главная страница / библиотека / обновления библиотеки
Г.И. БоровкаБронзовый олень из Ульского кургана.// Изв.РАИМК. Т. II. Пб: 1922. С. 193-203; табл.
Издаваемая бронзовая фигурка оленя была найдена в кургане n°2 близ Ульского аула, Кубанской области, раскопанном Н.И. Веселовским в 1909 г. По указаниям Отчёта о раскопках 1 [1] фигурка была найдена в человеческой могиле и принадлежит к бронзовому котлу, ручкой которого она некогда служила; к Отчёту приложено маленькое автотипическое изображение предмета. К этому сводятся все данные и вся литература об этом памятнике, хранящемся до сих пор в складе древностей Академии Истории Материальной Культуры, между тем как он вполне мог бы занять
1.
почётное место в любом музее. Не говоря уже о том, что эти сведения очень незначительны, следует прежде всего отметить, что издание памятника в Отчёте не только не удовлетворительно, но и искажает в сильной степени эту прекрасную фигурку. Поэтому тут она воспроизведена в натуральную величину по новой фотографии, изображающей её в правильном положении с двух сторон (тбл. XV); рис. 1 намечает реконструкцию этой не вполне сохранившейся фигурки 2. [2]
Длина фигурки от конца стержня под передними копытами до хвоста 24,2 см., от передних копыт до края обломанных задних ног 22,8 см.; высота от передних копыт до основания рогов 15 см.; длина стержня под передними копытами 1,6 см. Фигурка бронзовая, литая; детали глаз, ноздрей, рта, на копытах и около хвоста пройдены резцом. Олень был представлен скачущим, с отставленными назад задними и выставленными вперёд передними ногами; пары конечностей строго параллельны. Голову он повернул назад, так что рога выступают прямо вперёд. Под передними копытами находится маленький стержень, отлитый вместе со всей фигурой и приставленный приблизительно
2.
вертикально к нижней плоскости копыт. Не сохранились задние ноги ниже бёдер и обломаны рога и концы ушей. Заметно повреждение на левой стороне нижней губы. На фотографии, снятой в 1909 г., рога видны были ещё полностью 1; [3] ныне от левого рога сохранился лишь кусок до первого разветвления, конец которого также уже обломан, а от правого лишь основание.
Обращает на себя внимание хорошее исполнение фигурки. Весьма тщательно проведена моделировка туловища, на котором ясно выделены разграниченные друг от друга плоскости отдельных частей его: лопаток, бёдер, грудной клетки и нижней челюсти. Контур очень ясный и уверенно обрисованный. Отчётливо выделяются суставы на ногах, их соединение с туловищем, бугорок над лопатками, выступ на хребте над задними ногами, и особенно хорошо сделана голова с заостряющейся мордой и несколько выступающими из контура глазами. Своеобразно трактована шея: на ней видны как бы четыре желобка, которые особенно глубоки на внешней, обращённой вперёд её стороне, так что её контур не округлый, а представляет трижды ломанную линию.
На стержне под копытами с боковых, более узких сторон видны рубцы, а передняя и задняя его плоскости гладки и несколько более широки. Стержень приставлен не совсем вертикально, а с маленьким наклоном в правую сторону оленя. Ноги оленя находятся не строго в оси туловища. Как передние, так и задние ноги несколько отогнуты в левую сторону оленя, как это показано на рис. 2, изображающем фигурку снизу.
В Отчёте о раскопках сказано, что фигурка оленя служила ручкой котла. Размеры фигуры вполне подходят для такого назначения. Видно также, как хорошо она могла бы служить ручкой, как удобно она приходилась бы по руке несущему котёл. Бронзовые котлы составляют почти непременную часть инвентаря скифских гробниц, и поэтому вполне допустимо, что в гробнице, из которой происходит олень, был поставлен котёл, сломанный, может быть, при обвале могилы или при её разграблении. Следует отметить, что олень был найден в человеческой могиле, т.е. именно той части архаического склепа, в которой и должен был
3.
находиться котёл. Ручки таких котлов часто, особенно в архаическое время, делаются в виде фигурок животных, чаще всего козлов. На рис. 3 изображена такая ручка 1; [4] здесь видно также, что и способ прикрепления ручки к котлу при помощи стержня, продетого через выступающий край котла и приклёпанного к внешней поверхности его стенки, был, очевидно, тот же, что и на котле с нашей фигуркой оленя. В описании фигурки было уже указано, что стержень тут несколько наклонён в правую сторону оленя, что соответствует форме выпуклой стенки котла. Рубцы на этом стержне, по всей вероятности, должны были его прочнее связать с краем котла, в который он был впущен. Наконец, уже отмеченное мною обстоятельство, а именно уклон ног оленя, как задних, так и передних в левую его сторону (см. рис. 2), определённо указывает на то, что наша фигурка была прикреплена на изогнутом, а не прямом, основании. Большой диаметр этой изогнутой линии, данный поло- жением ног оленя, вполне соответствует форме скифских котлов, край которых часто образует не круг, а овал, причём обе ручки сидят на длинных сторонах овала. Всего вышеприведённого, полагаю, будет достаточно для того, чтобы убедиться в основательности показаний Отчёта, говорящего, что наш олень служил ручкой котла. И даже то, о чём речь будет дальше, — что он является изделием не скифским, а греческим, не может изменить положения дела, ибо котёл из кургана Синельникова 1 [5] с прекрасным чисто греческим фризом пальметок доказывает, что иногда такие скифские котлы выделывались греческими мастерами.
В том, что наша фигурка оленя — изделие греческое, меня убеждают следующие соображения. На рисунке в Отчёте олень представлен в неправильном положении. На нашем рисунке (рис. 1), дана реконструкция задних ног и видно, как была задумана фигура. Ясно, что стержень под передними ногами должен был быть укреплён в более или менее вертикальном положении, и если поставить оленя соответственно этому на горизонтальную поверхность, то окажется, что он и задними ногами должен был касаться этой поверхности.
В таком положении всё тело его получает очень характерный наклон вперёд, который определяет всю композицию и сразу даёт нам в руки ключ к пониманию памятника. Во вполне соответствующем положении постоянно изображаются на так называемых милетских или родосских вазах скачущие козероги 2. [6] Обыкновенно тут их го-
ловы обращены вперёд, но встречаются также и обёрнутые назад головы. Стоит только сравнить рис. 4 (с одного фрагмента горлышка «милетской» вазы, найденной на юге России) 1, [7] чтобы убедиться, что более полную аналогию трудно себе представить. На обоих памятниках совершенно совпадают и положение всей фигуры и поворот головы и направление выставленных вперёд рогов. Ещё большее соответствие в стиле мы заметим между нашим оленем и рисунком козерога на знаменитой керченской энохое (рис. 5) 2, [8] более тонком и изящном, чем в предыдущем примере. Отличие ограничивается только различным положением головы, обращённой на вазе прямо вперёд. Зато весь характер контура, пропорции удлинённого тела и общего его положения совпадают вполне. Особенное внимание обращает на себя тот же наклон и изгиб туловища, его утончение к бёдрам, крупные размеры бёдер и ясное выделение всей задней части туловища. Тот же самый вкус сказывается в тонких и уверенно нарисованных ногах и в изящном изгибе шеи. Положение головы нашего оленя, при правильной постановке его — смотрящей несколько вверх, вполне соответствует голове козерога на фрагменте из Болтышки (рис. 4). Отмеченное полное соответствие даёт точное определение для нашего памятника. Обе упомянутые вазы датируются Фармаковским 3, [9] в согласии с Kinch’oм 4, [10] концом второго периода ваз этой техники, т.е. третьей четвертью VII в. до Р.X. Наш олень сделан, может быть, несколько позднее, так как наклон тела у него, повидимому, был несколько сильнее, что является в развитии стиля «милетско-родосских» ваз признаком сравнительно более позднего времени. К концу существования этого стиля мотив вырождается и выступает в преувеличенной форме, как, например, на вазе, изданной Фармаковским 5 [11]: она относится уже к первой половине VI в. 6, [12] так что для нашего оленя вероятнее всего дата немного более поздняя, чем 600 год, хотя может оказаться, что после подробного исследования местных условий древнего Юга России, не будет исключена и ещё более поздняя датировка.
Вполне ясно также, что наша фигурка оленя представляет собою произведение греческого мастера, принадлежащего к художественной школе, стоявшей в теснейшей связи с школой так называемых милетских или родосских ваз. В этом надо усматривать существенное значение нашего памятника: мы впервые узнаём, что художественное направление этих ваз отразилось не только в гравировке по металлу, примером чего может служить известная бронзовая чаша из собрания Тышкевича 1, [13] но также и в скульптуре. Очевидно,
6.
роль этого направления в развитии архаического греческого искусства была очень значительна 2. [14]
Интересно, однако, ещё одно обстоятельство. Мы до сих пор сравнивали нашего оленя только с изображениями козерога. И это не случайно: мне неизвестны изображения оленей в подобной позе на милетско-родосских вазах. Редкий пример представляет собою рис. 6, но дело в том, что он воспроизводит обломок из Эфеса, от блюда местного изготовления 3. [15] Очевидно, в Эфесе существовала мастерская, подражавшая так называемым милетско-родосским вазам. Можем ли мы приписать появление мотива скачущего оленя с обёрнутой назад головой именно этому обстоятельству, остаётся, 7.
конечно, при ограниченности материала неизвестным, но во всяком случае, это совпадение с мотивом нашего оленя интересно отметить. Однако, есть маленькая разница между ними. Положение рогов на эфесском обломке иное: они расходятся от головы в обе стороны. В этом отношении ближе к нашему оленю стоит изображение на ионийском блюде из Vulci в Bibliothèque Nationale (рис. 7) 1. [16] Положение головы и рогов вполне тожественное. Общий мотив всей фигуры тоже весьма сходен, но на блюде олень не прикасается передними ногами к почве; кроме того шея гораздо короче, что отчасти, может быть, объясняется недостатком места, предоставленного художнику размерами фриза на блюде, частью композиции которого является олень; в остальном изображение его всё же близко к нашему бронзовому оленю. Особенно интересно, что передний контур шеи представляет ломанную линию. Как раз эту последнюю черту, трактовку шеи, странную особенность которой мы отметили выше и в описании нашего оленя, мы находим повторённой на изображении настигнутого львом оленя на бронзовой колеснице из Monteleone (рис. 8) 2. [17] Здесь совпадает не только положение головы и рогов (при несколько ином мотиве всей фигуры), но и обратившее на себя наше внимание поперечное деление шеи; оно на нашем скульптурном олене передано желобками, на гравированном на колеснице изображении
8. (Открыть в новом окне)
пересекающими шею поперёк линиями 1. [18] Видно также, несмотря на повреждение, что и тут передний контур шеи не образует плавную изогнутую линию, как на «милетско-родосских» вазах, а также, как на бронзовом олене, эта линия трижды сломана. Эту аналогию важно было отметить именно потому, что эта черта не повторяется на тех вазах, с которыми мы до сих пор сопоставляли нашего оленя. Черта эта говорит о том, что в нём есть чуждые этому кругу памятников элементы; она его роднит, напротив, с последними привлечёнными для сравнения памятниками.
Бронзовую колесницу из Monteleone Furtwängler признал не без основания изделием ионийского мастера, работавшего в Этрурии, по всей вероятности, выходца из Фокеи 2. [19] Блюдо в Bibliothèque Nationale Margret Heinemann 3 [20] отнесла к группе так называемых «понтийских» ваз, впервые обработанных Dümmler’ом 4. [21] Furtwängler высказал предположение, что эти вазы принадлежат мастерам той же самой школы, что и колесница из Monteleone 5. [22] К этой школе относятся и ювелирные изделия, а именно группа золотых и серебряных архаических перстней, у которых украшение сделано простой гравировкой по гладкому щиту 6. [23] Локализация этого художественного круга именно в Фокее пока остаётся ещё гипотезой 7, [24] но весьма вероятной, хорошо объясняющей массовое появление памятников этого круга в Этрурии, в виду засвидетельствованной историей эмиграции граждан этого города к Адриатическому и Тиренскому морям. В нашей связи она во всяком случае, способна обратить на себя внимание, ибо точки соприкосновения с памятниками этого круга наблюдаются на предметах, найденных на Юге России неоднократно, и наш олень в этом отношении не стоит особняком.
В качестве другого примера я приведу памятник, который исполнен в той же технике, как некоторые из вышеприведенных ионийских архаических перстней. Это келермесское зеркало 1. [25] Оно серебряное; рисунок, украшающий его, сделан исключительно резьбой, причём применена техника покрытия серебра тонким золотым листом 2. [26] На зеркале замечается такое же родство с памятниками круга «понтийских» ваз, с одной стороны, и кругом «милетско-родосских» ваз, с другой стороны. Сцена боя быка со львом,
9.
воспроизведённая на рис. 9, проявляет большое сходство с той же сценой на фризе с колесницы в Monteleone (рис. 8). В обоих изображениях лев одной задней ногой стоит на земле, а другую поставил на лоб быка — деталь показательная, ибо она встречается редко. Кроме того у обоих львов обозначена более длинная шерсть на хребте перед хвостом 3. [27] Сидящий грифон, изображённый в другом месте на келермесском зеркале, (рис. 10) находит себе наиболее близкую аналогию в изображениях, подобных грифонов на «милетско-родосских» вазах (ср. рис. 11) 4. [28]
Указанные черты, роднящие нашего оленя с обоими вышеназванными художественными кругами, и то, что он является, как выше было указано, по всей вероятности, изделием местным, приводит к следующим соображениям. Олень был найден в кургане близ Ульского аула, т.е. в глубине Кубанской области. Несомненно, что он был сделан не там, где был найден, а в греческой колонии на побережьи, так как это — работа греческого мастера. Из всех прибрежных городов больше всего подходит, конечно, Фанагория, лежащая около устья Кубани и бывшая самым значительным поселением греков в Прикубаньи, конкурировавшим успешно, в особенности в более древнее время, с Пантикапеем. Фанагория же была колонией Теоса, а не Милета, как почти все остальные греческие
поселения на Чёрном море. Город Теос тоже принадлежит к северно-ионийским городам, также как и Фокея; с Фокеей у Теоса должны были быть тесные связи, особенно в раннее время, что доказывается качеством металла древних его монет, равным Фокейским 1. [29] С другой стороны, Теос лежит в непосредственной близости к Эфесу, где, как мы видели, существовала мастерская, подражавшая «милетско-родосским» вазам.
Таким образом, олень Ульского кургана может подсказать нам предположение, что в Фанагории работали греческие мастера, принадлежавшие к северо-понтийской художественной школе, стоявшей, вероятно, и связи с Фокеей, чем объяснились бы совпадения между найденными на юге России и в Этрурии предметами. Это остаётся, конечно, пока только предположением, но оно сильно подкрепляется фигурой нашего оленя.
Вопрос о греческих художественных мастерских в Фанагории, особенно в архаическое время, должен быть, конечно, рассмотрен специально в более широкой связи, с привлечением всего материала. Однако, и того, что даёт изучение нашего оленя, пожалуй уже достаточно для обоснования постановки этого вопроса.
Но всяком случае, этот вопрос важен и для понимания греческих произведений, найденных на Юге России, особенно в Прикубаньи, и для истории развития местного звериного стиля и, наконец, для истории греческих колоний на Юге России, особенно для начальной истории Боспорской области и взаимоотношений и конкуренции Пантикапея и Фанагории. Пантикапей выдвигается заметно лишь в V в., очевидно, благодаря захваченной им в свои руки торговле с Меотидой и идущим через неё (Танаис — колония Пантикапея) сношениям с восточными областями, между тем как значение Фанагории основывалось на богатстве Прикубанья, легче ей доступного и доступного именно ей одной, так как греческие поселения на побережьи нынешней Черноморской области могли иметь значение только для ближайших окрестностей, за неимением водных сообщений со степной областью, от которой большую часть их отделяет, кроме того, ещё горная полоса. Роль Фанагории в архаическое время должна была быть очень значительной.
Здесь не место излагать причины, по которым первенство впоследствии должно было перейти к Пантикапею, хорошо нам известному и по письменному преданию, освещающему более поздние времена и столь скудному в отношении начальной истории греческих колоний на Юге России. От дальнейшего исследования археологического материала мы можем ожидать много интересных и важных открытий, которые помогут нам воскресить утраченные преданием судьбы первоначальной эллинизации нашего края, приведшей к тому, что он стал частью классического мира.
[Таблицы — вклейка в конце тома.]
XV. Бронзовый олень из Ульского кургана.
[1] 1 ОАК, 1909-1910, 149.[2] 2 Рисунки к этой статье сделаны автором.[3] 1 ОАК, 1909-1910, рис. 212.[4] 1 Котёл происходит из раскопок Шульца в Келермесской станице в 1903-1904 гг. (Эрмитаж, инв. n°16811 [см. в цвете]).[5] 1 Около с. Михайлово-Апостолово, Таврической губ., ОАК, 1897, 82, рис. 200; Minns. Scythians and Greeks, 79, рис. 21. Этот котёл, правда, относится к более позднему времени, как я думаю, к середине V в.[6] 2 Можно было бы привести множество примеров. Ср. хотя бы керченский кувшин Эрмитажного собрания, изданный Фармаковским, Милетские вазы
|