Л.К. Галанина
Скифские древности Северного Кавказа
в собрании Эрмитажа.
Келермесские курганы.
// СПб: Изд-во Гос. Эрмитажа. 2006. 80 с. (Коллекции Эрмитажа)
ISBN 5-93572-185-6
Научный спор.
Однако не все исследователи единодушны в вопросе о том, кому же принадлежали эти памятники, — пришлым кочевым ираноязычным скифам или коренным жителям — меотам, которые считаются далёкими предками современных адыгских народов.
Противники скифского происхождения этих памятников, которых, кстати сказать, немного, обычно ссылаются на Геродота, проводившего восточную границу Скифии по Танаису — притоку Дона, за которым, по его словам, уже не скифская земля. Однако они упускают из виду, что более ранние ионийские авторы 6-5 веков до н.э. не ограничивали владения этих номадов только северопонтийскими степями. Имя скифов неоднократно упоминается в числе племён, живших вблизи Меотиды — Азовского моря — и в других местностях Северного Кавказа. Аналогичные представления о скифском мире отражены в сочинениях великих греческих трагиков Эсхила и Софокла. Достаточно хорошо известна поэма Эсхила «Прикованный Прометей», сюжет которой был навеян греческим мифологическим сказанием о подвиге могучего титана-богоборца, похитившего для людей небесный огонь с Олимпа. За это Прометея по приказанию Зевса приковали цепями к отвесной скале в горах Кавказа и отдали на растерзание огромному орлу. И среди тех людей и народов, которые скорбят и остро сострадают мучениям благородного героя, у поэта дважды фигурируют «рати лёгких амазонок», они же «девы — обитательницы колхидской земли», и племена скифов, живущие на краю земли вокруг Меотийского озера.
До нас дошли также слова греческого философа Сократа, записанные его учеником Ксенофонтом, о том, что «в Европе скифы господствуют, а меоты им подвластны». Причём достоверность этого утверждения применительно к некоторым областям бассейна реки Кубани доказывают археологические реалии, и в первую очередь, памятники Келермесского могильника.
Наиболее ценная информация о появлении скифов на Северном Кавказе содержится в одной из книг «Исторической библиотеки» Диодора Сицилийского. Основываясь на ранних ионийских источниках, он привёл несколько отличный от геродотовского вариант скифской легенды о происхождении этих кочевых племён. По данным Диодора, «сначала они жили в очень незначительном количестве у реки Аракса и были презираемы за своё бесславие; но ещё в древности под управлением одного воинственного и отличавшегося стратегическими способностями царя они приоб-
(42/43)
рели себе страну в горах до Кавказа, а в низменностях — прибрежья Океана и Меотийского озера и прочие области до реки Танаиса». Впоследствии скифы подчинили себе обширные земли за Доном до Дуная и, «направив военные действия в другую сторону, распространили своё влияние до египетской реки Нила» (Диодор Сицилийский, II, 43).
И, действительно, присутствие скифов в Предкавказье подтверждают находки мечей и наконечников стрел скифского типа, встречающиеся в погребениях и на поселениях, относящихся к рубежу 8-7 веков до н.э. Немногочисленность скифских древностей этого времени на Кавказе и их топография говорят сами за себя. Судя по всему, пришельцы двигались по направлению к Закавказью и Передней Азии. Причём движение их отличалось стремительностью и сопровождалось стычками с местным населением, о чём свидетельствуют сожжённые поселения, раскопанные в Чечне и Дагестане.
Однако интенсивное освоение скифами предгорных равнин и степей Северного Кавказа началось только около середины 7 века до н.э. Вернувшиеся из переднеазиатских походов воины, уже не желавшие продолжать кочевой образ жизни, сохранили, тем не менее, привычку жить за счёт местных племён. И хотя Предкавказье значительно уступало в социально-экономическом отношении ближневосточным цивилизациям, развитое ремесленное производство и налаженный веками уклад жизни местных земледельцев и скотоводов позволяли удовлетворять нужды пришельцев.
