Дж.Дж. Фрэзер

Золотая ветвь.

Исследование магии и религии.

// М.: Политиздат. 1980. 832 с. (Библиотека атеистической литературы.)

Глава LXII. Европейские праздники огня.

Общая характеристика праздников огня.

Огни Великого поста.

Пасхальные огни.

Бельтановы огни.

Огни летнего солнцестояния.

Огни кануна дня Всех Святых.

Огни зимнего солнцестояния.

Огни бедствия (Need-fire).

^   Общая характеристика праздников огня. С незапамятных времён в Европе существует обычай, следуя которому крестьяне в определённые дни года разжигают костры, танцуют вокруг них или же через них прыгают. Есть основания отнести эти обычаи к эпохе средневековья. Но аналогичные обычаи соблюдались и в древности, а это говорит о том, что они своими корнями уходят в дохристианскую эпоху. Действительно, самые первые сведения о существовании этих обычаев в Северной Европе мы черпаем из предпринятых в VIII веке попыток христианских синодов упразднить эти обычаи как языческие. Нередко на этих кострах сжигались чучела людей или инсценировались сожжения живого человека. Есть основания полагать, что в далёком прошлом в таких случаях действительно подвергались сожжению живые люди. Краткий обзор такого рода обычаев выявит существование в них следов человеческих жертвоприношений и одновременно поможет прояснить их смысл.

(676/677)

Чаще всего такого рода костры зажигались весной и в середине лета, но в некоторых местах их зажигали в конце осени или же зимой, особенно в канун дня Всех Святых (31 октября), на Рождество и в канун двенадцатого дня. Место не позволяет дать исчерпывающее описание этих праздников, однако несколько примеров помогут составить о них общее представление. Начнём с весенних праздников огня, которые приходятся на первое воскресенье поста, на канун Пасхи и на первое мая.

^   Огни Великого поста. Обычай жечь костры в первое воскресенье поста получил самое широкое распространение в Бельгии, на севере Франции и во многих частях Германии. Так, в Бельгийских Арденнах в течение одной или двух недель перед так называемым праздником огня дети переходят от одной усадьбы к другой и собирают топливо. В Гранд-Алле дети преследуют тех, кто отказал им в просьбе, и стараются вымазать лицо золой, взятой из потухшего костра. В праздничный день они рубят кустарник, чаще всего ракитник и можжевельник, и вечером зажигают на всех холмах огромные костры. Считается, что, если разжечь семь костров, деревня будет застрахована от пожаров. Если к этому времени река Мёз замерзает, костры раскладывают также и на её льду. В Гранд-Алле в середину костра ставят столб, который называют «ведьма» (makral), разжигает костёр мужчина, женившийся последним. В окрестностях Морланвельца сжигают соломенное чучело. Молодые люди вокруг костров танцуют и поют, перепрыгивают через горячие угли, чтобы обеспечить на следующий год хороший урожай, счастливо выйти замуж или жениться, а также чтобы избавиться от коликов в желудке. В Брабанте до начала XIX века в то же самое воскресенье женщины и переодетые в женское платье мужчины с горящими факелами шли в поля, где танцевали и распевали шуточные песни с целью, как они утверждали, изгнания «злого сеятеля», который упоминается в читающемся в этот день отрывке из Евангелия. В Патюраже в провинции Эно приблизительно до 1840 года соблюдался обычай под названием Эскувион или Скувион. Каждый год в первое воскресенье поста, которое называлось днём Малого Скувиона, молодёжь и дети бегали по садам с зажжёнными факелами. На бегу они пронзительно кричали: «Несите яблоки, несите груши, несите все чёрные вишни Скувиону». При этих словах человек, несущий факел, размахивал им и швырял его в заросли яблоневых, грушевых и вишнёвых деревьев. Следующий день назывался днем Великого Скувиона, когда тот же самый рейд с горящими факелами среди фруктовых деревьев повторялся после полудня до наступления сумерек.

В департаменте Арденны (Франция) жители всем селением танцевали и пели вокруг костров, которые разжигались в первое воскресенье поста. Костёр здесь также зажигался мужчи-

(677/678)

ной или женщиной, последними вступившими в брак. Данный обычай до сих пор широко распространён в этом районе. В этих кострах обычно сжигали кошек; иногда их поджаривали, держа над костром, и, пока они горели, пастухи прогоняли сквозь дым и пламя свои стада, веря, что это предохранит скот от заболеваний и колдовских чар. Жители некоторых селений верили, что, чем оживлённее будет пляска вокруг костра, тем богаче будет в текущем году урожай.

В провинции Франш-Конте (Франция), к западу от Юрских гор, первое воскресенье поста зовётся воскресеньем головешек из-за костров, которые обычно разжигаются в этот день. В субботу или в воскресенье деревенские парни впрягаются в телегу и тащат её по улицам, останавливаясь перед дверями домов, где есть девушки, и выпрашивают вязанку хвороста. Когда набирается достаточное количество топлива, они свозят его в какое-нибудь место около деревни, сваливают в кучу и разжигают костёр. Посмотреть на костёр собираются все жители села. В некоторых деревнях, когда колокола вызванивали молитву «Angelas», криками «К огню! К огню!» давался сигнал к началу обряда. Парни, девушки и дети танцуют вокруг пламени, а когда костёр гаснет, соревнуются в перепрыгивании через угли. Если девушке или парню удается в прыжке не опалить одежду, это значит, что он или она в течение года вступят в брак. Молодёжь носит также по улицам или полям зажжённые факелы и, проходя мимо фруктовых садов, выкрикивает: «Больше плодов, чем листьев!» Ещё недавно в Лавироне, в департаменте Ду, эти костры раскладывали молодожёны. В середине костра устанавливался шест с привязанным к верхушке деревянным петухом. Затем устраивались состязания, и в качестве награды победитель получал этого петуха.

В Оверни вечером в первое воскресенье поста везде зажигаются огни. Каждое селение, каждая деревушка, каждый район, каждая отдельная усадьба с наступлением темноты зажигает свой костёр (figo, как они его называют). Горящие костры видны на холмах и в долинах, собравшиеся вокруг них танцуют и поют, многие прыгают через пламя. Затем начинается церемония Гранна-миа (Grannas-mias). Гранна-миа — это факел из соломы, привязанный к шесту. Когда костёр начинает угасать, зрители зажигают от него факелы и несут их в соседние поля и фруктовые сады. На ходу они громко распевают: «Гранна — мой друг, Гранна — мой отец, Гранна — моя мать». Затем они проносят горящие факелы над ветками каждого дерева, распевая: «Гори головня; с каждой ветки — корзина!» В некоторых деревнях крестьяне также бегают по засеянным полям и стряхивают золу с факелов на землю. Кроме того, немного золы они кладут в гнёзда домашней птицы для того, чтобы в течение года куры лучше неслись. По завершении всех этих церемоний их участники расходятся по домам;

(678/679)

на ужин к праздничному столу подают оладьи и блины. Эти действия в отношении фруктовых деревьев, засеянных полей, куриных насестов, несомненно, являются магическим средством получить изобилие. По мнению доктора Поммероля, Гранна, к которому обращаются с призывами и именем которого называются факелы, является, вероятно, не кем иным, как кельтским богом Гранном, которого римляне отождествляли с Аполлоном. О существовании культа этого бога говорят надписи, обнаруженные не только во Франции, но и в Шотландии и на Дунае.

Обычай носить в первое воскресенье поста зажженные соломенные факелы по фруктовым садам и полям с целью их оплодотворения независимо от того, сопровождался ли он раскладыванием костров или нет, был, по-видимому, распространён во Франции. Например, в Пикардии в первое воскресенье поста люди носили факелы по полям, заклиная полевых мышей, плевела и головни. Они считали, что приносят пользу садам и заставляют хорошо расти лук. Дети бегали с факелами по полям для того, чтобы земля стала более плодородной. В Верже, селении между Юрой и Комб-д’Эн, в это же самое время зажигали факелы на вершине горы; факельщики заходили в каждый дом, требуя сушёного гороха и заставляя пары, вступившие в брак в течение года, танцевать. В Берри (округ Центральной Франции) в этот день костры не разжигаются, однако всё население деревень, вооружившись горящими факелами, рассеивается по полям, виноградникам и фруктовым садам. Издалека множество движущихся, мерцающих в темноте огоньков напоминает блуждающие огни, которые, то рассыпаясь, то догоняя друг друга, мечутся по полям и долинам. Пока мужчины размахивают своими факелами над ветками плодовых деревьев, женщины и дети обвязывают стволы пучками пшеничной соломы. Считается, что эта церемония способна предохранить плоды от различных напастей, а обвязываемые вокруг стволов пучки соломы заставляют деревья плодоносить.

В это время года подобные обычаи соблюдались в Германии, в Австрии и в Швейцарии. Так, в Эйфельских горах (Прирейнская область в Пруссии) в первое воскресенье поста молодые люди, переходя из дома в дом, собирали солому и хворост. Свою добычу они вносили на какой-нибудь холм и складывали вокруг высокого тонкого бука, к которому под прямым углом были привязаны в виде креста деревянные бруски. Это сооружение, называемое «хижиной» или «замком», поджигалось. Молодёжь с непокрытой головой, держа в руках факелы, ходила вокруг горящего «замка» и громко молилась. Иногда в «хижине» сжигалось соломенное чучело человека. Во время церемонии все следили за направлением дыма от костра. Если его сдувало в сторону полей, это считалось предзнаменованием хорошего урожая. В тот же самый день в неко-

(679/680)

торых частях Эйфеля из соломы делали большое колесо и с помощью трёх лошадей затаскивали его на вершину холма. Деревенские ребята с наступлением сумерек направлялись туда; они поджигали колесо и спускали его вниз по склону. В Оберштадтфельде колесо должен был делать последний из женившихся молодых людей. Около Эхтернаха, в Люксембурге, подобная церемония называется «сожжением ведьмы». В Форарльберге, в Тироле, в первое воскресенье поста стройную молодую ель окружают грудой соломы и хвороста, к её вершине привязывается сделанное из тряпок и набитое порохом чучело, которое называется «ведьмой». Ночью это сооружение поджигается; вокруг танцуют мальчики и девочки, размахивая факелами и распевая стихи, в которых есть такие слова: «Зерно — в веялки, плуг — в землю». В Швабии в первое воскресенье поста к шесту привязывают сделанное из старой одежды чучело, называемое «ведьмой», «старой женой» или «бабушкой зимой». Шест этот втыкают в середину груды дров и всё это поджигают. Пока «ведьма» горит, молодые люди подбрасывают в воздух горящие диски. Эти тонкие, круглые куски дерева, имеющие в диаметре несколько дюймов, имеют зазубренные края в подражание солнечным или звёздным лучам. В середине диска — отверстие, при помощи которого он насаживается на конец палочки. Перед тем как бросить диск в воздух, его поджигают, палочку раскачивают из стороны в сторону, а затем резким движением пускают диск в воздух. Брошенные таким образом огненные диски поднимаются высоко в воздух и, перед тем как достигнут земли, описывают длинную светящуюся дугу. Обугленные остатки от «ведьмы» и дисков приносят домой и той же самой ночью закапывают в поля, засеянные льном, так как, по мнению жителей, это оберегает посевы от вредителей. В Рёнских горах, расположенных на границе Гессена и Баварии, в первое воскресенье поста жители обычно отправляются на вершину холма. Парни и ребятишки несут факелы, ветки, обмазанные смолой, и обвязанные соломой шесты. Затем заранее приготовленное колесо поджигают и спускают с холма, а молодые люди бегут в поля с горящими факелами и вениками, которые через некоторое время сбрасывают в кучу, и молодёжь, стоя вокруг неё, поёт гимн или народную песню. Бегая по полям с зажжёнными факелами, люди стремились «изгнать злого сеятеля». Или же это делалось в честь девы Марии, чтобы она уберегла и благословила урожай. У жителей деревень по соседству с Гессеном, между Рёнскими и Фогельскими горами, бытует поверье, что поля, по которым прокатилось горящее колесо, будут защищены от бурь и града.

