главная страница / библиотека / обновления библиотеки
А.М. Беленицкий, И.Б. БентовичИз истории среднеазиатского шелкоткачества(К идентификации ткани «занданечи»).// СА. 1961. №2. С. 66-78.
«Идентифицировано ли „занданечи”»? Под таким названием недавно опубликована статья Д. Шеперд и В. Хеннинга в сборнике, посвящённом известному искусствоведу Э. Кюнелю. [1]
Конкретно речь идёт о давно известной ткани, хранящейся в соборе г. Юи, в Бельгии, уже несколько раз опубликованной [2] (рис. 1). При осмотре обратной стороны ткани Д. Шеперд обнаружила надпись тушью (рис. 2). Сначала предполагалось, что надпись сделана по-арабски, но дальнейшее изучение её иранистом В. Хеннингом показало, что она написана на согдийском языке. Результаты дешифровки и анализа этой краткой надписи, изложенные в приложении к статье Д. Шеперд, представляют исключительный интерес. Надпись состоит из двух строк. Несмотря на трудность дешифровки, отмеченной В. Хеннингом, чтение надписи едва ли вызывает сомнение. В переводе надпись означает: «Длина 61 пядей занданечи...». Правда, следующее за «занданечи» слово осталось непереведённым, но, как полагает В. Хеннинг, оно означает «материя», «ткань» или «одежда». [3]
Важной параллелью к тексту надписи является неизданный отрывок, приведённый В. Хеннингом из хорезмийского юридического сочинения, написанного накануне монгольского завоевания: «(Некто) купил куски занданечи, (рассчитывая), что в каждом куске должно быть 16 локтей (в длину). А занданечи бухарская и хорезмийская — два разных сорта».
Как полагает В. Хеннинг, приведённые на ткани и в отрывке рукописи меры приблизительно равны.
В заключение В. Хеннинг отмечает (и это особенно для нас важно), что шрифт надписи сходен со шрифтом документов с горы Муг, относящимся к началу VIII в., и что он может быть несколько более ранним, но не более поздним. Небольшое отличие от согдийского-самаркандского наблюдается в написании цифровых знаков.
Что касается назначения надписи, то, как полагает Д. Шеперд, это таможенная или торговая пометка. Такие пометки на тканях известны исследователям. Содержание надписи этому предположению вполне соответствует. Следовательно, благодаря дешифровке надписи, мы узнаём, что в VII в. н.э. на согдийском языке существовало название «занданечи», несомненно означающее название ткани. Если учесть, что это название было известно по источникам только с X в., то факт существования этого названия уже в VII в. представляет незаурядный интерес. Но, естественно, что главное значение дешифровки в другом, а именно в том, что надпись сделана на определённой ткани. Едва ли приходится сомневаться, что данная шёлковая ткань из г. Юи, на обратной стороне которой сделана надпись, и носила название «занданечи».
Но и этим не ограничивается общее значение этого уникального в истории изучения древних восточных тканей открытия. Дело в том, что в музеях и других хранилищах, главным образом церковных реликвариях Европы, хранится ещё целый ряд кусков шёлковых тканей, по технике, характеру и стилю узора очень близких к ткани из г. Юи. Ещё в начале текущего столетия О. Фальке объединил их в одну группу, установив их общее происхождение («Восточный Иран»), и датировал VIII-X вв.
Д. Шеперд в связи с дешифровкой надписи на ткани из г. Юи включила в эту группу два фрагмента ткани, найденных А. Стейном, П. Пельо в Чен-фо-туне, вблизи Дунь-Хуана. Все эти ткани Д. Шеперд делит на две подгруппы, хотя и относящиеся, по её мнению, к одному времени и одному месту производства, но несколько отличающиеся л о технике производства. Она их обозначила, как «занданечи I» и «занданечи II». Второй подгруппы Д. Шеперд в рассматриваемой публикации не касается. Ниже даётся перечень 11 кусков тканей, относящихся к группе занданечи I.
