главная страница / библиотека / обновления библиотеки

Проблемы археологии и этнографии. Выпуск I. Л.: ЛГУ. 1977. М.И. Артамонов

Возникновение кочевого скотоводства.

// Проблемы археологии и этнографии. Выпуск I. Л.: ЛГУ. 1977. С. 4-13.

 

В начале тридцатых годов в старом ГАИМК существовала небольшая исследовательская группа, называвшаяся ИКС (х) по первым буквам слов, означающих её проблему — История кочевого скотоводства. В группу входили В.В. Гольмстен, М.П. Грязнов, Г.П. Сосновский и автор этих строк. Важнейшим результатом нашей совместной работы было открытие теперь уже общеизвестного исторического факта, а именно, что до господства в степях Евразии кочевого скотоводческого хозяйства в них процветало комплексное земледельческо-скотоводческое осёдлое хозяйство. Это последнее было представлено широко распространёнными культурами срубно-андроновского типа эпохи бронзы, тогда как кочевое скотоводство возникает только в конце этой эпохи и окончательно утверждается в период распространения железа в скифо-сарматских культурах. Созданная нами концепция хозяйственного развития Южной Евразии в виде смены осёдлого земледельческо-скотоводческого хозяйства кочевым скотоводческим соответствовала имевшимся тогда археологическим данным и остается в числе достижений нашей науки, хотя далеко не всем принявшим её известно, когда и кем она создана. [1]

 

В исторической науке в течение долгого времени шёл спор о последовательности ступеней хозяйственного развития. Согласно одним, место древнейшего способа добывания средств существования — охоты — сначала заняло возникшее из неё скотоводство, а затем уже появилось земледелие. По другим последовательность возникновения скотоводства и земледелия была обратной — сначала собирательство перешло в земледелие, а потом возникло скотоводство. Только сравнительно недавно благодаря успехам археологии было установлено, что оба эти вида производящей деятельности людей возникли примерно в одно и то же время и развивались параллельно, хотя

(4/5)

в зависимости от географических условий преимущественное значение получал в различных местах то один, то другой из них. В одних условиях существовало только земледелие, в других только скотоводство, чаще же всего они сосуществовали друг с другом и дополняли одно другое. Исходя из имевшихся археологических данных, мы полагали, что в условиях Южной Евразии с самого начала существования производящего хозяйства и земледелие и скотоводство выступают не только одновременно, но и вместе друг с другом и что в таком комплексном виде хозяйство оставалось вплоть до конца эпохи бронзы, когда скотоводство отделяется от земледелия и становится специализированным видом хозяйственной деятельности, что и было тем первым крупным разделением общественного труда, о котором говорится у Ф. Энгельса в «Происхождении семьи, частной собственности и государства», [2] хотя, по Ф. Энгельсу, это произошло ещё на средней ступени варварства.

 

В дальнейшем, с накоплением новых археологических данных, знания о соотношении евразийских археологических культур значительно расширились и углубились. Теперь уже никто не будет утверждать, что срубно-андроновские культуры непосредственно сменились скифскими, переход от одних к другим был вовсе не таким простым, как это представлялось сорок лет тому назад. Но в общем и целом созданная нами концепция выдержала испытание временем и установленное нами чередование периодов хозяйственной истории Евразии сохранилось до сих пор.

 

Однако в нашем построении обнаружились и слабые места. Во-первых, оставалось невыясненным, почему переход от осёдлого образа жизни к кочевому произошёл на рубеже бронзового и железного веков, а не намного раньше. Возможность увеличения численности скота до размеров, несовместимых с осёдлым образом жизни, существовала задолго до этого. Почему же раньше кочевого образа жизни не было? Вот первый вопрос, на который в нашем построении не дано ответа. Второй вопрос относится к характеру хозяйства и образу жизни населения тех областей Евразии, в которых сочетание-скотоводства с земледелием невозможно по географическим условиям. Возьмём, например, сальско-манычскую степь в восточной части Азово-Каспийского междуморья с её солончаково-ксерофитной растительностью и тонким почвенным покровом, переходящим в сыпучие пески. И раньше и теперь она почти непригодна для земледелия, а тем не менее была издревле населена. Какой же тип хозяйства обеспечивал там существование людей до появления кочевого скотоводства, если и там оно возникло тогда же, когда распространилось по евразийским степям?

