А.Н. Бернштам
Очерк истории гуннов.
// Л.: ЛГУ. 1951. 256 с.
Глава II.
Модэ шаньюй и сложение
военно-демократического строя гуннов.
В основу нашего дальнейшего исследования мы, как и наши предшественники, положили текст Шицзи о гуннах. Сведения о последних сосредоточены в главе 110 названного сочинения. Это наиболее старый источник о гуннах и в частности о Модэ. Как известно, Сымацянь давал описание событий в «Исторических записках» до 99 г. до н.э. и сам был таким образом современником первых этапов истории гуннского племенного союза.
Текст Шицзи о гуннах и лёг в основу всех последующих древних китайских авторов сочинений.
Баньгу (I в. н.э.), составляя свою «Историю старшей Хань», почти дословно списал текст Шицзи. Весь раздел о Модэ шаньюе абсолютно точно воспроизведён в Цяньханыпу. Однако, помимо простого копирования текста, Баньгу внёс и кое-что новое. Наиболее важным является включение в текст о Модэ его письма, отправленного китайской императрице Гаохоу, написанного в весьма дерзких выражениях. Кроме того, имеется ещё ряд мелких разночтений, которые в общем не существенны. История гуннов в позднейших династийных историях, после гибели гуннского племенного союза, известна нам только в Цзиньшу. Однако там упоминается Хуханье шаньюй, о Модэ же нет никаких указаний. Таким образом, Шицзи и Цяныханьшу являются главными источниками наших знаний о Модэ и первый из них — основным.
Кроме династийных историй, сведения о Модэ шаньюе мы имеем в историческом сочинении Минской эпохи в Тунцзяньганму. Здесь сведения о Модэ разбросаны по тексту главным образом шестой тетради первой части и значительно более кратки, чем в первых двух сочинениях. Следует указать также,
(57/58)
что в Тунцзяньганму имеется указание на письмо Модэ шанъюя к императрице Гаохоу, из чего мы можем заключить, что составитель обратил внимание на разницу в показаниях Шицзи и Цяньханьшу.
В Тунцзяньганму есть также некоторые детали, которых нет в первых двух источниках. Как бы они малы ни были, они важны потому, что свидетельствуют о привлечении составителем иных данных, которые только благодаря его труду дошли до нас.
Такими деталями отличаются привлеченные нами две известные энциклопедии; во-первых, Вэньсяньтункао (XIV в.), во-вторых, Тушуцзичэн (XVII в.).
Первая энциклопедия составителя Мадуаньлина была закончена в XIV в. В разделе «Сиюй», т.е. западные страны, имеется глава о гуннах, довольно точно переписанная из Цяньханьшу. Повторяем, что встречаются детали, в общем весьма несущественные, которые, однако, говорят о некоторой самостоятельности автора и привлечении им новых данных для соответствующего раздела. Глава о Модэ, в целом, идентична с династийной историей, хотя в ней встречаются некоторые разночтения, не меняющие, правда, общего смысла текста.
В аналогичном положении находятся и соответственные разделы более поздней энциклопедии, маньчжурского времени, составленной при императоре Канси под названием «Тушуцзичэн». Если в обстоятельном очерке о гуннах и имеется много данных, которые отсутствуют в первых двух источниках, то по истории Модэ шаньюя ничего нового обнаружить не удалось. Следует указать, что раздел о Модэ хотя и не буквально скопирован с династийной истории, но почти дословно пересказан.
Итак, мы берём в основу текст Шицзи и Цяньханьшу, дополняя его теми сведениями, которые нам удалось обнаружить во всех вышеперечисленных сочинениях. Особо важные разночтения мы будем оговаривать в сносках. Поскольку эти источники переведены, то нет особой нужды отсылать к первоисточнику. В основном, мы цитируем переводы, и только в отдельных случаях, где перевод подвергается пересмотру, отсылаем читателя к первоисточнику.
Ещё в конце IV в. до н.э., как указывалось, началась постройка стены, известной впоследствии под названием «Великой китайской». Она должна была защищать Китай от нашествия кочевников — соседящих с ним на севере жун и ди.