1. Шёлк со львами. Хранится в музее г. Нанси. Перенесён, как предполагается, вместе с другими реликвиями в собор г. Туля (вблизи Нанси) в 820 г. (рис. 3). 2. Шёлк со львами. Хранится с 823 г. в сокровищнице собора г. Санс. Состоит из двух кусков. 3. Шёлк со львами. Один кусок находится в музее Виктории и Альберта (рис. 4). Два других куска того же шёлка находятся в музеях в Нью-Йорке и во Флоренции. 4. Шёлк со львами. Хранится в Берлинском музее. Кусок составлен из нескольких вертикально нарезанных фрагментов, соединённых вместе. Имеются и другие, неопубликованные фрагменты этой же ткани. 5. Шёлк со львами из музея Виктории и Альберта. Нарезан вертикальными полосами, как и предыдущий. Очень близок ему по рисунку. Возможно, что оба куска одного происхождения. 6. Шёлк со львами из Брюсселя. Состоит из двух фрагментов, происходящих из гробниц VII-IX вв. 7. Шёлк со львами из собора в г. Туль. Предполагается, что он одновременен с шёлком из г. Нанси.
8. Шёлк с баранами из собора Богоматери в г. Юи. 9. Шёлк с розетками в музее г. Льежа (рис. 5). 10. Шёлк со львами из Чен-фо-туна. Находится в Британском музее и в музее Гиме в Париже. 11. Шёлк с баранами из Чен-фо-туна. Также хранится в Британском музее и в музее Гиме, в Париже.
Изучение перечисленных образцов тканей позволило Д. Шеперд сделать ряд весьма интересных наблюдений.
В современном состоянии ткани группы «занданечи I» имеют характерные блёклые цвета: рыжевато-коричневый, тускло-жёлтый и темно-синий. Автору статьи удалось восстановить оригинальные цвета ткани по шёлку со львами из Чен-фо-туна. Дело в том, что когда ткань была расправлена, то в местах, скрытых швами и складками, открылись первоначальные яркие цвета: темно-зелёный, серо-голубой, ярко-розовый, оранжевый и белый. Сравнение других тканей этой группы с шёлком со львами из Чен-фо-туна убеждает в том, что и они имели подобную или близкую расцветку. Д. Шеперд приходит к выводу, что все краски, за исключением синей, сильно блёкнут. Эта блёклость особенно обращает на себя внимание, если сравнить эти ткани с китайскими, находившимися в аналогичных условиях, но сохранившими первоначальную яркость красок. Автор объясняет это тем, что среднеазиатские ткачи не знали для красок соответствующей протравы. Отмечая, что краски тканей занданечи близки к окраске китайских тканей (серо-синий, оранжевый и розовый), автор делает вывод, что согдийские ткачи получали у китайцев не только шёлк, но и краски. Очевидно, китайцы скрывали свои секреты закрепления красок, поэтому на китайских тканях они сохраняются свежими и яркими.
Не останавливаясь на разобранной Д. Шеперд технике тканья в целом, характерной именно для группы «занданечи I», отметим лишь, что все ткани исполнены киперным переплетением.
Три куска — шёлк из Санса, Юи и Льежа (№2, 8, 9) — представляют собой цельные или штучные изделия, что является весьма необычным для тканей раннего средневековья. Кусок, имеющий кромки, позволяет установить ширину ткацкого станка. Шёлк из Санса имеет размеры — 1,16×2,415 м, шёлк из Юи — 1,22×1,95 м и шёлк из Льежа— 1,18×1,9 м.
Изучение орнамента указывает, что исполнение узоров на ткацком станке было ещё далеко не совершенным. Например, на шёлке из Санса варьируют диаметры кругов (от 28,7 до 24,3 м [см]); в вертикальном, верхнем и нижнем раппорте этого же шёлка также имеются различия. Есть неточности раппорта и на каймах (в шелках из Юи, Льежа и Нанси).
По имеющимся цельным кускам шёлка мы узнаем, что полный рисунок состоял из повторяющихся несколько раз рядов орнаментальных кругов, обрамлённых со всех сторон узорным бордюром. Бордюр обычно состоит из нескольких орнаментальных полос. Анализ деталей узора и технических особенностей тканей группы «занданечи I» привёл Д. Шеперд к заключению, что наиболее ранней тканью следует считать шёлк из Нанси, который можно датировать VI в. Остальные же, включая и ткань из Юи, в соответствии с установленным В. Хеннингом временем надписи датируются эпохой арабского завоевания Средней Азии, т.е. рубежом VII-VIII вв. н.э.
