Е.И. Деревянко
Племена Приамурья. I тысячелетие нашей эры.
(Очерки этнической истории и культуры).
// Новосибирск: 1981. 336 с.
Оглавление
Литература и источники. — 10
Хозяйство племён Приамурья. — 27
Земледелие. — 34
Скотоводство. — 44
Охота. — 47
Рыболовство и другие занятия. — 49
Металлообработка. — 52
Керамическое производство. — 62
Обработка дерева и кости. — 68
Торговля и обмен. — 72
Жилища. — 75
О некоторых бытовых обрядах и праздниках. — 110
Военное дело. — 124
Социальный строй и отношения с соседями. — 159
Духовная культура. — 176
Искусство. — 177
Религия, культы, обряды. — 199
Некоторые аспекты этногенеза. — 241
Заключение. — 273
Примечания. — 280
Список сокращений. — 331
Введение ^
Во второй половине I тыс. нашей эры на юге Дальнего Востока происходили важные социально-политические изменения, связанные с интенсивным разложением первобытнообщинных отношений и консолидацией племён, расселявшихся в бассейне Амура, на территории Приморья и частично Кореи и Маньчжурии. Одной из причин объединения этих племён была необходимость противостоять агрессии китайских династий, которые всё чаще обращали своё внимание на Корею и другие «северные земли, населённые варварами».
В центре этих событий оказались племена мохэ, представлявшие собой могущественный союз семи родственных племён: лимо, боду, аньгюйгу, фонйе, ши, черноречное, белогорное.
В конце VII в. на территории южной части Дальнего Востока (здесь и далее в книге речь идёт о советском Дальнем Востоке) и на северо-востоке Кореи образовалось государство Бохай, этническое ядро которого составляли мохэские племена — ветвь тунгусо-маньчжурских народов.
До недавнего времени сведения о мохэских племенах можно было почерпнуть только из древних китайских, корейских и отчасти японских письменных источников. Впервые этноним «мохэ» встречается в «Истории династии Северная Вэй» (IV в. н.э.). Однако летописи освещали историю этносов и их взаимоотношений фрагментарно, поэтому оставалось не ясным, как отдельные племена, например гунны или сяньби, возвышались, покоряли огромные пространства. Было время, когда сведения о них исчезали. Исчезали ли они сами? Ответить на этот вопрос на основании только летописных данных не представлялось возможным. Лишь с началом крупных и сис-
(3/4)
тематических раскопок в Северной и Восточной Азии стал накапливаться большой фактический материал по истории племён и народов этого обширного региона. Были открыты отдельные памятники, а затем целые сменяющие друг друга археологические культуры. Таким образом выявлялась более полная историческая картина развития на протяжении нескольких тысяч лет. Обобщив разрозненные факты в целостную систему, большой вклад в изучение Дальнего Востока внёс академик А.П. Окладников, который ведёт там раскопки с 1935 г. Ему принадлежит также честь открытия и первых раскопок памятников, которые он отнёс к культуре мохэ. [1] Начатую А.П. Окладниковым работу продолжили Э.В. Шавкунов, автор настоящей монографии и другие исследователи. На обширной территории Приморья и бассейна Амура были выделены памятники, имевшие несомненное сходство в керамике, орудиях труда и вооружения и классифицированные как мохэские.
В ряде работ, посвящённых ключевым памятникам второй половины I тыс. н.э., исследованным в бассейне Среднего Амура, мы останавливали внимание на духовной и материальной культуре. [2] В основном же это были публикации археологических источников без широких исторических обобщений. Накопление фактического материала позволило глубже проникнуть в имеющиеся источники, чтобы выйти из круга собственно археологических культур и подняться на следующий уровень исследований — воссоздания этнической истории. Эта возможность была подготовлена многими годами полевых исследований, поисков этнографических аналогий, привлечения письменных источников, данных антропологии, лингвистики и других наук.
Этнические признаки — это специфические черты отдельной общности, выделяющие её из всех других: общность языка, культурно-бытового уклада н этнического самосознания. Н.Н. Чебоксаров писал, что «могут существовать народы, живущие на одной территории, имеющие общую экономическую базу и говорящие на одном языке, но нет и не может быть даже двух народов с совершенно одинаковой культурой». [3]
Как известно, в культуре различают материальные предметы, созданные в процессе трудовой деятельности, её духовную сторону (знания, верования) и поведение
(4/5)
(трудовые приёмы, обычаи, обряды). [4] Все эти признаки образуют неразрывное целое, которое изучается различными науками: археологией, этнографией, антропологией, лингвистикой. Дополняя друг друга, эти науки позволяют реконструировать хозяйственную, общественную и духовную жизнь давно исчезнувших народов, установить общие и локальные закономерности каждой культуры.
