А.Д. Грач
Древнетюркские изваяния Тувы.
По материалам исследований 1953-1960 гг.
// М.: Изд-во восточной литературы. 1961. 96 с., 95 рис., вклейки.
Заключение
Древнетюркские каменные изваяния Тувы — важный вид археологических памятников, отражающих высокий уровень камнерезного искусства у древнего населения этой глубинной области Азиатского материка. Изучение каменных изваяний позволяет осветить не только некоторые вопросы истории древнетюркского искусства, но также даёт интересный материал по ряду важных собственно исторических проблем, таких, как социальный строй и этногенез древнетюркских племён, а также история их культуры и быта.
Одна из основных задач в исследовании каменных фигур — установление их датировки и хронологической классификации. Поскольку главным отправным моментом в датировке изваяний является анализ изображённого на них «инвентаря» решающее значение имеют раскопки памятников, расположенных на той же территории, на которой найдены изваяния. Датируя изваяния, мы имели возможность опереться в равной степени как на материалы раскопок древнетюркских курганов самой Тувы, [1] так и на материалы исследований, проведённых на смежных территориях (Алтай, Монголия, Хакассия).
(90/91)
Разработка вопросов датировки каменных фигур, проведённая главным образом путём исследования изображённого на них «инвентаря», показывает, что большая часть изваяний (фигуры при оградках) относится к VII-VIII вв., а более поздняя группа фигур — к VIII-IX вв. (изваяния без оградок). Это хронологическое подразделение увязывается с общей периодизацией древнетюркских памятников Тувы. Изучение курганов, поминальных памятников и кенотафов древнетюркского времени на территории Тувы даёт возможность наметить два основных хронологических периода.
К первому (раннему) периоду относятся курганные захоронения с конём, в которых погребенный ориентирован головой на восток, а конь, помещённый в могилу вместе с человеком, — головой на запад (в обратном направлении). Ярким образцом захоронения подобного типа является раскопанное в Монгун-Тайге погребение VII в., в котором было обнаружено китайское зеркало — подарок выдающегося политического и военного деятеля, императора Танской династии Китая — Цинь-вана-Тайцзуна. [2]
Для второго хронологического периода древнетюркских курганов и кенотафов характерна ориентировка по оси север — юг. Хронологическое деление этих памятников дано нами на основании изучения обнаруженного при раскопках инвентаря, в частности — хорошо датирующихся импортных вещей (китайские зеркала, монеты, шёлковые и шерстяные ткани).
Проделанный нами анализ показывает, что общие даты основных периодов распространения древнетюркских памятников в Туве — VII-VIII вв. (первый период) и VIII-IX вв. [3] (второй период). Есть основания полагать, что второй, более поздний период в некоторых районах Тувы охватывает время и до X в.
Таким образом, хронология изваяний делится на те же периоды, что и общая периодизация древнетюркских памятников. Есть все основания полагать, что комплексы с изваяниями при оградках и рядами простых камней-балбалов были сооружены древнетюркским населением, оставившим курганные погребения по оси восток — запад. Что же касается изваяний без оградок, то они были установлены тюркским населением, обитавшим в Туве уже в период уйгурского каганата и оставившим погребения второй (поздней) группы.
Вопрос о семантике фигур мог решаться только путём сопоставления и критического анализа всех видов источников — археологических данных, нарративных и историко-этнографических материалов. Совокупность данных всех дисциплин, которые могли быть привлечены для рассмотрения вопроса о том, кого изображали каменные статуи, даёт твердую возможность утверждать, что древнетюркские каменные
(91/92)
изваяния являются изображениями наиболее могущественных врагов, побеждённых во время войн, которые велись центральноазиатскими тюрками.
В данной работе мы пытались проанализировать все виды источников, имеющих отношение к проблеме древнетюркских каменных изваяний, в результате чего стало очевидно, что нет ни одного археологического факта, ни одного письменного или этнографического свидетельства, которое говорило бы в пользу того, что изваяния изображают самих центральноазиатских тюрок, а не побеждённых ими воителей. Напротив, все без исключения факты, которыми мы располагаем, убедительно подтверждают правоту первой концепции. Для того чтобы оспаривать это, сторонникам второй точки зрения придется привлечь какие-то новые данные, которые опровергли бы эти факты, а не прибегать к чисто умозрительным построениям, как это иногда делалось раньше.
Ритуал, связанный с установкой статуй-балбалов, отражал не только собственно обрядовые моменты. Этот ритуал, вне всякого сомнения, имел и конкретно политические мотивы, глубоко связанные с особенностями социального строя центральноазиатских тюрок. Исследования письменных источников, увязанные с археологическими данными, дают возможность утверждать, что этот обряд был порождён идеологией кочевников, создавших первые государственные объединения Центральной Азии, идеологией, хотя и сохраняющей многочисленные черты первобытнообщинного строя, но и отражавшей новые глубокие сдвиги в формировании общественного строя, связанного с феодальными отношениями.
Именно этими обстоятельствами можно объяснить живучесть ритуальных форм. В изменённом виде эти формы, связанные с идеей «служения в загробном мире», дожили до монгольского времени. Спустя четыре столетия ритуал, оформившийся в далёкую древнетюркскую эпоху, явственно проступает в таком устойчивом обряде, каким является обряд погребальный и сопутствующие ему обычаи.
Таким образом, изучение этого ритуала, со своей стороны, показывает, что империя Чингисхана и его преемников имеет много общего с предшествующими ей социально-экономическими образованиями Центральной Азии и что это не ограничивается только некоторыми сторонами военного дела и государственного устройства.
Проблема этногенеза тувинцев, так же как и проблема происхождения любого другого народа, не может решаться на материалах какой-либо одной группы источников — изолированное использование материалов неизбежно приводит к неправильным выводам. В то же время материалы каждой исторической дисциплины или группы источников, зачастую весьма фрагментарные, будучи объединены, дают возможность конкретно осветить этногенетические проблемы.
Вопросы происхождения тувинцев — одного из древнейших народов Центральной Азии — представляют собой одну из наиболее слож-
(92/93)
ных проблем истории Центральной Азии и сопредельных с нею территорий Южной Сибири. Материалы комплексного изучения Тувы, проводимые там археологические, антропологические, этнографические и лингвистические исследования сигнализируют о том, что оформление древнейших этнических пластов тувинского народа уходит своими корнями в орхоно-алтайскую древность тюрок Центральной Азии. Именно в эту историческую эпоху — в период тюркского каганата — на территории Тувы складывается то этническое ядро тюркоязычного населения, которое, включив в свой состав и другие иноязычные элементы (монголоязычные, самодийскоязычные и другие), сыграло основную роль в формировании тувинцев.
Изучение древнетюркских каменных изваяний также даёт ряд данных, которые не могут быть опущены при рассмотрении проблем этногенеза.
Исследование каменных изваяний и в первую очередь картографирование этих памятников и связанных с ними комплексов поминальных сооружений (оградки со стелами и рядами камней-балбалов) дают возможность сделать заключения по этнической карте Центральной Азии и Южной Сибири древнетюркского времени.
Сейчас можно считать доказанным, что обряд установки каменных изваяний-балбалов бытовал только в среде племён, входивших в состав каганата тугю и только на тех территориях, где обитали эти племена. Изучение изваяний позволяет определить, таким образом, общие границы объединения племён каганата тугю.
В качестве конкретного примера можно указать на то, что ритуал, связанный с установкой изваяний, не был характерен для племён, входивших в состав каганата хягасов, обитавших на территории Минусинской котловины — к северу от Саянского хребта. Изучение и картографирование памятников с балбалами позволяют установить, что районы, непосредственно прилегающие к Саянскому хребту с юга, в частности бассейн Кара-Холя и другие присаянские районы Тувы, во время существования каганата тугю были населены племенами, входившими в состав этого каганата, и не принадлежали к числу областей страны Хягас. Таким образом, Саянский хребет предстаёт как этническая и политическая граница в древнетюркское время.
Пределы тюркского каганата на юге простирались до Тибета — там, в пограничных с Монголией районах, находятся крайние точки, где найдены оградки с балбалами (например урочище До-ринг). [4]
Находящееся сейчас в начальной стадии изучение художественных стилей и вопроса о мастерах, создавших серии однотипных статуй, проливает свет и на вопросы внутренней этногеографии тюркского каганата. Так, сопоставление изваяний юго-запада Тувы с изваяниями
(93/94)
Южного Алтая в сочетании с другими данными, полученными при раскопках курганов, позволяет говорить о том, что по обеим сторонам хребта Чихачёва — на нынешних тувинских и алтайских территориях — обитала компактная древнетюркская племенная группа. Таким образом, система горных хребтов Шапшальского узла не являлась барьером, разделявшим этнические группы древнетюркского времени.
Изучение каменных изваяний VII-IX вв. свидетельствует в свою очередь о сравнительно компактном этническом составе населения Тувы в древнетюркское время.
Весьма показателен опыт сопоставления археологических, нарративных, фольклорных и этнографических данных. Это сопоставление, отлично согласуясь с другими данными смежных дисциплин, говорит о том, что статуи установлены этническими группами, жившими на этой же территории и являвшимися одними из предков современных тувинцев. Как иначе можно объяснить удивительный на первый взгляд факт сохранения в тувинском героическом эпосе ритуальных и социальных моментов, насчитывающих более чем тысячелетнюю давность и связанных с давно ушедшей в прошлое бурной эпохой образования первых государственных объединений кочевников Центральной Азии? Факт сохранения в тувинском фольклоре древнейших его пластов, оформление которых датируется эпохой тюркского каганата, свидетельствует о непрерывной этногенетической преемственности.
[1] С.И. Вайнштейн, Археологические раскопки в Туве 1953 г., — «Учёные записки Тувинского научно-исследовательского института языка, литературы и истории», вып. II, Кызыл, 1954; Археологические исследования в Туве в 1955 г., — Там же, вып. IV, 1956; Очерк этногенеза тувинцев, — Там же, вып. V, 1957; Некоторые итоги работ археологической экспедиции Тувинского НИИЯЛИ в 1956-1957 гг., — Там же, вып. VI, 1958; Л.Р. Кызласов, Тува в период тюркского каганата (VII-VIII вв.), — «Вестник Московского университета», серия IX, № 1, 1960; Л.П. Потапов и А.Д. Грач, Первый сезон полевой работы Тувинской комплексной археолого-этнографической экспедиции, — «Тезисы докладов на сессии ученого совета Института этнографии им. H.H. Миклухо-Маклая, посвященной итогам экспедиционных исследований, 1957 г.», М., 1958; А.Д. Грач, Археологические раскопки в Монгун-Тайге и исследования в центральной Туве. (Полевой сезон 1957 г.), — «Труды Тувинской комплексной археолого-этнографической экспедиции Института этнографии АН СССР», т. I, М.-Л., 1960; Археологические исследования в Кара-Холе и Монгун-Тайге. (Полевой сезон 1958 г.), — там же; Древнетюркское погребение с зеркалом Цинь-вана в Туве, — «Советская этнография», 1958, № 4; А.Д. Грач, Л.Г. Нечаева, Краткие итоги полевых исследований, проведенных археологическим отрядом ТКЭАН в 1959 г., — «Учёные записки Тувинского научно-исследовательского института языка, литературы и истории в 1959 г.», вып. VIII, 1960.
[2] А.Д. Грач, Древнетюркское погребение с зеркалом Цинь-вана в Туве.
[3] Предварительная периодизация древнетюркских памятников Тувы уже была опубликована (А.Д. Грач, Археологические исследования в Кара-Холе и Монгун-Тайге..., стр. 146-148).
[4] Ю.Н. Рерих, Звериный стиль у кочевников Северного Тибета, — «Seminarium Kondakovianum», Прага, 1930, стр. 14-16, рис. 4. — Ю.Н. Рерих именовал открытые им ряды балбалов «рядами менгиров».
|