О племенах жун и ди мы имеем очень мало сведений. Известно лишь, что они были кочевниками, населявшими север-
(58/59)
ные провинции Китая. [1] Во времена Чжоуской династии источники отмечают на западе по течению Жёлтой реки племена жун. По р. Ло (приток Желтой реки Хуанхэ) были племена ди.
На севере за Хуанхэ были гунны (хюньюй или хяньюнь). [2] По данным китайского источника Вэйлио (III в. н.э.), Э. Шаванн отмечал западных соседей Китая, в том числе и племена ди в провинциях Ганьсу, Шаньси и др. [3]
Племена жун и ди известны были в Китае и в III в. н.э. Китайский источник Вэйлио отмечает: «У каждого (из их
(59/60)
племён, — А.Б.) свои князья и вожди, которые большей частью получают от Срединной империи свои земли, свои титулы и призываются (ею для выполнения государственных должностей, — А.Б.) или устраняются». [4] Источник отмечает у них особый от китайского язык... «Они умеют ткать полотно; они хорошие земледельцы, они взращивают и кормят свиней, быков, лошадей, ослов, мулов. Когда женщина выходит замуж, она одевает женлу (одежды, — А.Б.), который своей вышивкой и украшениями напоминает иногда женлу кянов (тибетские племена, — А.Б.), иногда же туники Срединной империи. Все плетут свои волосы в косы. Многие из них знают язык Срединной империи, так как они раньше жили в Срединной империи, смешиваясь с населением, но когда они вернулись в лоно своих племён, они, естественно, говорят на языке ди. В свадьбах имеются (обряды, — А.Б.), похожие на свадьбы кянов. Эти (народности, — А.Б.) составляют то, что когда-то называли западными жунами. Что же касается тех, которые обитали в районах Юдан, Ци, Сянтао, в провинции Ганьсу, хотя в настоящее время они находятся под китайским управлением, они тем не менее сохранили, как и в прежние времена, своих князей и вождей, которые живут на своей территории и среди своих племён. Кроме того, в прежней области в окрестностях Нинпиня и Кян (Ганьсу, — А.Б.) имеются также племена, насчитывающие более 10 тысяч человек». [5]
Э. Шаванн отмечал на севере Китая в 25-85 гг. н.э. еще племена цзылу. «Цзылу были первоначально хюн-ну; цзы было словом, которым хюн-ну обозначали рабов». Эти рабы, после распадения древнего общества гуннов, заняли области в районе Шачжоу, p. Хэйшуй. Э. Шаванн намечает их границы на запад от Шачжоу на восток от горного массива Хэланьшань, где они пасли свои стада и искали пропитание охотой. [6]
«Их племена постоянно увеличивались, насчитывая до нескольких десятков тысяч человек. Они не тожественные племенам Запада, которые принадлежат к Вэйби (сяньби, — А.Б.). Они не одной расы: среди них имеются танху и динлин; в довольно значительном числе также кяны, которые живут вместе с ними. И это потому, что первоначально они были рабами ханну». [7]
Указанные племена были ближайшими предками гуннов.
(60/61)
Скотоводы жун и ди входят позднее в состав гуннской орды, расцвет которой падает на конец III в. до н.э. Принято считать, что название этого нового объединения — китайское и обозначает «злой невольник». Впоследствии оно удержалось за кочевниками как племенное название. Такого типа трансформацию названий мы наблюдаем в истории неоднократно; так, например, произошло с термином «казах» и «хазар» [8] и т.д. Возможно (и это более вероятно), что здесь и обратное явление, китайцы этимологизировали этноним «гунн». Если племена жун явились ближайшим этническим субстратом гуннов, то северо-западная часть племён ди связана с формированием древних уйгуров. Остатки этих ди — уйгуров мы видим в племенах жёлтых уйгуров провинции Ганьсу. [9]
Натиск кочевников в конце III в. до н.э. (220 г.) и разгром их в 216 г. заставил китайцев укрепить стену в районах Ганьсу, Шеньси и Ордос, вдоль р. Хуанхэ, являвшейся естественным рубежом между кочевниками и земледельцами. К этому именно времени в степях создается объединение кочевников, известных под названием гунны, основные этапы сложения которых мы дали выше.
Политическая история гуннов начинается обычно с Туманя, которому в результате внутренних неурядиц в Китае удалось захватить область Ордос, завоеванную в 215 г. китайским полководцем Мынтянем. [10] С именем Туманя связано первое крупное движение гуннов, вторжение их в Китай и создание гуннской варварской «империи» на Востоке.
Наследовавший Туманю в 209 г. его сын Модэ вступил на «престол», перейдя через труп своего отца, который был убит по повелению Модэ. [11]
Наличие неурядиц внутри гуннского общества дало повод их восточным соседям-кочевникам дунху потребовать дань лошадьми. Требование дунху Модэ удовлетворил, так же как второе требование о предоставлении им рабынь (яньчжи). Характерным является отказ шаньюя Модэ предоставить дунху земельный участок, пограничную полосу между дунху и гуннами (песчаную степь от Монголии до Калгана на юго-запад). Китайские летописи передают разговор, происшедший
(61/62)
между Модэ и представителями родов: «Модэ спросил совета у своих чинов, и они сказали: „Это неудобная земля; можно отдать и не отдавать”. Модэ в чрезвычайном гневе сказал: ,,Земля есть основание государства; как можно отдавать ее?”. Всем, советовавшим отдать землю, отрубил головы». [12] Такое поведение Модэ согласуется с утверждением К. Маркса о том, что для кочевников-скотоводов «большие необитаемые пространства являются главным условием» для содержания скота, почему «монголы при опустошении России действовали соответственно их способу производства». [13] Это условие существования кочевников, отмеченное К. Марксом, а также необходимость связи кочевого общества с земледельческими обществами для получения продуктов производства последних являлись стимулом для развития военных действий по покорению областей на север от гуннских кочевых племён, или грабежу и завоеванию северных провинций Китая, южного соседа гуннов. При Модэ и начинается период гуннских завоевательных походов. После победы над дунху и юечжами Модэ в 204 г. вторгается в Китай, затем покоряет динлинов (племена Южной Сибири по северной границе гуннов) и занимает нынешнюю Джунгарию. [14] С именем Модэ связывается «реформа»: создание 24-классной системы управления и установление четырёх верховных должностей (восточного и западного чжуки-князя, восточного и западного лули-князя), [15] а также выделение земель, в пределах которых гунны, вернее, три их рода — хуянь, лань и сюйбу, «перекочёвывают с места на место, смотря по приволью в траве и воде». [16] Можно предполагать, что с именем Модэ связывается процесс сложения в кочевом гуннском обществе свобразного типа «сельских» кочевых общин, над которыми стоят их начальники «старосты», власть которых при Модэ передается по наследству. [17]
Подтверждение нашего предположения находим и в харак-
(62/63)
тере локальных, изолированных могильников, которые (например, Ильмовая падь) чётко разделяются на самостоятельные отдельные группы могил, соответствующие родовым кладбищам внутри общего могильника. О том же свидетельствует характер городища, которое типично для периода разложения первобытного общества — эпохи сельских общин, когда ремесло ещё не отделилось от общины, т.е. ещё не возникло второе общественное разделение труда.
В период Модэ мы сталкиваемся с наследственным правом, которое возникает на основе древних родовых традиций. Модэ — представитель той старой племенной знати, подобно франкской, которая, как указывает Ф. Энгельс, в большинстве своём погибла при переселении народов. Совет старейшин только подтвердил права узурпатора. Подтвердил постольку, поскольку шаньюй выполнял требования народа. Нарастание противоречий приводит к уничтожению наследственности шаньюя и к возобновлению выборности.