«Чтобы исследовать связь между духовным... и материальным производством, — писал К. Маркс, — прежде всего необходимо рассматривать само это материальное производство не как всеобщую категорию, а в определённой исторической форме... Если само материальное производство не брать в его специфической исторической форме, то невозможно понять характерные особенности соответствующего ему духовного производства и взаимодействия обоих». [5]
У каждого этноса — свои специфические особенности в формах хозяйствования, в материальной н духовной культуре, а отсюда и в формах орудий труда, жилищ, одежды, в обрядах, памятниках и т.п. Сохранение этих этнических особенностей в течение нескольких поколений — результат этнических традиций, проявления этнического самосознания.
Поскольку в I тыс. н.э. приамурские племена соседствовали с Китаем и Кореей, тюрками и монголами, для нашего исследования мы должны привлечь археологические и этнографические материалы с этих территорий. Нельзя обойти вниманием также события, происходившие далеко, от границ мохэских племён — в степях Центральной Азии, которые повлекли за собой изменения и в этнической истории приамурских племён.
На протяжении I-VIII вв. в степях Центральной Азии сложился комплекс кочевых этносов: гунны, динлины, дунху, усуни и др. В 93 г. гунны были разгромлены сяньбийцами и раскололись на четыре ветви: первая сменилась сяньбийцами, вторая осела в Семиречье, третья ушла в Европу, четвёртая — в Китай. По пути в Китай гунны не могли, если не прямо, то опосредованно, не оказать влияния на амурские племена. Вот почему в культуре последних присутствуют элементы гуннского происхождения.
Начиная со II в. огромные массы людей пришли в движение и стали перемещаться на большие расстояния.
(5/6)
Часть сюнну, сяньбийцы, ди, цяны н другие ближайшие соседи древних китайцев постепенно занимали Средне-китайскую равнину. [6] С IV в. на севере от Китайского государства господствовали народы, возглавлявшие борьбу за независимость от Китая, которых династийные хроники называли «варварами». Но даже в периоды упадка этих «варварских» объединений китайская идеология и культура не перешагнули через Великую стену. Находки отдельных китайских вещей, например, при раскопках чжурчжэньских городищ указывают не на проникновение китайской культуры, а только на обилие военной добычи, вывезенной чжурчжэнями из Китая. Дальневосточные народы усвоили некоторые элементы китайской материальной культуры так же, как китайцы многое переняли от народов севера, но последним всегда была чужда конфуцианская ханьская идеология. На протяжении столетий своего развития амурские племена создали собственную культуру с древними традициями и глубокими корнями. Археологические исследования показали, что в недрах Дальнего Востока сокрыты свидетельства высокой материальной культуры амурских племён, их самобытного искусства, мировоззрения, отличного от идеологических систем Китая н Японии, развитого общественного строя, закончившегося образованием древнетунгусского государства Бохай, которое сдерживало агрессивные устремления Китая.
I тыс. н.э. — сложный исторический период, насыщенный большими н яркими событиями. Многочисленные миграции приводили к образованию новых этносов, многие из которых оказались нестойкими и исчезли как самостоятельные этнические единицы. Это и понятно. Известно, что сочетание более двух-трёх этносов в одном раннем государстве чаще всего приводит к его распаду и гибели. Яркий пример тому — тюркские каганаты. Более сильные тюрки не смогли долго удержать под своей властью покорённые народы, как и до этого 40 тысяч гуннов, захвативших весь Северный Китай, не смогли длительное время удерживать занятую территорию. Часть китайцев ушла на юг и смешалась с племенами мань, создав южнокитайский этнос, а часть поглотила гуннов, растворив их в своей среде. [7]
Иногда от этноса отпочковываются группы людей и меняют место жительства. Постепенно они теряют
(6/7)
связь с метрополией, смешиваются с аборигенами и образуют новые самостоятельные этносы вследствие взаимной ассимиляции первичных этнических субстратов. [8] В других случаях этносы и при миграциях сохраняют многие свои черты, которые и отличают их от этносов-аборигенов. И те, и другие процессы особенно характерны для предклассовой и раннеклассовой эпох с их частыми миграциями и бурным этнообразованием, приводившими к сложению многих новых этнических общностей. [9]
Специалисты обычно выделяют несколько вариантов этнических контактов: 1) сосуществование, 2) ассимиляция, 3) метисация, 4) консолидация. Для того чтобы глубже проследить вариативность этнических процессов у амурских племён, рассмотрим несколько основных аспектов истории народов бассейна Амура в I тыс. н.э.: экономический, социальный, политический и в заключение собственно этнический.
Подобная попытка исследования племён Приамурья предпринимается впервые. Для решения поставленной задачи мы отбирали только тот фактический материал, который имеет непосредственное отношение к поставленной проблеме. Это, помимо обширных археологических материалов, прежде всего данные антропологии и этнографии коренных амурских народов, а также данные письменных источников, но вопрос с ними сложнее.
Как уже упоминалось, археологические памятники, положенные в основу настоящего исследования, со времени появления трудов А.П. Окладникова традиционно связываются с именем мохэ. Это делается на основании единства большого количества поселений, городищ и могильников по многим индикаторным компонентам, что позволяет выделить их в единую культуру (имеющую, естественно, и локальные варианты) с учетом обширных географических границ и широкого, в несколько веков, хронологического диапазона их истории. В свою очередь, многие важнейшие элементы материальной и духовной культуры племён мохэ можно отождествить с теми, которые отмечаются письменными источниками у них. Приведённые в летописях границы расселения мохэских племён и распространение памятников, выделенных А.П. Окладниковым и относимых им к этим племенам, частично совпадают. И хотя дискуссия по этому вопросу окончательно не исчерпана и в дальнейшем потребуются новые
(7/8)
материалы, свидетельствующие в пользу данной точки зрения, нынешнее состояние изученности проблемы делает правомерным поиск в указанном направлении.
Собранный и описанный материал интерпретирован под тем углом зрения, который продиктован постановкой проблемы. Археологические, антропологические, фольклорные, исторические, этнографические материалы с использованием сравнительно-исторического метода позволяют точнее выявить те мохэские этнические компоненты, которые вошли в состав будущей тунгусской народности.
Этническая история не копирует этапы социального развития и для её воссоздания надо исследовать многое: природную среду, социально-экономическое и культурное развитие, а также культурные контакты. Многое в этом отношении дает сравнительно-исторический, особенно историко-типологический, метод.
Историко-типологическое изучение отличается от формально-сопоставительного тем, что предусматривает обозрение объектов изучения не только в их временном сосуществовании или последовательности, не только в однолинейном плане их генетической преемственности и эволюции от простого к сложному, но и на разных исторических уровнях, выражающих качественно различные этапы социально-экономического развития общества. При таком изучении устанавливается историческая однотипность или разнотипность (даже внешне похожих друг на друга) социальных организмов, независимо от того, сосуществуют они хронологически или нет. [10]
Поставленные вопросы невозможно решить также без привлечения этнографических аналогий, тем более, что древние племена, оставившие археологические памятники, генетически и исторически связаны с современными аборигенными народами Амура. Только привлекая подобные этнографические аналогии, а также аналогии с сопредельных территорий, можно сравнительно легко вычленить элементы культуры, воспринятые от других общностей. Этнографические аналогии, как и аналогии вообще, должны основываться на возможно большем количестве возможно более существенных признаков или свойств. [11] Поэтому мы придерживались и определённых пространственно-временных координат. Хотя в ряде случаев нам приходилось отвлекаться от основной темы исследования,
(8/9)
но это сделано лишь в той мере, в какой оказалось необходимым для решения поставленных проблем.
Конечно, не все вопросы, связанные с этими проблемами, решены в предлагаемой монографии. Однако автор её надеется, что книга представляет собой определённый шаг вперед в обобщении накопленного материала.
Автор благодарен сотрудникам сектора истории первобытного общества Института этнографии АН СССР, сектора археологии и этнографии Института истории, филологии и философии СО АН СССР за помощь и советы, а также своим неофициальным рецензентам В.П. Алексееву, А.И. Першицу, В.А. Шнирельману (Ин-т этнографии), С.В. Глинскому, А.И. Мазину (Ин-т истории). Особую признательность автор выражает своему учителю академику А.П. Окладникову.
Примечания (с. 280) ^
Введение
[1] Окладников А.П. Далёкое прошлое Приморья. Владивосток, 1959; Окладников А.П., Деревянко А.П. Далёкое прошлое Приморья и Приамурья. Владивосток, 1973.
[2] Деревянко Е.И. Мохэские памятники Среднего Амура. Новосибирск, 1975; Она же. Троицкий могильник. Новосибирск, 1977.
[3] Чебоксаров Н.Н. Проблемы типологии этнических общностей в трудах советских учёных. СЭ, 1967, № 4, с, 99.
[4] Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. М.. 1973, с. 10-46.
[5] Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд, т. 26, ч. I, с. 279.
[6] Крюков М.В., Малявин В.В., Сафронов М.В. Китайский этнос на пороге средних веков. М., 1979, с. 3.
[7] Гумилёв Л.Н. Хунны в Китае. М., 1974, с. 46-51.
[8] Итс Р.Ф. Введение в этнографию. Л., 1974, с. 43-46.
[9] Бромлей Ю.В. Этнос и этнография, с. 156-157.
[10] Маркарян Э.С. Об основных принципах сравнительного изучения истории. ВИ, 1960, № 7, с. 22-23; Першиц А.И. К проблеме сравнительно-исторического синтеза. Народы Азии и Африки, 1980, № 4, с. 70-82.
[11] Першиц А.И. Этнография как источник первобытно-исторических реконструкций. В кн.: Этнография как источник реконструкции истории первобытного общества. М., 1979, с, 34.
|