Взаимоотношения «кавказцев» со скифами, стремившимися установить военное и политическое господство над местными племенами, складывались по-разному. Имеются свидетельства как мирных, так и враждебных контактов, основанных на вооруженном нейтралитете. Интересные данные были получены в результате анализа антропологических материалов из могильника раннескифской эпохи, расположенного в верховьях Кубани. Выяснилось, что между коренными обитателями этих мест и пришлыми номадами установилось своеобразное разделение труда: первые были ремесленниками, а вторые — профессиональными воинами.
Подобная ситуация сложилась и на левобережье Кубани в округе нынешней станицы Келермесской (ил. 2). Здесь обосновалась сильная в военном отношении скифская дружина из числа, по-видимому, важных политических фигур переднеазиатского похода эпохи скифского царя Партатуа. Общая картина Келермесского могильника проливает свет и на структуру местного общества, которое представляется как военно-политическое образование двух этносов во главе со скифской воинской аристократией. В основе такого сообщества лежал взаимовыгодный союз. Могущественные номады были, несомненно, заинтересованы в защите подвластного им меотского населения от посягательств других кочующих группировок. Взамен они имели воинское пополнение — пехотинцев и всадников, набранных из коренных обитателей этих мест, а также хлеб, зерно, глиняную посуду, изделия кузнечного и бронзолитейного ремесла. Но, несмотря на тесное взаимодействие, обе группы населения оставались верны своим родовым традициям, что отразилось в специфических особенностях погребального обряда, присущих меотским и скифским захоронениям.
Богатые келермесские усыпальницы не имеют ничего общего с меотской погребальной традицией. Несмотря на присущие им своеобразные
(43/44)
Ил. 51. Общий вид конского захоронения
в Большом Ульском кургане на Кубани.
черты, в целом они органично вписываются в круг подкурганных грунтовых могил с травянистыми или камышовыми перекрытиями, характерными для многих кочевнических обществ Евразии раннескифской эпохи.
Любопытные сведения можно почерпнуть и из этнографических материалов по истории кочевых племён новейшего времени. Выясняется, например, что ещё в 18 веке рядовых казаков хоронили в могилах, прикрытых сначала камнями, а сверху — камышовыми коврами или циновками.
Массовость конских жертв и ритуал их погребения также коренятся в кочевнической погребальной практике. Нечто подобное Келермесским курганам наблюдалось в знаменитом царском кургане Аржан в Туве, относящемся к 8 веку до н.э., где тоже отмечена определённая группировка лошадей, в основу которой были положены типы уздечных псалиев.
Дальнейшую эволюцию обряда конских жертвоприношений келермесского типа на Кубани можно проследить на Ульских и Елизаветинских курганах 6-4 веков до н.э., в которых количество жертв достигает подчас гигантских масштабов. Особенно примечателен в этом отношении Большой Ульский курган, под пятнадцатиметровой насыпью которого и внутри неё размещалось более 400 лошадей, располагавшихся рядами и кругами вокруг деревянных коновязей (ил. 51). Некоторые исследователи сближают этот наиболее впечатляющий элемент погребального обряда кубанских курганов с древнеиндийским обрядом ашвамедха.
И всё же, для того чтобы развеять всяческие сомнения относительно скифского происхождения Келермесских курганов, необходимо вновь обратиться к письменным источникам и в первую очередь вспомнить красочный рассказ Геродота о торжественном и по-варварски пышном обряде похорон скифских владык, личностям которых приписывалось божественное происхождение: «Могилы царей находятся в области герров, в том месте, до которого судоходен Борисфен... когда у них умирает царь, они роют в земле большую четырёхугольную яму. Когда же она готова, берут труп, тело натирают воском, живот, разрезанный и очищенный, заполняют нарезанным купырём, благовониями, семенами сельдерея, аниса, зашивают и увозят тело на повозке к другому племени. Те же, когда получают доставленный труп, делают... то же, что и царские скифы: отрезают себе часть уха, волосы обстригают кругом, на руках делают надрезы, лоб и нос расцарапывают, левую руку прокалывают себе стрелами. Оттуда труп царя увозят на повозке к другому племени из тех, над которыми они властвуют; за ними следуют те, которых они посетили перед тем. Как только они, возя труп, обойдут всех, они оказываются у герров, занимающих среди подвластных им племён самые отдалённые края, и прибывают к могилам. И затем, опустив тело в могилу на подстилку из соломы, воткнув копья по обеим сторонам трупа, кладут сверху брёвна и потом покрывают камышовой плетёнкой. В свободном пространстве могилы они хоронят, удушив, одну из наложниц и виночерпия, и повара, и конюха, и слугу, и вестника, и лошадей, и начатки всего остального, и золотые чаши... Сделав это, они все насыпают большой курган... стремясь сделать его как можно выше» (Геродот, IV, 71).
И, действительно, некоторые скифские курганы отличаются грандиозными размерами (18-20 м в высоту), роскошным погребальным инвентарём, захоронением в могиле нескольких человек. Такие курганы более всего соответствуют «царскому рангу», и самые знаменитые из них — курганы Чертомлык (ил. 52) и Солоха. Расположены они в низовьях Днепра, где, по преданию, жила когда-то Змееногая богиня, от союза которой
(44/45)
Ил. 52. Современный вид остатков насыпи кургана Чертомлык.
с Гераклом якобы и произошли скифы. Однако эти и подобные им приднепровские памятники невозможно отождествить со скифским Герросом — царским некрополем архаической поры и времён Геродота, так как все они относятся к более позднему периоду, к 4 веку до н.э. Кроме того, уже с конца 5 века до н.э. характерные для древнего скифского общества ямные и наземные могилы сменяются новым типом погребальных сооружений, представляющим собой вырытые в толще материка подземные склепы-катакомбы.
Между тем, среди всех известных к настоящему времени богатых захоронений скифской эпохи ближе всего к архаическому стереотипу скифских царских гробниц, описанных Геродотом, стоят Келермесские курганы. Прежде всего, их обширные земляные ямы имеют четырёхугольные очертания. Четырёхчленность, как это общепризнано, присуща древнейшим индоиранским, в том числе и скифским, представлениям о пространственной организации Вселенной. Келермесские комплексы подтверждают также информацию «отца истории» о применении различного рода травянистых растений (камыш, тростник, солома) при устройстве могильных сооружений. Заслуживает внимания и тот факт, что в кургане №4, раскопанном Д.Г. Шульцем, засвидетельствован отмеченный Геродотом обычай ритуального использования копий в царском погребальном обряде. Согласно письменным и археологическим данным, сакрально-магический акт, сопровождавшийся вонзанием в землю мечей, наконечников копий, стрел и дротиков, играл заметную роль в религиозных верованиях скифских племён. Оружию в «рабочем положении» приписывалась апотропеическая, защитная, функция: люди стремились таким образом обезопасить себя от способных причинить вред покойников или же, наоборот, защитить самих умерших от злых сил. Возможно также, что этот акт символизировал отмщение врагу, повинному в смерти погребённого. Сходные обряды существовали в скифский период у некоторых горских народов Кавказа, а в недавнем прошлом — у номадов казахских степей, которые выделяли могилы храбрейших воинов воткнутыми в них
(45/46)
Ил. 53. Так мог выглядеть курган
спустя год после смерти скифского царя. Реконструкция.
копейными древками и колчанами со стрелами. Вместе с тем культ оружия в такой форме не известен у осёдлых земледельческих племён Скифии и близких к ним по хозяйственно-экономическому укладу меотов Прикубанья.
Соответствуют данным Геродота и другие элементы по-царски роскошного погребального обряда Келермесских курганов, такие как довольно внушительные размеры земляных надмогильных насыпей и могил, исключительное обилие, разнообразие и высокая материальная ценность заупокойных приношений, содержащих изделия из золота и серебра, многочисленные конские жертвы.