Изучение шелков занданечи с точки зрения стиля позволило Д. Шеперд сделать вывод о связи узоров на шелках занданечи с узорами сасанидского Ирана. Правда, она считает рисунок на тканях несколько варваризированным. Взяв для сравнения ткани на росписях Пенджикента, Д. Шеперд и в изображении рисунка тканей также видит сильное сасанидское влияние.
Значение открытия Д. Шеперд и В. Хеннинга, конечно, трудно переоценить, и оно не исчерпывается наблюдениями, о которых только что говорилось. Идентификация ткани занданечи возбудит ещё ряд дополнительных проблем общего характера, а также частных вопросов, касающихся художественного ткачества в домусульманское время.
Остановимся на нескольких вопросах, связанных с археологическими открытиями последнего времени в Средней Азии.
Тот факт, что целая группа шёлковых тканей является произведением среднеазиатского ремесла, заставляет поставить вопрос о местном шелкоткачестве и о связи его с родиной шёлкового производства — Китаем. То, что было известно до сих пор в этом отношении, восходило часто к неясным по своему значению отрывочным сообщениям письменных источников. В частности, это относится к сведениям китайских источников. Трудность установления происхождения и точного значения технических терминов и названий реалий, приводимых в древних китайских сочинениях, является главным препятствием. Однако первые попытки выяснить значение этих терминов, сделанные известным исследователем этого вопроса Д. Лауфером, говорят о том, что шёлковые ткани среднеазиатского производства были хорошо известны в Китае и, очевидно, ценились там достаточно высоко. Так, хроника Суй-шу (VII в.) называет изготовлявшуюся в княжестве Кан (Самарканд, Согд) ткань kin sin po-tie.
Это название, означающее золототканное po-tie, как показал анализ этого слова, восходит к согдийскому термину (bak-dib).
Тан-шу сообщает, что в 713 г. из Самарканда была привезена ткань «уе-no». Термин этот означает парчу. В другом сообщении, датируемом 718-719 гг., говорится о присылке из Маймурага (район Самарканда) и Бухары ткани tso-pi. [4]
Следует полагать, что общий отзыв этой же китайской официальной хроники о высоком уровне ремесленного производства в Согде относится и к ткачеству, в частности к шёлковому. [5]
Немногочисленные сведения по этому вопросу имеются и в арабских источниках, восходящих ко времени арабского завоевания, т.е. синхронных вышеприведённым сообщениям китайских хроник. Сообщения, которые известны по литературе, говорят главным образом о привозе китайских тканей в Среднюю Азию.
Так, у историка Табари в рассказе, датируемом 751 г., об убийстве дехкана Кеша (ныне Шахрисябз) сообщается о разграблении его имущества, причем упоминаются и «ткани (мата’) китайские все сорта дибаджа...». [6]
О.И. Смирнова в несколько неточной передаче сообщения Табари об одном из эпизодов, имевшем место при взятии в 706 г. арабами г. Пайкенда, пишет: «...Арабы при взятии Пайкенда... получили... пять тысяч кусков китайского шёлка, цена которого тысяча тысяч дирхемов». [7]
Весь смысл рассказа Табари заключается в том, что арабский военачальник Кутейба отказался взять якобы предложенный ему в виде выкупа за пленного старика шёлк стоимостью в миллион дирхемов и казнил его. [8] Характер рассказа делает несколько сомнительной точность сообщения о количестве этих шёлковых тканей и их цене.
