двинувшихся со Среднего Енисея. Однако и в Туве, и в сопредельных с ней районах крайне мало комплексов, в которые входят датированные изделия (зеркала, монеты, металлические сосуды), отсутствуют и стратифицированные памятники типа многослойных поселений. Традиционно считается, что погребения останков человека по обряду трупосожжения на стороне, принадлежащие енисейским кыргызам, появились в Туве не ранее середины IX в., что и определяет нижнюю хронологическую границу подобных комплексов. Не исключено, однако, что погребально-поминальные сооружения на правом берегу Енисея возводились и на протяжении второй четверти IX в., в период позиционной войны, когда кыргызы заняли данную территорию, пройдя через Саяны восточными проходами.
Таким образом, задача датировки погребально-поминальных памятников кыргызов сводилась к двум вопросам: поиск опорных, надёжно датированных комплексов и их корреляция по ряду признаков.
Изделия общетюркского облика, т.е. изделия характерных форм с декором определенного стиля (некоторые варианты пряжек и накладных блях), имеют прямые аналогии среди находок из Пенджикента, датируемых временем до середины-третьей четверти VIII в. [Распопова, 1980, с. 61-64]. Аналогии с согдийскими древностями позволяют в ряде случаев зафиксировать время зарождения типа вещи и бытование его вплоть до третьей четверти VIII в., но эти типы вещей продолжают существовать и позднее, в IX-X вв. (например, могильники Над Поляной [Гаврилова, 1968, с. 24-30] и Узунтал [Савинов, 1982, с. 102-122]). Большинство изделий, имеющих аналогии в Согде, обнаружено в так называемых «погребениях с конём»; наременные гарнитуры в основном лишены декора, а если он имеется, то представляет вариации изображения виноградной лозы.
(54/55)
Поиск надёжно датированных аналогов изделиям тюхтятского облика привёл к материалам из купольных гробниц представителей киданьской знати — юго-восточных соседей кыргызов. На сходство отдельных изделий из комплексов культур кыргызов и киданей периода Восточного Ляо (916-1125 гг.) ранее обращали внимание С.И. Вайнштейн и Д.Г. Савинов [Вайнштейн, 1966, с. 292-347; Савинов, 1984, с. 89-103; Савинов, 1994].
Сравнение ряда изделий позволило установить, что крайние даты выявленных аналогий укладываются в рамки 959-1046 гг., округлённо 950-1050 гг. При построении хронологической шкалы комплексов енисейских кыргызов даты выявленных аналогий дали средние точки бытования вещей. Условно предполагаемая минимальная «жизнь» вещи по отношению к дате аналога ± 25 лет, что примерно соответствует «жизни» вещи у одного поколения людей. Следовательно, дата наиболее ранних аналогий (959 г.) лежит в пределах 925-975 гг. Комплексы, включающие изделия, аналогии которым найдены в киданьской гробнице 1002 г., имеют пределы 975-1025 гг. Более поздние аналогии относятся к 1026 и 1046 г. [Вэнь У, 1980, 12, с. 21-22; Каогу сюэбао, 1954, 8, с. 180, 196]. Наконец, хронологические рамки, определяемые нами для поздних комплексов — 1000-1050 гг., происходят из усреднённой даты 1025±25 лет. Важнейшим критерием при определении хронологических границ комплексов явилось их сопряжение с другими (по типам вещей, элементам обрядности, декору и абрису отдельных предметов). На табл. XXII-XXIV бытование комплексов, исходящее из датированных аналогий, показано сплошной утолщённой линией, которая включает, естественно, и минимальное бытование рассматриваемого элемента декора. Сопряжение кыргызских комплексов по тем или иным признакам показано пунктирной утолщённой линией.
В настоящее время в Туве исследовано более 450 погребально-поминальных комплексов IX-XII вв. Достаточно устойчивая корреляция типов вещей из 162 комплексов позволяет уменьшить хронологические ошибки [Длужневская, 1985, с. 9-11; 1994, с. 21-43].
Среди орнаментированных металлических изделий предметы разных категорий и типов: пряжки, бляхи с прорезями и без прорезей, наконечники, бляхи-решмы, «Т»-образные соединители ремней, пластины на сумочки-каптаргаки. Именно элементы декора, а не типы изделий, использованы в качестве выразительного средства при графическом построении хронологической шкалы (табл. XXII-XXIV). Арабские цифры (от 1 до 34) на таблицах означают номера памятников по перечню, прилагаемому к данным таблицам.