В 197 и 176 гг. до н.э. Модэ организует два похода в Китай, в результате которых гунны получают дань от Ханьской династии (основана в 202 г. полководцем Любань, получившим посмертный титул Гаоцзу) и заключают договор с Китаем на основе «мира и родства», скреплённый, как обычно, браком Модэ с китайской царевной. Китайцы обязаны были поставлять гуннам шелка, продукты земледельческого производства и т.д. [18]
Дальнейшая история гуннов связана с походами на юечжей, покорением племён у оз. Лобнор и в отрогах Тяньшаня, покорением усуней, кочевавших в районе южного Семиречья и Тяньшаня, наконец, покорением племён в северном Семиречье по Иртышу — уге и на Енисее предков кыргызов — «гяньгунь, [19] на Алтае — кыпчаков (цзюешэ).
С именем шаньюя Модэ в литературе обычно связывают Огуз-кагана, легендарного героя преданий о происхождении тюркского народа.
Неоднократно в истории наблюдается превращение конкретной исторической личности в легендарного героя народных
(63/64)
саг и преданий. Фантастика и преувеличение деяний исторической личности неизменно сопутствуют его превращению в легендарного героя. В большей или меньшей степени сохраняются черты действительных событий, характеристика деятельности, территории бытования и сопредельных государств, с которыми герою пришлось сталкиваться. Степень трудности извлечения правды из таких легенд зависит от древности конкретного события, передаваемого легендой, и обработки сюжета легенды общественной средой, где она бытовала.
Аттила «виновник» столь многих легенд и преданий, спустя примерно шесть веков после своей смерти выступил уже с достаточно большим налётом фантастики, хотя и пронёс через шестивековой промежуток времени бесспорно для него характерные черты «варварского» князя. Мы имеем в виду Аттилу в образе Этцеля в «Песне о Нибелунгах».
В легендарной истории об Огуз-кагане у тюркских народов собрано не мало легко устанавливаемых конкретных исторических фактов. [20] Но сам Огуз-каган не реален и представляется истинно мифической личностью, хотя по известной легенде и участвует в событиях, имевших место в действительности.
Однако аналогии с легендами, связанными с Аттилой, предостерегают от обращения центральной действующей фигуры предания в простой вымысел. Хочется и здесь найти отражение достаточно яркой исторической личности, которая послу жила основой для народных сказаний. В отношении главного героя саги об Огуз-кагане мы как будто имеем возможность найти конкретную историческую личность, которая в легенде предстала перед нами в качестве мифического героя — кагана.
Предвосхищая дальнейший анализ, укажем, что легендарный Огуз-каган, предания о котором попали в многие письменные источники (Рашид-ад-Дин, Хондемир, Абульгази), несомненно, образ синтетического порядка (особенно по некоторым вариантам легенды). Огуз-каган — позднейшее легендарное отражение гуннского шаньюя Модэ или Маотуня.
Легенды об Огуз-кагане всегда отмечают борьбу между Огуз-каганом и его отцом Кара-ханом. Об этом рассказывается в легендах о происхождении тюрок у Абульгази [21] и у Рашид-ад-Дина.
«Отец его (Огуз-кагана, — А.Б.), дядя и родственники напали на него, с обеих сторон построились в ряды и срази-
(64/65)
лись. В битве Кара-хан был поранен сабельным ударом и от той раны умер. Так как к Огузу пристало многочисленное отделение из племён и дядей его, то они вели войну друг с другом около семидесяти пяти лет, состояли в распре с улусом и войском». [22]
Борьба между отцом и сыном как следствие разных религиозных убеждений — позднейшая интерпретация древних событий, когда об исламе не могло быть и речи. По уйгурскому варианту, Огуз проявил себя богатырём в борьбе со зверями. Последние, по всей вероятности, являются тотемами враждебных племён. Эту борьбу с «враждебными» тотемами отражает, по нашему мнению, и звериный стиль гуннской эпохи — стиль «борьбы зверей». [23] Во всяком случае, если историческая личность Модэ и мифический Огуз и не одно и то же, то деятельноеть Модэ и Огуз-хана, отражённая в китайской летописи и в многочисленных вариантах сказаний, относится к одному и тому же периоду, характеризует один и тот же исторический этап. Бесспорно, что этот этап отнюдь не время реформ феодального порядка, как предполагалось некоторыми исследователями. Из описания как деятельности Модэ, так и Огуз-хана и его преемников этого вывести нельзя. От Огуз-хана, когда он стал правителем и завоевал многочисленные страны, отделилась часть племён, которые Рашид-ад-Дин называет «неверными». „Некоторые из дядей, братьев и племянников, не присоединившихся к нему (Огуз-хану, — А.Б.), поселились в восточной стороне, и относительно их так утверждено, что все монголы суть их потомства. В ту эпоху они были все «неверные»”. [24] Отрывок интересен указанием на какую-то общую для тюрок и монголов эпоху. Реформа, связанная с именем Кун-хана, царствовавшего после Огуза, была подсказана ему советником по имени Игит Иркыл Ходжа. Суть «реформы» Кун-хана состояла в следующем: «чтоб достоинство, путь, имя и прозвание каждого в отдельности были определены и утверждены, и каждому (дан, — А.Б.) какой-нибудь знак и тамга, чтоб тем знаком и тамгой нарочито обозначались указы, сокровищницы, табун и стадо, во избежание от кого бы то ни было ссоры и сопротивления одного с другим; дети и последующие потомки их да ведают каждый своё имя, прозвание и свой путь, чтоб было это причиной прочности
(65/66)
государства и вечного существования доброго имени их». [25] Как следует из этого отрывка, происходило разделение и выделение территорий отдельных общин. Суть «реформы» Модэ — в узаконении отдельных участков, — это процесс разделения территории, не имеющей ничего общего с «реформами» феодального государства. [26]
Подобные «реформы» производились во времена Модэ и при его наследнике Циюе, у которого был советник китаец Чжунсинюе (см. далее).
Упоминаемые в уйгурском варианте столкновения Огуза с Румом (Малая Азия? — А.Б.), переход его через Итиль (Волгу) и т.д., очевидно, не относятся к конкретной исторической личности. Здесь с Огуз-каганом связывается довольно длительный период истории кочевого общества, вся деятельность которого сведена к подвигам одного человека.
Тотем гуннов, распространённый среди кочевых народов бык-як, персонифицировался позднее в легендарном Огуз-кагане. Как известно, имя кагана «Огуз» значит по-тюркски бык. [27]
В предании об Огуз-кагане имеются и другие любопытные сведения. Его мать называлась Ай-каган. Любопытно употребление для названия матери Огуз-кагана мужского термина каган, а не женского катун. Ай-каган значит буквально луна-каган, лунный каган. Это образ женщины-мужчины Иштари свидетельствует о смене матриархата патриархатом. На то же указывает и приведённое уйгурское предание, гласящее, что Огуз-каган не принял молока матери, а ел мясо животных, и т.п.; всё это служит доказательством смены матриархата патриархатом на базе скотоводства. Эта смена форм социальных отношений отражена и сменой культа тотемов культом предков. Культ предков даёт начало генеалогиям, восходящим к легендарной личности Огуз-кагана и Ай-кагана.
Реформа Модэ отражена в предании об Огуз-хане, об организации последним племён тюрок, о 24-классной системе управления, о дележе наследства между сыновьями. Это не «феодальная» реформа, а отражение определённого этапа этногенетического процесса у кочевых, скотоводческих племён,
(66/67)
гуннов, предков прежде всего тюркских племён Центральной Азии и главным образом уйгуров. Не случайно господствующая часть «новых» племён получает тамги, онгоны и части мяса быка в качестве эмблемы рода. Получение различных частей мяса быка по определённой системе указывает на связь с предком. «Реформа» Модэ адекватна «реформе» Огуза. И та и другая отражают этногенетические процессы, имевшие место в гуннское время. Таким образом, по всей вероятности, мы здесь имеем дело с обособлением кочевников от охотников, с возникновением патриархальных отношений, с организацией столь характерного для последнего этапа первобытно-общинного строя военного дела, с сложением кочевых скотоводческих общин и обособлением пользования отдельными общинами-племенами самостоятельными пастбищами для кочевания, с установлением системы управления в пределах варварского кочевого племенного союза (24-классная система).