Для нас, однако, представляет больший интерес ряд других сообщений Табари, относящихся также ко времени арабского завоевания. В них ничего не говорится о происхождении шёлковых тканей, которые, однако, можно считать изделиями местного производства. В данном случае исключительно важен сохранившийся текст договора, заключённого в 713 г. между Кутейбой и правителем Согда Гуреком. Этот договор в сокращённом изложении персидского переводчика Табари — Бал’ами, недавно впервые опубликованный О.И. Смирновой, содержит в перечне условий контрибуции, которую обязался выплатить Гурек, поставку разных товаров натурой с указанием их цен. Среди этих товаров упоминается и шёлковая ткань «диба», о которой говорится «...А каждый кусок (ткани) диба — большой, — за сто дирхемов...». [9]
В настоящее время благодаря открытию в Турции рукописи исторического сочинения раннего арабского автора Ибн А’сама ал-Куфи мы имеем полный текст договора на арабском языке. В нём интересующий нас пункт изложен следующим образом: «Что касается больших одежд, то каждая (будет оценена) в сто дирхемов, а малая в шестьдесят дирхемов, каждый кусок шёлка — (пойдёт) за 28 дирхемов». [10]
Ниже мы вернёмся к этим интересным деталям договора. Здесь отметим, что и в сообщении о договоре Кутейбы с Хорезмским правителем также предусматривалась поставка тканей мата, [11] к сожалению, без указания подробностей.
Помимо приведённых данных, Табари сохранил ещё два сообщения, имеющих для нас также большое значение. Так, под 121 г.х. (=737 г. н.э.) в рассказе о совместных действиях против арабов среднеазиатских правителей и их союзника, кагана тюргешей известного Курсуля, Табари, между прочим, сообщает, что Курсуль выдавал в виде жалованья каждому воину «кусок шёлка, а каждый (кусок) стоил 25 дирхемов». [12] Второе сообщение, для нас не менее интересное, касается одежды самого Курсуля, о которой Табари пишет: «На нём были штаны из дибаджа, украшенные кругами, и плащ (каба) из атласа (фиринда), обшитого каймой из дибаджа...». [13]
Насколько нам известно, эти сообщения до сих пор не привлекли к себе внимания специалистов. Важность их очевидна, и мы позволим себе остановиться на них подробнее. Здесь очень интересны приводимые данные относительно цен на шёлковые ткани и связанные с ними термины.
При анализе персидского текста договора Кутейбы с Гуреком О.И. Смирнова, приводя сомнительные, как указывалось, сообщения Табари о пайкендском эпизоде, согласно которым 5000 кусков стоили один миллион дирхемов, замечает: «...Откуда следует, что в 706 г. (за шесть лет до взятия Самарканда) в Бухарских владениях кусок китайского шёлка стоил 200 дирхемов, т.е. в два раза дороже куска ткани диба». [14]
В полном арабском тексте договора, аудентичность которого не вызывает сомнения, термина «диба» нет совсем и, таким образом, с выводом О.И. Смирновой о ценах куска диба и китайского шёлка едва ли можно согласиться. Но особенно интересно сопоставление цены за кусок шёлка в договоре и в сообщении Табари об оплате воинов Курсулем. В сообщении говорится о его стоимости в 25 дирхемов, а в договоре он оценивается в 28. Это незначительное несовпадение, может быть, наиболее ярко свидетельствует о точности этих данных.
Примечательны приводимые термины для обозначения единиц измерения шёлковых тканей. В персидском тексте приводится нумеративный термин «джома», обозначающий не столько кусок, как перевела О.И. Смирнова, сколько «одежда». То же и в арабском тексте, в котором отмечается «большая одежда» и «малая одежда». Очевидно, мы имеем дело с кусками разных размеров, предназначенных для шитья различных комплектов одежды.
Приведённые сообщения в совокупности, как нам представляется, дают дополнительный материал для вывода о том, что в Средней Азии в доарабское время наряду с импортом китайского шёлка существовало и развитое местное его производство. [15]
Шёлковые ткани, которыми расплачивался Гурек по договору с арабами, едва ли были китайскими. Курсуль для оплаты своих воинов, как мы можем это предположить, получал их у своих союзников — среднеазиатских владетелей. Поставку тканей, учитывая беспокойное время, когда это происходило, могли обеспечить, конечно, лишь местные ткачи, а не купеческие караваны, шедшие из Китая. Наконец, мы не можем пройти и мимо тех внешних деталей, которые приведены Табари и при описании одежды Курсуля. Именно эти детали являются как бы связующим звеном между данными письменных источников и образцами занданечи, с одной стороны, и археологическими материалами, с другой. Отмеченная в арабском сочинении особенность узора (круг), а также и наличие каймы как нельзя лучше совпадают с тем, что мы сейчас знаем об орнаменте ткани и покрое одежды.
Рассмотрим подробнее археологические материалы.
Особый интерес представляют, прежде всего, ткани, найденные на горе Муг. Большинство их, правда, хлопчатобумажные, полотняного переплетения, однако имеется и несколько шёлковых. В связи с идентификацией тканей занданечи особенно интересным становится для нас фрагмент шёлковой ткани, исполненный киперным переплетением с харак- Рис. 6. Ткань с горы Муг.(Открыть Рис. 6 в новом окне)
терным орнаментом: на зелёном поле круглая розетка желтоватого цвета, обрамлённая кругом перлов. Промежуток между кругами заполнен цветочным мотивом (рис. 6).
М.П. Винокурова на основании сравнения этого фрагмента ткани с тканью, найденной В.В. Радловым при раскопках курганов в Сибири, и на основании определения её В. Клейном считает, что она китайского происхождения. [16] Сходство мугского шёлка с шелками группы занданечи (с шёлком из Льежа) несомненно, особенно в построении орнамента — ряды обрамлённых перлами розеток и четырёхугольный цветочный мотив, заполняющий промежутки между ними. Поэтому мы сочли бы возможным ткань с горы Муг отнести к местному среднеазиатскому производству.
Нам представляется, что опубликованный Н.В. Дьяконовой фрагмент китайской набойки на шёлке по характеру орнамента — стоящие перед деревом два оленя в круге, а в промежутках между кругами — сложные розетки — следует признать изготовленным под влиянием согдийских образцов. Особенно это становится очевидным при сравнении орнамента набойки с орнаментом ткани занданечи из Чен-фо-туна. [17] К этому же типу орнаментальных мотивов мы должны отнести и орнамент на изображении ткани на раскрашенной скульптуре из Дунь-Хуана. [18]
Для орнамента тканей занданечи много параллелей в деталях и общем характере орнамента мы находим в известных среднеазиатских па- мятниках живописи раннего средневековья. Частично это отмечено и Д. Шеперд. В первую очередь это относится к живописи Пенджикента. В изображении некоторых тканей, ковров и покрывал мы имеем элементы, очень близкие орнаменту на тканях занданечи.
Так, сходны узоры на ткани в виде кругов перлов и особенно каймы ковров в виде полукружий с перлами. [19] Для тканей занданечи, как мы уже видели по образцам, приведённым Д. Шеперд, очень характерно изображение внутри круга животных. В пенджикентской росписи мы имеем несколько случаев изображения животных на ткани. В двух случаях это изображения животных — льва и слона, единичные, в неповторяющемся узоре. В другом случае перед нами непосредственная параллель — птица в обрамлении перлов. [20] Очень интересные параллели дают изображения тканей на росписях Балалык-Тепе. Мы видим здесь близкий орнамент в виде кругов перлов, в которые вписано изображение, в одном случае — мужской головы с бородой, в другом — головы кабана. [21]
Аналогии к тканям занданечи мы находим в стенной росписи Варахши. Таковы одежды на сидящих фигурах и особенно покрывало на троне в «восточном зале»: в кругах изображены птицы, а в промежутках между кругами — растительный мотив. [22]
Таким образом, среднеазиатские памятники дают достаточно большое количество аналогий тканям занданечи.
Далее остановимся ещё на одном образце древних тканей, близость которого к тканям занданечи кажется несомненной, хотя с уверенностью сказать, что она также называлась занданечи, мы не можем. Имеется в виду так называемая ткань со слонами Бухтегина, хранящаяся в Лувре (рис. 7). Сравнительно давно известная в науке ткань эта благодаря имеющейся на ней арабской надписи с именем владельца — известного военачальника Саманидов — Бухтегина точно датируется серединой X в. [23]
Ткань сохранилась не полностью, в двух фрагментах, но реконструкция её вполне возможна. Исполнена ткань киперным переплетением, так же как и ткани занданечи. Особенно интересна для нас эта ткань по сюжету рисунка и деталям орнамента.