В Швейцарии также существует или существовал обычай зажигать костры на возвышенностях под вечер в первое воскресенье поста, поэтому этот день известен под названием «искорного воскресенья». Этот обычай был распространён,

(680/681)

например, по всему Люцернскому кантону. Мальчики ходили из дома в дом, прося хворост и солому, которые затем складывались на хорошо видном со всех мест холме. Посередине костра находился шест, который из-за привязанного к нему соломенного чучела назывался «ведьмой». Огонь зажигали в сумерки, и вокруг него начинала неистово танцевать молодёжь. Некоторые при этом щелкали бичами или позвякивали колокольчиками. Когда же огонь затухал, через него начинали прыгать. Всё это называлось «сожжением ведьмы». В некоторых частях кантона было также принято обматывать старые колёса соломой и колючками, поджигать их и спускать с холма. Чем больше можно было увидеть искрящихся и мерцающих в темноте костров, тем более плодородный ожидался год. И чем выше прыгали танцоры, тем более высокий должен был уродиться лён. В некоторых районах костёр зажигали женщина или мужчина, последними вступившие в брак.

От этих костров, зажигаемых в первое воскресенье поста, по-видимому, нелегко отличить костры, на которых в это же самое время сжигается изображение так называемой Смерти, что является частью церемонии «выноса Смерти». Мы видели, как в Шпахендорфе, в Австрийской Силезии, утром в день святого Руперта (то есть во вторник на масленой неделе) соломенное чучело, одетое в меховое пальто и шапку, кладётся за деревней в яму и сжигается. Пока чучело горит, каждый старается заполучить кусок от него, с тем чтобы потом привязать его к ветке самого высокого дерева в своем саду или закопать в полях, так как существует поверье, что это приносит хороший урожай. Этот обряд называется «погребением Смерти». Даже когда соломенное чучело не прозывается Смертью, смысл этого обычая, по-видимому, остаётся тем же, так как само это имя, как я уже пытался показать, не выражает первоначальный смысл указанного обряда. В Коберне, в Эйфельских горах, соломенное чучело изготовляется парнями во вторник на масленой неделе. Над чучелом по всей форме устраивают суд, оно обвиняется во всех кражах, совершённых в округе в течение года. Приговорённого к смерти соломенного человека носят по деревне, после чего расстреливают и сжигают на костре. Все пляшут вокруг костра, а женщина, последней вышедшая замуж, должна через него перепрыгнуть. В Ольденбурге вечером в масленичный вторник было принято изготовлять длинные связки соломы, которые затем поджигались. Люди, размахивая зажжёнными вязанками, с визгом и непристойными песнями бегали по полям. После этого в поле сжигали соломенное чучело. В районе Дюссельдорфа соломенный человек, сжигаемый во вторник на масленой неделе, изготовлялся из необмолоченного снопа. В первый понедельник после весеннего равноденствия цюрихские мальчики таскают по улицам в маленькой тележке соломенное чучело, в то время как девочки носят Майское дерево. Чучело сжигают, когда колокола звонят

(681/682)

к вечерне. В пепельную среду ¹ [сноска: ¹ «Пепельной средой» называют во многих западноевропейских странах среду на первой неделе Великого поста. Название — от церковного обычая посыпать голову пеплом в знак раскаяния в совершённых во время Масленицы грехах.] в Аахене какого-нибудь человека обычно обматывали стеблями гороха и относили на определённое место, откуда он незаметно исчезал. Сжигалась его гороховая оболочка, а дети воображали, что сгорел сам человек. В Валь-ди-Ледро (Тироль) в последний день Масленицы из соломы и хвороста изготовляют чучело, которое затем сжигается. Чучело называется «старухой», а эта церемония — «сожжением старухи».

^   Пасхальные огни. Праздники огня справляются также в канун Пасхи, то есть в Страстную субботу, предшествующую первому дню Пасхи. В этот день в католических странах было принято гасить в церквах все огни, а затем зажигать их вновь при помощи кремня и стали, а иногда — увеличительного стекла. От этого огня зажигается большая пасхальная свеча, от которой затем зажигают свечи в церквах. Во многих частях Германии от «нового огня» зажигается костёр на каком-нибудь открытом месте около церкви. К этому освящённому костру приносят ветки дуба, орешника и бука, которые обжигают на костре, а затем уносят к себе домой. Некоторые из этих обугленных веток селяне сжигают дома в только что разожжённом огне с молитвой о предохранении усадьбы от пожара, молнии и града. Каждый дом получает, таким образом, «новый огонь». Многие сохраняют ветки в течение всего года и, чтобы защитить дом от удара молнии, сжигают в очаге во время сильных гроз. Иногда их с той же целью помещают на крышу. Другие ветки относят в поля, сады и луга, молясь при этом, чтобы бог защитил их от паразитов и града. Считается, что такие поля и сады будут плодоносить лучше других; хлеб и другие растения в этих полях и садах не будут побиты градом, изгрызены мышами, вредителями; им не будет страшна никакая ведьма, и хлебные колосья будут сгибаться под тяжестью зерна. Эти обугленные ветки прикладываются также к плугу. Пепел пасхального костра вместе с пеплом освящённой вербы во время сева подмешивают к зерну.

О языческом характере праздника пасхального огня можно судить как по особенностям его празднования крестьянами, так и по связанным с ним суевериям. По всей Северной и Центральной Германии, от Альтмарка и Ангальта на западе через Брауншвейг, Ганновер, Ольденбург, Гарцский район и Гессен до Вестфалии ещё и поныне на вершинах холмов одновременно загораются пасхальные костры. Иногда можно насчитать до сорока таких костров в поле зрения. Задолго до Пасхи молодые люди начинают собирать хворост, и каждый фермер вносит свой вклад: смоляные бочки, канистры с керосином — всё

(682/683)

идёт на будущий костёр. Жители соседних деревень стараются сложить самый большой костёр. Эти костры всегда разжигаются на одном и том же холме, который вследствие этого носит название пасхальной горы. Открывается замечательное зрелище, когда с высоты наблюдаешь один за другим вспыхивающие на соседних холмах огни. Крестьяне верят, что поля, которых достигает отсвет этих костров, будут плодородными, а освещённые ими дома будут защищены от пожара и болезней. В Фолькмарсене и других частях Гессена жители обычно наблюдали, в каком направлении ветер относит пламя, а затем сеяли там лён, надеясь, что он хорошо поднимется. Головни, взятые из костров, якобы предохраняют дома от удара молнии, их пепел увеличивает плодородие полей, защищает их от мышей и, будучи добавлен к пойлу, делает скот более плодовитым и предохраняет его от падежа. Когда костры угасают, через них прыгает стар и млад; иногда по тлеющим углям прогоняют скот. В некоторых местностях поджигают смоляные бочки или колёса, обмотанные соломой, после чего скатывают их с горы. В других местах мальчики зажигают от этих костров факелы и пучки соломы и на бегу размахивают ими.

В Мюнстерланде эти пасхальные огни постоянно зажигаются на определённых холмах, которые называются вследствие этого пасхальными горами. Вокруг костра собираются все обитатели селения. Молодые люди и девушки, распевая пасхальные гимны, водят вокруг костра хоровод до тех пор, пока пламя не начинает угасать. Затем девушки, поддерживаемые с двух сторон парнями, по очереди прыгают через костёр. В сумерки мальчики с горящими пучками соломы бегут по полям, веря, что это сделает их плодородными. В Дельменгорсте (Ольденбург) существовал обычай срубать два дерева, втыкать их в землю одно против другого и сваливать рядом с каждым из них 12 смоляных бочек. Около деревьев складывали хворост, и в пасхальную субботу мальчики, набегавшись с пылающими жердями, которыми подпирают фасоль или горох, поджигали всё это сооружение. Под конец этой церемонии пострелята старались перепачкать друг друга и одежду взрослых сажей. Жители Альтмарка верят, что в местах, откуда виден огонь пасхального костра, в течение всего года будет хорошо расти хлеб и не случится пожара. В Браунрёде, в горах Гарца, существовал обычай сжигать в пасхальном огне белок. В Альтмарке на этом костре сжигались кости.

Жители Верхней Франконии около Форгейма сжигают в пасхальную субботу соломенное чучело, прозываемое Иудой. Вся деревня приносила хворост для этого костра; обуглившиеся на этом костре палки сохраняли и в день святой Вальпургии (первое мая) закапывали в полях, чтобы предохранить пшеницу от насекомых-паразитов. Приблизительно сто или более лет тому назад в Альтгеннеберге, в Верхней Баварии,

(683/684)

существовал следующий обычай. В полдень в пасхальную субботу парни собирали хворост и складывали его в поле, в середине кучи они устанавливали высокий деревянный крест, обмотанный соломой. После вечерней службы они зажигали от освящённой церковной свечи свои фонари и, стараясь перегнать друг друга, мчались с ними к костру. Прибежавший первым человек разжигал костёр. Ни одна женщина или девушка не должна была приближаться к костру, но им разрешалось наблюдать его с некоторого расстояния. Когда пламя разгоралось, мужчины и парни предавались безудержному веселью, выкрикивая слова: «Мы сжигаем Иуду!» Тот, кто первым достигал костра и зажигал его, в первый день Пасхи получал награду: у ворот церкви женщины давали ему крашеные яйца. Смысл всей этой церемонии сводился к тому, чтобы предотвратить град. В других деревнях Верхней Баварии обряд, совершавшийся в пасхальную субботу между девятью и десятью часами вечера, назывался «сожжением пасхального человека». На возвышенности приблизительно в одной миле от деревни молодые ребята устанавливали высокий обмотанный соломой крест, чем-то напоминающий человека с распростёртыми руками. Это и был пасхальный человек. Ни один парень моложе восемнадцати лет не имел права участвовать в этой церемонии. Рядом с пасхальным человеком, держа в руке освящённую тонкую свечку, которую он приносил из церкви, располагался один из молодых людей. Остальные обступали крест, образуя круг. По первому сигналу они трижды пробегали по кругу; когда же давался второй сигнал, они бросались прямо к кресту и к парню с зажжённой свечой. Тот, кто первым достигал цели, имел право поджечь пасхального человека. Его сожжение сопровождалось ликованием. Когда пламя угасало, выбирали трёх парней, каждый из которых с помощью палки трижды очерчивал на земле круг вокруг пепелища. Затем все они удалялись. В пасхальный понедельник жители собирали пепел и разбрасывали его по полям; кроме того, они закапывали в полях ветки вербы, освящённые в Вербное воскресенье, и обуглившиеся палки, освящённые в Страстную пятницу. Всё это делалось с целью защиты полей от града. В некоторых частях Швабии пасхальные костры нельзя было зажигать при помощи железа, стали или кремня. Зажигали их исключительно трением деревянных брусков.

Обычай зажжения пасхальных костров был, по-видимому, распространён по всей Средней и Западной Германии. Этот обычай мы застаём также в Голландии, где на самых высоких холмах разжигались костры, вокруг которых устраивались танцы и через которые прыгали. Так же как и в Германии, хворост для костра здесь собирали молодые люди, переходя от одного дома к другому. Во многих частях Швеции в канун Пасхи стреляют из огнестрельного оружия, а на холмах и возвышенностях зажигают огромные костры. Существует пред-

(684/685)

положение, что таким образом люди надеются нейтрализовать тролля и другие дьявольские силы, которые особенно активизируются в этот период.