Большое разнообразие элементов декора и скомпонованных из них сложных фигур позволило выделить 8 орнаментационных групп, независимых от хронологических определений самих изделий из памятников Тувы, Минусинской котловины и Красноярского края (последние ограничены курганами 2 и 6 Копёнского чаа-таса и Тюхтятским кладом).
Группа I (табл. ХХII). Схематическое изображение бегущей лозы. Часть декора условно относится к орнаментально-абстрактной, так называемой геометрической форме. Материал несущих орнамент изделий — железо; орнамент выполнен инкрустацией или аппликацией серебром, реже — золотом.
Группа II (табл. ХХII). Циркульные фигуры, розетки, плетёнки. Данные изображения или являются центром более сложной композиции, или ограничены округлой формой вещи. Большинство предметов служило для соединения ремней. Они — железные, узор инкрустирован серебром. Такие предметы обнаружены вместе с изделиями, на которых нанесён декор группы I. Однако первый и последний мотивы в данной группе являются деталями композиций бронзовых предметов.
Большинство комплексов с декорированными предметами I-й и II-й групп найдено на правом берегу р.Енисей в пределах Тувы и в долине р. Хемчик. Декор в виде
(55/56)
бегущей лозы выгравирован на клинке сабли из кург. 2 мог. Эйлиг-Хем III, известной как «меч Багыра». Богатым растительным орнаментом с аналогичными элементами украшена гарда с шаровидными концами и фигурно оформленным язычком. Шляпки заклёпок на черене рукояти выполнены в виде четырёхлепестковых розеток (табл. X).
Среди предметов из кург. 3 изображением бегущей лозы орнаментированы железные изделия: два сложносоставных предмета — крюк на пластине и крюк на пластине, завершающейся пряжкой (табл. XIX, 9, 10), подвесной крюк (табл. XIX, 13) и обойма (табл. XIX, 7). Схематический растительный орнамент, также относящийся к группе I, нанесён на псалии с петлёй-пластиной из кург, 4 (табл. XVI, 1).
Семилепестковая розетка выгравирована на железной полусферической бляшке, найденной в кург. 1 мог. Эйлиг-Хем III (табл. XVII, 15). Предмет с восьмилепестковой розеткой обнаружен в мог. Шанчиг (долина р. Элегест).
Группа III (табл. ХХII). Изображения цветка в виде висящей кисти, плода округлой формы и языка пламени. Эти символы, так же как и фигуры группы II, представляют собой целостные изображения и часто бывают расположены в центре свободного поля. В организации его большую роль играет бегущая лоза. Цветок и плод иногда замыкают вертикальную цепочку из связанных трилистников. Нередко стиль декора с этими фигурами приближается к псевдоажурному с непросечённым фоном, в котором все линии элементов, изгибаясь, соприкасаются между собой.
Большинство вещей с этими декоративными символами отлито из бронзы и обнаружено в комплексах центральной Тувы и в долине р. Хемчик, а также в Тюхтятском кладе. Из кург. 4 мог. Эйлиг-Хем III происходит крупная бронзовая пряжка с мотивом в виде подвешенного округлого цветка или плода и трилистником под ним. Пряжка вместе с бляхами и «Т»-видным тройником с антропоморфными изображениями входит в состав сбруйного набора. Антропоморфные изображения определенно связаны с сюжетами буддийской иконографии. Трансформацией буддийского сюжета гирлянд из цветов и плодов является и орнамент на пряжке (подробнее о сбруйном наборе из кург. 4 см. главу II. — Г.Д.).
Группа IV (табл. ХХIII). Пальметки в виде изображения островерхого или фестончато-округлого лепестка (обычно с незаштрихованной узкой срединной частью) трилистника или более сложной фигуры из листьев и лепестков. Как правило, эти элементы составляют часть более сложных композиций бегущей лозы, древообразных и роговидных фигур, а потому входят и в последующие выделенные группы. Иногда подобный мотив встречается на свободном поле, как, например, находки из могильников Тора-Тал-Арты, Бай-Булун, Чинге.
Группа V (табл. ХХIII). Изображения побега в виде древовидной фигуры с расходящимися наверх ветвями, на которых или висят различные «подвесы», или сами они образуют по сторонам замкнутые изобразительные поля для других смысловых, более существенных элементов. В качестве таковых выступают фигуры групп II, III, IV.