Центральное поле ткани занимает изображение двух слонов, стоящих друг против друга. Особенно примечательны под каждым слоном изображения фантастических животных, типа крылатых грифонов. Кайма ткани состоит из нескольких орнаментальных поясов. Между двумя такими поясами — идущие верблюды. По углам — изображения птиц.
Даже самое поверхностное наблюдение над орнаментом приводит нас к тому, что мы можем установить непосредственную близость и сходство его с многочисленными образцами орнамента древнего Согда и, в частности, Пенджикента и Варахши.
Возьмём некоторые конкретные мотивы. Так, орнаментальная лента под ногами слонов в виде «сердечек» находит полную аналогию на росписи Пенджикента. [24] Несколько раз повторяющаяся узкая полоса в виде бегущей лозы имеет близкие параллели в живописи и резном дереве Согда. [25] Не случайно и большое сходство этого орнамента с бордюром на известной серебряной чаше из сел. Слудки. [26] Но особенно близок он к орнаменту костяной рукоятки ножа, найденной в Пенджикенте в 1959 г.
S-образный мотив в третьей орнаментальной полосе широко представлен в штампованных орнаментах на глиняных ассуариях [так в тексте]. Имеется он и в архитектурном орнаменте, изображённом на стенной росписи. [27] Кстати отметим, что знак в виде m мы видим на туловище львов на шелке из Нанси.
Приведённые детали орнамента говорят о том, что в X в. сохранилась традиция, восходящая к домусульманскому искусству Средней Азии. Однако наиболее наглядно это можно видеть на сюжете центрального поля ткани, который непосредственно связывается с мотивами росписи Варахши VII в. В варахшинской росписи красного зала мы видим двух грифонов, бросающихся на слонов (рис. 8).
Сопоставляя варахшинскую роспись с тканью Бухтегина, мы убеждаемся в бесспорной связи основных элементов их сюжетов, несмотря на различие в теме. На варахшинской росписи мы имеем живую сцену борьбы грифонов, нападающих на слона, в то время как на ткани Бухтегина те же животные изображены в статичном положении. Грифон, очень маленького размера, помещён под брюхом слона как бы только для того, чтобы заполнить гладкое поле фона. Но при этом нельзя не обратить внимание на тождество в трактовке этого фантастического зверя в Варахше и на ткани Бухтегина.
Здесь мы наглядно видим замечательный случай эволюции сюжета: на варахшинской росписи изображения грифонов очень динамичны и сюжетно оправданы, а на ткани мы видим изображение тех же животных, но вне всякой сюжетной связи.
В заключение остановимся на дальнейшей судьбе ткани занданечи. Насколько известно, до открытия согдийской надписи на ткани из Юи ткань под этим названием впервые упоминалась у историка Бухары Нершахи, писавшего в конце X в. На это сообщение обратил внимание ещё в 1901 г. К.А. Иностранцев, ограничившийся, впрочем, лишь частичной его передачей и приведением некоторых других более поздних источников. [28]
Позволим себе привести эти данные письменных источников в несколько более полном виде, чем это сделал К.А. Иностранцев. Нершахи в перечне селений, окружавших Бухару, называет и селение Зандана, о котором он пишет: «Вывозятся отсюда так называемые «занданечи», т.е. бумажные материи, названные так потому, что выделываются в этом селении. Материя хороша и в то же время выделывается в большом количестве. Во многих селениях Бухары ткут такую же материю и называют её «занданечи», потому что раньше всех начали выделывать эту материю жители этого селения. Бумажные материи оттуда вывозят во все области: в Ирак, Фарс, Кирман, Индустан и другие. Все вельможи и цари шьют из неё себе одежды и покупают её по той же цене, как парчу. Да сохранит Бог это селение цветущим». [29] Этот же автор пишет о другом Бухарском селении — Вардана, что из него вывозилась тоже ткань «занданечи», хорошо сделанная. [30]
Третий раз он упоминает эту ткань в связи с рассказом о тиразе — ткацкой мастерской Бухары, в которой изготовлялись особо ценные ткани. О занданечи в этом месте Нершахи говорит, что «теперь занданечи более известна во всех областях, чем эти ткани» (изделия тиразной мастерской). [31] К.А. Иностранцев приводит также упоминание занданечи в Сиясет-наме Низам-аль Мулька (XI в.). «Ещё во времена Саманидов выполнялось такое правило: гулямам увеличивали чин постепенно, по размеру службы, заслуг, достоинств; вот покупали гуляма, приказывали ему один год службы пехотинца и он ходил в свите, одетый в каба из зинданиджи». [32]
Эта ткань упоминается ещё у ряда авторов, но мы ограничимся лишь сообщениями Рашид-ад-Дина, относящимися к 1218 г., т.е. к самому кануну монгольского завоевания.