(5/6)

 

Сальско-манычская степь была занята, не говоря уже о неолите, энеолитической ямной культурой, вслед за которой в ней распространился сальско-манычский вариант катакомбной культуры. Переход от одной к другом представлен погребениями в ямах с заплечиками, сочетающими признаки обеих культур, что означает смешивание и ассимиляцию прежнего населения новым, а отнюдь не эволюционное превращение ямной культуры в катакомбную. [3] Ни одного поселения, относящегося к этим культурам, в сальско-манычской степи не обнаружено, они известны только по погребениям. В составе инвентаря этих погребений нет ничего, что бы свидетельствовало о занятии оставившего их населения земледелием. Принимая во внимание геоклиматнческие условия местности, даже предположение о существовании последнего представляется невероятным. Замечательно, что распространившаяся по всей степной полосе остальной части Восточной Европы срубная культура с её ярко выраженной земледельческой отраслью хозяйства обошла прикаспийскую степь и в неё не внедрилась, оставив её в распоряжении прежнего населения с его особой культурой.

 

В погребениях, ныне во множестве исследованных в сальско-манычской степи, отчётливо выступают признаки скотоводческого хозяйства её древнего населения. Разводился преимущественно мелкий рогатый скот — овцы, для которых ксерофитно-солончаковая растительность является наиболее пригодным кормом. Получается, что в Калмыкии в древности, как и теперь, жили овцеводы и что, не будучи связанными земледелием, они могли вести кочевой образ жизни, тогда как в разнотравной степи остальной части Восточной Европы, где разводился преимущественно крупный рогатый скот и лошади, скотоводство сочеталось с земледелием и обусловленной этим осёдлостью. Таким образом выясняется, что комплексное земледельческо-скотоводческое хозяйство в эпоху бронзы вовсе не было общим явлением в степях Восточной Европы, что в них и, вероятно, в других частях Евразии были области, в которых благодаря особым условиям задолго до скифского периода основным видом хозяйственной деятельности стало скотоводство, сопряжённое, возможно, с кочевым образом жизни.

 

Как известно, сальско-манычская степь с её «чёрными землями» — идеальное место для зимнего содержания скота. Выгорающая под летним солнцем, она, орошённая осенними дождями, покрывается травой, служащей подножным кормом для скота, доступным благодаря непродолжительности и малой глубине снежного покрова в течение всей зимы. Но, может

(6/7)

быть, эта степь и использовалась скотоводами только для осенне-зимнего содержания скота, в другие времена года находившегося в других местах, и притом в таких, в которые было возможно занятие не только скотоводством, но и земледелием. Против сезонности использования пастбищ не может быть никаких возражений. Скотоводы передвигаются со своими животными в зависимости от наличия воды и травы. Но ведь это и есть кочевой образ жизни, в этом и заключается существо кочевого скотоводства.

 

При сочетании с земледелием практикуется так называемое отгонное скотоводство, при котором используются близкие к поселению пастбища. Со скотом при этом находятся только пастухи, тогда как основная часть населения остаётся на месте, привязанная к нуждающимся в уходе посевам. В сальско-манычской степи вместе со скотом передвигалось всё население этой области, и никаких признаков разделения его на пастухов и земледельцев не обнаруживается. Такое заключение вытекает из состава погребений, в курганах, где имеются не только взрослые обоего пола, но и дети в обычном соотношении между собой.

 

Хотя скот и обеспечивает своими продуктами — мясом, молоком, шкурами, шерстью, волосом, рогом и костью — большинство текущих потребностей человека, всё же у скотоводов всегда существует нужда в продуктах и материалах иного происхождения — в растительной пище в первую очередь. Эта потребность удовлетворяется за счёт местных природных ресурсов путём собирательства и различных промыслов без параллельного занятия земледелием лишь в ограниченной степени. Свойственный кочевникам подвижный образ жизни стесняет развитие у них промыслов, направленных на добывание и переработку естественных запасов сырья, сосредоточенных в определённых местах и требующих длительного пребывания на одном месте. Полезный эффект собирательства невелик, а занятие промыслом, требующим определённой специализации и более или менее продолжительного времени, крайне затрудняется указанным выше обстоятельством. Единственным выходом для кочевников является обмен излишков основного производства — скотоводства на необходимую продукцию обществ с иным направлением хозяйственной деятельности. Потребность в обмене у скотоводов-кочевников выше, чем у осёдлого населения, сочетающего скотоводство с земледелием и переработкой природных богатств данной местности, например металлических руд.

 

Обмен, связанный с той или иной степенью специализации хозяйства, возникает очень рано. Путём обмена широкое распространение получали ещё такие материалы для изготовления орудий, как обсидиан, кремень и другие породы поделочного камня, или экзотические украшения в виде раковин каури, при-

(7/8)

везённые из дальних стран. Некоторые природные материалы или произведения человеческого мастерства проходили через множество рук и через огромные расстояния, чтобы достигнуть своих потребителей, за добыванием нужных материалов уже в очень отдалённые времена люди организовывали специальные экспедиции по суше и по морю. Обмен стимулировал общественное разделение труда и соответствующую специализацию производства. Без обмена немыслим и такой вид специализированного хозяйства, каким является кочевое скотоводство.

