М.А. Дэвлет
Петроглифы и первобытная магия.
// Древние культуры Центральной Азии и Санкт-Петербург. Материалы всероссийской научной конференции, посвящённой 70-летию со дня рождения Александра Даниловича Грача. СПб: Культ-информ-пресс. 1998. С. 164-168.
В 1967-1968 гг. я принимала участие в работах Первого отряда Саяно-Тувинской экспедиции под руководством А.Д. Грача, и мне довелось расчищать насыпи двух разновременных, но частично перекрывающих друг друга курганов на могильнике Куйлуг-Хем I. Огромные степные пространства Тувы давали возможность найти место для захоронения усопших практически на любом расстоянии от могильных сооружений предшественников, но в данном случае пришельцы предпочли погребать сородичей рядом с прежними обитателями этой территории, наложив часть новой курганной насыпи на уже существовавшую. А.Д. Грач с большим вниманием отнесся к хронологическим и семантическим аспектам изучения взаиморасположения разновременных погребальных памятников. Сразу же в процессе раскопок на могильнике Куйлуг-Хем он сформулировал свою точку зрения на подобную стратиграфическую ситуацию. Впоследствии он писал: «Нарушители покоя древних усыпальниц были, конечно, иноплеменниками, захватившими данные территории в результате военного вторжения. Чрезвычайный интерес представляет в связи с этим серия фактов перекрывания курганами алды-бельской культуры более древних погребений монгун-тайгинского типа в Туве. На могильниках Куйлуг-Хем I, Ортаа-Хем II, III, Чинге I курганы алды-бельцев как бы подавляют собою памятники предшествовавших им обитателей Центральной Азии. На разных могильниках отмечен один и тот же прием перекрывания — алды-бельские курганы перекрывают монгун-тайгинские краями. Факты эти можно трактовать как своего рода символику победы и завоевания территории» (Грач 1980: 60-61). В данном случае в действиях пришельцев наблюдалась некая агрессивная направленность, превалировал, как отмечал А.Д. Грач, мотив подчинения. Сложилась ситуация сходная с той, о которой писал С.А. Токарев: «В общей сложности мы видим, что источником развития веры в злую магию была боязнь врага-чужеплеменника...» (Токарев 1990: 451).
В восточных горно-таёжных районах Тувы с древнейших времен проживали монголоиды, в центральных районах население было преимущественно европеоидным, хотя в его составе фиксируется небольшая монголоидная примесь (Алексеев 1984: 15). «Сегодня нельзя с уверенностью ответить на вопрос, — писал И.И. Гохман, — какой из этих компонентов, европеоидный или монголоидный, был, если можно так выразиться, местным. Привычно представление о пришлости европеоидов. Но если опираться на косвенные соображения: численное преобладание расового типа в последующие эпохи, в частности в скифское время, то пришлыми надо считать монголоидов, постепенный приток которых и привёл к формированию, на мой взгляд, в процессе метисации центральноазиатской расы» (Гохман 1980: 30). Во время работе местности Аймырлыг в Центральной Туве, где раскопано огромное количество курганов скифского времени, было обнаружено несколько погребений эпохи бронзы с инвентарем окуневского типа. В монографии «Антропология Азиатской части СССР»
(164/165)
В.П. Алексеев и И.И. Гохман писали, что черепа из этих погребений не сходны с черепами из погребений окуневской культуры в Минусинской котловине. Они долихокранны, массивны, с широким, высоким, сильно профилированным лицом и выступающими носовыми костями. «Эти черепа дают представление о выраженных европеоидах, морфологически похожих на те, которые описаны по материалам из могильника ранний Тулхар в Таджикистане» (Алексеев, Гохман 1984: 38).
Рис. I. Палимпсесты:
1, 4 — Бижиктиг-Хая в бассейне р. Хемчик; 2-3, 5 — Мугур-Саргол.
