А.В. Давыдова
Иволгинский комплекс (городище и могильник) —
памятник хунну в Забайкалье.
// Л.: Изд-во ЛГУ, 1985. 111 с.
Введение
В конце III в. до н.э. в степях Монголии сформировался союз племён, возглавленный кочевниками
хунну. В короткое время они покорили своих соседей, в сферу их влияния попали народы
Забайкалья, Минусинской котловины, Тувы, Алтая, В течение двух столетий хунну
решали судьбы многих народов Центральной Азии, оставив заметный след в их
истории и культуре. Они создали здесь первое политическое образование, ставшее
прообразом для более поздних кочевых государств (тюрков, монголов). Отдельные
элементы культуры хунну получили широкое распространение — проникли в Южную Сибирь,
Среднюю Азию и на запад до Восточной Европы.
Значительное увеличение археологических материалов, полученных
в последнее десятилетие в Туве, на Алтае, в Минусинской котловине, в лесостепи
Западной Сибири вновь с особой остротой поставило вопрос о влиянии хунну на
археологические культуры в этих регионах в последние века до н.э. и на рубеже
н.э. В поисках ответа на вопросы, связанные с истоками сложения новых культур
как гунно-сарматского, так и древнетюркского времени, исследователи всё чаще
обращаются к археологическим материалам хунну.
История и культура хунну являются предметом пристального
внимания со стороны всех исследователей, изучающих общие проблемы кочевых народов.
Начало изучения хунну было положено в конце II в. до н.э. их современником Сыма
Цанем, а в европейской науке — французскими миссионерами в первой половине XVIII в. За прошедшее
с тех пор время по этому вопросу опубликованы сотни книг и статей. Однако на
протяжении двух столетий исследователи основывались исключительно на
толковании одних письменных источников, бесспорно важных, но всё же не дающих всесторонней
характеристики хуннского общества.
(3/4)
Внимание учёных привлекали главным образом политические
события истории хунну, но никто из них не анализировал проблемы хозяйства в
обществе хунну, вопросов материальной культуры. Во многом это было обусловлено
ограниченностью и спецификой письменных данных о хунну. Существенно расширить
круг источников могли лишь археологические материалы, которые следовало искать
на территории, заселённой хунну в течение нескольких столетий.
Письменные источники достаточно четко определили местопребывание
хунну в степях Монголии и Южного Прибайкалья, столь же определенно они
указывали время существования их военно-политического союза — конец III в. до н.э. — I в. н.э. Археологи открыли на
этой территории ряд могильных памятников, связанных между собою культурным
единством, определяемых временем II в. до н.э. — I в. н.э. (их стали отождествлять
с памятниками материальной культуры легендарных хунну).
Первые раскопки этих памятников были предприняты в конце
XIX — начале XX в. Ю.Д. Талько-Гринцевичем. В
заросших лесом глухих падях и на песчаных выдувах в долине р. Селенги и на её
притоках он обнаружил многочисленные могильники, многие из которых были им
исследованы. Благодаря энергии и самоотверженности Ю.Д. Талько-Гринцевича был
накоплен значительный вещественный материал, имеющий большое научное значение.
В 1924 г. археологические материалы по хуннским могильникам
были существенно дополнены сенсационными раскопками княжеских захоронений
рубежа н.э., открытых экспедицией русского путешественника П.К. Козлова в
местности Ноин-Ула, в Северной Монголии [30; 85].
Исследования в Ноин-Уле привлекли внимание к хуннским памятникам
и возродили интерес к истории этого древнего кочевого народа. За ними
последовали археологические работы Г.П. Сосновского, который в 1928-1929 гг.
раскопал ряд могил в Ильмовой Пади и пришел к выводу об одновременности захоронений
хунну в Ильмовой Пади и Ноин-Уле (с обрядом погребения, подтверждающим сведения
древних летописей о похоронном ритуале хунну) [60, с. 65-66].