 

Скот издавна был мерилом ценности. Он представляет собой одновременно и средство производства и продукт потребления, он может сам перемещаться на большие расстояния и легко переходит от одного владельца к другому. Потребность в скоте не ограничена. Естественно, что скотоводы без особых затруднений могли выменивать за скот и продукты скотоводства всё, что не могло производиться в их хозяйстве и в чём они нуждались. В соответствии с этим они заботились об увеличении своего производства сверх своих текущих потребностей в его продукции специально для обмена. Но количество скота в хозяйстве лимитируется помимо всего прочего имеющимися запасами корма для его обеспечения. Естественные запасы корма в степи огромны, но они не одинаковы в разных её частях и резко меняются в зависимости от времени года и климатических колебаний. При слабом развитии или даже полном отсутствии кормозаготовок и при содержании животных на подножном корму использование этих запасов связано с периодической сменой пастбищ, тем более частой, чем больше скота в хозяйстве. Кормовые ресурсы в доступных для выпаса животных местах, т.е. не настолько отдалённых от постоянного местожительства, чтобы связь с ним не порывалась, всё же ограничивают количество скота. Для преодоления этого препятствия в развитии скотоводческого хозяйства и потребовалось порвать с осёдлостью и от пастушеского, отгонного скотоводства перейти к кочевому.

 

Существуют различные формы хозяйства, называемые одинаково кочевыми. [4] Есть хозяйства кочевые в полном смысле этого слова, т.е. более или менее часто перемещающиеся с пастбища на пастбище в полном своём составе, хотя и по определённому, ежегодно повторяющемуся маршруту, но имеются и такие, в которых осёдлость сочетается с сезонным кочеванием. Этот вид хозяйства только условно можно отнести к кочевым. В таких хозяйствах скот содержится в разное время года в различных местах и сопровождается только частью их членов, в то время как другая в течение круглого года оста-

(8/9)

ется на одном месте и занимается земледелием или связанными с осёдлостью промыслами. Эти хозяйства полукочевые, отличающиеся от хозяйств, практикующих отгонное скотоводство, только большим удельным весом скотоводческого производства, большей удалённостью эксплуатируемых пастбищ и занятостью в скотоводстве большей части членов хозяйства. И тот и другой виды скотоводческого хозяйства имеют в большей или меньшей степени специализированный характер и в соответствии с этим большую или меньшую зависимость от обмена.

 

Любая хозяйственная специализация представляет собой вид общественного разделения труда, невозможного без существования развитых форм обмена; в противном случае она теряет свой смысл и не увеличивает, а снижает обеспеченность общества продуктами потребления. Отсюда следует, что специализированное скотоводство могло возникнуть только при определённом уровне развития обмена. Только при этом условии излишки продукции скотоводства могли обмениваться на продукты, произведенные в хозяйствах иного рода.

 

Для своего существования кочевое скотоводство нуждается в определённых природных условиях. Оно не может возникнуть в лесной или даже в лесостепной полосе, где нет обильного подножного корма для скота и где даже имеющиеся его запасы недоступны под глубоким снежным покровом. Наиболее благоприятные условия для кочевого скотоводства представляет степь при условии, что в какой-то её части зимой или вовсе не бывает снега или он ненадолго и неглубоко покрывает землю, не препятствуя животным самим добывать корм из-под него. При кочевом скотоводстве природные ресурсы степи используются полнее, чем при других, предшествующих видах производящего хозяйства.

 

Кочевники отрываются от речных долин, к которым были привязаны пастухи, сочетавшие скотоводство с примитивным земледелием, не располагавшим техническими средствами для освоения тяжёлых степных почв и потому направленным на обработку аллювиальных речных террас, и охватывают своими пастбищами речные водоразделы, если только там имеются источники воды для скота и для них самих. Геофизические условия определенным образом влияют и на подбор разводимых кочевниками животных. В европейских степях это были преимущественно лошади и овцы, сочетание которых особенно благоприятно для вторых. Лошади могут тебеневать, т.е. разгребать копытами снег и даже разбивать покрывающую его тонкую ледяную корку и таким образом добывать корм, и притом не только для себя, но и для овец. Лошади скусывают только верхушку травы, тогда как овцы, идя вслед за ними, срезают её под корешок. Страшный для скотоводов «джут» — длительный гололёд — ведёт к гибели тех и других.