^   Бельтановы огни. На Северо-Шотландском нагорье некогда зажигались первомайские огни, известные под названием огней Бельтана. Их зажжение сопровождалось пышной церемонией, в которой без труда можно было разглядеть следы человеческих жертвоприношений. В некоторых местах этот обычай просуществовал до конца XVIII века. Описание этих обрядов авторами XVIII века раскрывают перед нами столь захватывающую и интересную панораму пережитков древнего язычества в нашей собственной стране, что я постараюсь привести их дословно. Самое полное описание оставил нам помещик из Охтертайра (около Криффа) Джон Рэмсей — покровитель Бёрнса ¹ [сноска: ¹ Бернс Роберт (1759-1796) — шотландский поэт.] и друг сэра Вальтера Скотта ². [сноска: ² Скотт Вальтер (1771-1832) — английский писатель.] Он пишет: «Но из друидических праздников наиболее значительным является праздник Бельтана или Майский день, который в некоторых частях Шотландии ещё недавно сопровождался необычайно пышной обрядовостью... Как и другие публичные жреческие культы, праздник Бельтана, по-видимому, справлялся на холмах и возвышенностях. Для того, чьим храмом была вся вселенная, считалось унизительным поселиться в доме, построенном человеческими руками. Поэтому жертвы приносились на открытом воздухе, часто на вершинах холмов, на фоне величественнейших пейзажей, в непосредственной близости от источника тепла и покоя. Так шотландские горцы по традиции отмечали этот праздник в течение последнего века. Однако, когда это суеверие пошло на убыль, жители каждой деревушки начали самостоятельно отправлять этот ритуал на каком-нибудь холме или возвышенности, вокруг которой пасся скот. Утром туда направлялась молодёжь и вырывала канаву, рядом с которой для всей компании устраивалось сиденье из дёрна. В середине канавы складывали хворост или другое топливо; в старину его поджигали огнём, добытом с помощью трения. И хотя уже много лет люди довольствуются обычным огнём, мы сейчас опишем этот процесс, потому что, как выяснится в дальнейшем, в исключительных случаях они продолжают пользоваться огнём, добываемым с помощью трения. За ночь до этого тушили все без исключения огни в округе и на следующее утро готовили топливо для священного огня. По-видимому, наиболее примитивным методом пользовались жители островов Скай, Мулл и Тири. Добывалась хорошо просушенная дубовая доска, посередине которой просверливалось отверстие. Затем брали сделанное из того же дерева сверло, конец которого прилаживали к отверстию. В некоторых местах три раза повернуть сверло должны были три человека, в других для того, чтобы повер-

(685/686)

нуть его три раза, требовалось девять человек. Если кто-нибудь из них был повинен в убийстве, прелюбодеянии, краже или в каком-нибудь другом тяжком преступлении, считалось, что огонь не загорится или не будет обладать должными свойствами. Как только от сильного трения появлялся огонь, к нему подносили растущий на берёзах легко воспламеняющийся пластинчатый гриб. Предполагалось, что огонь этот послан с неба, вследствие чего ему приписывали разного рода полезные свойства. Считалось, что он предохраняет от козней ведьм, служит наилучшим средством против злокачественных заболеваний как у людей, так и у скота, что с его помощью будто бы можно обезвредить самый сильнодействующий яд».

«Разложив с помощью добытого трением огня костёр, участники обряда готовили на нём себе пищу. Покончив с едой, развлекались вокруг костра пением и танцами. Под конец человек, назначенный на пиру распорядителем, доставал большой пирог с зазубренными краями, испечённый из яиц и называемый пирогом Бельтана. Его разрезали на куски и церемонно раздавали присутствующим. Один из этих кусков был особый, потому что того, кому он доставался, прозывали «бельтановым чёртом». Быть чёртом считалось великим позором. Когда такой человек брал кусок в руки, часть присутствующих бросалась на него и делала вид, будто хочет швырнуть его в огонь, но тут вмешивались остальные и беднягу спасали. В некоторых местах этого человека клали на землю, как бы собираясь его четвертовать, после чего его забрасывали яичной скорлупой. Обидное прозвище оставалось за таким человеком на весь год. И пока люди хранили воспоминание об этом празднестве, они говорили о «бельтановом чёрте» как о мертвеце».

В Коллендерском приходе, изумительном по красоте районе графства Перт, огни Бельтана пользовались популярностью ещё в конце XVIII века. Вот как описывает этот обычай тогдашний приходский священник: «В день первого мая, который называется днём Бельтана, или Бальтейна, все местные мальчики собираются в болотистой местности. На зелёном дёрне устраивается площадка круглой формы. Площадка окружается земляной траншеей, которая должна вместить всех присутствующих. Разложив костёр, готовят кушанье из яиц и молока, по своему составу напоминающее сладкий крем. Тесто из овсяной муки подрумянивают на углях, так что получается пирог. После того как крем съеден, пирог делят на такое число частей, сколько присутствует людей. Причём стараются резать так, чтобы все куски были одинаковой величины и формы. Один из таких кусков обмазывают древесным углём до полной черноты. Затем разрезанный на куски пирог кладут в колпак, и каждый с закрытыми глазами вытаскивает свою порцию. Последний кусок достаётся человеку, который держит колпак. Вытащивший чёрный кусок считается «посвящённым» и должен быть принесен в жертву Баалу. Благосклонности Баала

(686/687)

они стараются добиться потому, что от него зависит, будет ли год урожайным. Не вызывает сомнений тот факт, что когда-то жители этой округи, а равно и к востоку от неё приносили человеческие жертвоприношения, хотя ныне «посвящённого» просто заставляют трижды перепрыгивать через пламя. На этом заканчивается обрядовая часть данного праздника».

А вот что сообщает нам Томас Пеннант, путешествовавший по графству Перт в 1769 году. «Первого мая в каждой деревне пастухи справляют своё сельское жертвоприношение, праздник Бельтана. Они выкапывают в земле квадратную яму, в середине которой оставляют дёрн, и на нём раскладывают костёр. На костре они изготовляют из яиц, масла, овсяной муки и молока горячий пряный напиток; кроме обычных составных частей они добавляют туда пива и виски. Каждый из участников должен принести с собой что-нибудь из съестного. Обряд начинается с того, что часть этого напитка выливают на землю в виде возлияния. Затем каждый берёт овсяную лепёшку, на которой имеется девять квадратных наростов, посвящённых каждый особому существу, будто бы призванному охранять овец и рогатый скот, или же какому-нибудь зверю, представляющему реальную опасность для стад. Каждый пастух, повернувшись лицом к огню, отламывает нарост от своей лепёшки и перебрасывает его через плечо со словами: «Это я даю тебе, сохрани моих лошадей; это — тебе, сохрани моих овец, и т.д.». Затем то же самое повторяется в отношении вредных животных: «Это я даю тебе, лиса! Пощади моих ягнят; это — тебе, серая ворона, а это — тебе, орёл!» По окончании обряда участники пьют тот же пряный горячий напиток, а по окончании пиршества двое выборных людей прячут остатки пищи. В следующее воскресенье они вновь собираются в том же составе и доедают то, что осталось от первого угощения».

Другой автор XVIII века описывает, как праздник Бельтана отмечался в приходе Лоджирэй графства Перт. Он пишет: «Первого мая здесь ежегодно справлялся так называемый праздник Бельтана. Справляется этот праздник главным образом пастухами, которые группами человек по двадцать собираются в полях и готовят себе обед из варёных яиц и молока. Эти блюда они едят со специально по такому случаю выпеченными лепёшками, поверхность которых усеяна небольшими бугорками наподобие сосков». Хотя в последнем сообщении ни словом не упоминается о кострах, их, вероятнее всего, зажигали, так как один современный автор доводит до нашего сведения, что в приходе Киркмикель, который на востоке граничит с приходом Лоджирэй, обычай раскладывания костров в полях и печения на них освящённого пирога ещё не вышел из употребления и поныне. Можно предположить, что когда-то лепёшка с бугорками действительно употреблялась для определения того, кому быть «бельтановым чёртом» или предназна-

(687/688)

ченной для сожжения жертвой. Пережиток этой традиции можно проследить в обычае печь первого мая в полдень особого рода ржаные лепёшки и скатывать их с холма. Считалось, что тот, у кого лепёшка, скатываясь, сломается, в течение года умрёт или его будут преследовать неудачи. Эти большие лепёшки из овсяной, ячменной или гороховой муки (bannocks, как называют их шотландцы) пекли обычным способом; но сверху они обмазывались тонким слоем жидкого теста, приготовленного из взбитых яиц, молока или сливок и небольшого количества овсяной муки. Этот обычай, по-видимому, был распространён преимущественно в Кингусси в графстве Инвернесс и близлежащих местностях.

На северо-востоке Шотландии огни Бельтана зажигались ещё во второй половине XVIII века. Местные пастухи собирали хворост, поджигали его и трижды в пляске обходили горящую кучу. Однако, если верить более позднему источнику, огни Бельтана зажигались в этой местности не первого, а второго мая по старому стилю. Назывались они огнями скелетов (bone-fire). Существовало поверье, что этой ночью ведьмы выходят из своих жилищ и занимаются тем, что наводят порчу на скот и крадут коровье молоко. Чтобы им помешать, у дверей коровника раскладывали веточки жимолости, а ещё чаще рябины, и каждый владелец усадьбы и батрак зажигал огни. В одну кучу сваливали старую солому, дрок или ракитник и вскоре после заката солнца всё это поджигали. Одни ворошили горящую массу, а другие поднимали на вилы или багры пучки соломы и, держа вилы как можно выше, бегали взад-вперёд. В это же самое время молодёжь танцевала вокруг огня или пробегала сквозь дым с криками: «Огонь! Сожги ведьм! Огонь! Огонь! Сожги ведьм!» В некоторых местах по пеплу прокатывали большой круглый пирог из овсяной и ячменной муки. Когда хворост прогорал, пепел костра разбрасывали как можно дальше и до глубокой ночи продолжали бегать вокруг углей, выкрикивая: «Огонь! Сожги ведьм!»

На Гебридских островах лепёшка Бельтана меньше той, которую пекут в день святого Михаила, однако изготовляется она тем же способом. В Уисте такого рода лепёшки больше не пекут, но отец Аллен вспоминает, как его бабушка 25 лет назад изготовляла этот пирог. Кроме того, тамошние жители на первое мая делают сыр и хранят его до следующего дня Бельтана как средство против порчи молочных продуктов ведьмами. Местные обряды Бельтана ничем не отличаются от других аналогичных обрядов. «Все огни были погашены, и на вершине холма зажигался один большой костёр, вокруг которого по ходу солнца прогоняли скот, чтобы на весь год предохранить его от ящура. Каждый захватывал головёшку от этого огня с собой, с тем чтобы разжечь от неё свой домашний очаг».

В Уэльсе огни Бельтана по обычаю также жгли в начале мая; однако дата проведения этого обряда варьировалась от

(688/689)

30 апреля до 3 мая. Иногда огонь зажигался путём трения двух дубовых брусков, что вытекает из следующего описания: «Огонь разжигали таким образом. Девять человек выворачивали свои карманы наизнанку, чтобы там не осталось ни одной монеты, ни одного кусочка металла. Затем мужчины шли в близлежащие леса и собирали там хворост девяти различных пород. Всё это складывалось в то место, на котором предстояло разложить костёр. На земле очерчивали круг, и внутри его крестообразно складывали хворост. Собравшиеся, сомкнув кольцо вокруг костра, наблюдали за происходящим. Один из мужчин брал два дубовых бруска и тёр их до тех пор, пока не появлялось пламя. Огонь перекидывался на хворост, и вскоре разгорался огромный костёр. Иногда один против другого раскладывались два костра. Эти огни — один или оба — назывались coelcerth (в переводе: костры). Круглые пироги из овсяной и непросеянной муки делили на четыре части и клали в маленький мешок из-под муки, и каждый должен был вынуть оттуда свою часть. Последний кусок доставался тому, кто держал мешок. Те, кто вытягивал кусок пирога из непросеянной муки, должны были три раза перепрыгнуть через пламя или трижды пробежать между двумя кострами, что, по мнению присутствующих, обещало обильную жатву. Крики и визги прыгающих через пламя людей раздавались по всей округе. Те же, кто вытащил кусок пирога из овсяной муки, пели, танцевали и хлопали в ладоши, подбадривая владельцев лепёшек из непросеянной муки, перепрыгивавших через пламя или пробегавших между двумя кострами».

Поверье, согласно которому троекратное перепрыгиванье через костры или же троекратный пробег между ними сулит богатую жатву, заслуживает того, чтобы на нём остановиться подробнее. О том, каким способом такой результат достигался, сообщает другой специалист по уэльсскому фольклору. По его сведениям, «костры, зажигавшиеся обычно на Майский праздник или же в день летнего солнцестояния, по мнению крестьян, должны были защищать их земли от колдовства, чтобы взошёл богатый урожай. Угли также считались ценным магическим средством». Крестьяне полагали, видимо, что жар костров положительно влияет на плодородие полей, однако не непосредственно, стимулируя рост семян в земле, а косвенно, тем, что противодействует пагубным ведьмовским козням, а возможно, и совсем сжигает ведьм.

Огни Бельтана зажигались, по-видимому, и в Ирландии. Кормак «или кто-то другой, носящий то же имя, сообщает, что первое мая (belltaine) получило своё название от «счастливого огня» или от «двух огней», которые друиды Эрина (Ирландии) обычно зажигали в этот день со страшными заклинаниями. Подведя скот к этим огням, прибавляет он, его прогоняли между кострами в надежде, что это на год защитит его от болезней». Обычай в канун первого мая или на первое мая

(689/690)

прогонять скот через костры или между ними оставался в силе ещё при жизни нынешнего поколения.

В большинстве областей Центральной и Южной Швеции на первое мая устраивается большой народный праздник. В канун праздника на всех холмах и возвышенностях пылают огромные костры, которые должны были зажигаться при помощи кремня. В каждом мало-мальски большом селении жители раскладывают отдельный костёр, вокруг которого водит хороводы молодежь. Пожилые люди наблюдают за тем, в какую сторону сдувает пламя — к югу или к северу. В первом случае весна будет ранней и мягкой, во втором — холодной и поздней. В Богемии в канун первого мая молодёжь зажигает на холмах и возвышенностях, на перепутьях и пастбищах огни и танцует вокруг них. Молодые люди прыгают через тлеющие угли или через пламя костра. Этот обычай называется «сожжением ведьм». В некоторых местах на костре сжигается чучело ведьмы. Следует помнить, что на канун первого мая приходится пользующаяся дурной славой Вальпургиева ночь, когда в воздухе невидимо кружат ведьмы. В Фойгтланде в эту ведьмовскую ночь дети раскладывают на возвышенностях костры и прыгают через них; они также размахивают пылающими ветками ракитника или подбрасывают их в воздух. Считается, что, если на поля упадёт отблеск костра, они будут плодородными. Ритуал разжигания огней в Вальпургиеву ночь носит название «изгнания ведьм». Совершаемый в Вальпургиеву ночь обряд сожжения ведьм широко распространён или был распространён в Тироле, Моравии, Саксонии и Силезии.

^   Огни летнего солнцестояния. Чаще всего, однако, эти праздники устраивались по всей Европе в канун летнего солнцестояния (23 июня) или в день летнего солнцестояния (24 июня). Чтобы придать этим праздникам лёгкий христианский оттенок, день летнего солнцестояния назвали в честь святого Иоанна Крестителя; однако нет сомнений, что эти праздники начали справлять до нашей эры. Летнее солнцестояние, или день святого Иоанна, является поворотным в движении солнца, в этот день поднимавшееся до той поры светило останавливается и начинает обратный путь по небосклону. Это явление не могло не приводить первобытного человека в замешательство. Размышляя над передвижением светила по небесному своду, человек ещё и не подозревал о своём бессилии перед лицом мощных циклических изменений в природе и воображал, что может помочь солнцу своей слабой рукой поддержать его убывающее пламя. Вероятно, именно на такого рода соображениях основываются праздники летнего солнцестояния современных европейских крестьян. Впрочем, каково бы ни было их происхождение, эти праздники справляют по всей Европе — от Ирландии на западе до России на востоке и от Норвегии и Швеции на севере до Испании и Греции на юге. По свидетельству одного средневекового автора, у праздника

(690/691)

святого Иоанна имелись три отличительные черты: костры, факельное шествие с обходом полей и катание колеса. Он пишет, что мальчики поджигали костры и различные отбросы, чтобы у дыма был как можно более отталкивающий запах и чтобы этот запах отгонял зловредных драконов, которые в это время спаривались в воздухе под влиянием летнего тепла и, бросая свои семена в источники и реки, отравляли их. По мнению того же автора, катание колеса символизирует солнце, которое, достигнув высшей точки, начинает спускаться.

В своих главных чертах праздник святого Иоанна напоминает весенние праздники огня. Явное сходство этих церемоний прослеживается на следующих примерах. По сообщению автора первой половины XVI века, почти в каждой деревне и городе Германии в канун дня святого Иоанна жители раскладывали костры, мужчины и женщины собирались вокруг них, танцевали и пели. По такому случаю они надевали венки из чернобыльника и вербены и смотрели на огонь сквозь ветки шпорника, веря, что это предохраняет глаза от болезней на весь год. Перед тем как уйти, каждый бросал чернобыльник и вербену в огонь, приговаривая: «Пусть все несчастья меня покинут, пусть они сгорят вместе с этими венками». В Нижнем Конце, селении на Мозеле, праздник летнего солнцестояния обычно отмечается следующим образом. На вершине крутого Штромбергского холма складывали копну соломы. Каждый житель, по крайней мере каждый домовладелец, должен был принести свою долю соломы в общую кучу. В сумерки всё население мужского пола собиралось на вершине холма. Женщинам и девочкам туда идти не разрешалось; они должны были остановиться у одного из источников на полпути к вершине. На вершине стояло огромное колесо, обмотанное собранной соломой; а остальная часть соломы шла на факелы. К оси колеса с каждой стороны были приделаны ручки приблизительно длиной 3 фута, держась за которые парни регулировали скорость скатывающегося колеса. Мэр соседнего городка Зирка, обычно получавший в награду корзину вишен за исполнение на празднике своих обязанностей, подавал знак, к колесу подносили зажженный факел, и, как только оно загоралось, двое сильных и быстрых молодых парней хватались за ручки и бросались вместе с колесом вниз по склону. Поднимался неистовый крик: мужчины и мальчики размахивали горящими факелами, и каждый следил за тем, чтобы его факел не погас до тех пор, пока колесо не скатилось с горы. В задачу молодых людей, кативших колесо, входило окунуть его в воды Мозеля горящим. Однако это удавалось в редких случаях, так как виноградники, покрывающие большую часть склона, сильно препятствовали движению колеса, и часто оно прогорало, не достигнув реки. Когда колесо катилось мимо источника, у которого находились женщины и девушки, те принимались радостно кричать, и мужчины на вершине горы подхватывали этот

(691/692)

крик как эхо. Затем этим крикам вторили жители соседних деревень, наблюдавшие за этим зрелищем с холмов на противоположном берегу Мозеля. Если горящее колесо достигало берега реки и погружалось в воду, ожидался богатый урожай винограда, что давало жителям Нижнего Конца право требовать от владельцев соседних виноградников воз, гружённый бочками с белым вином. Считалось, что, если этой церемонией пренебречь, скот будет страдать судорогами и беспокойно метаться в стойлах.

Огни летнего солнцестояния до середины XIX века горели по всей Верхней Баварии. Их, как правило, раскладывали на горах, но случалось, что и в низинах. Движущиеся группами люди, освещённые мерцающим пламенем костров, являли собой в тихой и тёмной ночи впечатляющее зрелище. Скот прогоняли сквозь огонь, чтобы на весь год излечить больных животных и предохранить здоровых от мора и всяких других напастей. В этот день многие главы семей гасили в домашних очагах огонь, чтобы вновь зажечь его при помощи взятой из костра летнего солнцестояния головни. По высоте, на которую взметалось пламя костра, судили о том, как поднимется в этом году лён. Перепрыгнувшие через костёр люди были уверены, что во время жатвы они не будут страдать от боли в пояснице. Во многих районах Баварии жители верили, что лён поднимется тем выше, чем выше молодёжь будет прыгать через костёр. В других местах старики закапывали в полях три обугленные палки из костра, веря, что это поможет хорошо подняться льну. Жители некоторых местностей клали потухшие головни на крыши домов, чтобы защитить их от пожара. В посёлках неподалеку от Вюрцбурга костры, как правило, раскладывались на рыночных площадях. Прыгавшая через них молодёжь носила гирлянды из цветов, чаще всего из чернобыльника и вербены; в руках же молодые люди держали веточки шпорника. Считалось, что, если смотреть на огонь, держа в руках немного шпорника, вам не грозят в текущем году никакие глазные заболевания. Помимо этого в Вюрцбурге у свиты епископа в XVI веке существовал обычай бросать с окружающих город гор горящие деревянные диски. Бросали эти диски с помощью гибких прутьев; они напоминали рассекающих тьму огненных драконов.

В Швабии парни и девушки, взявшись за руки, прыгали через летние костры. При этом они молились, чтобы конопля выросла в три локтя высотой, спускали вниз горящие колёса из соломы. Иногда люди перепрыгивали через костёр с криками: «Лён, лён! Пусть в этом году лён вырастет в семь локтей высотой!» В Роттенбурге грубое чучело, имевшее человеческий облик и прозываемое Человеком-ангелом, мальчики покрывали цветами, а затем сжигали на костре; после этого они прыгали через тлеющие угли.

В Бадене дети в день святого Иоанна собирали топливо

(692/693)

для костра летнего солнцестояния, переходя из дома в дом, а парни и девушки парами прыгали через этот костёр. Как и в других местах, между этими кострами и уборкой урожая прослеживалась здесь тесная связь. В некоторых местах держалось поверье, что прыгающие через костры люди во время жатвы не будут страдать от боли в пояснице. Иногда, перепрыгивая через пламя, молодёжь выкрикивала: «Расти, конопля, до трёх локтей высотой!»

Представление о том, что конопля или хлеб вырастут тем выше, чем выше взметнётся пламя или чем выше будут прыгать через него люди, по-видимому, получило в Бадене широкое распространение. Предполагалось, что родители молодых людей, которые выше всех прыгнули через костёр, соберут самый обильный урожай. Напротив, если кто-либо отказывался внести свой вклад в устройство общего костра, на его урожай, как считалось, не будет благословения свыше, в частности его конопле так и не суждено будет подняться. В Эдерслабене, вблизи Зангергаузена, в землю втыкали высокий шест с привязанной к нему за цепь бочкой со смолой, так что цепь касалась земли. Затем бочку поджигали и под ликующие крики присутствующих прокатывали вокруг шеста.

В Дании и Норвегии накануне дня святого Иоанна жители также жгли летние костры на дорогах, на открытых местах и на холмах. Норвежцы верили, что пламя такого костра предохраняет скот от болезней. Сообщают, что и поныне по всей Норвегии накануне летнего солнцестояния зажигают огни, чтобы прогнать ведьм, которые в эту ночь якобы слетаются отовсюду в Блоксберг, где живёт их предводительница. В Швеции накануне святого Иоанна (святого Ханса) — самая весёлая ночь в году. В некоторых областях страны, особенно в провинциях Богус и Скания и в районах, граничащих с Норвегией, этот праздник часто знаменуется стрельбой из огнестрельного оружия и огромными кострами, называвшимися когда-то погребальными огнями Бальдера; такие костры загорались в сумерки на холмах и возвышенностях, бросая на окружающий пейзаж ослепительные отблески. Люди танцевали вокруг этих костров и прыгали через них. В некоторых частях Норрланда в канун дня святого Иоанна на перепутьях загораются костры, которые складывают из девяти различных пород деревьев. Эта мера направлена против чар троллей и других злых духов, которые, как полагают, выходят этой ночью из своих логовищ. Присутствующие бросают в огонь также особого рода ядовитый гриб. По поверью, в это таинственное время разверзаются горы и из их глубин выходят целые полчища нечистой силы, для того чтобы потанцевать и поразвлечься.

Крестьяне верят, что, оказавшись поблизости, тролли не могут не дать о себе знать. Увидев около пылающего, потрескивающего костра какое-нибудь животное, например козла или козу, крестьяне твёрдо верят, что это не кто иной, как сам

(693/694)

нечистый. Кроме того, следует заметить, что в Швеции празднование кануна дня святого Иоанна является одновременно праздником огня и праздником воды; предполагается, что в такое время обладают чудесной целительной силой священные источники, и многие больные люди приходят к ним для излечения своих недугов.

Австрийские обычаи и суеверия, связанные с летним солнцестоянием, похожи на немецкие обычаи. Так, в некоторых частях Тироля зажигают костры и бросают в воздух горящие диски. В нижней части долины Инна по деревне в день летнего солнцестояния провозят на телеге оборванное чучело, которое затем сжигают. Его называют Лоттер (искаженный вариант слова «Лютер»). В Граце в канун дня святого Иоанна (23 июня) жители делали чучело по кличке Татерманн, которое затем вываливали в извести, бросали в него горящие мётлы до тех пор, пока оно не загоралось. В Райте (Тироль) верили, что лён вырастает настолько высоким, насколько высоко прыгают люди через летний костёр. Из костров брали кусочки обугленного дерева и той же самой ночью разбрасывали их на полях льна, оставляя там до уборки. В Нижней Австрии костры раскладывают на возвышенностях, и мальчики дурачатся вокруг них, размахивая зажжёнными смоляными факелами. Кто трижды перепрыгнет через костёр, тот мог быть уверен, что на весь год застраховал себя от лихорадки. Нередко местные жители мажут смолой тележные колёса, поджигают их и в таком виде скатывают с холмов.

По всей Богемии накануне праздника летнего солнцестояния и поныне пылают костры. В полдень мальчики с ручной тележкой обходят дома и собирают топливо; скрягам, которые отказываются выполнить их просьбу, они грозят разными карами. Иногда молодые люди срубают и устанавливают на вершине высокую, стройную ель, а девушки украшают её венками из цветов, гирляндами листьев и красными лентами. Затем около ёлки накладывают кучу хвороста и в сумерки всё это поджигают. Пока пламя разгорается, молодые люди залезают на дерево и срывают венки. После этого парни и девушки становятся друг против друга по обе стороны огня и смотрят друг на друга через венки, чтобы увидеть, будут ли они верны друг другу и поженятся ли в этом году. Кроме того, девушки бросают через костёр венки, и горе тому неуклюжему обожателю, который не поймает венок возлюбленной.

Когда пламя стихает, каждая пара, взявшись за руки, трижды перепрыгивает через костёр. Таким образом, они на целый год избавляют себя от малярии; кроме того, чем выше они прыгают, тем выше должен вырасти лён. Девушка, которая в канун летнего солнцестояния увидит десять костров, выйдет замуж до конца года. Опалённые венки приносят домой и заботливо сохраняют в течение года. Во время грозы часть венка с молитвой сжигают в очаге, другая часть идет больным

(694/695)

или стельным коровам, а остаток употребляется для окуривания дома и стойла, чтобы и люди, и скот оставались здоровыми.

Иногда старое тележное колесо, вымазанное смолой, поджигают и спускают с холма. Часто парни собирают все изношенные мётлы, обмакивают их в смолу, поджигают, а после размахивают ими или подбрасывают высоко в воздух. Иногда они целыми ватагами бросаются бежать с холма, крича и размахивая горящими метлами. Остатки метёлок и угольки из костра сохраняются — их закапывают на огородах, где растёт капуста, чтобы защитить её от гусениц и гнуса. Некоторые кладут головни и угли от летних костров на свои засеянные поля и луга, в огороды и на крыши домов как предохраняющее средство от молнии и непогоды. Часто люди верят, что угли, положенные на крышу, защитят дом от пожара. В некоторых районах в то время, когда горит костёр, люди опоясываются или же надевают на голову венки из чернобыльника, с тем чтобы предохранить себя от привидений, ведьм и болезней. Считается, что от глазных болезней особенно хорошо предохраняют венки из чернобыльника. Иногда девушки смотрят на костры сквозь гирлянды диких цветов, молясь огню, чтобы он укрепил их глаза и ресницы. Девушка, трижды повторившая эту процедуру в течение года, будет избавлена от глазных заболеваний. В некоторых местах Богемии сквозь огонь прогоняли коров, чтобы защитить их от колдовских чар.

В славянских странах праздник летнего солнцестояния сопровождается похожими обычаями. Мы уже знаем, что в России в канун дня святого Иоанна молодые люди и девушки парами прыгают через костёр, держа в руках соломенное чучело Купалы. В некоторых областях России в ночь святого Иоанна изображение Купалы сжигают или бросают в воду. В других областях России, прыгая через дым или пламя, молодёжь надевает венки из цветов и пояса из священных трав. Иногда и скот прогоняют сквозь огонь, чтобы защитить его от колдунов и ведьм, которые похищают молоко. В Малороссии в ночь святого Иоанна в землю вбивают кол, который обёртывают соломой и поджигают. Когда пламя разгорается, крестьянки со словами: «Пусть мой лён будет высотой в эту ветку!» — бросают в него берёзовые ветки. В Галиции костры разжигают при помощи трения. Пока старшие занимаются добыванием огня, остальные хранят почтительное молчание. Но когда пламя охватывает дерево, собравшиеся начинают петь весёлые песни. Как только зажигаются костры, молодые люди берутся за руки и парами прыгают если не через пламя, то по крайней мере через дымящийся костёр. После этого сквозь огонь прогоняют скот.

Во многих частях Пруссии и Литвы в канун летнего солнцестояния жители раскладывают огромные костры. Все возвышенности, насколько хватает глаз, полыхают огнями. Пред-

(695/696)

полагается, что эти огни охраняют от колдовских чар, молнии, града и болезней скота, особенно если на следующее утро прогнать скот по местам, где такие огни горели. Эти костры считаются самым действенным средством против козней ведьм, которые с помощью чар и заклинаний стараются украсть коровье молоко. Вот почему на следующее утро можно увидеть зажигавших костёр молодых парней переходящими из дома в дом и получающими в награду кувшины с молоком. По той же самой причине на ограду или ворота, через которые коровы проходят на пастбища, кладут репейник и чернобыльник, так как считается, что это предохраняет от колдовских чар.

В Мазурии, в одном из районов Восточной Пруссии, населённом поляками, существует обычай вечером в день летнего солнцестояния гасить в деревне все огни. Затем в землю вбивается дубовый кол, на который, как на ось, надевают колесо. Это колесо жители начинают, сменяясь, вращать с большой скоростью, пока от трения оно не загорится. Каждый приносит горящую головню домой, чтобы этим новым огнём разжечь свой домашний очаг. Накануне летнего солнцестояния пастухи в Сербии зажигают факелы из берёзовой коры и обходят вокруг овчарен и хлевов. Затем они с факелами забираются на холмы, где дают им догореть.

Те же характерные черты присущи празднику огня у мадьяр в Венгрии. В канун летнего солнцестояния во многих районах этой страны существует обыкновение зажигать на холмах костры и прыгать через них. По этим прыжкам зрители предсказывают, скоро ли прыгающие молодые люди вступят в брак. В этот день многие венгерские свинопасы зажигают огонь, вращая колесо вокруг деревянной оси, завёрнутой в пеньку. Сквозь зажжённый таким способом костёр они прогоняют своих свиней, чтобы предохранить их от болезней.

Эстонцы, которые, как и венгры, принадлежат к туранской ¹ [сноска: ¹ Т.е. угро-финской.] группе народов, празднуют летнее солнцестояние обычным образом. Считается, что огонь святого Иоанна предохраняет скот от ведьм и что у того, кто не примет участия в этом празднике, ячмень зарастет чертополохом, а овёс — сорняками. На острове Эзель крестьяне выкрикивают, бросая в костёр хворост: «Сорняки — в огонь, лён — на поле!» Иногда в огонь бросают три полена, приговаривая: «Лён, расти выше!» Обугленные палки берут с собой и сохраняют, ибо они способствуют плодовитости скота. В некоторых частях острова устраивают костёр, обкладывая дерево хворостом и другим топливом. На вершине дерева развевается флаг. Тем, кому при помощи шеста удастся сорвать флаг до того, как он загорится, будет сопутствовать удача. Когда-то эти праздники длились до рассвета и кончались оргиями, которые выглядели вдвойне отвратительными при нарастающем свете летнего утра.

(696/697)

При переходе с востока Европы на запад мы обнаруживаем мало изменений в обрядах, которыми сопровождается летнее солнцестояние. Почти до середины XIX столетия обычай устройства летних костров был настолько широко распространён во Франции, что, как рассказывают, вряд ли там был хоть один город или деревня, где бы они не зажигались. Люди танцевали вокруг костров и прыгали через них, кроме того, они брали с собой обгоревшие на костре поленья, полагая, что это защитит дома от молнии, пожара и колдовских чар.

В Бретани обычай раскладывать костры в середине лета сохранился, видимо, до наших дней. Когда пламя утихает, собравшиеся становятся вокруг костра на колени, и какой-нибудь старик начинает громко молиться. Затем все поднимаются и трижды обходят вокруг костра. В третий раз они останавливаются, каждый подбирает по гальке и бросает её в горящую кучу. После этого они расходятся. Жители Бретани и Берри верят, что девушка, которая пропляшет вокруг девяти костров, в течение года выйдет замуж. В долине реки Орн существовал обычай зажигать костёр в тот самый миг, когда солнце было готово скрыться за горизонтом. Крестьяне прогоняли сквозь костры свой скот, с тем чтобы защитить его от колдовских чар, особенно же от чар ведьм и колдунов, которые крадут молоко и масло. В Жюмьеже в Нормандии вплоть до первой половины XIX века праздник летнего солнцестояния отличался чертами, носящими на себе печать глубокой древности. Каждый год 23 июня, в канун святого Иоанна, братство Зелёного Волка избирало нового главу или руководителя, который непременно должен был быть родом из местечка Кониу. После избрания новый глава братства удостаивался титула Зелёного Волка и облачался в особый костюм, состоявший из длинной зелёной мантии и очень высокой конической шляпы без полей. В таком наряде он важно выступал во главе братьев, распевающих гимн святого Иоанна. С распятием и хоругвью процессия двигалась к месту, называемому Шуке. Здесь процессию встречали священник, регенты хора и сам хор, и все направлялись в приходскую церковь.

Отслушав мессу, участники шествия переходили в дом Зелёного Волка, где для них была приготовлена простая трапеза. Ночью под звуки колокольчиков, которые держали украшенные цветами молодые мужчина и женщина, разжигался костёр. Потом Зелёный Волк и члены его братства, держась за руки, со спущенными на плечи капюшонами бегали вокруг огня за человеком, выбранным на роль Зелёного Волка на следующий год. Хотя только у первого и последнего человека в цепи были развязаны руки, задачей членов братства было трижды окружить и поймать будущего Зелёного Волка, который, пытаясь убежать от своих преследователей, нещадно колотил их длинным прутом. Когда им это наконец удавалось, его тащили к костру, делая вид, что пытаются его туда бро-

(697/698)

сить. По окончании этой церемонии её участники возвращались в дом Зелёного Волка, где им подавали как нельзя более скудный ужин. Это своеобразное религиозное торжество продолжалось до полуночи. Когда часы били двенадцать, всё менялось. Сдержанность сменялась распущенностью, благочестивые гимны — вакхическими песнями, а пронзительные ноты деревенской скрипки с трудом покрывали рёв голосов членов весёлого братства Зелёного Волка. На следующий день (24 июня, день летнего солнцестояния) те же самые люди продолжали шумно веселиться. Одна из церемоний заключалась в том, что под ружейную пальбу проносили огромный каравай освящённого хлеба, состоящий из нескольких ярусов и увенчанный цветочной пирамидой. После этого положенные на ступень алтаря священные колокольчики как знак отличия вручали человеку, выбранному на следующий год Зелёным Волком.

В Шато-Тьерри в департаменте Эна обычай разжигания костров и плясок вокруг них в день святого Иоанна сохранялся приблизительно до 1850 года. Костры раскладывали и в тех случаях, когда июнь был дождливым; считалось, что отсвет костров прекратит дождь. В Вогезах до сих пор принято раскладывать костры на вершинах холмов. Считается, что эти огни помогают сохранить плоды и обеспечивают хороший урожай.

В канун дня святого Иоанна разжигались костры почти во всех деревушках провинции Пуату. Люди трижды обходили вокруг них с ветками орешника в руках. Пастушки и дети проносили сквозь огонь побеги коровняка и ореха. Предполагалось, что орехи помогают от зубной боли, а коровняк защищает скот от болезней и колдовства. Когда огонь угасал, из костра брали немного золы и либо хранили её дома как средство против молнии, либо разбрасывали по полям, чтобы уничтожить куколь и плевел. В канун дня святого Иоанна в Пуату было принято катить по полям горящее колесо, обёрнутое соломой, с целью их оплодотворения.

В горной части графства Комменж в Южной Франции летний огонь разжигается следующим образом: расщеплённый ствол высокого дерева набивается стружками, а затем поджигается. К вершине дерева привязывается венок из цветов, и в тот момент, когда разгорается огонь, мужчина, женившийся последним, должен по лестнице взобраться на дерево и снять цветы. В равнинной части того же района на костры идёт топливо, собранное обычным путём. Впрочем, такого рода костры раскладываются мужчинами, женившимися после предыдущего праздника летнего солнцестояния, и, кроме того, каждый из этих мужчин обязан положить на вершину костра венок из цветов.

В Провансе огни летнего солнцестояния популярны и поныне. Дети ходят из дома в дом, выпрашивая хворост, и редко

(698/699)

возвращаются с пустыми руками. Прежде священник, мэр и кто-нибудь из членов муниципалитета в сопровождении процессии направлялись к костру и даже зажигали его, после чего остальные трижды обходили вокруг пылающей кучи хвороста. В Эксе праздник летнего солнцестояния возглавлял так называемый Король, выбранный из числа местной молодёжи за то, что метко выстрелил в дятла. Он сам подбирал себе должностных лиц и, сопровождаемый великолепной свитой, направлялся к костру, зажигал его и первым вокруг него танцевал. На следующий день он щедро одаривал свою свиту. Его царствование продолжалось год, и в течение всего этого срока он пользовался некоторыми привилегиями. В день святого Иоанна ему разрешалось посетить мессу, справляемую главой ордена рыцарей святого Иоанна, ему предоставлялось право охоты, а кроме того, в его доме не имели права квартировать солдаты. В городе Марселе в этот день одна из гильдий также выбирала Короля Двойного Топора (badache). Однако костёр зажигал, видимо, не он. Это дело с большой пышностью делали префект и другой представитель городских властей.

В больших городах Бельгии обычай разжигания костров в день летнего солнцестояния давно ушёл в прошлое, однако в сельских районах и маленьких городках он сохранился. Канун дня святого Петра (29 июня) отмечается в этой стране кострами и танцами, ничем не отличающимися от тех, которыми знаменуется канун дня святого Иоанна. Некоторые люди говорят, что огни святого Петра, подобно огням святого Иоанна, зажигаются с тем, чтобы прогнать драконов. Во Французской Фландрии до 1789 года на летнем костре всегда сжигалась соломенная фигура, изображающая мужчину, а в день святого Петра сжигалось чучело женщины. Чтобы предохранить себя от колик, бельгийцы прыгали через костры и сохраняли пепел от них как средство против пожара.

Обычай разжигания костров в период летнего солнцестояния соблюдался во многих частях нашей страны, где люди обычно танцевали вокруг этих костров и перепрыгивали через них. В Уэльсе считалось, что в качестве топлива для такого костра — он, как правило, воздвигался на высоком месте — необходимы три или девять различных пород деревьев, а кроме того, обуглившиеся на прошлогоднем костре вязанки хвороста, тщательно сохраняемые крестьянами.

В долине реки Гламорган поджигали и спускали с холма тележное колесо, обернутое соломой. Если, освещая свой путь, оно долго горело, ожидали богатый урожай. В канун летнего солнцестояния жители острова Мэн зажигали с наветренной стороны каждого поля огни так, чтобы дым относило на поля. Они пригоняли сюда свой скот и несколько раз обносили вокруг этих костров горящий дрок и утёсник. В Ирландии скот, особенно бесплодный, прогоняли через костры, а золу

(699/700)

разбрасывали по полям, чтобы повысить их плодородие. Иногда, чтобы защитить растения от насекомых-паразитов, на поля приносили горячие угли. В Шотландии следов таких огней почти не сохранилось, зато на плоскогорье графства Перт пастухи с зажжёнными факелами трижды обходили вокруг своих загонов по направлению движения солнца. Они поступали так, чтобы очистить стада и предохранить их от болезней.

Обычай раскладывать костры в канун летнего солнцестояния, танцевать вокруг таких костров и прыгать через них существует или существовал до недавнего времени по всей Испании, а также в некоторых частях Италии и Сицилии. На Мальте в канун дня святого Иоанна огромные костры зажигаются на улицах и площадях городов и сёл. Прежде великий магистр ордена святого Иоанна поджигал в этот вечер груду смоляных бочек перед священным госпиталем. В Греции также, по имеющимся сведениям, до сих пор распространён обычай зажжения костров в канун дня святого Иоанна и перепрыгиванья через них; цель этого, говорят, — избавиться от блох. Согласно другому сообщению, прыгая через костёр, женщины выкрикивают: «Я оставляю свои грехи позади себя». На Лесбосе в канун дня святого Иоанна обычно одновременно зажигалось по три огня, и люди, держа на голове камень, трижды перепрыгивали через них со словами: «Я прыгаю через огонь зайца, моя голова — камень». На острове Калимнос жители считают, что огонь летнего солнцестояния обеспечивает на весь год изобилие, а кроме того, избавляет от блох. Люди там танцуют вокруг костров с песнями, держа на головах камни, а затем перепрыгивают через пламя или через горящие угли. Когда пламя начинает угасать, жители острова бросают в него камни; когда же оно почти совсем сходит на нет, они рисуют на своих ногах кресты и отправляются купаться в море.

Обычай зажжения костров в день или в канун летнего солнцестояния получил широкое распространение среди мусульманских народов Северной Африки, особенно в Марокко и в Алжире. Он популярен как у берберов, так и у многих других арабских или арабоязычных народностей. День летнего солнцестояния, 24 июня по старому стилю, в этих странах носит название l’ánṣттăra. Огни загораются на дворах, перекрестках, в полях, а иногда и на току. В таких случаях в качестве топлива в костры бросают растения, которые, прогорая, дают густой дым и аромат. Для этих целей употребляют гигантский укроп, герань, семя кервеля, ромашку, болотную мяту, тимьян и руту. Люди, особенно дети, стараются держаться под дымом и гонят его в сторону садов и полей. Кроме того, они прыгают через костёр; в некоторых районах каждый участник должен сделать это семь раз. Затем из огня берут горящие головни и окуривают ими дома. Через костёр проносят вещи; к костру подводят больных с молитвами об их выздоровлении. Считается, что зола от костров обладает целебными свойствами, вот

(700/701)

почему в некоторых местах ею натирают волосы и тело. Жители других районов полагают, что прыганье через огни избавляет их от всех горестей и способствует появлению детей у бездетных родителей. Берберы провинции Риф в Северном Марокко весьма охотно раскладывают летние огни ради собственного благополучия, а также благополучия своего скота и садов. Через костры они прыгают в надежде сохранить хорошее здоровье. Чтобы предохранить плоды от преждевременного опадания, они также разжигают костры под фруктовыми деревьями. Они воображают, что, натирая волосы пеплом, предохраняют их от выпадания. По имеющимся у нас сведениям, во всех этих марокканских обычаях благоприятные последствия целиком приписываются дыму, который будто бы способен отводить несчастье от людей, животных, плодовых деревьев и хлеба.

Празднование летнего солнцестояния мусульманскими народами особенно знаменательно, потому что эти народы пользуются подвижным лунным календарём, который, естественно, не принимает во внимание праздников, связанных с фиксированными моментами солнечного года. Все чисто мусульманские праздники, будучи связаны с фазами луны, зависят от перемещений этого светила во время вращения земли вокруг солнца. Этот факт, по-видимому, доказывает, что среди мусульманских народов Северной Африки, как и среди христианских народов Европы, празднование летнего солнцестояния совершается независимо от религии, которую они исповедуют, и является пережитком куда более древнего язычества.

^   Огни кануна дня Всех Святых. Приведённые факты дают нам основание заключить, что наиболее популярный и широко распространённый праздник огня у языческих предков европейских народов приходился на канун или на самый день летнего солнцестояния. Совмещение этого праздника с летним солнцестоянием вряд ли случайно. Скорее можно предположить, что наши языческие предки сознательно приурочили ритуал разожжения огня на земле к моменту наивысшего подъёма солнца на небе. Если это так, то отсюда следует, что древние основатели связанных с летним солнцестоянием обрядов наблюдали летнее солнцестояние и другие поворотные пункты движения светила и в какой-то мере соотносили календарь своих праздников с этими астрономическими наблюдениями.

Однако если это утверждение правомерно относительно коренных жителей большей части континента, то оно, по-видимому, не будет справедливым по отношению к кельтским народам, населявшим западное побережье Европы, а также острова и мысы, которые на северо-западе континента вдаются в Атлантический океан. Главные кельтские праздники огня, которые — пусть на ограниченной территории и в смягченной форме — уцелели до нового времени, видимо, не были связаны с положением солнца на небе. Всего таких праздников было

(701/702)

два, и справлялись они с интервалом в шесть месяцев: один в канун первого мая, другой — в канун дня Всех Святых (то есть 31 октября). Эти даты не совпадают ни с одним из четырёх великих поворотных пунктов солнечного года: с днями летнего и зимнего солнцестояний или весеннего и осеннего равноденствия. Не согласуются они и с основными моментами земледельческого года, то есть с севом и уборкой урожая. Ведь к первому мая семена давно уже находятся в земле, а жатва кончается задолго до начала ноября, и к этому времени зерно давно засыпано в закрома, сады и поля оголены, а деревья роняют свой золотой убор. Тем не менее первое мая и первое ноября являются в Европе поворотными моментами года: первое мая возвещает летнее тепло и богатый растительный покров, а первое ноября предвещает холод и бесплодие зимы.

Дело в том, как верно указал один компетентный и остроумный автор, что, представляя для земледельца сравнительно малый интерес, упомянутые даты очень важны в глазах европейца-скотовода: именно с приближением лета и с появлением свежей травы пастух выгоняет свой скот на пастбища, а с приближением зимы — вновь загоняет его в стойла. Поэтому нет ничего невероятного в том, что деление кельтами года на два периода, один из которых заканчивается первого мая, а другой — первого ноября, относится ко времени, когда кельты были главным образом скотоводческим народом, и главное значение для них имели весенние дни, когда скот выпускали из загонов, и последние осенние дни, когда его загоняли обратно в хлевы. Даже в Центральной Европе, удалённой от зоны расселения современных кельтов, у многих народов можно легко обнаружить то же деление года. Границы этого деления — первое мая и его канун (Вальпургиева ночь) и день Всех Святых в начале ноября (за которым под тонким покровом христианства скрывается древний языческий праздник мёртвых). Следовательно, можно предположить, что делению года в соответствии с движением небесных светил по всей Европе предшествовало, так сказать, деление года по земному признаку, то есть по началу лета и началу зимы.

Как бы то ни было, оба кельтских праздника — первое мая и первое ноября, точнее говоря, кануны этих двух дней — очень схожи по присущей им обрядовости и по связанным с ними суевериям; сходство выдаёт глубокую древность этих обрядов, их чисто языческое происхождение. Празднование первого мая, или Бельтана, как его называли кельты, которым начиналось лето, мы уже описали. Остаётся рассказать о праздновании дня Всех Святых, возвещающего начало зимы.

Из этих двух празднеств канун дня Всех Святых был в древности, вероятно, наиболее важным, так как, видимо, не днём Бельтана, а этим праздником датировалось начало года по кельтскому календарю. На острове Мэн, где кельтский язык

(702/703)

и кельтское право дольше всего смогли устоять против саксонских завоевателей, первое ноября по старому стилю до недавнего времени считалось началом нового года в день Всех Святых. На острове Мэн участники процессии ходили повсюду, распевая на мэнском наречии песнь, которая начиналась словами: «Сегодняшний вечер — вечер нового года, Гонуннаа (Hogunnaa)». Жители древней Ирландии каждый год в день Всех Святых (Samhain) заново раскладывали костры и от их священного пламени зажигали все остальные огни. Этот обычай явно указывает на то, что день Всех Святых был первым днём нового года, ведь наиболее естественно предположить, что новый огонь раскладывался в первый день нового года, чтобы его благодатное влияние распространялось на все последующие 12 месяцев. Ещё одно доказательство того, что кельты датировали начало нового года первым ноября, можно почерпнуть из разнообразных видов гаданий, к которым кельтские народы прибегали в день Всех Святых для того, чтобы узнать, что ждёт их в будущем году. А когда, как не в начале года, наиболее естественно предсказывать будущее? День Святых, по представлениям кельтов, был наиболее благоприятным моментом для предсказаний и гаданий, он значительно превосходил в этом смысле день Бельтана. Следовательно, у нас есть основания заключить, что кельты исчисляли свой год с празднования кануна дня Всех Святых, а не первого мая.

К тому же выводу приводит и ещё одно существенное обстоятельство: празднование кануна дня Всех Святых ассоциировалось у кельтов с покойниками. Не только среди кельтов, но и по всей Европе канун дня Всех Святых, точнее, ночь, знаменующая переход от осени к зиме, в давние времена, по-видимому, была тем временем, когда души умерших, как считалось, возвращаются в свои прежние жилища, чтобы погреться у огня и подкрепиться обильным угощением, которое приготовила для них на кухне или в общей комнате их любящая родня. Людям, естественно, приходило на ум, что приближение зимы побудит несчастные, голодные и дрожащие от холода души, скитающиеся по голым полям и опустевшим лесам, искать приюта у семейного очага. Разве в такое время, когда холодный ветер со свистом раскачивает ветви деревьев, а в ложбинах лежат снежные сугробы, мычащие стада не возвращаются с летних пастбищ в тёплые хлева, где их ожидает корм? Так неужели же хороший хозяин или хозяйка откажут душам умерших в приёме, который они оказали коровам?

Однако предполагается, что не только души умерших незримо витают поблизости в этот день, «когда осень передаёт бледный год зиме». В этот день в воздухе снуют и строят свои козни ведьмы: некоторые из них пролетают верхом на помеле, другие скачут по дорогам на пёстрых кошках, превратившихся на этот вечер в вороных коней. Феи и разного рода домовые также вольготно разгуливают повсюду.

(703/704)

И хотя в сознании кельтского крестьянства канун дня Всех Святых был окружён ореолом таинственности и страха, мрачные черты в этом празднике — по крайней мере в новое время — отнюдь не преобладали. Напротив, это был довольно живописный праздник с весёлыми развлечениями, что делало ночь, на которую он приходился, самой весёлой ночью в году. В горах Шотландии живописность этому празднику придавали костры, пылавшие на всех возвышенностях. «В последний день осени дети собирали папоротник, смоляные бочонки, длинные тонкие стебли и складывали всё это в приготовленную для костра кучу хвороста. Вечером на какой-нибудь возвышенности поблизости от дома раскладывали костёр. Эти костры назывались Самхнаган (Samhnagan). Жители каждого дома раскладывали собственный костёр, считая делом чести сделать его как можно больше. Огнями переливались целые районы; их ослепительный свет вдоль побережья Ирландского залива с высоты холмов являл собой необыкновенно живописное зрелище. Как и Бельтановы огни, огни кануна дня Всех Святых было принято зажигать в горных районах графства Перт. В приходе Каллэндер жители раскладывали такие костры почти до конца XVIII века. Когда костёр угасал, золой прочерчивали круг, в центр которого каждый из участвовавших в устройстве костра клал по камню. Если на следующее утро один из камней оказывался не на том месте или был повреждён, ни у кого не вызывало сомнений, что положивший его человек обречён умереть в течение двенадцати месяцев. В Балкигиддере до второй половины XIX века каждая семья в канун дня Всех Святых раскладывала отдельный костёр, однако делали это главным образом дети. Костры эти раскладывали на любом высоком бугре около дома, но танцев вокруг них не устраивали. Огни кануна дня Всех Святых зажигались также в некоторых северо-восточных районах Шотландии, например в Бучане. Простые крестьяне наравне с фермерами должны были разложить свой костёр. В деревнях мальчики ходили из дома в дом и выпрашивали у каждого главы семьи торф с такими словами: «Дайте нам торф, чтобы сжечь ведьм» (Се’а peat t’burn the witches). Набрав достаточное количество торфа, они сваливали его в одну кучу с соломой, утесником и другими видами топлива и всё это поджигали. После этого парни один за другим ложились на землю ближе к огню, чтобы только не опалиться: в такой позе они лежали для того, чтобы их окутывал дым. Другие бегали сквозь дым и перепрыгивали через своих распластавшихся на земле товарищей. Когда костёр прогорал, они, соревнуясь, разбрасывали золу — кто разбросает больше.

В северной части Уэльса в канун дня Всех Святых было принято, чтобы каждая семья устраивала большой костёр (Соеl Coeth). Раскладывали его на самом заметном месте рядом с домом, а когда он прогорал, каждый бросал в золу бе-

(704/705)

лый камень с особой меткой. Прочитав, стоя вокруг костра, свои молитвы, все отправлялись спать. На следующее утро, проснувшись, они шли искать свои камни, и, если кому-нибудь не удавалось это сделать, считалось, что до следующего дня Всех Святых он умрёт. Если верить сэру Джону Рису, обычай отмечать канун дня Всех Святых разжиганием костров на холмах и поныне не забыт в Уэльсе. Некоторые старики до сих пор хранят память о том, как стоящие у костров люди дожидались, пока погаснет последняя искра, после чего вдруг бросались бежать со всех ног, как можно громче крича: «Чёрная свинья с обрезанными ушами схватит последнего!» Эти слова, как справедливо отмечает Джон Рис, первоначально означали, что жизнь одного из бегущих приносилась в жертву.

Аналогичная поговорка бытует в графстве Карнарвон, где чёрной свиньёй с отрезанными ушами иногда пугают детей. Теперь становится понятным, почему в Нижней Бретани каждый участник праздника бросает по булыжнику в костёр летнего солнцестояния. Несомненно, что здесь, как в Уэльсе и у шотландских горцев, предсказание жизни и смерти делалось на основе положения и состояния камней в день Всех Святых. Этот обнаруженный у трёх самостоятельных ветвей народов кельтской группы обычай, вероятно, возник до их расселения, по крайней мере во времена, когда чужеземные племена ещё не вклинились между ними.

В другом месте, населенном кельтами, на острове Мэн, канун дня Всех Святых отмечался до настоящего времени устройством костров, которое сопровождалось всеми обычными церемониями, имевшими своей целью помешать гибельному влиянию фей и ведьм.

^   Огни зимнего солнцестояния. Если язычники древней Европы, насколько нам известно, отмечали период летнего солнцестояния великим праздником огня, следы которого сохранились во многих районах до нашего времени, естественно будет предположить, что они соблюдали подобные обряды и в период зимнего солнцестояния. Ведь периоды летнего и зимнего солнцеворота, или, выражаясь специальным языком, точка летнего солнцестояния и точка зимнего солнцестояния, являются великими поворотными пунктами в видимом движении солнца по небосклону; поэтому, с точки зрения первобытного человека, естественно было в эти дни, когда огонь и жар великого светила начинали убывать или, напротив, прибывать, зажигать огни на земле. В современном христианском мире древний праздник огня зимнего солнцестояния, по-видимому, продолжает или продолжал существовать до настоящего времени в древнем обычае святочного полена, или чурбана (log, clog, block), как его называли в Англии. Этот обычай был широко распространён в Европе, но более всего процветал в Англии, Франции и среди южных славян, по крайней мере большинство сведений о нём исходит из этих стран. Археолог Джон

(705/706)

Брэнд ¹ [сноска: ¹ Брэнд Джон (1744-1806) — английский археолог.] давно уже доказал, что святочное полено было всего лишь двойником костра летнего солнцестояния, зажигаемого из-за холодной и суровой погоды не на открытом воздухе, а в домах. Эта точка зрения подкрепляется многими причудливыми суевериями, касающимися святочного полена, суевериями, которые стоят вне видимой связи с христианством и в которых явно проглядывает их языческое начало.

Праздники летнего и зимнего солнцестояния были праздниками огня, однако необходимость отмечать зимний праздник в доме придавала ему характер частного семейного торжества, что составляло резкий контраст с публичным характером летнего празднования, когда люди собирались на открытом месте или на возвышении, сообща зажигали огромный костёр и все вместе весело вокруг него плясали.

Приблизительно до середины XIX века сохранился древний обычай святочного полена в центральной части Германии. Так, в долинах рек Зиг и Лан святочное полено, тяжёлый дубовый чурбан, клали в очаг, где оно постепенно прогорало. Когда на следующий год туда клали новое полено, остатки старого растирали в порошок и рассеивали по полям в течение двенадцати ночей, что, как предполагали, должно было способствовать росту хлебов. В некоторых деревнях Вестфалии существовал обычай вынимать святочное полено из огня, как только оно слегка обуглится. Когда разражалась гроза, полено вновь осторожно клали в огонь, так как существовало поверье, что молния не ударит в дом, в котором горит святочное полено. В других селениях Вестфалии было правило завязывать святочное полено в последний сноп.

В нескольких французских провинциях, особенно в Провансе, долгое время соблюдался обычай святочного полена (tréfoir). Французский автор XVII века осуждает как предрассудок «веру в то, что рождественское полено или рождественская головня (её кладут в очаг накануне Рождества, а затем обгоревшую хранят под кроватью, лишь на короткое время ежедневно помещая в огонь вплоть до кануна Крещения) может на целый год защитить дом от пожара и молнии, а кроме того, предохранить ноги от обмораживания. Верят, что это полено может исцелять скот от многих болезней и что его кусок, погружённый в воду, которую пьют коровы, помогает им отелиться и, наконец, что зола от этого полена, если разбросать её по полям, может спасти пшеницу от мильдью».

В некоторых частях Фландрии и Франции остатки святочного полена постоянно хранились в домах под кроватью как средство защиты от грома и молнии. В Берри, когда раздавались раскаты грома, кто-нибудь из членов семьи бросал кусок этого полена в огонь, что, по поверью, отвращало молнию. Точно так же в Перигоре угли и золу старательно собирают

(706/707)

и хранят, чтобы с их помощью лечить распухшие железы. Из той части чурбана, которая уцелела от огня, местный земледелец изготовляет клин для своего плуга, так как приписывает ему свойство улучшать рост семян. Женщины хранят куски этого полена до двенадцатой ночи ради своих цыплят. Некоторые люди воображают, что у них будет столько цыплят, сколько искр вылетит из обгоревшего полена, если его трясти. Другие кладут потухшие головёшки под постель, чтобы прогнать паразитов. В некоторых областях Франции считается, что обгоревшее полено предохраняет дом как от молнии, так и от колдовства.

В Англии бытовали сходные обычаи и верования, связанные со святочным поленом. Джон Брэнд пишет: в ночь накануне Рождества «наши предки зажигали свечи необычных размеров, называвшиеся рождественскими свечами, в огонь клали деревянное полено, называвшееся святочной колодой или рождественским чурбаном, для того чтобы осветить дом и, так сказать, превратить ночь в день». Существовал старый обычай зажигать святочное полено от предшествовавшего полена, остатки которого с этой целью сохранялись на протяжении года. Обитателям дома, где этот обычай соблюдался, дьявол не мог причинить никакого вреда. Предполагалось, что остатки полена равно защищают дом от огня и молнии.

И в наши дни ритуал внесения святочного полена справляется у южных славян, особенно у сербов, с большой торжественностью. Поленом здесь, как правило, является чурбан из дуба (иногда из оливы или же из бука). По-видимому, здесь верят, что у хозяев будет столько телят, ягнят, поросят и козлят, сколько искр они выбьют из горящего полена. Некоторые выносят кусок полена в поля для защиты их от града. В Албании до нынешних времён был распространён обычай жечь на Рождество святочное полено, золу которого затем разбрасывали по полям, чтобы сделать их плодородными. Гуцулы — славянский народ, живущий в Карпатах, — в канун Рождества (по старому стилю, то есть 5 января) зажигают огонь трением кусков дерева и поддерживают его до кануна Крещения.

Любопытно, насколько широко распространена была вера в то, что остатки святочного полена, если хранить их в течение года, обладают способностью защищать дом от огня и особенно от молнии. Так как святочное полено часто было дубовым, можно предположить, что этот обычай является пережитком древнего арийского верования, которое связывало дуб с богом грома. Что касается веры в целебные и животворящие свойства золы святочного полена, которая будто бы излечивает как скот, так и людей, помогает коровам телиться и способствует плодородию земли, — этот вопрос заслуживает особого рассмотрения.

^   Огни бедствия (Need-fire). Все описанные до сих пор праздники огня справлялись периодически в установленное время

(707/708)

года. Однако помимо этих регулярно повторяющихся празднеств крестьяне во многих частях Европы с незапамятных времён прибегали к зажжению огня в ритуальных целях в периоды бед и несчастий; особенно когда начинался падёж скота. Оценка европейских праздников огня не будет полной без упоминания об этих замечательных обрядах, которые заслуживают пристального внимания хотя бы потому, что в них, вероятно, можно найти исток и первопричину всех других праздников огня; несомненно, они относятся к очень отдалённым временам. У тевтонских народов такие огни известны под общим названием огней бедствия. Иногда огонь бедствия, для того чтобы отличить его от огня, зажигавшегося обычным способом, называли также «диким огнём». У славянских народов он носит название «живого огня».

История этого обычая может быть прослежена со времён раннего средневековья, когда церковь объявила его языческим суеверием, и вплоть до первой половины XIX столетия, когда он ещё эпизодически практиковался в различных частях Германии, Англии, Шотландии и Ирландии. У славянских народов он, по-видимому, сохранялся ещё более продолжительное время. Обычно огни бедствия зажигались, когда начиналась эпидемия чумы или падёж скота, костры в таких случаях считались надёжным средством от несчастья. Этот обряд распространялся на коров, свиней, лошадей, а иногда и на гусей. Прежде чем зажечь костёр бедствия, считалось необходимым потушить все другие костры и огни в округе, чтобы не оставалось ни одной искры, потому что наличие огня хотя бы в одном доме не позволило бы загореться кострам бедствия. Иногда считалось достаточным погасить все огни в одной деревне, но в иных случаях это условие распространялось на соседние деревни или на целый округ. В некоторых частях Горной Шотландии было правило, по которому все главы семейств, живших между двумя ближайшими источниками, в назначенный день должны были гасить свои огни и костры. Обычно огонь зажигался на открытом воздухе, однако в некоторых частях Сербии это происходило в тёмной комнате. В Горной Шотландии этот обряд, как правило, совершался на холмах или на маленьких речных островах, иногда таким местом было перепутье или выбоина на дороге.

Зажигать огонь бедствия было принято при помощи двух кусков дерева, высекать его с помощью кремня и стали запрещалось. Только среди части южных славян было принято высекать огонь с помощью куска железа, которым бьют по наковальне. Там, где обычай предписывает какой-нибудь особый сорт дерева, им, по многим сведениям, обычно является дуб; однако на Нижнем Рейне костёр разжигают посредством трения кусков дуба и ели. В славянских странах для этой цели, по слухам, употребляли древесину тополя, грушевое дерево и кизил. Часто материалом служили два любых куска сухого дерева.

(708/709)

Иногда требовалось девять различных пород дерева, но лишь для того, чтобы подложить их в горящий костёр, а не для того, чтобы разжечь его. Способы разжигания огня бедствия в разных районах были разные. Вот самый распространённый из них. Два шеста втыкали в землю на расстоянии около полуметра друг от друга. Каждый шест имел на стороне, обращённой к другому, отверстие, в которое вставлялась гладкая поперечина или вал. Отверстия были набиты паклей, в них плотно вгоняли концы вала, смазанные смолой. Затем на него наматывали верёвку, с двух сторон за свободные концы веревки хватались двое людей и, перетягивая её взад и вперёд, заставляли вал быстро вращаться до тех пор, пока от трения пакля не загоралась. Тогда к ней подносили солому, и она вспыхивала ярким пламенем. Этой горящей соломой разжигали приготовленный для костра хворост. Часто в состав подобного механизма входило колесо — иногда тележное, а иногда простая прялка, как в графстве Абердин. Оно называлось «большим колесом» (muckle-wheel). На острове Мулль колесо, надетое на девять дубовых осей, вращали с востока на запад. Передают, что огонь зажигали трением обычных деревянных планок. Иногда обычай требовал, чтобы тележное колесо, употребляемое для разжигания огня, и ось, на которой оно вращается, непременно были новыми. Передают также, что веревка, обертываемая вокруг вала, должна быть новой и, если это возможно, сплетённой из веревки, на которой вешали людей. Последнее требование, однако, выдвигалось в идеале и не считалось совершенно необходимым.

Существовали различные правила, касавшиеся тех лиц, которые имели право или должны были раскладывать костёр бедствия. Передают, что в иных случаях люди, которые тянули за верёвку, вращавшую колесо, должны были быть братьями или по крайней мере тёзками. Иногда достаточно было, чтобы оба они были просто целомудренными молодыми людьми. В некоторых деревнях Брауншвейга считалось, что, если люди, которые участвуют в разжигании огня бедствия, носят разные имена, их труд пропадёт даром. В Силезии дерево, предназначенное для разведения огня, срубалось обычно братьями-близнецами. На островах к западу от Шотландии огонь зажигали восемьдесят один женатый мужчина, они тёрли друг о дружку две большие доски, работая по девять человек в один заход. На севере острова Уист (Uist) все девять девяток мужчин, разжигавших огонь, были первыми детьми; неизвестно, однако, были ли они женатыми или холостыми. У сербов огонь иногда зажигается мальчиком или девочкой от одиннадцати до четырнадцати лет, которые работают совершенно нагими в тёмной комнате; иногда это — также в темноте — делают старик или старуха. В Болгарии разжигающие огонь тоже раздеваются, а в Кейтнессе они не должны иметь при себе никаких металлических изделий. Если после длительного трения костёр всё

(709/710)

же не загорался, люди заключали, что в деревне остался гореть какой-нибудь огонь. Тогда совершался осмотр всех домов, и, если где-либо находили огонь, его тушили, а нерадивого главу семьи наказывали или же бранили, на него могли наложить и крупный штраф.

Когда огонь бедствия наконец разгорался, от него зажигали костёр и, как только пламя несколько спадало, прогоняли по тлеющим углям больных животных, иногда в определённом порядке: сначала свиней, затем коров и в самом конце лошадей. Иногда их прогоняли сквозь дым и пламя, дважды или трижды, так что некоторые животные умирали от ожогов. Как только все животные проходили, молодёжь стремительно набрасывалась на золу, посыпала и мазала ею друг друга; те, кто оказывались выпачканными больше всех, шествовали вслед за скотом в деревню и после этого долго не мылись. Люди приносили горячие угли домой и зажигали от них огни в своих домах. Эти головни, намоченные прежде в воде, иногда клали в ясли, из которых ел скот, и оставляли их там на некоторое время. Золу из костра бедствия разбрасывали по полям, чтобы защитить посевы от паразитов, иногда её брали домой, чтобы использовать как средство против болезней, посыпали больные места или же, размешав с водой, пили.

В Шотландии и на соседних островах, как только от огня бедствия зажигали огонь домашнего очага, на него ставили наполненный водой горшок. Подогретой водой кропили людей, заражённых чумой, и больной ящуром скот. Особо полезные свойства приписывали дыму костра. В Швеции им окуривали плодовые деревья и сети для того, чтобы иметь больше фруктов и рыбы. В горных районах Шотландии огонь бедствия считался лучшим средством против ведьмовских козней. По слухам, когда на острове Мулль (Mull) огонь зажигали с целью лечения ящура, существовал обычай приносить в жертву больную тёлку, которую разрезали на куски и сжигали. Славянские и болгарские крестьяне представляли себе мор скота в виде отвратительного демона или вампира, от которого можно обезопасить себя огненным барьером, устроенным между ним и стадами. Вероятно, подобная точка зрения привела к употреблению огня бедствия как средства против ящура. По-видимому, жители некоторых частей Германии не дожидались, когда начнется падёж скота, а заблаговременно ежегодно для того, чтобы помешать бедствию, разжигали огни бедствия. Говорят, что и в Польше каждый год в день святого Роха крестьяне зажигают огни на деревенских улицах и трижды прогоняют через них скот, чтобы защитить его от ящура. Мы уже знаем, что на Гебридских островах скот подобным же образом ежегодно прогоняют вокруг Бельтанова огня с той же целью. В некоторых кантонах Швейцарии дети по сей день разжигают огни путём трения деревянных брусков с целью разогнать туман.

наверх