Легенды об Огуз-кагане связывают всю историю кочевых племён с его личностью. При анализе легенды приходится выделять ряд позднейших наслоений. Мы постарались выделить элементы, которые, по нашему мнению, относятся к гуннскому периоду.
[1] Одни из наиболее ранних статей, посвящённых исследованию китайских текстов о кочевых племенах в древнейшем Китае, принадлежат: Platt. Die fremden barbarischen Stamme im alten China. SKAW. Фил.-ист. отд. 1874, вып. 2. стр. 450-522. Приводимое им описание племён жун (западные варвары) свидетельствует о чрезвычайно низкой ступени их развития (стр. 477: «Между отцом и сыном не было никакого различия. Они жили совместно в своём доме»). Наиболее древнее упоминание в Шицзи отнесено к 1122 г. до н.э.
О роли племён жун и ди во время «анархии и большого морального кризиса» (выражение М. Гранэ) см.: Marcel Granet. La Civilisation Chinoise, Paris. 1929, стр. 28, 34; см. там же главу «Китайцы и варвары», стр. 85 и сл. Наиболее ранние набеги кочевников бесспорно способствовали крушению рабства в Китае. Если признать, что Китай был рабовладельческим в Чжоускую эпоху (см.: М.Г. Андреев. Институт рабства в Китае. Проблемы Китая, № 1, 1929), то связь Северного Китая с кочевниками Центральной Азия напоминает собой отношение античного мира к варваров «не-римлян». Во всяком случае кочевники доханьской эпохи, как и гунны и кочевники послеханьской эпохи (тоба), способствуют росту и развитию феодальных отношений Китая, и не учитывать начало этого процесса ещё с эпохи Цинь, особенно историкам Китая, нельзя (см.: М. Granet, ук. соч., стр. 95-99; см. также об утрате значения рабства в период Троецарствия: М.Г. Андреев, ук. соч., стр. 265 и сл.). Не без близкого и непосредственного участия кочевников проводятся реформы в Циньском государстве во времена Шихуанди (221-210 гг.) (см.: Granet, ук. соч., стр. 114 и сл.).
Централизация Китая в эпоху Цинь приводит к стремлению Китая оградиться от кочевников. Начинается строительство Великой китайской стены (М. Granet, ук. соч., стр. 127). По вопросу о рабстве в Китае см. также из последних работ: Toni Pippon. Beitrag zum Chinesischen Sklavensystem. Tokyo, 1936. В этой работе приводятся факты о рабстве в Китае, начиная с Чжоу (стр. 8), а в эпоху Хань уже имеются точные декреты об институте рабства (стр. 13). Проблема рабства толкуется в широком плане (стр. 5). Историю гуннов в связи с Китаем с древнейших времён см. также на русском языке у: Г.Е. Грумм-Гржимайло, Западная Монголия и Урянхайский край, II, стр. 79 сл.
[2] F. Hirth. The Ancient History of China, стр. 168, карта ди (по Сымацяну), стр. 185, 188 и сл. О жун см. там же, а также стр. 219 (о событиях конца VII в. до н.э.) и стр. 263 (о середине V в. до н.э). Ф. Хирт указывает, что «варвары жун, вероятно, гунны», которые в период 468-441 гг. до н.э. особо усилили свои набеги внутрь Китая (стр. 263).
[3] Ed. Chavannes. Les pays d’Occident d’après le Wei Lio, ТР, cep. 2, VI, 1905, стр. 520.
[4] Ed. Chavannes. Les pays d’Occident d’après le Wei Lio, ТР, cep. 2. VI, 1905, стр. 522.
[5] Там же, стр. 524-525. Цяны (кяны) — племя тибетского происхождения, обитавшее в провинциях Ганьсу и Сычуань.
[6] Там же, стр. 525.
[7] Там же, стр. 526.