Мне неоднократно приходилось беседовать с антропологами относительно возможности определения «расовой принадлежности» антропоморфных персонажей, представленных в наскальном искусстве Саянского каньона Енисея. Специалисты уклонялись от ответа на поставленный мною вопрос. Наиболее категорична была точка зрения В.П. Алексеева, полагавшего, что определять расовый тип людей по изображениям, к тому же столь стилизованным, как рисунки на скалах, слишком рискованное дело. Вполне закономерна осторожность большого учёного. И всё же на сугубо примитивном, заведомо непрофессиональном уровне можно попытаться в первом приближении провести сопоставление некоторых личин: с одной стороны, верхнеенисейских, с другой — дальневосточных из Сакачи-Аляна в низовьях Амура. В первом случае акцент делается на нарочитой узколицести, что могло быть в какой-то мере признаком европеоидности персонажей, во втором — утрированно подчеркнуты черты, которые условно можно рассматривать как монголоидные — раскосые узкие глаза, округлый овал лица. Думаю, закономерно высказать предположение, что творцы
(165/166)
петроглифов на святилищах Саянского каньона и Бижиктиг-Хая в бассейне р. Хемчик стали в некотором роде обобщенными прототипами антропоморфных ликов, выбитых на скалах, ведь человечество зачастую творило божества по своему образу и подобию. Не исключено также, что создателями петроглифов были люди, захороненные недалеко от скал с петроглифами в безынвентарных курганах монгун-тайгинского типа могильников Чинге I, Ортаа-Хем, Куйлуг-Хем, исследованных в результате работ Саяно-Тувинской экспедиции, и в других погребальных памятниках, ещё не раскопанных. На упомянутых выше могильниках в процессе раскопок была отмечена одна и та же особенность: курганы скифского времени частично перекрывают полы насыпей курганов бронзового века. В искусстве петроглифов Тувы нашли отражение те же приёмы злокозненной магии, оказывающие воздействие на иррациональные пласты мышления человека архаической эпохи, что и в погребальном обряде. Исследователи отмечали теснейшую внутреннюю связь между искусством и магией, которая, превращая искусство в свое орудие, поднимала его значение в глазах общества (Иорданский 1982: 190).
В скифскую эпоху для пришельцев антропоморфные божества предшественников: духи-предки, духи-хозяева местности (гор, вод, скал и др.), материализованные в личинах-масках Саянского каньона, являлись персонифицированным злом, силами опасными и непредсказуемыми. Новое население, как бывает в подобных случаях, видело в них предметы, наделённые возможностью к самостоятельным действиям, и могло их опасаться (Грачева 1977: 228). Чтобы противодействовать им, обезвредить, нейтрализовать их могущество и враждебный потенциал, пришельцам надо было принять предохранительные меры, защититься магическими средствами. «Магия так же древна, как и сам род человеческий; она так же широко распространена, как и сами люди», — писал известный исследователь ближневосточных цивилизаций Оливер Герни (Герни 1987: 43). Для людей архаической эпохи предметы, наделённые действенной силой, продолжали обладать ею лишь до тех пор, пока сохраняли в неприкосновенности свою форму. Её изменение делало предмет другим, лишало прежних свойств, следовательно, и ранее присущей ему силы (Иорданский 1982: 90). «Древние вовсе не стремились к дифференциации различных сторон опыта, — писал исследователь месопотамской религии Торкильд Якобсен, — тогда как мы испытываем в этом настоятельную потребность. Для древних явления суть то, чем они кажутся, и соответственно вызывают непосредственную, не подвергаемую анализу, захватывающую всё существо ответную реакцию. Уяснив это, мы можем обнаружить наличие сходных, не допускающих анализа реакций и в самих себе. Предположим, кто-то попытался разорвать у нас на глазах фотографию любимого нами человека. Мы вряд ли сможем удержаться от гнева и негодования, вызванного не столько самим поступком (что, в самом деле, значит кусок простого картона?), сколько неясным, но предельно возмущенным чувством того, что посягательство на портрет есть в каком-то смысле и посягательством на того, кто на нём изображён. Сходным образом при сильном эмоциональном волнении такое ощущение внутреннего единства специфического содержания и специфической формы могло формировать мышление древних» (Якобсен 1995: 31-32).
Изображения божеств предназначались для того, чтобы длительное время обеспечить божественное присутствие. Повреждение или уничтожение подобного изображения лишало его таинственной, непознанной, но действенной силы. Если нужно было удалить жизнь, душу или духа из изображения, в которое он вселился, сибирские аборигены уничтожали его: стирали, как поступали, к примеру, эскимосы, или сжигали, подобно бурятам (Иванов 1954:
(166/167)
 
Рис. II. Петроглифы у подножия горы Бош-Даг: 1 — общий вид скалы; 2 — силуэтная фигура оленя.