(9/10)

 

С возникновением кочевого скотоводства в прилегающей к степи лесостепной полосе хозяйство по-прежнему остаётся осёдлым земледельческо-скотоводческим, в весьма ограниченной степени нуждающимся в обмене со скотоводами. Обмен с этими соседями едва ли мог стимулировать развитие степного скотоводства до превращения его в специализированное кочевое. Обмен развивался, но в другом направлении, не с такими же варварскими, как сами скотоводы, племенами, а с высокоцивилизованными народами Востока, а позже и Средиземноморья. Кочевники во все времена своего существования были весьма заинтересованы в торговле со странами с процветающим сельским хозяйством и развитыми ремёслами и не раз начинали войну с ними с целью восстановления закрытых в порядке репрессий против них пограничных рынков. В тех случаях, когда непосредственной связи между кочевниками и странами, нуждающимися в их продукции, не было или же она была слабой, обмен осуществлялся через посредничество народов, населявших промежуточные области. Они приобретали у кочевников скот и продукты скотоводства и перепродавали их дальше. Но потребность в продукции специализированного кочевого скотоводства исходила не от посредников, а от потребителей этой продукции.

 

Существовал и ещё один важный фактор возникновения кочевого скотоводства. Поскольку имелась возможность реализации излишков скотоводческого хозяйства, скот стал формой накопления богатства, обеспечивающего экономическое и социальное превосходство его владельца над соплеменниками, нередко попадавшими в ту или другую форму зависимости от него. Богатство и власть шли рука об руку, и жажда того и другого побуждала к всемерному увеличению скота во владении отдельных хозяйств. Всегда существовавшее при наличии частной и семейной собственности на средства производства экономическое неравенство, деление общества на бедных и богатых, вело к возникновению эксплуатации первых вторыми. Обедневшие соплеменники попадали в экономическую кабалу к богачам и за подачки от их щедрот обслуживали их хозяйство, причём все это в течение долгого времени маскировалось обычаями родовой солидарности и взаимопомощи. Наряду с этим развивалась и неприкрытая эксплуатация рабов. Надобность в широком применении рабов в скотоводческом производстве у богатых кочевников, обеспеченных коллективным трудом зависимых соплеменников, отсутствовала, но наложницы и домашние слуги обычно состояли из их числа. Их делом была переработка продуктов скотоводства — молока, шерсти, кожи и т.д. и личные услуги своим господам, основное же производство вполне обеспечивалось трудом зависимых соплеменников, и количество скота в богатом хозяйстве, будучи разделённым для удобства содержания на части, могло уве-

(10/11)

личиваться без непреодолимых затруднений. У кочевников возникали хозяйства, обладавшие многими тысячами голов скота, разделённого по табунам и отарам, и занимавшие под пастбища огромные участки земли.

 

Неизбежные в скотоводческом хозяйстве стихийные бедствия в виде гололёда или эпизоотии всегда держали его под угрозой разорения и как следствие вызывали желание быстрого восстановления утраченного за чужой счет — путём угона скота, грабежей и завоеваний. К тому же побуждали и затруднения с обменом, вместо которого имелась возможность получить недостающие продукты земледелия и произведения квалифицированного ремесла в виде военной добычи. Сам образ жизни занятых охраной стад и соответственно вооружённых кочевников создавал условия для развития у них воинственности и военного дела. Прекрасные наездники, они могли совершать неожиданные нападения не только на таких же, как они сами, соседей в случае ссоры с ними из-за пастбищ или по другим поводам, но и на отдалённые страны, для чего создавались и грабительские шайки и многочисленные ополчения, состоявшие из различных племён. В результате завоеваний кочевники создавали огромные, хотя и недолговечные империи, в состав которых нередко входили народы со значительно более высоким уровнем развития, чем они сами, доставлявшие завоевателям в виде дани или налога многое из того, в чём они нуждались или что было необходимо кочевой знати для окружавшего её представителей комфорта и роскоши.