[8] См., например: сб. «Казаки», вып. II, Л., 1927, стр. 14-16.
[9] Фактические данные о племенах жун, а особенно ди см.: Г. Грумм-Гржимайло. Белокурая раса в Средней Азии. ЗРГО, Отд. этногр., XXXIV, СПб., 1909. Концепция автора не принята советской наукой. Ср.: М. Трофимова. Этногенез татар Поволжья; в свете данных антропологии, М.-Л., 1949, стр. 26 сл.
[10] Mailla, Histoire de la Chine, Paris, II, стр. 398. — E. Parker. The Turko-Skythian Tribes, ChR, XX-XXI, стр. 6.
[11] Mailla, ук. соч., стр. 496-497. — De Groot, I, стр. 49-50. — E. Parker, ук. соч., стр. 7-8.
[12] Бичурин, стр. 13. — Е. Parker, ук. соч., стр. 8. — Mailla, ук. соч., стр. 497. По поводу Яньчжы Майя делает примечание, что это чисто «татарский термин и этим термином они называют женщин шаньюев» (см. прим. 1 на стр. 497; см.: De Groot, стр. 51-52 (требования дунху и ответы Модэ).
[13] К. Маркс. К критике политической экономии. 1938, стр. 146.
[14] См.: De Groot, стр. 61-62. По поводу динлинов автор указывает, что их область лежит севернее Кангюй, они скотоводы, белы и голубоглазы (стр. 62).
[15] См. о внутреннем устройстве гуннов: De Gгооt, стр. 56, 59 сл.
[16] Бичуpин, ч. 1, стр. 15.
[17] Там же, стр. 14-15. Судя по Цзиныпу, позднее у гуннов было четыре знатных рода: «Хуянь, Бу, Лянь и Цяо; род Хуянь самый знатный» (ЦЩ, гл. 97, л. 14а). Ср. нашу рецензию на книгу Говэрна: ВДИ, 3-4, 1940. См. прил. I.
[18] De Groot, стр. 63 сл.
[19] См.: Н. Соrdiеr. Histoire Generale..., I, стр. 225-226. — De Groot, стр. 74 и сл. Ср. наши статьи о происхождении гуннов и древних племен: СВ, I; СЭ, вып. 6-7. См. одну из ранних работ о племенах Средней Азии того времени: Fh.W. Kingsmill. The Intercourse of China with Eastern Turkestan and the Adjacent Countries in Second Century B.C. JRAS. XIV, 1882. Многие предложения Кингсмила в части отождествления среднеазиатских местностей с китайскими наименования ми затем вошли в литературу. В этой связи весьма любопытна также статья: J. Edkins. Names of Western Countries in the Shiki. ChR, XVI, 1889/85, стр. 251-255.
[20] См. нашу статью: Историческая правда в легенде об Огуз-кагане. СЭ, вып. 6, 1935.
[21] Абуль-Гази Бахадур Хан. Родословное древо тюрок. Пер. Г.С. Саблукова, Казань, 1906.
[22] Рашид-ад-Дин. История монгол. Пер. Н. Березина. ТВО, V, стр. 17.
[23] См.: В.В. Гольмстен. Из области культа древней Сибири. Сб. «Из истории докапиталистических формаций», ИГАИМК, вып. 100, стр. 101.
[24] История монгол, пер. Н. Березина, ТВО, V, стр. 17.
[25] История монгол, пер. Н. Березина, ТВО, V, стр. 24. В самом имени Кун-хана мы видим пережиток этнонима гунны. Сопоставление Кун — гунн неоднократно в научной литературе. См.: J. Markwart. Wehrot und Arang. Leiden., 1938, стр. 39. См.: С. Толстов, СЭ, вып. 3, 1947.
[26] По этому поводу см. нашу статью: Историческая правда в легенде об Огуз-кагане. СЭ, вып. 6, 1935. Ср.: С. Толстов. Города гузов. СЭ, вып. 3, 1947.
[27] См.: А.Н. Бернштам. Изображение быка..., ПИДО, № 5-6, 1935, стр. 127 и сл.
|