Келермесские «верхние» кони заставляют вспомнить ещё один рассказ Геродота, посвящённый похоронам скифского царя. По его словам, годичный поминальный цикл отмечался массовым жертвоприношением, во время которого удушали 50 наиболее усердных царских слуг из числа чистокровных скифских юношей и столько же самых красивых коней. Затем, сделав из них чучела всадников, расставляли этих вечных стражей вокруг величественного кургана (ил. 53). Возможно, мы имеем дело с одной из первоначальных форм этого обычая, видоизменившегося в более поздние времена.
В Келермесских захоронениях, следовательно, сфокусирован почти весь набор признаков, свойственных церемониалу похорон скифских владык. Если принять во внимание к тому же чисто скифский облик вещей и присутствие в могилах трофеев, подарков и приобретений, говорящих о былом участии погребённых в переднеазиатской военной кампании, то скифское происхождение больших Келермесских курганов становится очевидным.
(46/47)
Не вызывает сомнений и высокий социальный ранг этих людей, в числе которых были верховные вожди, происходящие, по-видимому, из царского рода.
К моменту сооружения Келермесских курганов в скифском обществе уже глубоко укоренился институт царской власти. Если Ишпакай, первый предводитель скифов в Передней Азии, именуется в ассирийских источниках 7 века до н.э. просто вождём, то его преемник Партатуа фигурирует уже как царь страны скифов и возможный претендент на руку ассирийской царевны. Имя Колаксая, мифического прародителя скифской царской династии, встречается в одном из стихотворных сочинений древнегреческого поэта 7 века до н.э. Алкмана, отрывок из которого сохранился на папирусе, найденном в 1355 году в одной из египетских гробниц. Родословная знаменитого скифского мудреца царевича Анахарсиса, которому античная традиция приписывала честь изобретения горящего трута, двузубого якоря и гончарного круга, тоже свидетельствует о древности царской власти у скифов. Он жил в 6 веке до н.э. и был сыном Гнура, внуком Лика, правнуком Спаргапифа и дядей Иданфирса — скифского царя, который успешно отразил нашествие персидского войска Дария I, напавшего в 514 году до н.э. на северопонтийскую Скифию (Геродот, IV, 76, 83, 118-136).
На возможную связь отдельных келермесских усыпальниц с царской династией указывает не только по-царски роскошный обряд погребения. Достаточно выразителен и состав заупокойных приношений, среди которых представлены золотые диадемы с солярной символикой (розетки, звёздочки), магические зеркала, культовые навершия и сосуды, акинак в золотых ножнах и иные атрибуты высшей воинской аристократии. В связи с этим нельзя не вспомнить о дарах персидского царевича Кира киликийскому царю Сиеннесии. По свидетельству Ксенофонта, они состояли из золотого акинака, браслетов, шейной гривны, богатой одежды и коня с золотой уздой. Многие драгоценные изделия, найденные в Келермесских курганах, вышли из рук древневосточных мастеров. И, разумеется, право на заказ такого рода вещей у искуснейших торевтов переднеазиатского мира — ассирийцев, ионийских греков, урартов — принадлежало в первую очередь царю и его ближайшим сородичам и сподвижникам.
Говоря о Келермесских курганах, нельзя, конечно, не сожалеть о похищенных грабителями сокровищах, бесследно исчезнувших в глубине веков. Но и оставшееся поражает исключительным обилием и многообразием вещей, отвечавших потребностям и образу жизни их владельцев. Украшения костюмов, атрибуты власти, боевое и парадное оружие, защитные доспехи, повседневные и культовые сосуды, детали мебели, конское убранство и другие подлинные реликвии скифской эпохи несут в себе бесценную, ни с чем не сравнимую информацию. Ведь именно творения прошедших веков помогают приподнять завесу времени и приоткрыть те стороны жизни скифов, их религиозных воззрений и эстетических идеалов, о которых зачастую полностью умалчивают письменные источники. И в первую очередь это касается изобразительного искусства скифской эпохи, ставшего достоянием современного человека только благодаря успехам археологической науки. Археологические находки, несомненно, расширяют и конкретизируют наши знания об этом древнем народе. Они позволяют создать более зримый образ воинственных и вместе с тем художественно одарённых кочевников.
|