Группа VI (табл. ХХIII). Изображения древовидного побега со сходящимися наверху ветвями, имеющими тенденцию к образованию или образующими сердцевидную фигуру. Их можно рассматривать в качестве варианта группы V. Внутри очерченного растительным побегом поля могут находиться элементы групп II, III, IV. Группы V и VI иногда смыкаются в одну фигуру, а в цельносимметричном положении образуют группу изображений VII.
В мог. Эйлиг-Хем III предметы с изображениями древовидного побега обнаружены в курганах 1-3. В кург. 1 и 2 это изделия из железа с инкрустацией серебром: бляха с подвесным кольцом (табл. XVIII, 14) и пряжки с удлинёнными щитками (табл. XIX, 1, 2). В кург. 3 обнаружена большая бронзовая бляха с рифлёными краями и орнаментом на кружковом фоне (табл. XX, 2). Бляха несколько необычная. Создаётся впечатление, что изначально на ней не было прорези для ремня, и орнамент покрывал всю лицевую
(56/57)
сторону. Не исключено, что отверстие прорезали позже, постаравшись при этом сохранить целостность орнаментальной композиции. Проверить эту догадку в настоящий момент сложно, так как все изделия из могильника Эйлиг-Хем III находятся в Республиканском музее в г. Кызыле. На фрагментах бляшек из кург. 3 на аналогичном кружковом фоне присутствуют орнаментальные мотивы группы V-VI.
Группа VII (табл. XXIV). Крестообразные изображения фигур из растительных древовидных побегов с центральной розеткой или без неё.
Область их распространения — Центральная Тува, долины рек Хемчик и Элегест.
Группа VIII (табл. XXIV). Композиции с изображениями животных, птиц, антропоморфных фигур и их орнаментально-абстрактными подобиями. Основные виды этого декора происходят из памятников Шанчиг, Тора-Тал-Арты, Хемчик-Бом II и Эйлиг-Хем III, курган 4 (уже упоминавшиеся бляхи). В Минусинской котловине аналогом этих фигур могут служить находки из Копёнского чаа-таса.
Стилем изображений и технологией изготовления изделий резко выделяется группа I, характеризующая комплексы с вещами аскизского облика. Под «обликом изделий» понимается, как упомянуто выше, единство характерных форм предметов и декора определённого стиля. Однако декор этой группы является упрощённым вариантом орнаментации изделий тюхтятского облика. В комплексе Демир-Суг I, курган 1 на одном из предметов обнаружена типологическая трансформация ясного изобразительного мотива лозы в ячеистый абстрактный орнамент. Сходство тюхтятской и аскизской декорировки хорошо показано И.Л. Кызласовым [Кызласов И., 1983, с. 42-44]. Остальные группы декора, за исключением мотивов отдельных предметов из железа, отражают стилистическое единство. В технологическом отношении это прежде всего бронзовое, иногда серебряное или даже золотое литьё с последующими подправкой, чеканкой.
Бронзовые изделия тюхтятского облика, нередко с бесспорно буддийской символикой, неожиданно возникают и столь же внезапно исчезают, отмечая период расцвета ляоской культуры и взаимоотношений ляосцев с северо-западными соседями. До некоторой степени влияние можно назвать взаимным, если учесть находки стремян с прорезями в подножках, удил с эсовидными скобчатыми псалиями и блях «портальной» формы, известных в тюркской среде по крайней мере с VIII в. Стремена и удила обнаружены в захоронениях в ляоских купольных гробницах, конструктивное устройство которых в некоторой степени сходно с каменными сооружениями енисейских кыргызов на мог. Сарыг-Хая и Сарыг-Хая II в Туве, а бляхи — с их аналогами на каменных статуях «дароносцев» на «дороге духов», датируемых временем с 960 по 1086 г. [Poludan, 1983/84, р. 377-388]. Более того, в киданьских комплексах встречаются изделия аскизского облика, в том числе упоровые удила с напускными псалиями [Каогу, 1987, с. 901].