«...Трое купцов из Бухары направились в те области с различными родами товаров, состоящих из тканей зарбафт (букв. золототканная. — А.Б. и И.Б.) зенданачи, карбас и других сортов, которые ими считались подходящими и годными для этого народа». [33] И далее: «Их слова понравились Чингиз-хану, и он приказал дать за каждую штуку зарбафта один балыш золота, а за карбас и зенданачи по балышу серебра». [34]
Как это очевидно вытекает из приведённых сообщений, по крайней мере начиная с конца X в. — ткань занданечи уже была тканью хлопчатобумажной. Но вместе с тем в приведённых сообщениях говорится о том, что она очень высоко ценилась. К сожалению, в известных нам источниках мы не находим ни причины смены материала, ни указания на время, когда это могло произойти. Нам представляется, что в результате арабского завоевания поступление шёлка-сырца из Китая, если совсем не прекратилось, то, безусловно, значительно уменьшилось. Вполне вероятно, что этим и объясняется перевод массового ткачества на хлопчатую бумагу.
Но как бы то ни было и в дальнейшем, т.е. после монгольского завоевания, ткань занданечи, как можно полагать, оставалась в основном хлопчатобумажной.
Любопытно отметить, что в послемонгольское время сведения о ткани занданечи мы получаем главным образом из русских источников.
Так, рубежом XIV и XV вв. датируется Новгородская берестяная грамота, в которой говорится: «Поклон от Марины к сыну моему, к Григорию. Купи мне зендянцу хорошую...». [35] Издатель рукописи справедливо отмечает, что в грамоте речь идёт о бухарской хлопчатой ткани, которая позже в Московской Руси известна под укороченным названием «зендень».
В XVI-XVII вв. эта ткань под названием «зендень» ввозилась из Средней Азии в большом количестве, о чём говорят многие документы, относящиеся к торговле между русским государством и Средней Азией. [36]
В. Савваитов полагал, что зендень была тканью шёлковой, [37] но В. Клейн, специально исследовавший эти ткани, приходит к выводу, что ткань не шёлковая, а чисто бумажная и что «в XVII в. зендень расценивалась очень дёшево». [38]
Для последующих веков сведений о производстве этой ткани в литературе не имеется.
Таким образом, благодаря идентификации «занданечи» для тканей VII в. мы получили возможность проследить историю этой ткани на протяжении почти целого тысячелетия — факт, исключительное значение которого для истории древнего текстиля Средней Азии неоспоримо.
[1] D. Shepherd and W.B. Henning. Zandaniji identified? Sonderdruck «Aus der Welt der Islamischen Kunst». Festschrift für Ernst Kühnel. Указанием на эту статью мы обязаны В.А. Лившицу, за что и приносим ему глубокую благодарность.[2] Otto v. Falke. Kunstgeschichte der Seidenweberei. Berlin, 1921, стр. 17, рис. 106.[3] Предположение В. Хеннинга кажется нам бесспорным. Ниже приводится сообщение, говорящее о том, что в раннесредневековых арабских и персидских источниках в качестве единицы измерения тканей употребляются слова, обозначающие «платье», «одежда», среди таджикского населения Средней Азии до настоящего времени в кустарном ткацком производстве употребляется слово «либос» (платье, одежда) в значении куска ткани определённых размеров, необходимого для изготовления комплекта одежды.[4] D. Laufer. Sino-Iranica. Chicago, 1923, стр. 490.[5] См. Иакинф [Бичурин]. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. М.-Л., 1950, т. II, стр. 310.[6] Ат-Табари. Annales..., Лейден, 1879, сер. III, стр. 79.[7] О.И. Смирнова. Из истории арабских завоеваний в Средней Азии. СВ. 1957. №2, стр. 131.[8] Ат-Табари. Ук.соч., сер. II., стр. 1188.[9] О.И. Смиpнова. Ук.соч., стр. 122.[10] А.N. Kurat. Kuteybe bin Muslim Huvarizm ve Semerkandi Zabti... Ankara Universitesi dil ve Tarih Cografya Fakultesi Dergisi, Ankara, 1948, VI/5, стр. 419.[11] О.И. Смиpнова. Ук.соч., стр. 123.[12] Ат-Tабapи. Ук.соч., сер. II, стр. 1688.[13] Ат-Табари. Ук.соч., сер. II, стр. 1690.[14] О.И. Смиpнова. Ук.соч., стр. 131.[15] Данные о шелководстве в Средней Азии приведены в книге И.П. Петрушевского. См. И.П. Петpушевский. Земледелие и аграрные отношения в Иране XIII-XIV в. М.-Л., 1960, стр. 166.[16] М.П. Винокуpова. Ткани из замка на горе Муг. Известия отд. обществ. Наук АН ТаджССР, вып. 14, 1957, стр. 28.[17] Н.В. Дьяконова. Китайская шёлковая набойка из Дуньхуана. Сообщения ГЭ, вып. VI, Л., 1954, стр. 28.[18] В. Gray. Buddhist Cave Paintings at Tun-huang. London, 1959, рис. 33 в.[19] Живопись древнего Пенджикента. М., 1954, табл. X, XXVII.[20] Скульптура и живопись древнего Пенджикента, М., 1969, табл. XIV, XVIII; Живопись древнего Пенджикента, табл. XXIV.[21] Л.И. Альбаум. Балалык-Тепе. Ташкент, 1960, рис. 109, 116, 120.[22] В.А. Шишкин. Варахша (О раскопках городища в Средней Азии в 1949-1953 гг.). СА, XXIII, 1955, стр. 110-111.[23] SPA, т. VI, табл. 981; ср. текст SPA, т. III, стр. 2002.[24] Живопись древнего Пенджикента, табл. XXXIX.[25] В.Л. Воpонина. Архитектурный орнамент древнего Пенджикента. Скульптура и живопись древнего Пенджикента, стр. 118, рис. 17, 19; стр. 127, рис. 26, б.[26] Я.И. Смиpнов. Восточное серебро. СПб., 1909, табл. XLV.[27] Живопись древнего Пенджикента, табл. XX.[28] К.А. Иностранцев. Из истории старинных тканей. ЗВОРАО, т. XIII СПб.1901, стр. 086.[29] Нершахи. История Бухары. Перев. Лыкошина. Ташкент, 1897, стр. 23.[30] Там же, стр. 24.[31] Нершахи. Ук.соч., стр. 29.[32] Низам-ал-Мульк. Сиасет-Наме, М.-Л., 1949, стр. 110.[33] Рашид-ад-Дин. Сборник летописей, т. I, кн. 2, М.-Л., 1958, стр. 187-188.[34] Там же, стр. 188.[35] А.В. Арциховский и В.И. Борковский. Новгородские грамоты на берёсте (Из раскопок 1953-1954 гг.). M., 1958, стр. 59.[36] М.В. Фехнер. Торговля русского государства со странами Востока в XVI в. Тр.ГИМ, вып. XXI [XXXI], М., 1962 [1956], стр. 91.[37] П. Савваитов. Описание старинных русских утварей, одежд, оружия, ратных доспехов и конского прибора. СПб., 1896.[38] В. Клейн. Иноземные ткани, бытовавшие в России в XVIII в. и их терминология. М., 1925, стр. 62.
наверх |