Материалы из курганных могильников хунну были дополнены
П.Б. Коноваловым, который в 1965-1972 гг. раскопал несколько могил в
могильниках Ильмовой и Черёмуховой Падей [32].
Археологические исследования памятников хунну ведутся на
территории Монголии и в настоящее время. С хунну связан значительный период в
истории Монголии с V-IV вв. до н.э. до начала II в. н.э.
— время разложения первобытнообщинного строя и сложения первого на территории
Центральной Азии кочевого государственного образования. Центром обшир-
(4/5)
ной державы хунну была территория нынешней Монголии, и именно здесь расположено и наибольшее количество памятников хунну, известных сейчас науке.
Монгольскими учёными накоплен значительный материал,
который позволил сделать ряд новых выводов об общественном строе хунну и
хронологии их памятников, нашедших отражение во второй главе докторской диссертации Н. Сэр-Оджава [64, с. 14-16].
Из числа публикаций на эту тему следует отметить
работу Доржсурена, в которой автор предпринял попытку систематизировать все
археологические данные по северным хунну [80]. Ценные материалы были получены
совместными усилиями монгольских и венгерских учёных [26, с. 367-372; 28, с. 92 сл.; 52, с. 43-53; 75, с. 231-247].
Археологические материалы, полученные раскопками памятников
хунну, позволили отвергнуть прежние представления об их культуре, как об
однообразно примитивной культуре варваров-кочевников, не имеющей собственного
лица. Именно археологические материалы дали возможность увидеть в этой культуре
разноплановые, сложные по происхождению и проявлению компоненты и значительно
более высокий, чем это представлялось ранее, уровень культуры.
Письменные источники характеризуют хунну как кочевников,
занятых преимущественно скотоводством: вся их жизнь была связана с выпасом
стад, содержавшихся в течение круглого года на подножном корму [71, 1968, с. 34, 46].
По мере накопления источников по истории и культуре
хунну умножались и усложнялись те проблемы, которые ставило исследование их
роли в истории Центральной Азии. Одними из наиболее важных и сложных проблем
истории не только хунну, но и других народов Центральной Азии является вопрос о
характере развития кочевого хозяйства и о взаимоотношениях кочевников и
земледельцев. Центральную Азию не без известных оснований считали областью
безраздельного кочевничества. Эта традиционная точка зрения отрицала какую бы то
ни было роль земледелия в хозяйстве кочевых народов.
В последнее время, в связи с новыми археологическими исследованиями,
накоплен большой материал, позволяющий внести определенные коррективы в
укоренившиеся представления о Центральной Азии как о сплошном кочевом массиве.
Нет оснований отрицать, что кочевое скотоводство представляло ведущую линию
развития народов Центральной Азии. Но бесспорно сейчас и другое: осёдлость и
земледелие нельзя полностью исключить из жизни центральноазиатских кочевников,
они были существенным фактором в сложении их культуры. Выяснение характера и
форм взаимоотношений осёдлого и кочевого начал должно стать темой специального
исследования. В значительной степени возможность таких изысканий зависит
(5/6)
от новых археологических поисков. Исключительный
интерес для решения этой важной проблемы представляют материалы хуннских
поселений. В Забайкалье к ним относятся — укрепленное Иволгинское городище,
поселения у с. Дурёны на р. Чикое и у с. Енхор на р. Джиде. Подобные памятники
открыты и на территории Монголии: более 10 городищ в Центральном, Хентейском,
Архангайском и Булганском аймаках, выявлены также и неукрепленные поселения
хунну [52, с. 44; 28, с. 92 сл.; 73, с. 506-507]. В настоящее время обнаружено около 20 поселений хунну.
Систематические археологические работы начаты экспедицией
кафедры археологии Ленинградского университета на поселении у с. Дурёны [14,
с. 55-59], но представление об осёдлых поселениях хунну дают именно материалы
Иволгинского городища, на котором вскрыта значительная площадь (около 7000 кв.
м) и обнаружены многочисленные жилища, производственная мастерская, большое
количество самого разнообразного материала, дающего представление о различных
сторонах жизни его обитателей, и о развитом и многостороннем хозяйстве.
Комплекс Иволгинского городища, дополненный материалами раскопок поселения у
с. Дурёны, позволяет исследовать важнейший для центральноазиатской истории
вопрос о взаимоотношениях кочевого и оседлого начал. Эти материалы показывают культуру хунну во всей её сложности.
Первым, кто осмотрел Иволгинское городище, был В.В. Попов,
который в 1927 г. производил разведки совместно с В.П. Дуненко и А.Ф.
Кобылкиным. Перу В.В. Попова принадлежат и первые строки об этом памятнике,
который он, однако, не считал хуннским [51, с. 45-46].
Открытие богатых курганов в Ноин-Уле, как уже отмечалось,
привело к значительному оживлению интереса к памятникам Забайкалья. Стала
очевидна роль археологических материалов этого района. В 1928-1929 гг.
Монгольская Комиссия АН СССР по инициативе Бурят-Монгольского научного общества
организовала археологические работы на территории Бурят-Монгольской АССР под
руководством Г.П. Сосновского с целью обследования долины р. Селенги.
С именем Г.П. Сосновского связан целый этап исследований
археологических памятников Забайкалья. Г.П. Сосновскому принадлежит ряд работ,
в которых он обобщил результаты собственных полевых исследований, а также
подверг анализу материалы Ю.Д. Талько-Гринцевича и Г.Ф. Дебеца (поселения у с.
Дурёны). Во время экспедиции 1928-1929 гг. Г.П. Сосновский впервые приступил к
раскопкам Иволгинского городища, где им было исследовано три жилища типа полуземлянок
[59, 1934, с. 150-156]. Анализируя материалы этого поселения, а также поселения
у с. Дурёны [61, с. 35-39], Г.П. Сосновский пришел к выводу о полукочевом укладе хо-
(6/7)
зяйства хунну [59, с. 156], который обстоятельно
изложен им в ряде неопубликованных работ [2, ф. 42, д. 233] и в большой рукописи
«Гуннские памятники Забайкалья» [2, ф. 42, д. 219], В последней работе он
систематизировал все материалы, накопленные к тому времени рядом исследователей.
После работ Г.П. Сосновского в археологических исследованиях
хуннских памятников Забайкалья наступил длительный перерыв. В 1949 г. по
инициативе А.П. Окладникова в составе Бурят-Монгольской археологической
экспедиции Бурят-Монгольского научно-исследовательского института культуры и ИИМК
АН СССР был организован Иволгинский отряд под руководством В.П. Шилова, который
в 1949-1950 гг. предпринял новые большие раскопки Иволгинского городища, заложив
там 18 раскопов, где были выявлены остатки железоплавильной мастерской и 22
жилищ, в том числе большое, принадлежавшее, видимо, «правителю» поселения.
Материалы этих раскопок существенным образом пополнили
данные Г.П. Сосновского и показали, что это было оседлое поселение с развитым
хозяйством: скотоводством, земледелием, ремеслами (кузнечным, гончарным, костерезным) [18, с. 94-116].
В 1955 г. после четырёхлетнего перерыва экспедиция
Бурят-Монгольского научно-исследовательского института культуры возобновила
раскопки на городище под руководством автора. В 1955-1956гг. отряд смог
заложить ещё 7 раскопов, на которых было открыло 2 жилища и яма-канава длиной более 29 м.
Начиная с 1958 г. методика раскопок была изменена,
работы планировались с расчётом на полное изучение всей площади городища в
течение ряда лет. Такая методика позволяет получить представление о характере
всего поселения, а не только об отдельных его участках. В течение пяти полевых сезонов (1958-1959, 1961-1962, 1974 гг.) в юго-западной части городища полностью был исследован участок более 7000 кв. м (рис. I, II, III).
Изменение методики раскопок позволило выявить материал, который дал
возможность более полно и объективно оценить значение городища не только как
военного форпоста, но и как ремесленно-земледельческого центра. Выяснилось,
что культурный слой занимает всю площадь городища и насыщен остатками различных
строительных сооружений, нередко прорезающих друг друга. Установление разновременности
сооружаемых на одном и том же месте жилых и хозяйственных комплексов привело к
убеждению, что городище существовало в течение более длительного времени, чем
можно было первоначально предположить. Раскопки также показали, что жилища
располагались и там, где к моменту раскопок не сохранилось никаких внешних
признаков, указывающих на их местоположение.
(7/8)
Материалы раскопок городища опубликованы лишь частично
[18, с. 94-116; 19, с. 193-201; 8, с. 241-269; 9, с. 71-78; 10, с. 143-169; 45,
с. 447-449; 46, с. 41-44; 24, с. 30-35]. Итоговые таблицы различных групп
археологического материала опубликованы в Венгрии [79, с. 225-238].
В 1956 г. в 440 м к северу от городища на песчаных
выдувах у р. Иволги был открыт синхронный Иволгинскому городищу могильник,
где экспедицией кафедры археологии Ленинградского университета (1956, 1963, 1966-1967, 1970 гг.) было исследовано 216 грунтовых могил (рис. I, IV). Археологический
материал могильника дополняет коллекции городища не. только серией
замечательных вещей, но и дает возможность для реконструкции социальных
отношений населения городища [15. с. 132-142].
Городище и могильник составляют единый комплекс, огромные
материалы которого свидетельствуют о сложной структуре комплексного хозяйства
хуннского общества, характере погребального обряда его осёдлой части. Ценность
Иволгинского комплекса — городища и могильника — для понимания культуры хунну
исключительна. Наша работа посвящена анализу результатов раскопок Иволгинского городища и могильника.
Понимая решающее значение Иволгинского комплекса (городища
и могильника) для характеристики культуры хунну, всё же следует подчеркнуть,
что основные памятники хунну, расположенные на территории МНР, ещё ждут
исследования и полное представление об этой сложной интересной культуре будет
получено только после их изучения.
Настоящая работа выполнена при содействии коллектива работников
разных специальностей. При камеральной обработке материалов автор пользовался
чрезвычайно ценными консультациями М.П. Грязнова. Исследование антропологического
материала выполнено И.И. Гохманом, палеозоологического — В.И. Бибиковой, В.Е.
Гаруттом, К.Б. Юрьевым. Минералогические определения сделаны сотрудником
кафедры минералогии Ленинградского университета Г.А. Ильинским. Сотрудники
института растениеводства М.М. Якубцинер, А.Я. Трофимовская произвели
определение зерен ячменя, проса и пшеницы, обнаруженных при раскопках.
Вся трудоёмкая работа по изготовлению иллюстраций выполнена
сотрудником кафедры археологии университета Л.С. Кухаревой. Наиболее сложные
фотоработы производились в фотолаборатории ЛОИА АН СССР М.Г. Агоронян и М.В. Казанковой.
В течение всех полевых сезонов Иволгинскому отряду оказывало
помощь руководство Бурятского научно-исследовательского института культуры —
Г.Н. Румянцев, А.К. Золотоев, Ц.Б. Цыдендамбаев.
(8/9)
Всем товарищам, принимавшим участие в выполнении настоящей
работы, автор приносит глубокую благодарность, ибо без их труда и поддержки
интереснейшие материалы Иволгинского комплекса вряд ли могли быть обработаны.
Особую благодарность автор приносит студентам Улан-Уденского
педагогического института, силами которых в 1955-1962 гг. были произведены все
земляные работы по разборке остатков древнего городища, а также студентам кафедры
археологии Ленинградского университета, принимавшим участие в исследовании Иволгинского могильника.
|