 

Возникшее в полупустынях кочевое скотоводство вследствие геофизических условий, неблагоприятных для других видов хозяйственной деятельности, как это было, например, в сальско-манычской степи в эпоху неолита и в бронзовом веке и в ряде других местностей примерно в то же время или даже раньше, не представляло собой того крупного общественного разделения груда которое имел в виду Ф. Энгельс, говоря об отделении скотоводства от земледелия. [5] Это был частный случай выделения производящего хозяйства (земледелия и скотоводства) из среды хозяйств, по прежнему занятых присвоением готовых даров природы путём охоты, рыболовства и собирательства. Возникновение производящего хозяйства было действительно величайшим событием человеческой истории, и растянувшееся на долгое время его распространение по земле составляет важнейшую часть её содержания Конечно, и это кочевое скотоводческое хозяйство было по необходимости специализированным и состояло в обмене с соседними комплексными земледельческо-скотоводческими хозяйствами, в результате чего в сальско-манычской степи, например, распространились металлические изделия кавказского происхож-

(11/12)

дения. Но сальско-манычское кочевое скотоводство эпохи бронзы было специализированным лишь постольку, поскольку не могло быть иным. Среди населения там тоже были бедные и богатые, но различия между теми и другими не были столь значительными, как в других местах, а главное в другое время, так как те же географические условия, какие вызвали появление в этой степи кочевого скотоводства, ограничивали увеличение скота соответствующими этим условиям размерами. Скотоводческое хозяйство тогда ещё не было ориентировано на обмен, и последний носил случайный характер.

 

Кочевое и полукочевое скотоводческие хозяйства получили широкое распространение и заняли всю степь с примыкающими к ней горами, вытеснив прежние формы комплексного земледельческо-скотоводческого хозяйства, хотя последние могли бы продолжать своё существование так же, как продолжали существовать в соседней лесостепной полосе, только тогда, когда обмен между народами достиг уровня, при котором специализация производства получила смысл и означала определённый прогресс и в производительности труда и в повышении благосостояния производителей. Это произошло не само собой, не в результате саморазвития населявших степи варваров, а потому, что они оказались втянутыми в систему международных отношений, определяющую роль в которой играли высокоразвитые государства древнего мира. Если бы у них не возникло повышенного спроса на продукты скотоводства, уровень хозяйственного развития евразийских степей остался бы прежним ещё на долгое время. Кочевое специализированное хозяйство появилось в ответ на спрос в скотоводческой продукции. Это было, следовательно, не первое крупное общественное разделение труда, а дальнейшее развитие тех процессов, которые привели к выделению ремесла и возникновению торговли. Распространение кочевого скотоводства на всю степь Евразии, таким образом, соответствует не первому, а второму крупному общественному разделению труда, по определению Ф. Энгельса, хотя, говоря о последнем, он имел в виду только выделение ремесла. Возникновение специализированного кочевого скотоводства было самым значительным явлением в этом процессе, отразившимся на всём последующем ходе мировой истории.

 

Кочевники сыграли в мировой истории важную роль, они активно участвовали в сокрушении древнего рабовладельческого мира и в формировании новых народов Европы, Азии и Африки, но сами не внесли в прогрессивное развитие человечества ничего более значительного, чем сам факт своего возникновения. Во внутреннем социально-экономическом развитии они отличались консерватизмом и застойностью, обусловленными ограниченными возможностями их хозяйства, находившегося в слишком тесной зависимости от географической

(12/13)

среды. Вся их история состоит из насильственных или вызванных периодическими климатическо-ландшафтными колебаниями переселений, из непрерывных войн и завоеваний, распространявшихся на огромные пространства и приносивших смерть и опустошение, и из смены одних созданных ими империй другими, только внешне отличавшимися от предшествующих. Социально-экономический строй кочевников почти не изменялся, а оставался в общем тем же, с каким появилось кочевое общество, т.е. переходным от патриархально-родового к классовому, с военно-демократической или примитивно-государственной организацией. Только с завоеванием более развитых обществ кочевники заимствовали у них некоторые элементы культуры и политической организации и пользовались ими, пока новая волна завоеваний не сметала их с занятого положения, если не с лица земли. Существенные перемены у кочевников стали происходить лишь с вторжением в их экономику хищнического капитализма и преподнесённых им уроков эксплуатации и угнетения. Но капитализм не успел полностью преобразовать кочевой мир Евразии. Социалистическая революция не только ликвидировала его, но и открыла новую эру в развитии скотоводческого хозяйства на началах коллективизма и тесной связи с плановой экономикой всей страны.

 


 

[1] Грязнов М.П. Некоторые вопросы сложения и развития ранних кочевников Казахстана и Южной Сибири. — КСИЭ, 1955, вып. XXIV, с. 19, сл.

[2] См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 160.

[3] Фесенко [Фисенко] В.А. Погребения ямно-катакомбного типа Калмыкии и их место среди памятников бронзовой эпохи северо-западного Прикаспия. — СА, 1970, №1, с 58, сл.

[4] Руденко С.И. К вопросу о формах скотоводческого хозяйства и о кочевниках. Материалы по этнографии, вып. 1, Л., 1961, с. 2, сл.

[5] См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 160.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки