М.И. Артамонов

История хазар.

// Л.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 1962. 523 с.

Под редакцией и с примечаниями Л.Н. Гумилёва.

16. Саркел.

Утверждение иудейской религии у хазар не помешало дальнейшему развитию дружественных отношений между Хазарией и Византией, хотя о браках между хазарским и византийским дворами больше уже не было слышно. Основой союза между этими двумя государствами было единство их политических интересов. Правда, в IX в. борьба за Закавказье уже не занимает ни Византийскую империю, ни Хазарский каганат, хотя, казалось бы, потрясавшие халифат народные восстания и процесс распадения его на ряд мелких независимых или полунезависимых феодальных владений открывал новые возможности для достижения той цели, которую в VII и VIII вв. преследовали эти государства в Закавказье. Пассивность Византии в этом направлении объясняется тем, что центр тяжести в её борьбе с арабами переместился дальше на запад, где к арабам прибавились ещё и другие опасные враги. К тому же Византия вступила в полосу острых внутренних конфликтов, которые не могли не ограничивать её внешнеполитическую активность. [1] Хазария точно так же в это время была отвлечена от Закавказья не менее грозными, чем в Византии, внутренними распрями и серьёзной опасностью со стороны вновь появившихся врагов, приковавших к себе всё её внимание. Так как эти враги были одновременно и врагами Византии, оба государства сохранили заинтересованность в продолжении и развитии прежних союзных и дружественных отношений между собой.

К VIII в. власть хазар распространилась не только на восточноевропейские степи, но и на прилегающие к ним с севера области, занятые

(288/289)

Рисунки на камнях Маяцкого городища. Эрмитаж.

(Открыть в новом окне)

славянскими племенами. [2] На основании археологических данных можно заключить, что только со времени утверждения хазар в южной части нашей страны и под их прикрытием со стороны степей славянское население расселяется из исконных своих областей в лесах Среднего Поднепровья, Волыни и Подолии, в лесостепную полосу с её чернозёмными просторами. К VIII в. относится появление здесь так называемой роменской культуры, славянская принадлежность которой ни у кого не вызывает сомнений. [3] Поселения этой культуры в IX в. продвигаются ещё дальше в глубь степей, как это можно видеть по памятникам Боршевской культуры на Среднем и Нижнем Дону. [4]

B лесостепном Поднепровье славяне заняли область, которую летопись называет «Русской землёй» и отличает от остальных областей, заселённых славянами же на Верхнем Днепре, в Приладожье и по верхнему течению Оки и Волги, на которые это наименование первоначально не распространялось. [5] Так как славянского племени «русь» или «рос» никогда не существовало, а русью, по свидетельству летописи, стали называться поляне («еже ныне зовомая русь»), то ясно, что не по новому имени этого племени названа Русская земля; наоборот,

(289/290)

вероятнее полагать, что поляне получили имя «русь» потому, что поселились в Русской земле. Руси эта земля принадлежала до появления славян и эта русь не была славянским народом.

Летопись сообщает, что русью было норманнское племя, приведенное с собою варяжскими князьями, утвердившими свою власть над восточными славянами, «от варяг бо прозвашася Русью, а первое беша словяне», а современное языкознание доказывает, что финны называли и называют «руотси», «руси» шведов, что название «русь» представляет собою закономерное видоизменение этого финского термина в славянском языке и что, следовательно, его распространение следует связывать с продвижением норманнов в славянскую среду. Что же касается термина «рос», которым русь стала называться в греческих сообщениях, то это библейское название мифического северного народа, введённое в употребление чисто книжным путём греческими писателями, предпочитавшими заменять современные им грубые, варварские имена традиционными литературными наименованиями. Греческое «рос» могло появиться для наименования народа, название которого было в какой-то мере созвучно этому термину, подобно тому как название «тавроскифы» стало применяться в византийской литературе для обозначения руси потому, что в его составе находился созвучный слог «рос». [6] Таким названием, заменённым греками библейским термином «рос», и могло быть имя «русь». [7]

Странно, однако, что название «русь» сначала утвердилось для Киевской земли, куда, как принято считать, норманны проникли позже, чем в Новгородские области, тогда как последние ещё долго противопоставлялись Руси как земля славян. Не менее удивительно, что сирийский источник знает в Восточной Европе народ «Hros» [8] ещё в VI в., т.е. задолго до появления здесь руси-норманнов. Бесспорно, что характеристика этого народа у Захария Ритора носит все признаки литературного сочинительства, питающегося сказочными образами, что самоё имя этого народа, точно соответствующее греческому «рос», библейского происхождения. Тем не менее упоминание в этом сочинении во вполне реалистическом перечне народов Восточной Европы особого народа «рос» говорит за то, что задолго до появления норманнов-руси здесь

(290/291)

существовал народ с созвучным наименованием. Такой народ — росомонов — ещё для IV в. знал готский историк Иордан, писавший, как и Захарий Ритор, в VI в. Наконец, роксоланы, в первой части наименования которых усматривается тот же термин «рос», были одним из сарматских или аланских племён Восточной Европы в первые века

нашей эры. Ещё со времени Ломоносова и Татищева в русской историографии возникло направление, связывающее происхождение Руси с этим народом.

Народ «рос» Захария Ритора не был славянским, но благодаря тому, что он жил в Поднепровье и даже, вероятно, ко времени появления славян — в лесостепной полосе среднего течения Днепра, связанное с норманнами имя «русь» быстро и прочно закрепилось именно за этой областью. Русью Киевская земля стала называться не потому что здесь обосновалась норманнская русь, а потому, что она до этого была

(292/293)

«росской». Благодаря норманнам её название только несколько видоизменилось и в новом своём виде на основе уже существовавшего названия приобрело широкую популярность.

Кто были «росы» Среднего Поднепровья, по имени которых эта область стала называться с указанным выше видоизменением «Русской землёй», сказать трудно. Весьма вероятно, что именно этим «росам» принадлежат своеобразные серебряные вещи, которые в виде кладов находят в этой области и которые, судя по всему, попали в землю в условиях вражеского нападения в конце VII — начале VIII вв. [9] Сюда же относится единственное в своём роде Пастерское городище в Поросье, где наряду с такими же серебряными вещами обнаружены остатки жилищ и массовый бытовой, производственный и военный материал в виде керамики, железных, в том числе земледельческих, орудий и оружия. Хотя других поселений и могильников той же археологической культуры пока не обнаружено, можно думать, что она принадлежала народу, если и не с осёдлым, то с полуосёдлым образом жизни. В этой культуре обнаруживаются, с одной стороны, некоторые традиции черняховской культуры или, точнее, сарматской культуры Поднепровья периода Готского объединения, и, с другой, — элементы, роднящие её с салтовской культурой Донца и Среднего Дона более позднего времени и до некоторой степени с культурой Дунайской Болгарии. В формах среднеднепровской культуры VI-VII вв. имеется много общего с современными ей культурами горного Крыма и Северного Кавказа, где удержалось население готского времени и где уцелели некоторые традиции сармато-аланского происхождения.

По крайне ограниченным археологическим данным в настоящее время ещё нельзя решить вопрос об этнической принадлежности средне-днепровской культуры VI-VII вв., но совершенно несомненно, что она не славянская, хотя некоторые элементы её и прослеживаются в славянской культуре VIII-IX вв.; славяне, обосновавшиеся на той же территории, по-видимому, восприняли её, ассимилировав часть местного населения. Вместе с тем мало вероятно, что славяне разгромили народ среднеднепровской культуры. [10] Гибель этой культуры относится ко времени экспансии хазар в западном направлении. Овладевая Причерноморской степью и прилегающими к ней областями, хазары изгнали болгар и положили конец существованию «росов» в Среднем Поднепровье, может быть оттеснив их частично на Донец и Средний Дон.

Освобождённую от них область лесостепного Поднепровья стали заселять славяне, [11] предпочитавшие, впрочем, ещё долго держаться

(293/294)

Боевые топоры из Верхнего Салтова. Эрмитаж.

(Открыть в новом окне)

лесных массивов, по долинам рек спускавшихся в степи. Естественно, что в своём расселении по области, находившейся во власти хазар, славяне подпадали под господство последних. Русская летопись относит подчинение хазарами полян к мифическим временам — после смерти основателей Киева братьев Кия, Щека и Хорива, [12] имена которых кстати сказать, не носят никаких признаков славянской принадлежности и могли принадлежать дославянскому населению Среднего Поднепровья. [13] Самый рассказ о подчинении хазарам летопись облекает в сказочную форму, но включает в него и некоторые вполне реалистические черты. Согласно этому рассказу, поляне, обижаемые древлянами и другими соседями, без сопротивления подчинились хазарам и согласились выплачивать им дань. Под 859 г. летопись перечисляет славянские племена, платившие дань хазарам. Это пограничные со степью племена: поляне, северяне и вятичи; из дальнейшего повествования летописи выясняется, что в числе хазарских данников были ещё радимичи. [14]

(294/295)

Кувшины из Верхнего Салтова. Эрмитаж.

(Открыть в новом окне)

Все эти племена заселили обозначенные за ними в летописи области не ранее конца VII — начала VIII в. Археология до сих пор не знает здесь славянских памятников более раннего времени, а летопись прямо сообщает, что радимичи и вятичи пришли сюда «от ляхов», т.е. с запада. [15] Предполагается, что более древние славяне представлены зарубинецкой культурой, известной в Среднем Поднепровье как на правой, так и на левой стороне Днепра. [16] Однако эта культура, относящаяся к последним столетиям до нашей эры и к первым векам нашей эры, в лесостепном Поднепровье и южной Белоруссии до сих пор не связывается генетически со славянской культурой и всё же свойственна не столько лесостепи, сколько лесным областям Украины и южной Белоруссии. До сих пор оста`тся точно не установленным, где и каким образом формируется та общеславянская культура, с которой славяне в VI-VII вв. расселяются на север вплоть до Ладоги, а на юг — до Адриатического моря, но которая не проникает на юго-восток, в степи, где господствовали кочевники. Только с подчинением хазарам земледельческие славянские племена получили возможность занять лесостепную полосу Украины, куда их издавна манили тучные чернозёмы, и где для их сельского хозяйства в целом открывались особенно благоприятные возможности при безопасности от грабительских нападений степняков.

(295/296)

До IX в. никаких соперников в господстве над Северным Причерноморьем и примыкающими к нему лесостепными областями Поднепровья у хазар не было. Хазарское государство в течение по меньшей мере полутора столетий было полным хозяином южной половины Восточной Европы и представляло собою мощную плотину, запиравшую Урало-Каспийские ворота из Азии в Европу. В течение всего этого времени оно сдерживало натиск кочевников с востока. В IX в. в этой плотине появились трещины, через которые в Причерноморские степи хлынули новые кочевые орды. Первыми сюда были вытолкнуты мадьяры. Вслед за ними появились печенеги. У славян на Среднем Днепре в это же время возникло воинственное Русское государство, тревожившее своими смелыми морскими походами византийские и хазарские владения по берегам Чёрного моря и представлявшее серьёзную опасность для Хазарского каганата.

В связи с этим хазарам пришлось принимать меры для охраны своей территории со стороны западных соседей. Одним из таких мероприятий было сооружение крепости Саркел на Дону. [17]

(297/298)

Бронзовые подвески и застёжка из Верхнего Салтова. Эрмитаж.

(Открыть в новом окне)

Из рассказа византийского императора Константина Багрянородного следует, что для построения Саркела хазары обратились за содействием к своей союзнице Византии. В этом рассказе впервые и совершенно отчётливо указано, что во главе Хазарии стояли каган и бек, и что обращение исходило от обоих. Византийский император удовлетворил просьбу хазар и направил для построения крепости своим союзникам спафарокандидата Петрону Каматира. [18] Насколько важное значение придавала Византия этой миссии, можно заключить из принадлежности Петроны к высшей придворной аристократии: он был брат жены императора, Феодоры. Время построения Саркела определяется указанием у Константина Багрянородного на императора Феофила, который царствовал с 829 по 842 г. У Кедрина рассказ об этом событии помещён под 834 г., а у Продолжателя Феофана — перед сообщением о походе Феофила против арабов в 837 г., [19] что в известной мере подкрепляет дату Кедрина. Хотя оба последних автора заимствовали свои сведения о построении Саркела у Константина Багрянородного, который года миссии Петроны не указывает, у нас нет оснований заподозрить точность хронологии у первого и правильность в передаче последовательности событий у второго из них.

Участие Византии в постройке хазарской крепости вполне понятно — контроль дружественной Хазарии над беспокойными племенами Причерноморья был выгоден для Византии, ибо обеспечивал безопасность

(298/299)

границ самой империи. На судах через Херсон Петрона прибыл к месту сооружения, которое было выбрано хазарами на левом берегу Дона вблизи станицы Цимлянской у хутора Попова, где до появления Цимлянского водохранилища сохранялись остатки крепости в виде значительного городища с признаками, полностью соответствующими описанию Саркела у Константина Багрянородного. [20] Расположенная здесь крепость защищала подступы к собственно Хазарии с запада.

Особо следует отметить, что Саркел возник вовсе не для контроля за водной дорогой по Дону, а тем более за переволокой из этой реки в Волгу. Именно этим объясняется невыгодное положение крепости для наблюдения за рекой, а главное за переправой из этой реки в другую, что и является основанием для настойчивого отрицания тожества городища у станицы Цимлянской с хазарской крепостью со стороны некоторых учёных, в глазах которых путаные сведения поздних письменных источников значат больше, чем бесспорные археологические факты. [21] Они не учитывают к тому же, что в первой половине IX в. речному пути по Дону и Волге не только никто не угрожал, но мало кто по нему и плавал. Этот путь приобрёл важное значение только со второй половины IX в., когда здесь появились русские ладьи, по свидетельству Ибн Хордадбеха, приходившие из Днепра через Чёрное море. [22] Саркел был выстроен не на речной, а на сухопутной дороге при переправе через реку и призван был укрепить пошатнувшееся положение хазар в их западных и северо-западных владениях, куда вела эта дорога

(299/300)

из центра Хазарии — Итиля на Нижней Волге. Находясь при самой переправе и имея хорошие коммуникации с тылом, т.е. с собственно Хазарией, крепость была защищена от врагов, появляющихся с запада, не только стенами, но и широкой рекой.

Саркелское городище находилось на невысоком мысу коренного берега реки, образовывавшей здесь небольшую излучину. Этот мыс, имевший около 10 га площади, был отрезан от прилегающей части берега широким и глубоким рвом и оставшимся не законченным валом. Конец мыса, площадью не более 3 га, был отделён вторым рвом, за которым и помещалась кирпичная крепость. Произведёнными здесь раскопками установлено, что она имела в плане форму прямоугольника, длиною в 186 и шириною в 126 м.

Кирпичные стены Саркела были в 3,75 м толщиной. По углам крепости находились массивные четырёхугольные башни, на 5 м выступавшие за наружные линии стены. Кроме угловых, башни были ещё и

вдоль стен крепости. В двух из них — одной в западной стене, а другой в северной — находились ворота в виде пролётов, закрывавшихся массивными, окованными железными полосами деревянными створками. Внутри крепость была разделена поперечной стеной, толщиною лишь немного уступавшей наружным оборонительным стенам (3 м). Находившиеся в крепости кирпичные постройки располагались таким образом, что делили каждую из её двух частей ещё на две части. В восточной части, в которую наружных ворот не было, а вели двое ворот в поперечной стене и которая, таким образом, была наименее доступной для врагов, обнаружены толстостенные квадратные башни, по всей вероятности, представлявшие собой командные пункты и последние убежища для гарнизона. [23]

Кирпичные постройки Саркела возведены без фундаментов и сложены на извести из кирпичей квадратной формы. Размеры саркелских кирпичей не совпадают с обычными размерами в византийском строительстве: они, во-первых, много толще, а во-вторых, меньше византийских в квадрате. На кирпичах встречаются нанесённые по сырой поверхности буквы, знаки, символические фигуры и схематические изображения животных и человека, которые близко напоминают

(301/302)

начертания на камнях Маяцкого городища, а также на камнях и кирпичах древней столицы дунайских болгар — Плиски. [24]

Непосредственными исполнителями строительных работ в Саркеле, без сомнения, были представители местного населения. Присланный византийским императором по просьбе хазар Петрона и прибывшие с ним византийские специалисты, скорее всего, были только советниками хазар. По их указаниям крепость делалась из кирпичей, но изготовление кирпичей, судя по их форме и особенно по характерным знакам и изображениям на них, производилось без участия византийцев и не по византийским образцам; кладка стен также не византийская. Саркел не был византийской крепостью и как произведение зодчества. Специфически византийского в формах открытых раскопками построек ничего не обнаружено, за исключением мраморных колонн и капителей, очевидно, привезённых Петроною из Херсона для украшения церкви, по понятиям византийцев обязательной принадлежности крепости. Однако эти архитектурные детали не были использованы в строительстве, что особенно ярко свидетельствует об ограничении инициативы византийцев хазарами. [25]

Петрона бесспорно оказал содействие хазарам своими техническими советами, но вместе с тем ясно, что Константин Багрянородный сильно преувеличил его роль в сооружении Саркела. По всей вероятности, постройка Саркела была отнюдь не главной задачей Петроны; помощь хазарам в строительстве крепости могла послужить только прикрытием для основной цели, которую преследовала его миссия. Она заключалась в ознакомлении на месте с той новой обстановкой, которая сложилась в Хазарии после утверждения там иудейства, и в Восточной Европе в целом в связи с появлением мадьяр и формированием Русского государства на Днепре.

Мероприятия хазарского правительства, вызванные реформами Обадия, не могли не беспокоить Византию, равным образом она не могла оставаться безразличной и к международному положению своих старых союзников хазар, представлявших очень важный фактор международного положения самой Византии. Петрона блестяще справился с задачей и, возвратившись в Константинополь, представил проект мероприятий, которые необходимо было осуществить в связи с новыми политическими условиями. По его предложению Херсон был преобразован в фему, а сам Петрона был назначен её стратигом. [26]

Ещё в начале VIII в., в период внутренних неурядиц в Византийской империи, в которых Херсону пришлось сыграть важную роль, этот город, балансируя между Византией и Хазарией, приобрёл фактическую независимость и пользовался местным самоуправлением; «всеми делами

(302/303)

правил так называемый первенствующий (протевон) с лицами, носившими название «отцов города». [27] Проведённая по предложению Петроны реформа в управлении Херсоном означала не только укрепление здесь власти империи, но и усиление его военизации, несомненно вытекавшее не столько из учёта внутреннего состояния этого города, сколько из соображений дальнего политического прицела. Византия предвидела

необходимость своего непосредственного вмешательства в восточноевропейские дела, во-первых, с целью отпора новым появившимся здесь опасным врагам, справиться с которыми Хазария уже не могла, а во-вторых, для возвращения из-под власти хазар в случае их дальнейшего ослабления своих старых владений в Крыму и на Таманском полуострове. [28]

Если учесть, что нападение Руси во главе с князем Бравлином на южное и восточное побережье Крыма, «от Корсуня до Корча», [29] произошло до построения Саркела, [30] то одного этого было бы вполне достаточно, чтобы привлечь внимание и Византии и Хазарии к новой грозной силе, появившейся в Восточной Европе. Это нападение охватило

(304/305)

не только сравнительно ограниченные греческие владения в Крыму, но и области этого полуострова, находившиеся во власти хазар. Известно, что в Суроже (Сугдее) в это время сидел хазарский наместник Юрий Тархан. [31] У хазар и Византии были все основания опасаться, что на этом роль Руси не кончится, и озаботиться организацией эффективной защиты от новых нападений этого врага.

Точно неизвестно, когда Крымская Готия перешла из-под власти хазар к Византии. В конце VIII в. после восстания Иоанна Готского она осталась в подчинении у хазар. Прямые указания на принадлежность этой страны Византии появляются только у Константина Багрянородного в середине X в. [32] Косвенно о том же свидетельствует договор Игоря 944 г. с греками. [33] С другой стороны, известно, что официальным титулом стратига Херсонской фемы в 842-856 гг. было: «патрикий и стратиг климатов», [34] что можно считать указанием на распространение во второй четверти IX в. власти Византии на Готию, так как именно эта область обычно обозначалась термином «климаты». Правда, в табели о рангах 899 г. мы опять встречаемся с титулом «стратиг Херсона» без упоминания климатов. [35] Но если учесть, что тот же титул без упоминания климатов сохраняется, судя по моливдовулам, для X и XI вв., [36] когда Готия несомненно входила в состав империи, то титул времени Михаила III с упоминанием климатов может быть оценён как вполне реальное указание на совершившийся к этому времени переход Готии из рук хазар к Византии.

Освобождение Готии из-под власти хазар и переход её во власть Византии, по-видимому, произошло в период острого кризиса, который, как мы увидим ниже, переживала Хазария в первой четверти IX в. после реформ Обадия. Хазария в то время не располагала силами для противодействия этому переходу и должна была с ним примириться. Одной из важнейших задач хазарского посольства в Константинополь и ответной миссии Петроны и могло быть улаживание связанного с этим конфликта между Хазарией и Византией. Оба государства были слишком заинтересованы друг в друге, чтобы не найти пути к примирению,

(305/306)

Основание юрты салтовской культуры в Саркеле.

(Открыть в новом окне)

особенно перед лицом новых, вставших перед тем и другим опасностей в виде вторжения мадьяр и появления агрессивного Русского государства. Участие Византии в сооружении Саркела было дружественной демонстрацией готовности империи разделить с хазарами усилия по борьбе с новыми общими врагами.

Встревожившее Византию новое движение кочевников, начавшееся в глубине Азии и вытолкнувшее мадьяр в степи Европы, не осталось не замеченным и в Арабском халифате, и здесь возникла необходимость ближайшего ознакомления с его характером. Именно этим, надо полагать, была вызвана организация путешествия Саллама Переводчика к стене, якобы выстроенной Александром Македонским и запиравшей ужасные библейские народы Гога и Магога. Сведения об этом путешествии, совершённом между 842-844 гг., имеются у Ибн Хордадбеха, Мукаддаси (2-я половина XI в.) и Эдриси (1100-1165 гг.).

Небольшая, но хорошо снаряжённая группа путешественников во главе с Салламом сначала прибыла в Хазарию, где «тархан, царь хазар» дал ей 5 переводчиков для дальнейшего пути. По Эдриси, отсюда она через 27 дней прибыла в страну башкир, а затем через область с чёрной почвой и дурным запахом добралась до развалин городов, разрушенных народами Гога и Магога. Де Гуе считает, что путешественники направлялись к Великой Китайской стене и отожествил область с чёрной землей и дурным запахом со степью восточнее оз. Балхаш.

(306/307)

Землянка салтовской культуры в Саркеле.

(Открыть в новом окне)

Наконец, путники прибыли к крепости возле гор, где нашли человека, говорящего по-арабски и по-персидски. Эдриси добавляет, что жители её были мусульмане. В трёх днях пути от неё находилась знаменитая стена, протянувшаяся между голых гор. Обратный путь Саллама пролегал через Среднюю Азию. Всё путешествие к стене заняло 7 месяцев, а обратный путь длился 12 месяцев и несколько дней. [37]

В сведениях о путешествии Саллама главное внимание сосредоточено на моментах, соответствующих популярной в мусульманском мире легенде. Реальные наблюдения и данные о населении степей Сибири, которые были собраны путешественниками, остались не освещёнными, но нет сомнения, что именно они интересовали правительство Арабского халифата и ради них было снаряжено это путешествие.

С самого начала своего существования Саркел был занят сравнительно многочисленным населением, которое всё помещалось внутри кирпичной крепости и состояло из двух этнографических групп, отчётливо различавшихся между собой. Одна, жившая в землянках с земляными же, в виде ямки, очагами в середине пола и изготовлявшая посуду на гончарном круге, принадлежала к населению Подонья, представленному в археологических памятниках так называемой салтовской культурой. Поселения этой группы известны не только между Донцом и

(307/308)

Остатки наземного жилища с кирпичными очагами в хазарском Саркеле.

(Открыть в новом окне)

средним Доном, но и на нижнем Дону, и в восточном Крыму, и на Таманском полуострове. Это было осёдлое земледельческое население, занимавшее в Саркеле западную наиболее доступную часть крепости, в которую вели наружные ворота. Вторая группа сохраняла яркие признаки кочевого быта, жила в лёгких наземных сооружениях, устраивала очаги из четырёх поставленных вертикально кирпичей, изготовляла посуду от руки и для варки пищи пользовалась глиняными котлами с внутренними ушками для подвешивания. Она помещалась за поперечной стеной, в восточной, наименее доступной части крепости, представлявшей своего рода цитадель и имевшей внутри две боевые башни — донжона. Эта группа, без сомнения, составляла военный гарнизон крепости. [38]

По данным Константина Багрянородного, гарнизон Саркела состоял из 300 человек и ежегодно сменялся. [39] Эти сведения блестяще подтверждаются археологическими наблюдениями. Гарнизон Саркела составлялся из самих хазар или другого подвластного им кочевого тюркского племени, о чём свидетельствует его культура, представленная находками в Саркеле, а в особенности погребениями в могильнике,

(308/309)

расположенном возле крепости. Здесь под небольшими курганными насыпями человеческие скелеты нередко находились вместе с частями коня, как это было обычно у кочевников того времени (гузов и печенегов). [40]

Археологическая культура собственно хазар остается до сих пор неизвестной, но поскольку хазары находились в близком этническом родстве с болгарами и издавна жили вместе с ними, естественно предположить, что она была сходной с болгарской, известной по па мятникам Дунайской Болгарии и Среднего Поволжья. По ряду признаков болгарская культура совпадает с салтовской культурой и во многом тожественной с ней культурой северо-кавказских алан.

Того же рода культура, вероятно, была распространена и среди хазар, тем более, что сходная с салтовской культура представлена многочисленными находками на Таманском и Керченском полуостровах, где, как известно, жили не только болгары, но и хазары. Близка к салтовской и аланской также археологическая культура хазарского времени в Северном Дагестане, где находился древний центр хазар.

Последняя из этих культур известна по могильнику, раскопанному К.Ф. Смирновым в урочище Бакалы-Коль близ Агачкала Буйнакского района. [41] Погребения здесь находились в каменных склепах, земляных могилах и в каменных ящиках. Склепы сложены или из больших вертикально поставленных плит или из рядов небольших камней, положенных насухо. Просто грунтовые могилы нередко частично обставлены каменными плитами, служившими опорой для деревянного перекрытия. Таким образом, могильные сооружения представляют собой древнюю местную традицию и существенным образом отличаются от так называемых катакомб, характерных для аланской и собственной салтовской культур.

При погребённых, лежащих на спине головой на восток, встречается оружие (сабли, копья, стрелы), предметы конского снаряжения (стремена, удила, кольца, бляхи), принадлежности одежды и украшения: булавки, серьги, стеклянные и пастовые бусы, медальоны, различные подвески, перстни, браслеты, полые бубенчики, уховёртки, зеркала, пряжки, наконечники от поясов и др. В головах или реже в ногах покойников ставились глиняные сосуды, чаше всего кувшины, напоминающие аланскую и салтовскую керамику. Среди погребального инвентаря много форм, близких или даже тожественных с вещами аланской культуры Северного Кавказа и салтовской Доно-Донецкого междуречья.

Склепы Агачкалинского могильника принадлежали зажиточному слою населения и представляли собою семейные усыпальницы, содержавшие до 8 погребений, среди которых преобладают женские захоронения. Так же, как и в Салтовском могильнике, близ входа в склеп

(309/310)

встречаются конские погребения, очевидно, сопровождавшие погребённых мужчин-воинов, находившихся по большей части по одному на склеп. Земляные могилы принадлежали бедной части населения и иногда содержали также по нескольку погребений. В одном случае в такой могиле найдено 17 скелетов.

Агачкалинский могильник датируется VII-X вв. и по некоторым признакам сближается с погребениями того же района непосредственно предшествующего времени, а равным образом связывается с могильником близ аула Каранай, где погребения устраивались в сложенных из камней насухо склепах, причём покойники сопровождались положенными вместе с ними конями. Однако вещи Каранайского могильника существенно отличаются от Агачкалинского, хотя оба они, в общем, относятся к одному времени и находятся поблизости друг от друга. Очевидно, каждый из них представляет особую этнографическую группу древнего населения Северного Дагестана, из которых каранайская скорее связывается с горами, чем с предгорной полосой этой страны.

Древнее поселение, находящееся возле Агачкалинского могильника, относится к тому же времени, что и последний. При раскопках в нем обнаружены остатки каменных фундаментов и развалившихся каменных же стен с глиняной обмазкой. Здесь найдены многочисленные обломки глиняных сосудов — кувшинов, пифосов для хранения запасов, зернотёрная плита, очажные подставки, пряслица и ряд других вещей, а также большое количество костей домашних животных, главным образом овец. Около домов вскрыта гончарная печь с обломками ещё не обожжённой посуды.

Автор раскопок К.Ф. Смирнов справедливо заметил, что агачкалинская культура Северного Дагестана сходна с аланской. Она

(311/312)

Графити на кости: а — из Салтовского могильника, б, в — из Саркела.

(Открыть в новом окне)

принадлежала населению хазарского времени и представляет или самих хазар или близко родственное с ними племя, которое, будучи осёдлым, земледельческо-скотоводческим, составляло постоянное население находившегося здесь же древнего хазарского города Беленджера-Варачана. Возможно, это были барсилы, не отличавшиеся от хазар.

В свете приведённых данных трудно допустить, что культура хазар существенно отличалась от салтовской, с одной стороны, и от агачкалинской, с другой. Ввиду этого военный гарнизон Саркела с его совершенно особой культурой, не похожей ни на салтовскую, ни на агачкалинскую, невозможно признать собственно хазарским по этнической

(312/313)

принадлежности. Скорее всего это были кочевники тюрки, близко родственные или даже тожественные с гузами или печенегами, находившиеся на службе у хазар и для несения этой службы поселённые в крепости и её окрестностях.

Что касается другой, представленной в Саркеле культуры — салтовской, то она, как уже говорилось, сближается, с одной стороны, с аланской культурой Северного Кавказа, с другой — с болгарской культурой Добруджи и Среднего Поволжья. [42] Ввиду этого, вопрос о её этнической принадлежности остаётся спорным. Большинство исследователей считает, что носители салтовской культуры были аланами так же, как и население центральной части Северного Кавказа того же времени.

В том, что они действительно были связаны с аланами по происхождению, едва ли можно сомневаться. В пользу этого говорит не только полное сходство могильных сооружений и обряда погребения, но и тожество антропологического типа погребённых как в собственно салтовской культуре, так и в аланской культуре Северного Кавказа. [43] К тому же именно для алан катакомбная могила является исконной формой, появляющейся вместе с ними ещё в первые века нашей эры. [44] С другой стороны, в том, что в состав тюркского по языку населения степей Восточной Европы вошли ассимилированные тюрками древние местные сармато-аланские племена, также не может быть сомнения. Об этом со всей убедительностью свидетельствуют антропологические данные и многие черты культуры хазарского времени, продолжающие сармато-аланскую традицию. Ввиду этого, вполне можно допустить, что прямые физические потомки алан, представленные салтовской культурой, к хазарскому времени могли быть уже отюречены и говорили не на аланском, а на тюркском языке. На это указывают надписи, вырезанные на камнях и стенах Маяцкого городища, представляющего характерный памятник салтовской культуры. Они написаны буквами тюрко-орхонского алфавита и читаются по-тюркски. [45] Таким образом, носители собственно салтовской культуры могли быть в хазарское время уже не иранцами, а тюрками по языку.

Однако салтовская культура представлена не только катакомбными могильниками; известны могильники этой культуры с простыми грунтовыми ямами (могильник у с. Зливки), антропологический тип погребённых в которых отличается от салтовского, что не позволяет считать различие в устройстве могилы случайным и несущественным признаком. [46] Вместо длинноголового здесь преобладает короткоголовый физический

(313/314)

тип и встречаются субъекты с монголоидными чертами. [47] Именно этого типа население с салтовскою культурою занимало Саркел и жило в ряде поселений на Нижнем Дону. Оно несомненно было тюркоязычным, так как на Нижнем Дону найдены встречающиеся в комплексах салтовской культуры баклажки с тюркоязычными надписями, исполненными тем же алфавитом, что и надписи Маяцкого городища. [48] Отдельные буквы того

же алфавита находятся на кирпичах и сосудах из Саркела, что в особенности убедительно свидетельствует о связи тюркоязычных надписей на баклажках с нижнедонской группой, или точнее, вариантом салтовской культуры. [49]

Сходство именно этого варианта с культурой дунайских болгар особенно велико, [50] что может явиться основанием связывать памятники его с донскими болгарами. Хотя болгары на Дону в хазарское время письменными источниками не засвидетельствованы, вполне допустимо предположение, что они остались не только на Кубани и на Средней Волге, но в каком-то количестве уцелели и на Нижнем Дону, и что нижнедонской вариант салтовской культуры, представляющей, кроме отмеченных, ещё и другие отличия от собственно салтовской культуры в виде, например, глиняных котлов с внутренними ушками, овальных юртообразных жилищ и др., принадлежал именно этим болгарам. [51] До исследований в центре Хазарии на Нижней Волге и выяснения признаков собственно хазарской культуры это предположение не может быть проверено на фактическом материале и остаётся рабочей гипотезой. Вместе с тем, принимая во внимание отмеченную уже вероятность сходства собственно хазарской культуры с салтовской, надо допустить и её

(315/316)

Вещи из погребения кочевника возле Саркела. Эрмитаж.

(Открыть в новом окне)

близость с болгарской культурой Нижнего Дона и даже принадлежность этой культуры собственно хазарам.

Тот факт, что военный гарнизон хазарского Саркела несомненно относится к совершенно другой этнографической группе, не имеющей ничего общего ни с одним из известных вариантов салтовской культуры, нисколько не колеблет изложенное предположение. Надо иметь в виду, что правительство Хазарии опиралось на наёмное войско и, хотя это достоверно известно только для X в., можно думать, что такое положение сложилось много раньше. Наёмное войско давало возможность хазарскому царю держать в своём подчинении не только подвластные хазарам племена, но и самих хазар, или, точнее, их вождей, которые в процессе феодализации лишь в силу необходимости подчинялись центральной власти. В соответствии с этим гарнизон Саркела состоял не из хазар или болгар, а из находившегося на службе у хазарского царя какого-то тюркского племени, по этнографическим признакам близкого к гузам или печенегам.

Этим гарнизоном не могли быть ларсии или арсии (ал-арсии), по данным арабских писателей, составлявшие основной контингент постоянного наёмного войска хазарского царя в X в. Ал-арсии были

(316/317)

План Правобережного Цимлянского городища (С.А. Плетнёва).

(Открыть в новом окне)

выходцами из Средней Азии и исповедовали ислам. Соответственно с последним их погребения должны были отличаться мусульманской обрядностью и, прежде всего, положением покойника лицом к Мекке. Ничего подобного в могильнике гарнизона Саркела не наблюдается. Следовательно, он состоял не из арсиев, позже появившихся в гвардии хазарского царя, едва ли к тому же исполнявших гарнизонную службу.

В связи с рассматриваемым вопросом особое значение приобретает отношение Саркела к небольшой, но сильной крепости, остатки которой

(317/318)

находятся поблизости от него на противоположном высоком берегу Дона и известны под именем Правобережного цимлянского городища. Эта крепость давно уже привлекает внимание археологов как вероятная предшественница Саркела, название которой, соответствующее материалу, из которого она была выстроена (белый известняк), перенесено на новое кирпичное сооружение. [52] Однако значительные раскопки здесь были произведены только в 1958-1959 гг. С.А. Плетнёвой. [53]

Крепость расположена на одном из участков высокого берега, изрезанного глубокими оврагами с крутыми, местами обрывистыми склонами и в соответствии с конфигурацией занятого ею мыса имеет в плане форму треугольника с вписанным в него ромбом внутреннего двора. Несмотря на большую крутизну склонов оврагов, преграждающих подступы к крепости, края площадки, которую она занимает, для усиления её недоступности подсыпаны щебёнкой в виде невысокого вала. Из двух треугольных отсеков, примыкающих к двору крепости, один, северный, обращён к узкому перешейку, соединяющему мыс между оврагами с прибрежной полосой степи, и представляет собою передовое укрепление с воротами в неё; другой, узкий и длинный, треугольник тянется вдоль оврага, защищающего подход к крепости с западной стороны. По углам крепости и посредине восточной стены находились башенные выступы.

В настоящее время очертания Правобережной крепости прослеживаются только по состоящим из щебня расползшимся валам, но ещё в XVIII в. здесь были видны стены, облицованные тёсаными блоками камня и заполненные внутри бутом. При раскопках обнаруживаются блоки песчаника, лежащие в основании облицовки стен, толщина которых достигала 4 м. Сложностью своей структуры и высоким качеством строительного мастерства Правобережная крепость явно превосходила все другие каменные укрепления, известные в области распространения салтовской культуры, и, по всей вероятности, представляет строительную традицию, восходящую к сасанидским сооружениям в Закавказье.

Во внутреннем дворе крепости раскопками открыты остатки сгоревших жилищ, представлявших собою лёгкие сооружения в виде овальных или круглых в плане юрт, пол которых незначительно углублён в землю. Очаг в таких жилищах находился посредине пола под отверстием для выхода дыма в кровле. Расположены были эти жилища по кругу, в центре которого находилась особенно большая юрта. Были в крепости и более солидные сооружения из сырцовых кирпичей, по-видимому, крытые черепицей и с полами, вымощенными обожжёнными глиняными плитками. К сожалению, ни одно из них ещё не раскрыто

(318/319)

раскопками. Найдена только небольшая квадратная яма со стенками, облицованными сырцовыми кирпичами. Вероятно, это было зернохранилище. Неизвестно назначение находимых в городище обожжённых кирпичей, часть которых имеет такие же размеры, как кирпичи Саркела, а часть отличается значительно меньшей толщиной (0,04 м). Если

первые из них могут происходить из разоренных зданий Саркела, на что указывают следы извести на их поверхности, то вторые, неизвестные в Саркеле, надо полагать изготовлены вместе с черепицей и половыми плитками специально для Правобережной крепости. Кстати заметим, что подобные черепицы и кирпичи находятся на городище около станицы Семикорокорской в низовьях Сала. По своей планировке это

(320/321)

Керамика из Правобережного городища. Эрмитаж.

(Открыть в новом окне)

городище напоминает Правобережную крепость, но оно было выстроено не из камня, а из сырцовых кирпичей. [54]

В жилищах и вне их на дворе Правобережной крепости обнаружены скелеты, главным образом женщин и детей, перебитых врагами, ворвавшимися в крепость, разграбившими и сжёгшими находившиеся внутри неё постройки. В некоторых жилищах наблюдались скопления скелетов, возможно, представляющих целые семьи, вырезанные беспощадными победителями. Скелеты, находившиеся под остатками юрт, имеют на костях следы огня, некоторые скелеты оказались частично растащенными зверями, из чего можно заключить, что в течение какого-то времени трупы убитых оставались лежащими на поверхности земли. Однако вскоре останки погибших были засыпаны камнями и землёй на том месте, где они находились. По-видимому, уцелевшие соотечественники, не имея возможности предать мертвецов погребению, ограничились простейшими мерами для предохранения их от зверей.

Правобережная крепость представляла собой небольшой, но хорошо укреплённый замок. Владетель его, вероятно, господствовал над окрестным населением, поселки которого известны в районе станицы Цимлянской, и контролировал находившуюся здесь же переправу через Дон. [55] Культурные остатки, найденные в крепости, не оставляют сомнения в принадлежности её к тому же нижнедонскому варианту салтовской культуры, к которому относятся и эти поселения. По времени возникновения крепость, судя по всему, не выходит за пределы VIII в.

(321/322)

Бронзовые вещи из Правобережного городища. Эрмитаж.

(Открыть в новом окне)

Особенно же важно точное определение времени её гибели. Ценнейшие данные по этому вопросу представляют найденные при раскопках крепости арабские монеты. Особенно любопытна одна такого рода находка. У ног одного из скелетов — женщины, погибшей при разгроме крепости, найдены серебряные диргемы — целые и разрезанные на половинки — в количестве 25 экземпляров у одной ноги и 24 у другой. По всей вероятности, они были спрятаны у неё в обуви и остались незамеченными грабителями. В составе этих монет, в целом представлявших для своего времени солидную ценность, были омейядские и аббасидские диргемы, но ни одна из них не относилась ко времени позже правления халифа Амина (809-813 гг.). На этом основании следует полагать, что крепость была разгромлена в первой трети, если не четверти, IX в., во всяком случае до построения Саркела. [56] Саркелские кирпичи, так же как и некоторые железные вещи, находимые в развалинах этой крепости, попали сюда много позже её гибели, вероятно, не раньше разрушения самого Саркела, и свидетельствуют лишь о новой попытке заселения занятого ею места.

(322/323)

Кем была разгромлена крепость на правом берегу Дона? Во всяком случае не печенегами, появившимися здесь значительно позже. Может быть мадьярами, около этого времени проникшими в степи к западу от Дона? К сожалению, мы не можем в точности определить время возникновения осёдло-земледельческого поселения у хутора Карнаухова, относящегося к той же культуре, что и Правобережная крепость и находящегося недалеко от неё, и поэтому не имеем права безусловно утверждать, что оно существовало одновременно с этой крепостью, хотя такое заключение более чем вероятно. И на этом поселении и на других поселениях того же рода на Нижнем Дону представлена культура, возникновение которой обычно с достаточным основанием датируется VIII в. Если это действительно так, если поселение у хутора Карнаухова возникло примерно в то же время, что и Правобережная крепость, то весьма примечательно, что при довольно значительных по объёму произведённых здесь раскопочных работах, [57] в этом поселении не встречено никаких признаков погрома, соответствующего тому, что имело место в Правобережной крепости. Принимая во внимание территориальную близость этого поселения к Правобережной крепости, это более чем странно, имея в виду гибель последней в результате набега мадьяр. Невероятно, что мадьяры, уничтожившие сильную крепость, взятие которой было нелёгкой задачей, пощадили находившееся поблизости почти не укреплённое поселение. Так как других внешних врагов у хазар на Дону в это время не было, да и любые из них не ограничились бы разгромом крепости, не тронув беззащитного посёлка в её окрестности, то наиболее вероятным является предположение, что Правобережная крепость была уничтожена самими хазарами в результате внутренней борьбы составляющих её социальных сил.

Можно было бы думать, что разгром Правобережной крепости был вызван противодействием местного вождя, несомненно находившегося в вассальной зависимости от хазарского царя, каким-то мероприятиям центрального правительства, например, сооружению Саркела. Появление по соседству сильного опорного пункта центральной власти роняло значение этого вождя, владевшего важнейшей переправой через реку [58] и вообще ставило его в более зависимое, чем раньше, положение. Может быть и так, но ещё более вероятным мне представляется, что самоё построение Саркела было следствием разрушения Правобережной крепости, до тех пор контролировавшей переправу через Дон, и что разрушение её связано с серьёзнейшими внутренними событиями в Хазарском государстве.

[1] М.В. Левченко. История Византии. М.-Л., 1940, стр. 125, сл.

[2] Г. Вернадский произвольно датирует подчинение хазарами северян и вятичей временем около 840 г., радимичей же несколько позже. Поляне, по его мнению, были завоеваны венграми, находившимися в подданстве у хазар (G.W. Vernadskу. Ancient Russia, стр. 331-332).

[3] И.И. Ляпушкин. Место роменско-боршевских памятников среди славянских древностей. Вестник ЛГУ, 1956, №20, стр. 45, сл.

[4] И.И. Ляпушкин. Славянское поселение на территории хут. Ближняя мельница. МИА, №62, 1958, стр. 337, сл.

[5] С. Гедеонов. Отрывки из исследований о варяжском вопросе. СПб., 1892, стр. 31, сл.; М. Тихомиров. Происхождение названия «Русь» и «Русская земля». СЭ, 1947, VI-VII, стр. 60, сл.; А. Насонов. «Русская земля» и образование терри-(289/290)тории древнерусского государства. М., 1951; Н. Paszkiewicz. The Origin of Russia. London, 1954; Д.С. Лихачёв. Комментарии к «Повести временных лет», т. II, стр. 238, сл. Вслед за С. Гедеоновым Д.С. Лихачёв утверждает, что слово «Русь» с самого начала обнимало всех восточных славян и что только в период удельной раздробленности Русского государства в XII-XIII вв. это слово стало употребляться, кроме того, в узком значении, соответствующем Киевской земле. Д.С. Лихачёв не учитывает, что «русь» и «славяне» отчётливо различались ещё в IX-X вв. арабскими географами и Константином Багрянородным, причём Русью у них называлась южная, киевская Русь.

[6] Васильевский. Труды, III, стр. CCLXXXII-CCLXXXIII.

[7] Обзор существующих теорий происхождения Руси см. И.А. Мошин. Варяго-русский вопрос. Slavia, Ročnik, X, 1931, стр. 109, 343, 501; И.А. Мошин. Начало Руси. Byzantinoslavica, 3, 1931, стр. 38-58, 285-307.

[8] Н.В. Пигулевская. Имя «рос» в сирийском источнике VI в. Академику Б.Д. Грекову ко дню семидесятилетия. Сб. статей. М., 1952, стр. 42; А.В. Дьяконов. Псевдо-Захария о древних славянах. ВДИ, 1939, №4, стр. 83, сл.

[9] Г.Ф. Корзухина. К истории Среднего Поднепровья в середине I тысячелетия н.э. СА, XXII, 1955, стр. 61, сл ; Б.А. Pыбаков. Древние русы. СА, XVII, 1953.

[10] Славянские поселения даже в VI-VIII вв. не покрывают полностью область, занятую этой культурой, а в VI-VII вв. известны только на её западной окраине.

[11] В Пастерском городище наряду с наземными сооружениями открыты типичные славянские землянки с печами-каменками и найдена типичная раннеславянская керамика Весьма вероятно, что славяне составляли часть населения этого поселения VI-VII вв., но их не осталось здесь после его гибели, так же как и носителей характерной для Пастырского городища культуры. Элементы этой культуры в славянской среде (293/294) в VIII-IX вв. представлены на среднеднепровском левобережье так называемой волынцевской культурой. М.Ю. Брайчевский. Пастырское городище в связи с проблемой восточно-славянских племён. КСИА, в. 2, 1953, стр. 27-28; Он же. Новые раскопки на Пастырском городище. Археологічні пам’ятки УРСР, т. 5, Киів, 1955, стр. 67-76; Он же. Исследование Пастырского городища в 1955 г. КСИА, в. 7, 1957, стр. 94-96; О.Г. Березовец. К вопросу о летописных северянах. Археологія, т. 8, Киів, 1953, стр. 28-44.

[12] Ещё В.П. Татищев считал эти имена сарматскими, а основание Киева приписывал гуннам. (История российская с самых древнейших времён, кн. II, М., 1773, прим. 12, 18).

[13] Сходная легенда известна в Армении. В «Истории Тарона» Зеноба Главка — компиляции, составленной не ранее VIII в. (М. Абегян. История древнеармянской литературы, I, стр. 346) приведено народное сказание о том, как три сына царя Ваг’аршака строят три селения: Куар, Мет’ти и Х’орсан, названные по их именам, а затем воздвигают на горе К’арк’э статуи двух богов: Гисанэ и Деметры, служение которым остается за их родом. Отдалённое созвучие имен Куар и Киев дало повод некоторым исследователям связывать это бродячее сказание с легендой об основании Киева.

[14] Повесть временных лет, ч. I, стр. 16-18, 20. Древнее имя Киева «Самбат», сохраненное у Константина Багрянородного, по-видимому, хазарского про-(294/295)исхождения. (Т. Ильинский. Σαμβατας Константина Порфирородного. Юбіл. Збірник на пошану акад. М. С. Грушевського. Київ, 1928, стр. 166-167; А. Лященко. Киев и Σαμβατας у Константина Порфирородного. Доклады АН СССР, 1930, №4, стр. 66-67). Такие топонимические термины, как «козàры», «хазарские ворота», бытовавшие в Киеве, свидетельствуют, что в нём жили хазары, хотя они могли там появиться и значительно позже в качестве купцов.

[15] Повесть временных лет, ч. I, стр. 14; А.А. Шахматов. Древнейшие судьбы русского племени, Пгр., 1919, стр. 37-39; F. Bujаk. Skad przyszli radimisze, wyatysze nakus? «Swiatowit». t. XX, 1948-1949, стр. 59-65.

[16] П.H. Третьяков, Восточнославянские племена, М., 1953; Очерки истории СССР, стр. 52-63, 83-86; Памятники зарубинецкой культуры. МИА, 70, М.-Л., 1959.

[17] Имя объясняется из чувашского языка, где «шара» — белый, а «киль» — дом, что соответствует переводу названия в сочинении Константина Багрянородного — «Белый дом», «Белая гостиница». (А.А. Куник. Уч. записки АН, III, 1855, стр. 727-728; Известия Ал-Бекри, 1, стр. 125; Мinorskу. Hudud al’Alam, стр. 453). О значении Саркела в борьбе хазар с Русью см. А.А. Васильев. ИГАИМК, V, стр. 222, сл.

[18] Константин Багрянородный, стр. 20.

[19] Артамонов. Средневековые поселения, стр. 80; А.А. Васильев. Византия и арабы. Политические отношения Византии и арабов за время Аморийской династии. СПб., 1900. Приложение, стр. 137-138.

[20] Артамонов. Средневековые поселения, стр. 6, сл. Вопрос о местоположении Саркела долго занимал учёных. Карамзин впервые, ссылаясь на Пимена, поместил его у станицы Качалинской, в месте наибольшего сближения Дона с Волгой. (История государства Российского, т. V, прим. 133). Это мнение поддержал В. Булыгин (О названии и местоположении Саркела или Белой Вежи. ЖМНП, 1836, №2, стр. 295). В настоящее время его защищает К.В. Кудряшов (см. прим. 21). Археологическое обоснование локализации Саркела у станицы Цимлянской впервые приведено X.И. Поповым (Где находилась хазарская крепость Саркел. Труды IX археологического съезда, т. I, 1895, стр. 265, сл.).

[21] К.В. Кудpяшов. О местоположении хазарского города Саркела. ИАН СССР. Серия Истории и философии, т. IV, №6, М., 1947, стр. 536, сл.; Он же. Половецкая степь. ЗВГО, т. 2, 1948, стр. 9-41; Ои же. К вопросу о местонахождении Саркела. ИВГО, т. 85, в. 4, 1953, стр. 480-482.

[22] Принято считать, что сообщение Ибн Хордадбеха о пути русских купцов относится к первой половине IX в., так как сокращённый текст его труда, представляющий якобы первую авторскую редакцию, датировали временем около 847 г. Ныне доказано, что авторская редакция сочинения Ибн Хордадбеха была только одна и написана в конце IX в. после 886 г. (П.Г. Булгаков. Книга путей и государств Ибн Хордадбеха. Палестинский сборник, в. 3 (66), 1958, стр. 127-136), из чего следует, что нет никакой необходимости, вопреки другим данным, относить начало путешествий русских купцов из Чёрного моря вверх по Дону (Славянской реке) и оттуда в Волгу к первой половине IX в. Этот путь под названием «Хазарский» был известен около 860 г. — по нему плыл в Хазарию Константин Философ, по нему же ещё раньше хазары провели византийские суда с Петроной Каматиром к месту сооружения Саркела. Следовательно, прежде чем стать «русским», этот путь был «хазарским», но известно, что хазары не были мореходами; более чем сомнительно, что они, как и другие кочевники, широко пользовались и речной дорогой. Таким образом, хазарскому пути нетрудно было превратиться в «русский». Для этого требовалось только, чтобы русские купцы начали им пользоваться.

[23] М.И. Артамонов. Саркел — Белая Вежа. Труды Волго-Донской археологической экспедиции, т. 1, МИА, №62, 1958, стр. 11, сл.

[24] М.И. Артамонов. Саркел — Белая Вежа, стр. 23, сл.; Он же. Средневековые поселения, стр. 90, сл.

[25] М.И. Артамонов. Саркел — Белая Вежа, стр. 25.

[26] Константин Багрянородный, стр. 20; Ф.И. Успенский. Византийский табель о рангах. Известия Русского археологического института в Константинополе, т. III, 1898, стр. 115.

[27] Константин Багрянородный, стр. 20. В свете этих данных, вероятно, и надо рассматривать характеристику херсонцев, содержащуюся в сочинении Епифания, написанном в конце VIII — нач. IX в.: «Херсаки же — народ коварный и до нынешнего дня туги на веру, лгуны и поддаются влечению всякого ветра». (В.Г. Васильевский. Труды, т. II, в. 1, стр. 268). С организацией фемы (303/304) местное самоуправление не было ликвидировано, а вероятно, только сильно ограничено по своему значению. В 60-х г. IX в. упоминается «князь градской» Никифор (Кирилло-Мефодиевский сборник. М., 1865, стр. 320, 324), а в X в. известен херсонский протевон, сыном которого был Калокир, ведший переговоры со Святославом в 967 г. (Ф.И. Успенский. Военное устройство Византийской империи. Изв. Русского археологического института в Константинополе, т. VI, в. 1, 1900, стр. 61). Последний был «первенствующим», по-видимому, уже не по избранию, а по назначению правительства.

[28] Д.Л. Талис. Русско-Корсунские отношения в IX-X вв. ВВ, XIV, 1958, стр. 115.

[29] В.Г. Васильевский. Труды, III, стр. 95-96.

[30] Там же, стр. CCLXXIII.

[31] В.Г. Васильевский. Труды, III, стр. 1915, CCLXVII.

[32] Константин Багрянородный, стр. 11.

[33] Повесть временных лет, 1, стр. 37. «Записку готского топарха» после исследования М.В. Левченко «Ценный источник по вопросу русско-византийских отношений в X в. (Записка греческого топарха)». ВВ, IV, 1951, стр. 42, сл. — необходимо считать источником, не имеющим отношения к истории Крыма и Готских климатов. См. возражения М.А. Тихановой: Дорос-Феодоро в истории средневекового Крыма. МИА, №34, 1953, стр. 328, прим. Новую, но столь же неубедительную, как и старые, попытку связать «Записку» с Крымом предпринял Г.Г. Литаврин: Записка греческого топарха. Из истории средневековой Европы X-XVII вв. Сб. Московского гос. университета, 1957, стр. 114-130.

[34] Ф. Успенский. Византийская табель о рангах. Изв. Русского археологического института в Константинополе, III, 1898, стр. 115.

[35] Konstantinos Porphyrogennetos, De cerimoniis aulae Byzantinae, Bonnae, 1829-1830, стр. 713 и 728; А.А. Васильев. ИГАИМК, V, 1927, стр. 221.

[36] Schlumberger. Sigillographie de l’empire Byzantin. Paris, 1884, стр. 236, сл., 734.

[37] Т. Leviсki. Źródła arabskie, стр. 79; Мarquart. Streifzüge, стр. 25, 81, 85, 337; E. Zichy. Le voyage de Sallam l’enterprete a la muraille de Goget de Magog. KCsA, 1922, июль, стр. 190, сл. Перевод рассказа Казвини об этом путешествии см. у Бepнар Kappa де Во. Арабские географы. Л., 1941, стр. 20-21.

[38] М.И. Apтамонов. Саркел — Белая Вежа, стр. 27, сл.

[39] Константин Багрянородный, стр. 20.

[40] М.И. Аpтамоиов. Саркел — Белая Вежа, стр. 76, сл.; С.А. Плетнёва. Печенеги, торки, половцы, в южнорусских степях. МИА, №62, 1958, стр. 153, сл.

[41] К.Ф. Смиpнов. 1) Археологические исследования в Дагестане в 1948-1950 годах. КСИИМК, XLV, 1952, стр. 91, сл.; 2) Агачкалинский могильник хазарской культуры Дагестана. КСИИМК, XXXVIII, 1951, стр. 113-119, см. также: А.А. Zakharov. Contributions to Caucasian Archaeology. ESA, V, 1930, стр. 183, сл.

[42] И.И. Ляпушкин. Памятники салтово-маяцкой культуры в бассейне р. Дона. МИА, №62, 1958, стр. 85, сл.

[43] Н.Я. Mepперт. О генезисе салтовской культуры. КСИИМК, XXXVI, 1951, стр. 14, сл.

[44] Л.Г. Нечаева. Могильник Алхан-Кала и катакомбные погребения сарматского времени на Северном Кавказе. Л., 1956.

[45] А.М. Щеpбак. Несколько слов о приёмах чтения рунических надписей, найденных на Дону, СА, XIX, 1954, стр. 269, сл.

[46] Г.Ф. Дебец. Палеоантропология СССР. М.-Л., 1948, стр. 251-256; К.Н. Наджимов. О черепах Зливкинского могильника. КСИЭ, XXIV, 1955, стр. 66, сл.

[47] В.В. Гинзбуpг. Антропологические данные по этногенезу хазар. СЭ, 1946, №2, стр. 86; В.В. Гинзбуpг. Антропологические материалы к проблеме происхождения населения Хазарского каганата. Сб.МАЭ, т. XIII, 1951.

[48] М.И. Артамонов. Надписи на баклажках Новочеркасского музея и на камнях Маяцкого городища. СА, XIX, 1954, стр. 263, сл.

[49] М.И. Артамонов. Средневековые поселения, стр. 90, сл.

[50] С. Станчев. Некрополът до Нови Пазар. София, 1958.

[51] О болгарах в Приазовье, см.: Ф. Вестбеpг. Записка готского топарха. ВВ, 1908, стр. 243-250; Он же, К анализу, ЖМНП, XIV, стр. 388.

[52] М.И. Артамонов: 1) Средневековые поселения, стр. 27, сл.; 2) Саркел и некоторые другие укрепления, стр. 152, сл.

[53] Более ранние раскопки И.И. Ляпушкина известны по краткому информационному сообщению: Раскопки Правобережного городища. КСИИМК, IV, 1940, стр. 58-62, а также по статье: Памятники салтово-маяцкой культуры, МИА №62, 1958, стр. 97, 100, 101 и др.

[54] Артамонов. Средневековые поселения, стр. 115, сл.

[55] Он же. Саркел и некоторые другие укрепления, стр. 158, сл.

[56] Артамонов. Саркел и некоторые другие укрепления, стр. 158, сл.

[57] И.И. Ляпушкин. Карнауховское поселение. МИА, №62, 1958, стр. 263, сл.

[58] Артамонов. Средневековые поселения, стр. 82, сл.

наверх