При корреляции тувинских комплексов на основании классификации сопроводительного инвентаря с учётом иных элементов обрядности объекты были объединены в семь ассоциаций, упоминаемых и ниже — в главе IV данной книги. Первая из них (14 комплексов) отличается малым количеством сопроводительного инвентаря: по 1-2 вещи в комплексе, в основном, двухуступчатые ножи. Курган 59 могильника Калбак-Шат датируется в пределах 850-925 ( ± 25) гг. Во второй ассоциации (18 комплексов) — единичные вещи разных категорий наконечник копья, тёсла, мусаты, пинцеты, черешковые кинжалы, подвесные бляхи, отсутствуют стремена и удила с псалиями, имеются металлические и керамические сосуды и их фрагменты. Датировка памятников — в пределах середины IX — первой четверти-середины X в. В инвентаре третьей ассоциации (15 комплексов) — в основном предметы конского снаряжения (стремена петельчатые и пластинчатые с шейкой, удила с простыми скобчатыми и кольцевидными псалиями). Отсутствуют пряжки и наременные гарнитуры. Облик изделий из первых
(57/58)
трёх группировок напоминает облик предметов из так называемых «погребений с конём», то есть общетюркский. Памятники в целом датируются серединой IХ — первой четвертью-серединой X в.
Четвертая ассоциация (43 комплекса) характеризуется абсолютным преобладанием бронзовых пряжек, блях и наконечников без прорезей с декором. Полностью отсутствуют орнаментация серебром и сложносоставные предметы из железа. В пятую входит сопроводительный инвентарь: предметы конского снаряжения и вооружения человека, при этом отсутствуют орнаментация серебром и упоровые удила. Облик изделий двух последних группировок — тюхтятский, датировки — в пределах первой четверти Х — середины XI в.
В комплексах шестой ассоциации (16 комплексов), так же как и в предыдущих двух, изделия имеют в основном тюхтятский облик, но в тех же курганах появляются железные предметы с серебряной орнаментацией. Сюда же вошли, например, предметы из курганов 3 и 4 могильника Сарыг-Хая II, среди них одни имеют общетюркский облик, другие — аскизский. Оформление фигурной скобы псалий, например, сходно с оформлением пластины стремян из кургана могильника Эйлиг-Хем III, где преобладают изделия аскизского облика. В этих же курганах мог. Сарыг-Хая II обнаружены предметы, абсолютно аналогичные найденным в кургане 30 мог. Пий-Хем, кургане 19 мог. Шанчиг, кургане 1 мог. Усть-Хадынных III и, наконец, в курганах могильника Эйлиг-Хем III. Это помимо упомянутого выше эелемента оформления абриса изделий. Во всех перечисленных памятниках обнаружены изделия как тюхтятского, так и аскизского обликов. Памятники этой ассоциации возведены во второй половине Х — первой четверти XI в.
Седьмая ассоциация (18 комплексов) представлена изделиями аскизского облика, сложносоставными предметами из железа, упоровыми удилами с напускными пластинчатыми псалиями; многие предметы орнаментированы серебром. Хронологические определения ряда курганов совпадают с определениями памятников предыдущей ассоциации.
В целом изделия аскизского облика появляются с середины X в., но становятся преобладающими в комплексах в XI-XII вв. Разработки по определению хронологии комплексов по декору металлических изделий показали, что первая и частично вторая группы орнаментации (табл. XXII) характерны для памятников седьмой ассоциации, где преобладают предметы из железа с серебряной инкрустацией и аппликацией. Другие группы декора, связанные с бронзовым литьём, характеризуют четвертую, пятую и шестую ассоциации памятников.
Таким образом, памятники культуры енисейских кыргызов на территории Тувы (и в зависимости от них — комплексы на сопредельных территориях) можно датировать более конкретно, нежели представлялось ранее (табл. XXV):
• памятники с преобладанием изделий общетюркского облика — середина IX — первая четверть X в., хотя верхняя граница существования изделий уходит в XI в.;
• памятники с преобладанием изделий тюхтятского облика — вторая четверть Х — середина XI в. В свою очередь эти памятники подразделяются следующим образом: вторая-третья четверти X в., вторая половина X в. и первая половина XI в.;
• в памятниках XI-XII вв. преобладают изделия аскизского облика.
К первому периоду относятся в основном памятники 1-3 выделенных ассоциаций; ко второму 4-6 и, наконец, к третьему только памятники 7-й ассоциации с преобладанием в составе инвентаря изделий аскизского облика [Длужневская, 1994].
Опыт датировки памятников енисейских кыргызов в Туве по декору металлических изделий позволяет предположить, что кург. 4 могильника Эйлиг-Хем III был возведён в
(58/59)
950-1025 гг. н.э., кург. 2 — в 950-1025 гг., кург. 3 — в 975-1025 гг. и, наконец, кург. 1 — в 1000-1050 гг. н.э.