749). Подобные магические действия можно отметить по отношению к памятникам наскального искусства в сравнительно недавнем прошлом со стороны русского духовенства. Так, в конце XIX — начале XX в. на писаной скале в бухте Саган-заба на Байкале был вырезан крест, который повредил древнюю антропоморфную фигуру. «Это, очевидно, — писал А.П. Окладников, — работа невежественных монахов Посоль-
(167/168)
ского монастыря, которые таким способом хотели нейтрализовать и уничтожить “бесовскую силу” священной в глазах бурят-шаманистов писаной скалы» (Окладников 1974: 21, табл. 8; 13). Такие же действия в отношении древних петроглифов мы наблюдаем на Бесовом носу на Онежском озере, где в XIV или в XV в. монахи Муромского монастыря выбили поверх фигуры «Беса» крест и монограмму Христа (Формозов 1969: 127). Видимо, подобная ситуация сложилась и в случае с личинами на скалах Саянского каньона. «Обезвреживание» пришельцами прежних святынь заключалось в том, что на скалах были повреждены именно семантически особо значимые петроглифы бронзового века: изображения антропоморфных личин, быков, фантастического животного с ярусной головой, домов небожителей. Выбитые поверх них фигуры на основании стилистических особенностей надёжно датируются скифским временем. Причём вновь созданные изображения не полностью перекрывали более древние, а лишь частично, как бы символизируя не полное уничтожение святынь предшественников, а лишь подчинение заключавшихся в них таинственных сил (рис. 1).
Древние петроглифы на скалах Тувы бывают подновлены — повторно забиты или затёрты. Очевидно, в сознании людей традиционных обществ, вернее, на уровне подсознания, где-то подспудно, продолжают жить осколки магических воззрений. Подновляя изображения, покрытые загаром и ставшие вследствие этого слаборазличимыми, люди пытаются активизировать скрытую в них действенную силу. В этом отношении показателен следующий случай. Высокохудожественные петроглифы у подножия горы Бош-Даг — две крупные силуэтные фигуры оленей (рис. 2, 2), были последовательно закрашены, видимо, в два приёма с интервалом в год, сначала зелёной, а затем белой краской. Этот акт, судя по почерку, совершил один и тот же человек, увековечивший на скале зелёной и белой краской даты своих посещений — 5.VII.1978 г. и 5.VII.1979 г. (рис. 2, 1). Для этого он должен был по меньшей мере достать несмываемую краску и дважды пройти неблизкий путь до этой уединённой местности. Очевидно, он считал для себя этот акт обязательным и не считался ни со временем, ни с затратами, подчиняясь, надо полагать, внутреннему древнему инстинкту и силе традиций. Как ни парадоксально, неизвестный посетитель, должно быть, местный житель, совершил этот проступок, руководствуясь, судя по всему, самыми благими намерениями — желанием отметить годовщину, хорошо памятную тувинским археологам и другим участникам Саяно-Тувинской археологической экспедиции, — день рождения Александра Даниловича Грача.
Алексеев В.П. 1984. Краткое изложение антропологии Тувы в связи с историческими вопросами. //Антропо-экологические исследования в Туве. М.
Алексеев В.П., Гохман И.И. 1984. Антропология Азиатской части СССР. М.
Герни О.Р. 1987. Хетты. М.
Гохман И.И. 1980. Происхождение центральноазиатской расы в свете новых палеоантропологических материалов. // Исследования по палеоантропологии и краниологии СССР. СМАЭ. Т. 36. Л.
Грачёва Г.Н. 1977. Традиционные культуры нганасан. // Памятники культуры народов Сибири и Севера. Сб. МАЭ. Т. 33. Л.
Иванов С.В. 1954. Материалы по изобразительному искусству народов Сибири XIX — начала XX в. // Сб. МАЭ. Т. 22. М.; Л.
Иорданский В.Б. 1982. Хаос и гармония. М.
Окладников А.П. 1974. Петроглифы Байкала — памятники древней культуры народов Сибири. Новосибирск.
Токарев С.А. 1990. Ранние формы религии. М.
Формозов А.А. 1969. Очерки по первобытному искусству. Наскальные изображения и каменные изваяния эпохи камня и бронзы на территории СССР. М.
Якобсен Т. 1995. Сокровища тьмы. История месопотамской религии. М.
|