После подробного анализа материалов из эйлиг-хемских комплексов, изложенного в главе II данной книги, датировка их была определена концом Х — началом XI вв. н.э.
Приведенные выше хронологические рамки сооружения курганов (950-1050 гг. н.э.) несколько шире, но совершенно не противоречат датировке — конец Х — начало XI вв. н.э. Напомним, что предлагаемые абсолютные даты памятников исходят из «жизни вещей», а не конкретной исторической ситуации, складывавшейся на берегах Улуг-Хема.
Абсолютные датировки не противоречат и предполагаемой последовательности возведения сооружений: ни в варианте — сначала кург. 2, затем кург. 3, 4 и кург. 1 позже, чем кург. 2; ни в варианте — от кург. 4 к кург. 1, то есть по мере роста цепочки с юга на север.
Могильник Эйлиг-Хем III скорее всего формируется в 975-1025 гг. н.э. в последней четверти Х — первой четверти XI вв. н.э. При этом вероятно сначала погибает (или умирает) Багыр, с именем которого связаны стела 9 с тамговым знаком и самый значительный курган 2. Затем уходит из жизни воин высокого социального ранга, над захоронением которого возводят курган 3 и рядом с ним поминальную выкладку 5. Вспомним, что на площади могильника был найден фрагмент стелы, надпись на котором не прочитывается. Если бы она сохранилась, то, не исключено, могли бы узнать имя ещё одного кыргыза.
Чуть позже, но в пределах последней четверти X в. н.э., для одного человека, возможно Кара Йаша, сооружают курган 4 и устанавливают стелу 10. Возглавивший последним данную группировку кыргызский воин захоронен под кург. 1 в первой четверти XI в. н.э. Поминальные выкладки 6-8 сложены, вероятно, в последней четверти X в. н.э.
Могильник Эйлиг-Хем III, исследованный в живописной долине на правом берегу Улуг-Хема, в самом центре Тувы, остается лучшим не только в археологическом отношении, но и как памятник, сооружённый енисейскими кыргызами в честь своих воинов.
Перечень исследованных объектов:
1 — Эйлиг-Хем III, курган 3; 2 — Демир-Суг I, курган 1; 3 — Дыттыг-Чарык-Аксы III, курган 1; 4 — Уюк-Тарлык, курган 51; 5 — Кокэль, курган 17; 6 — Тора-Тал-Арты, курган 4; 7 — Саглы-Бажи I, курган 9; 8 — Шанчиг, курган 19; 9 — Улуг-Бюк I, курган 1; 10 — Шанчиг, курган 18; 11 - Аймырлыг II, группа III, комплекс-«клад»; 12 — Тюхтятский клад; 13 — Бай-Булун, курган 21; 14 — Дагылганныг, курган 1; 15 — Эйлиг-Хем III, курган 4; 16 — Аймырлыг II, группа I, курган 29; 17 — Аймырлыг III, группа II, курган 5; 18 — Тора-Тал-Арты, курган 15; 19 — Тора-Тал-Арты, курган 19; 20 — Аймырлыг II, группа II, курган 3; 21 — Хемчик-Бом II, курган 25; 22 — Чинге, курган 18; 23 — Тора-Тал-Арты, курган 6; 24 — Копёнский чаа-тас, курган 2, тайник 2; 25 — Шанчиг, курган 12; 26 — Пий-Хем, курган 30; 27 — Эйлиг-Хем III, курган 1; 28 — Аймырлыг И, группа I, курган 12; 29 — Ир-Холь, курган 1; 30 — Тора-Тал-Арты, курган 11; 31 Усть-Хадынных III, курган 1; 32 — Сарыг-Хая II, курган 2; 33 — Калбак-Шат, курган 47; 34 — Копёнский чаа-тас, курган 6.
(59/60)
Таблица ХХII. Группы I - III. (открыть Табл. ХХII в новом окне)
(60/61)
Таблица XXIII. Группы IV-VI. (открыть Табл. XXIII в новом окне)
(61/62)
Таблица XXIV. Группы VII-VIII. (открыть Табл. XXIV в новом окне)
(62/63)
Таблица XXV. Соотношение изделий общетюркского, тюхтятского и аскизского обликов. (открыть Табл. XXV в новом окне)
|